Апокалипсис по-Хогвартски

Когда Ваня Харгривз грустила, она всегда уходила только в одну комнату – в библиотеку. Именно там она чувствовала себя нужной, чувствовала, что ей не нужно ни с кем соревноваться. И именно там, в ее укромном месте, за стеллажом с историей, ее никто и никогда не найдет. Кроме одного человека. В двенадцать лет ее могло выбить из колеи любое происшествие, ибо страшно ей было не то, что она могла быть хоть как-то связана с этой проблемой, а то, как к этой проблеме отнесутся другие члены ее «семьи» - семьи, где отец называет каждого по номеру, семьи, где вместо матери – электроника, семьи, где семеро детей родились в один и тот же день, и они не являются друг другу родственниками даже близко. Тем не менее, другие члены Академии Амбрелла по крайней мере владеют способностями, а она – самая маленькая, худенькая девочка, которой и не скажешь сразу, что ей практически тринадцать, с лица которой не сходит робкое и застенчивое выражение лица, совершенно ничего не умеет. Читать? Так это все умеют! Вы слышали, как быстро читает Клаус? Вычислять? Так Пятый уже опередил программу на добрых пару лет! Сочинять? Знали бы вы, какие письма пишет Лютер своей возлюбленной Эллисон, и не скажешь, что он просто гора мускулатуры! Но, в отличие от них, Ваня владела колоссальной выдержкой. Сколько бы дерьма на нее не выливала ее дорогая семья – она всегда вставала, хоть и не с гордо поднятой головой, но все же вставала. И на этот раз, хоть Диего и прогнал ее с тренировки, обещая кинуть в нее очередной нож, а она убежала с поля для бега под смех братьев и сестры, девочка уже почти забыла о злоключении. Сейчас ей было гораздо интереснее прочитать Гамлета на пятнадцатый раз, чем снова видеть их. Оторвавшись на секунду от книги, потерев переносицу, она невольно посмотрела в окно. Совы. Семь сов летят прямиком к их дому. Они, что, поселились здесь? Шесть из них облетели дом и скрылись из виду, но одна отбилась от стаи, подлетела к окну, и, усевшись на жердочку у подоконника, посмотрела на Ваню. Девочка, не отводя взгляда от ночной птицы, медленно приблизилась к ней. Из клюва у хищницы торчало письмо. Недолго думая, будто бы подстегнутая совой, она выхватила из клюва письмо. Птица, довольная сделанным, улетать не спешила. Она принялась ковыряться в своих перьях, теперь уже не обращая внимания на девочку, принявшуюся внимательно разглядывать конверт из шершавой желтоватой бумаги с восковой печатью с какими-то странными надписями, гласивший: «Мисс В. Харгривз, США, штат Калифорния, округ Лос-Анджелес, город  Карсон, Калнаут-стрит, дом шестнадцать, комната №7» Поняв, что В. – это все-таки Ваня и в теории никого другого с инициалами В. в их доме нет, она распечатала письмо и вынула пергамент, стала вслух читать то, что написано на нем: — Школа чародейства и волшебства… - она запнулась, - Хогвартс. Директор Северус Снейп (ковалер ордена Мерлина 1 степени). Дорогая мисс Харгривз! – радостно прочитала девочка, покусывая губу, - мы рады проинформировать Вас, что Вам представлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогварст». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются 1 сентября. Ждем вашу сову не позднее 31 июля. Искренне ваша, Минерва Макгонагал, заместитель директора! – далее она бегло оглядела странный список формы, книг и всяких других предметов, не особо вчитываясь в них, но в ее памяти сохранились слова: «… рабочие мантии», «теория магии», «магические отвары и…», «1 котел (оловянный…», «привезти с собой сову, или кошку, или жабу…» — Черт возьми, тебе тоже оно пришло?! – воскликнул сзади нее знакомый мальчишечьей голос. Она резко обернулась, а письмо из ее рук выскользнуло и медленно поплыло на пол. Перед ней встал единственный член семьи, который никогда в своей жизни не позволил себе сказать Ване гадость или подколоть ее. Она подняла письмо, и только тогда заговорила: — Да… тебе… - она запнулась, - тоже? — Всем нам. Мы были на тренировке и тут – совы. Диего чуть не попал в одну из них ножом, но ей повезло, она увернулась. Мы прочитали их, и я подумал, что стоило бы сказать о них и тебе, - сказал Пятый, заметно повеселев. Он боялся, что и на этот раз малютке – Ване не повезет, но сейчас, зная о том, что в ее руках письмо точно такое же, как и у всех остальных, груз с его плеч слетел кубарем вниз. — Я так рада! – просияла Ваня, но тут же задумалась, - но как же отец? — Реджи сказал, что разберется с этим позже, и забрал их у всех, - он подошел к ней, - можно, я еще раз прочитаю, пока он и у тебя не забрал? — Конечно, - робко сказала девочка, протягивая пергамент. Не успела она оторвать пальцы от него, в библиотеке показался высокий староватый мужчина с моноклем — Номер Семь! – повелительно проговорил он, пересекая пространство в несколько метров за пару секунд, - будь добра передать письмо мне немедленно! – сзади него уже столпились остальные, и Ване показалось, что один из братьев проговорился: — Да ладно! Даже у этой письмо есть! — Молчать, номер Один. Все убирайтесь по своим комнатам. Встретимся на обеде. И приведите себя в порядок. У нас будет гость. – дети незамедлительно послушались и пошли вниз. — Поверить не могу! Неужели мы будем учиться в какой-то школе! – лепетала Эллисон, держась за руку Лютера. Тот лишь хмуро поддакнул — Н-невероятно! – протянул Диего, покосившись на Ваню, но не успел тот и рта открыть, как Бен вовремя вставил: — К нам придет кто-то на обед, вам не кажется это странным? – все притихли, но тишина была не долгой — Бе-ен, да какая разница, кто к нам придет! – сказал Клаус, кружась вокруг родственников. -Мы видели уже и президента, и булочника, что нам от одного очередного гостя! — Это связано со школой, Клаус, - фыркнул Пятый, шедший сзади всех и до этого не произносивший ни слова — Ладно. Не стоит думать об этом, - отрезал Лютер, - мы все, - он вновь посмотрел на Ваню очередным прожигающим взглядом, но та смотрела в пол, будто бы никогда его и не замечала раньше, так что не заметила издевки, - устали после тренировки, и нам надо привести себя в порядок, так что я, как номер Один, говорю вам, чтобы вы… — Ну все, хватит, Лютер, то, что ты номер Один, не означает, что ты первый, - сказал номер Два, умчавшись по коридору к ванной, на что Лютер лишь в очередной раз хмыкнул, подумав, что тот сказал какую-то окалесицу, - зато я точно знаю, что буду первым мыться в ванной, и вам придется меня ждать! — Ну, уж нет! – возразил Пятый и в следующую секунду исчез, оставив после себя лишь синеватую вспышку *** Минерва Макгонагал трансгрессировала прямо у ворот Академии «Амбрелла» и была приятно удивлена увиденному: семеро детей стояли ровным рядком в одинаковой форме – на их груди красовалась эмблема Академии, девочки были в синих юбках по колено, а мальчики в шортах такой же длины, и у всех вид был воинственно-гордый, подготовленный. Спереди них, опираясь на трость, стоял Реджинальд Харгривз, мужчина, с которым она была знакома мало, но зато, о котором многое слышала, по его правой руке, также опираясь на трость, стоял шимпанзе, улыбаясь более чем человеческой, понимающей и вовсе не скалящейся улыбкой. — Добрый день! – поздоровался мистер Харгривз, одарив ее улыбкой, которую дети редко видели. Дети хором сказали то же самое,  - Рад приветствовать Вас, дорогая профессор Макгонагал, в Академии «Амбрелла» — Добрый день, мистер Харгривз, дети, - проговорила немолодая женщина довольно бойким голосом, - это взаимно. Надеюсь, письма пришли раньше моего визита? – вопрос был задан скорее для продолжения разговора, нежели для действительного уяснения обстоятельств. — Да, разумеется, дети уже знают о том, что их принимает столь известная школа — И все же, я, как представитель от школы, обязана осведомить детей об их будущем более подробно — Я и вся Академия «Амбрелла» почтем за честь Он взял её за руку, когда она подходила к невысокой крыльцу, перешагивая ступеньки и провел ко входу. Дети расступились , и каждый из них мог вдоволь насмотреться на их, вроде как, будущего школьного профессора. Она была высокой и стройной женщиной. В ее движениях читалась грация кошки, власть, но, тем не менее, доброта. Детям, всем без исключения и даже Диего с Пятому, женщина понравилась, а у Клауса появилась довольная улыбка и он глаз не отходил от Минервы. В столовой их встретила Грейс, усадив гостью в противоположном от Реджинальда направлении так, чтобы и он, и она могли видеть друг друга и детей. — Обед! Приятного всем аппетита, – проговорил Харгривз и дети незамедлительно принялись за рагу, исподлобья переглядываясь друг на друга и на женщину. Спустя пару минут, тишину нарушила гостья — Как я вижу, у вас идеальная дисциплина, мистер Харгривз, - сказала Макгонагалл, перед тем, как положить в рот баклажан — Я надеюсь, что дети буду вести себя вдали от дома так же, как и сейчас — Но все таки капли развязности им не помешает, - ответила она переместился свой взор на сидящего рядом Клауса, заглядывающего ей в рот,  и тот мило ей улыбнулся, и только Бен понял, что это за улыбочка. Лютер лишь усмехнулся и посмотрел на Пятого, который, как и он сам, улыбнулся, - тем не менее, - проговорила она уже грозно, - я надеюсь, когда обед закончится, мы поговорим о Хогвартсе. Сердца детей в этот момент сильно забились. Они принялись заглатывать еду, даже толком не пережевывая (Диего подавился, и чуть омрачил настроение вылетевшим кабачком), намереваясь как можно быстрее приблизить время разговора. Наконец, когда с обедом было покончено, они переместились в гостиную, освещенную зенитным солнцем. — Хогвартс, как вы уже поняли, не обычная школа. О ней не пишут в газетах, не показывают по телевидению, обычные люди о ней никогда не узнают. Хогвартс – это место, где талантливые и одарённые дети развивают свои магические способности, учатся, коммуницируют с такими же детьми, заводят новых друзей, развивают свое мышление. То, что вы имеете суперспособности, еще не означает, что вы будете всегда первыми! – воскликнула она, и эти слова ранили сердце Лютера, но она тут же продолжила В Хогвартсе вас распределят по факультетам. Всего их четыре: Гриффиндор, Пуфендуй, Когтевран и Слизерин. На факультеты вас распределит специальная шляпа. Стоит заметить, что каждый из вас – это гранит уникальный, поэтому очень возможно, что вы все будете учиться в совершенно разных факультетах и будете в это время вдали от привычных лиц, но не отчаивайтесь: таких, как вы, будет очень много. С вашим отцом мы договорились на том, что каждую субботу вы будете заниматься привычными для вас тренировками. В воскресенье вы будете отдыхать, как и остальные ученики. Теперь о правилах и наказаниях, за нарушения этих правил. Во-первых, вам запрещено использовать суперсилу в стенах школы при условии, если человек или группа людей не находятся в это время в опасности и вы не намерены её остановить своими силами, во-вторых, несмотря на тренировки, вы будете обязаны учиться точно так же, как и ваши сокурсники, в-третьих, за нарушения правил школы вы будете отстранены от посещения Хогсмида и других поощрений, а также за проступки будут вычитать общие баллы факультета. За нарушение правил семейного плана будет ответственен ваш отец. Вы поговорите с ним лично. Вашим наставником, к которому вы сможете обратиться с любым вопросом, будет староста школы Гермиона Грейнджер, вы познакомитесь с не позже. Также вы можете не стесняясь обращаться к любому старшекурснику и старостам своего факультета. Они также будут следить за вашим поведением. Все волшебные вещи вы купите уже по приезде в Британское Королевство — Мы будем учиться в Англии?! – хором раздалось в гостиной — Да, Хогвартс расположен в Шотландии, но в нем учатся дети со всего света — Как же к-круто! – воскликнул Диего — Это потрясающе! – захлопала в ладоши Эллисон — И когда мы выезжаем? – спросил Клаус — На следующей неделе, - вставил Реджинальд, и гостиную охватила овации. Ваня, наверное, сидела самой счастливой. Она найдёт себе друзей! Её будут понимать! Ох, хоть бы попасть на самый лучший факультет и найти сторонников – любителей скрипок и музыки в целом. Туда, где будет поменьше её родственников *** В комнат на этаж выше сидели четверо. Бен с взъерошенными бровями чуть не упал на пол от смеха с кровати Клауса, сам Клаус, который представлял из себя мисс Неотразимость и Очарование, в парике Мэрлин Монро и расстегнутой рубашке, поверх которой было ожерелье из съедобных бусин, заставлял Пятого съесть это ожерелье, но младший брат врос в кровать и подушкой отбивался от Клауса. Клаус не сдавался,  пытался обездвижить брата и просил о помощи Ваню. Девочка держала Пятого за локоть, не давая Пятому попасть Клаусу в голову. — Пятый! Сдавайся! Это желание Бена, ты обязан повиноваться! – восклицал Клаус, написал над Пятым — Никогда!.. ни за что!... я сейчас исчезну! – со смехом говорил Пятый, хотя обычно он редко выражал эмоции так сильно, как сейчас. Если бы к ним сейчас зашёл какой-нибудь человек, то он бы подумал, что так выглядит счастливая семья. — Попробуй только! Я тебя щупальцами! – через смех проговорился Бен, - держи его, Ваня! У Клауса почти получилось! — Ладно! Капитуляции! Белый флаг! Что угодно, только слезы с меня, Клаус, мелкий ты извращенец! – выкрикнул Пятый и Клаус тут же сошёл на пол. Ваня отпустила руку брата и тот, поправив черные волосы костлявой рукой, сел, - давай сюда ожерелье. Я съем, но если вы кому-нибудь расскажете, я вас прикончу — Мы – могила, Пятый, - сказала Ваня, внимательно следя за братом. Тот потянул Клауса к себе и выхватил ожерелье, съел его вместе с хлопковое нитью — Дурак! – засмеялся Бен, - зато моё желание выполнено, - Бен толкнул плечом Клауса и они зашушукались. — А Клаус влюбился в профессора Макгонагалл! – выкрикнул Бен. Комната залилась очередным смехом — Это называется геронтофилия, - сказала Ваня — Это что ещё за штука? – захмурился Клаус — Влечение к пожилым людям, - пожала плечами Ваня, разглядывая маленький порез, сделанный сегодня скрипкой, будто бы о чем то само собой разумеющееся — Это слово полностью описывает Клауса! Пятый, крути! Дети слезли с кровати и уселась на пол, где лежала стеклянная бутылка. Пятый, внимательно оглядев присутствующих, резко крутанул бутылку и та завершилась вокруг своей оси, остановившись на Ване. Та лишь очнулась от неожиданности, но, поняв, что спрашивать с неё будет Пятый, вздохнула с облегчением. Тот скривил улыбку, сделав её сардонической, и, растягивая слова, произнес: — Правда или действие, мисс Харгривз? — Выбирай действие! – выкрикнул Клаус, раскачивая ее, - ты ещё ни разу её не выбирала! – возмутился он, и Бен, будто подтверждая его слова, закачал головой Девочка недолго сидела в задумчивости. Может, Пятый не сделает ей удар в спину. Или сделает? — Действие, - робко, но без раздумий сказала девочка, боясь, что брат может придумать. Все таки идти на риск не в ее характере Лицо Пятого скривилось улыбке. Он хотел специально испугать ее. Она выполнит все, что ему захочется. Конечно, первой в его голове возникла идея… идея… странная мысль пробежавшая так быстро, словно пуля… он хотел… обнять её, что ли? Может, схватить ее за руку и начать танцевать? — Эй, ну ты долго ещё будешь думать, тормоз? – пшикнул Бен, выводя Пятого из дебатов своих мыслей — Подойди к Лютеру и скажи, что он горилла, - видимо, ничего более интересного он не придумал. Глаза Вани округлились от страха. Господи, да она этого в жизни своей не позволит себе! — Что? – переспросила она, надеясь, что ей послышалось — Скажи Лютеру, что он горилла! – смеясь, закричал Клаус. Девочка похолодела. — Н-нет, Пятый… я не смогу, - призналась девочка, - это… неправильно — Это моё желание, Ваня, и ты обязана его выполнить, - пожал плечами он —Давай, Ваня! Всего два слова: Лютер – ты горилла! А нет, три слова, - защебетал Клаус. Бен схмурился. Он единственный понимал, что сейчас их игре с Ваней придёт конец — Простите, я лучше пойду… - она подскочила с кровати и направилась к двери, - я не хочу говорить ему такие вещи. Никому не хочу, пусть даже это игра на желание — Они каждый день говорят тебе… - хотел было сказать Пятый, но дверь захлопнулась. Два оставшихся брата склонились перед ним. — Ну и зачем нужно было ей такое задание? – спросил Бен, - сам же знаешь, какая она стеснительная. И она чем-то права. Это некрасиво. Пятый уже и сам был не рад, и лишь отмахнулся. — Пусть идёт, - настроение было безнадёжно испорчено им самим. Играть ему уже не хотелось К его счастью в коридорах послышался шум и двери комнаты раскрылись. На пороге показался Финней Пого — Молодые люди, отбой через двадцать минут, пора разойтись по комнатам и готовиться ко сну, - с прежней ласковостью, свойственно только ему, произнес шимпанзе. — Сейчас, Пого, - хмуро сказал за всех Пятый. За ним встали Бен — Спокойной ночи, - раздалось в последний раз в спальне Клауса и дверь в его комнату захлопнулась. Бен, попрощавшись с братом, направился к двери своей комнаты. Пятый же пошёл вниз по лестнице в сторону кухни, где слышались голоса сестры и брата. Он поморщился. Все знали, что между Эллисон и Лютером возникла вовсе не братско-сестринская любовь. Они и не скрывали своих отношений, напротив, почти постоянно показывали их, будто хвастаясь ими перед остальными. Клаусу это нравилось, в его характере быть свахой – сводитедьницей. А вот остальным – не очень. Диего часто поттрунивал над ними, влезая в разговор и доставляя всем неудобства, Бен, заставая их наедине, краснел, Ваня старалась проходить быстро, чтоб её не заметили, ну а Пятый смотрел за всем, что между ними творилось, с какой-то научной стороны. Как за экспериментом с крысами: долго ли они продержатся? Они такие разные, но такие… похожие, что ли. И вдруг это чувство – любовь. Учёные уже долго борятся с ней, изучают её. Смотрят. Смотря так же, как и сейчас он смотрит за этими двумя с порога. Пф, они даже не заметили его присутствие. Эллисон стояла у стола с микроволновкой, намазывая на тост арахисовую пасту. Лютер смотрел на её задницу. — Не знаю, как ты, Эллисон, но мне эта идея не нравится! – сухо сказал номер Один — Не нуди, Лютер, ты всегда будешь лучшим, мы всегда останемся командой, - пробормотала девочка, прожевывая хлеб. Она подала блондину тарелку с таким же хлебом. Тот искренне поблагодарил её, одарив множеством комплиментов, и та расплылась в своей очаровательной улыбке. Эллисон была невероятно красивой девочкой и будет ещё более обворожительной девушкой в скором будущем. Так думали все ее братья, так думала Ваня. Так думала и она сама, - я думала, ты уже забыл об этом, спустя столько дней — Ага! Как же! Я целыми днями и ночами думаю только об этом Хогвартсе! Об этой директрисе… детях… а как же наша миссия, а? Спасение мира от апокалипсиса – намного важнее учёбы в неприкрытой секте с тысячью учениками! — Лютер, это школа. Немного необычная, со своими правилами, но все же школа. Ты разве не мечтал об этом? — Мечтал, - признался мальчик, доедая хлеб, - но… вдруг нас распределять по разным факультетам? Я бы не хотел… - он не успел договорить, как его руку коснулась рука Эллисон — Ты не должен волноваться. Ты всегда будешь моим самым лучшим другом… или даже… - она запнулась, - даже чем-то большим, чем друг Лицо Лютера просияло. Оно всегда становилось таким, когда любовь всей его жизни говорила подобные вещи. И кто не расплывётся в счастливой улыбке? Она всегда становилась с ним милой кошечкой, убирающей коготки за ненадобностью. Он посмотрел на её губы, его дыхание участилось. Она замерла и лишь тихонько улыбнулась, таким образом выдав бурю радости, бушующую в ней. «Поцелует! Сейчас он меня поцелует! Давай же!» - молилась про себя мисс Харгривз. Они медленно приближали к друг другу головы, но шум с порога остановился их — А чем это вы тут занимаетесь? – снисходительно, с веселостью сказал Пятый, подходя к столу, где недавно стояла Эллисон. Лица родственников тут же вспыхнули — В тебе нет ничего святого! Мог бы и подождать в стороне, никуда бы твоя вода не убежала! – возмутился Лютер, приподнимаясь с места. Он положил тарелку в раковину. Брат усмехнулся — Зато моё бесценное время было бы потрачено даром! Милуйтесь не в общественном месте, голубки, - сказал он, выпивая воду и с дерзостью прожигая двоих взглядом, - вы уже запарили всех со своей любовью — Ты говоришь так, потому что не знаешь, что мы с Лютером чувствуем, - проговорила Эллисон, заедая тост. Пятый хмыкнул — Любовь – не более, чем реакция химических элементов под действием ферментов. Грубо говоря, её можно легко… - он вылил остатки воды, - убрать. Химия, дорогие мои. Эллисон, ты же сама можешь пустить слух, чтобы человек влюбился, так и пустить слух, чтобы он разлюбил, не это ли доказывает мои слова? — Это не так легко, как тебе кажется, - обиженно произнесла сестра. – любовь, - она восторженно отвела взгляд, - это самое лучшее чувство, что может быть дано человеку. Мне жаль тебя, если ты никогда не сможешь полюбить! — Не сможет, - хихикнул Лютер, - да он влюбится в первую девчонку, что заметит в Хогвартсе! — А, может, это ты за себя боишься? - заискрились глаза Пятого. Лютер смутился, Эллисон недовольно хмыкнула, - не волнуйся, Эллисон, я прослежу, чтобы его гормоны не дали сбой. — За нас не волнуйся, Пятый. Мы тут боимся только за тебя. Вдруг поклонницы вскружат тебе голову, у тебя итак отбоя от них нет после нашей прошлой миссии. Поспорим? На сто долларов. — В чем смысл? – ехидно спросил Пятый — Если ты замутишь или, вдруг!, влюбишься в какую-нибудь девчонку в Хогвартсе в течение этого учебного года, ты будешь должен нам с Эллисон сотку — А коли я буду жить монашкой, то сотку заплатите мне вы? — Смекаешь. Ну, так что? – вызывающе спросил Лютер. Эллисон, на удивление, стояла в стороне — Идёт. Я еду туда учиться, а не развлекаться, - окончательно сказал он и братья пожали друг другу руки. — Так то, мой маленький брат, скоро ты почувствовуешь первый в своей жизни проигрыш. — Я на твоём месте уже начал бы готовить деньги. – радостно произнес Пятый, - я уже итак влюблен в одну невероятно интересную вещь, вам не понятную: в числа! А точнее во все то, что они пораждают. Спокойной ночи, mes stupides amis amoureux!¹– и он пропал, оставив после себя вспышку. *** Никто не знал, что за внешней радостью и беззаботностью Клаус больше всех боялся остаться наедине с самим собой. С голосами. С призраками. Со стонами и мольбами. Но он не только слышал их. Он и видел их. Каждую ночь, когда свет в его комнату выключал Пого, они приходили к нему и нашептывали. Реджинальд делал только хуже. Запер его в склепу несколько недель назад. На всю ночь. И не слышал мальчик сверчков, поселившихся у академии, не видел света луны, затянутой облаками, но слышал, как шелестит по-недоброму высокая трава, как скрежет ночная птица, а после... в склепе, как сказали б верующие, началась бесовщина: по подстилке из затхлого сена, уже начавшего парить, медленными шагами приближались к Клаусу мертвецы. У кого-то была раздроблена рука, другой стоял без глаза, а молодая женщина с перерезанными венами, как у суицидника, поговаривала шепотом: «Почему? Почему он так со мной обошёлся? Спроси его…», а Клаус лишь забился в угол. Из его глаз текли ручьем слезы, и он мог лишь бормотать, откашливаясь: «Уйдите… я ничего не знаю… зачем вы мучаете меня…». Черт возьми, как сюда позвать инспекцию по защите прав детей? Дайте адрес и телефон: Клаус позвонил бы. В ту ночь его сердце чуть не остановилось, и это вовсе не метафора, а реальное происшествие – как сказал сэр Харгривз. Мужчина нашёл его в склепу скрючившимся от боли, будто бы его долго пытали, со слабым пульсом. Клаус проснулся лишь на следующий день и был отстранён от тренировок до тех пор, пока «его физическая сила не восстановится». Но Реджинальд ни слова не сказал о психическое здоровье, которое так и не смогло восстановиться. Клаус проснулся посреди ночи со свинцовой головой. Он с трудом восстановил дыхание, глотая воздух ртом. После того случая, Харгривз ни словом с ним не переговорил, будто стараясь избегать встречи. Ну, ничего, завтра – последний их день в Америке и в этой проклятом доме. Завтра поздно вечером они вылетают. Клаус отбросил одеяло и медленно спустил вначале правую ногу и, прислушавшись к звукам коридора, спустил левую, поплелся к двери. Выскользнув из комнаты он отворил дверь другую. В своей комнате, чуть похрапывая, закутавшись в одеяло, спал его самый верный друг. Друг, на которого он всегда был готов положиться. Клаус медленно приблизился к нему, не забыв закрыть дверь, и от щелчка ручки Бен что-то пробормотал сквозь сон. Каким же милым он был сейчас. Он его не отошлет обратно в комнату, он его поймет и до сих пор всегда понимал. — Бен, подвинься, я тоже лягу, - полушепотом, боясь нашуметь, проговорил Клаус, отодвигая тело Бена подальше от центра кровати, - я не хочу спать на прикроватном коврике, как вчера, мне холодно — Кла-аус, - протянул Бен полусонным голосом, - ты? — Да, это я. Подвинься говорю! Бен отпустил одеяло, и Клаус залез под него. — Опять мертвецы? Склеп? — Да. Спи, Бен, - подытожил Клаус, лёжа в кровати и слыша, как Бен снова засыпает, уснул и сам. *** После завтрака, Харгривз отправил детей собирать чемоданы. Он отругал Эллисон за обилие платьев и косметики, приказав избавиться от второго чемодана, переложить все вещи в один. Из чемодана Диего Реджинальд вытащил несколько особо крупных ножей, и отправился в актовый зал. Там, на сцене, слегка сутулясь, стояла Ваня. В ее руках находился смычок и скрипка. На первом ряду сидела Грейс и Пого, он сел между ними. — Ты выучила? — Да, - сказала девочка, не глядя на отца — Тогда начинай. Положив скрипку на плечо, она принимала вид отрешенный и даже смелый. Она ловко водила смычок и из скрипки изливалась приятная музыка. Она всегда закрывала глаза. Она представляла себя на сцене, где никто не смотрит на неё, и все смотрят только на ее игру. Как с восхищением это делает номер Пять, желающий оставаться в тени зала, не показывая лица. Она знала, что он ей гордится. Даже когда она фальшивит. Она закончила. Белая Скрипка, как её называл Пятый наедине, ушла – осталась лишь робкая Ваня Харгривз, номер Семь, последний номер. Она боязливо подняла глаза на отца, когда аплодисменты стихли — Неплохо, номер Семь, могло быть и лучше. Тебе не хватает таланта. В Хогвартсе ты продолжишь обучение музыке, чтобы окончательно не забыть азы. На этом все. Можешь идти. Пятый был занят сборкой чемоданов. Впервые за долгое время он не был на репетиции. Но девочка не расстроилась, и медленно поплелась к выходу, даже не заметив внимательный взгляд за углом — Т-так, значит, ты уже собрала чемодан? – спросил голос старшего брата – Диего. Он стоял, облокотившись на стену, в черной майке и в спортивных штанах – своей обычной повседневной одежде. За его спиной виднелся любимый короткий нож. Мальчик, точнее, уже юноша был выше её на голову, крепкого, спортивного телосложения, хотя и не такой мускулистый, как Лютер, но был намного крупнее остальных братьев и всегда приводил своим резким появлением и видом Ваню в замешательство. Вот и сейчас она стояла, не понимая, что он у неё спросил и зачем вообще здесь появился. Неужели снова будет задевать её своими выходками и словами? Хоть бы попасть с ним в разные факультеты! — Язык п-проглотила? – повторил Диего. Несмотря на то, что он заикался, редко кто-то решался задеть его этим — Нет, - сказала Ваня, стараясь как можно быстрее обойти его, но он пошел за ней — Что, сбегаешь? Страшно? – сказал он, резко хватает её за руку. Оскалившись, он стал похож на тигра перед нападением на добычу, - Боишься меня? — Нет, - почти шепотом произнесла Девочка, стараясь не глядеть на него — Ты такая никчёмный. Будь моя воля, я бы выгнал тебя из «Амбрелла», - прошипел Диего, все ещё держа её за руку. Он понимал, что останется синяк, ну и пусть. Пусть помнит этот разговор, - а теперь ты признаешься: подделала письмо, да? Смотри мне в лицо, когда с т-тобой разговаривают! – прикрикнул он и заметил, как карии глаза медленно поднимаются на него.Сейчас она – запутанный, загнанный в угол зверёк, она ответит на любой вопрос — Ты подделала письмо из Хогвартса, да? – рявкнул он, как будто выплюнул эти слова. Глаза Вани округлились, начиная заливать слезами. «Опять она плачет» — Нет. Ни за что. Ко мне прилетела сова. Одна из семерых сов, - залепетала девочка — Нет, ты подделала письмо. Кто тебе показал его? Пятый? Скопировала его у него, да? – не отставал Диего. У сестры подкосились ноги — Нет! Оно пришло мне. С печатью, в конверте, с пергаментом и списками… - она уже не могла держать в себе слезы и зарыдала. Только тогда Диего отпустил её руку. Девочка, прижав её к груди, все ещё продолжая плакать, умчалась по коридору с свою комнату. *** Стук в дубовую дверь. Пятый стоял у двери в кабинет отца, нетерпеливо дожидаясь предстоящего разговора. Голос Реджинальда не заставил себя ждать, и из кабинета донеслось решительное: «Войдите». Пятый потянулся к ручке, и, выдохнув, отворил дверь. Как он и думал, глава семьи сидел за своими мемуарами, внушая трепет на окружающих. На всех, кроме своего пятого по счету сына. — Номер Пять, время без десяти минут десять, а ты ещё не в пижаме. Я не намерен принимать тебя перед отбоем, - проговорил он, не отрывая глаз от важных бумаг. Но Пятый остался непреклонен — Реджи, тогда ты меня никогда не услышишь. Ты промутузил меня целый день, а завтра мы уже покидает Академию и фиг знает когда вернёмся! Я готов, понимаешь? – он бросил кипу исписанных листов на стол, - здесь все мои расчёты, я уже проверил все, что написал, на несколько раз! Почему мне нельзя хотя бы попробовать? Проверь мои бумаги, убедись сам! – воодушевленно говорил он, все больше понимая, что отец развернётся его. Реджинальд Харгривз восседал на кресле с каменным лицом, сжимая ручку. Когда его приёмный сын кинул на стол свои бумаги прямо на его рукописи, в его взгляде промелькнула искра недовольства. Больше человеческих эмоций это лицо не изображало. К удивлению Пятого, отец рывком схватил его рукописи, пробегая по ним глазами. Мальчик затих в ожидании чуда, но, едва заметив в уголках старческих губ усмешку, его мечты разбились вдребезги — В твоих рукописях находятся элементарные, абсолютно глупые ошибки. Настолько глупые, что я сомневаюсь в том, что человек может допустить их в здравом уме. После этого ты предлагаешь мне, чтобы я потерял одного из своих бойцов из-за твоей безрассудности? — Разве не лучше, чтобы я выкладывался по максимуму? Не понимаю, что не так? Если я научусь владеть временем… - начал было говорить он, но был перебит — Временем невозможно научиться управлять, а тем более – владеть, но оно даёт нам сделать выводы. Ты, двенадцатилетий мальчишка, считаешь, что я дам тебе шанс для сотворениями всеобщего хаоса? – процедил сэр Харгривз, откинувшись на спинку кресла, - тем более с такими ошибками, я сомневаюсь, что ты вообще меня понимаешь. А теперь иди вон и забери эти несчастные бумаги. Если бы дерево знало, что на нем будут писать подобную окалесицу, скорее всеги оно бы не стало расти. Выдохнув, покраснев, словно бык, от злости, Пятый выхватил все рукописи, и устремился к выходу, даже не бросив взгляда на отца. Спустя секунду номер Пять растворился, оставив после себя лишь яркую голубую вспышку. ¹ - мои глупые влюбленные друзья