Честнейший владыка пика Цинцзин-15. Тело у Персикового источника

      Юэ Цинъюань наслаждался происходящим. В жизни главы пика было не так уж много свободного времени, главе ордена приходилось и того сложнее. Особенно если учесть, что до недавнего времени он не позволял себе даже думать о каких бы то ни было радостях жизни…              Пока в его жизни не появился Цинцю-шиди.              Цинцю-шиди даже Сяо Цзю пробирал, стоило тому только выбраться за рамки безусловной атакующей агрессии. Что уж говорить о Юэ Цинъюане. Который был слаб, который всё ещё хотел чужой заботы и поддержки, даже если не считал себя достойным этого. Как глава ордена, его символ и знамя, он сам должен был защищать и вести за собой собратьев. Как всего лишь Юэ Ци…              Цинцю-шиди отмахнулся от этих сомнений с таким небрежным изяществом, что Юэ Цинъюань едва ли заметил, как именно это произошло. Сначала беспокойство лишь о главе ордена, которое Юэ Ци мог принять — как опасения за собственную безопасность и волнение о Цанцюншань в целом. Когда, как и почему это переросло во что-то большее — Цинъюань упустил. Просто лечебные чаи от Му-шиди незаметно дополнились разговорами и вином, просто в какой-то момент Юэ Ци начал ждать улыбок Цинцю-шиди как награды в конце сложного дня… А тот утаскивал Юэ Цинъюаня от очередной стопки документов, смотрел тепло и шутливо жаловался то на своих учеников, то на спарринги с Лю-шиди.              И всем собой словно бы напоминал: смотри, жизнь не только испытания и боль. Можно добиться хорошего. Ты добился хорошего — всего, о чём уличный мальчишка Юэ Ци не осмелился бы и мечтать.              И Цинъюань с удивлением осознавал: этот мальчишка, куда более счастливый, чем глава ордена, всё ещё жив. Готов радоваться, казалось бы, мелочам. Вкусной еде, удобной одежде, приятному разговору. Красивому закату, дразнящей улыбке Цинцю-шиди, веселящегося над собственной шуткой. Сяо Цзю, азартно препирающемуся с Лю-шиди в поисках слабины в его словесной обороне. Му-шиди, в кои-то веки не хмурящемуся озабоченно при виде главы Цюндин и утаскивающему обоих глав Цинцзин для обсуждения какой-то заумной темы.              Так много оказалось в его жизни — хорошего. Настолько, что Юэ Цинъюань то чувствовал себя переполненным лёгкостью и способным взлететь без меча, то опасался проснуться от невероятно приятного сна. Впрочем, вряд ли бы ему приснилось приглашение к совместным шалостям. Его в такие проказы не звали даже в бытность Юэ Ци, а уж после получения нового имени и подавно. Даже Сяо Цзю предпочитал проворачивать свои задумки в одиночку: то ли чтобы не подставлять, то ли считая, что бестолковый старший брат только усложнит ему задачу.              Впрочем, это тоже изменилось. Юэ Цинъюань не знал, что именно повлияло — но Цинцю-шиди каким-то образом удалось преодолеть отстранённость Сяо Цзю ото всех, над которой Юэ Ци бился годами. Сяо Цзю поладил с Лю-шиди. Сяо Цзю регулярно общался с Му Цинфаном, хотя раньше избегал Цяньцао всеми силами. Ци-шимей с полным восторгом следила за пикировками Сяо Цзю — и только что ставки не делала вместо того, чтобы привычно ворчать о чужой злоязыкости и скверном характере.              Сяо Цзю не просто сквозь зубы признал, что в одиночку не справляется, когда буквально не осталось иного выхода — он прямо затребовал участие всех нужных ему людей. Раньше… раньше всё это прошло бы куда сложнее. Сейчас же Цинъюаню никак не удавалось отделаться от чувства, что он участвует в огромной, восхитительной шалости. Может, из-за Цинцю-шиди, которому даже веер не помогал спрятать так и норовящие разъехаться в улыбке губы. Может, от того, как восхитительно оказалось видеть Сяо Цзю, планирующего откусывать голову не ему. А может, повлияла и общая атмосфера: Юэ Ци ещё учеником доводилось бывать на Карнавале Опаловой луны, но тогда он был разбит из-за мыслей о смерти Сяо Цзю и едва ли обращал внимание на праздник.              Сейчас же… Он был на знаменитом празднике, в лучшей компании, которой только мог желать. С буквальным требованием Сяо Цзю «не сметь сглаживать» то, что он собирался устроить. С Сяо Цзю и Цинцю-шиди, целенаправленно и последовательно сеющими хаос.              И в кои-то веки Юэ Цинъюань мог позволить себе вести себя так, как хочется, а не как положено главе двенадцати пиков. Дразнить отмороженную суккубу Лю-шиди. Как бы случайно распускать ауру, сбивая очередную попытку чересчур активных гостей пообщаться с Шэнь Цинцю. Совершенно дружелюбно общаться с Ло-шичжи, в котором каким-то непонятным образом ДО СИХ ПОР никто не опознал ученика Цинцю-шиди. Расспрашивать Лю-шиди о характеристиках и нетипичном использовании той самой техники, наслаждаясь тем, как окружающих корчит от неловкости пополам с любопытством. Лю-шиди и раньше мог пройтись по чужим ожиданиям с грацией носорогопитона, а уж сейчас, когда он делал это осознанно…              Хотя даже эпичного выступления суккубы с щупальцами не хватило, чтобы полностью отвлечь внимание от Шэнь Цинцю в двух экземплярах. Те вроде бы совершенно невинно кружили по залу — но слово там, пара брошенных фраз здесь, стайка вроде бы демонов, очарованно колыхающихся вслед за движениями веера… Шан-шиди делился тем, как Цинцю-шиди развлекался на демоническом фестивале, — и, честно говоря, до этого момента Юэ Цинъюань думал, что глава Аньдин несколько преувеличивает. Сяо Цзю мог быть злоязык и точен в своих выпадах, но всегда бил прицельно. Цинцю-шиди обычно предпочитал оставаться наблюдателем, отделываясь от неинтересных ему людей вежливыми формулировками и многослойными метафорами.              Кто же мог подумать, что на пару эти двое способны даже матёрого хули-цзин переплюнуть?              А шиди ещё и шпильками в какой-то момент поменялись, окончательно запутав всех окружающих. И веерами жонглировали так, что в какой-то момент сам Юэ Цинъюань озадачился, передают они их друг другу, вытаскивают новые из рукавов или и вовсе балуются иллюзиями.              Ожиданиями окружающих Шэнь Цинцю играли не менее умело — так что Юэ Цинъюань совсем не удивился, когда в какой-то момент те окончательно поддались любопытству и плюнули на все попытки быть тонкими.              — Эта не знала, что у бессмертного мастера есть брат-близнец, — пышногрудая красавица попыталась повиснуть на руке Сяо Цзю. — Может ли эта надеяться, что бессмертный мастер представит её?..              — Шэнь Цинцю, — Сяо Цзю широким жестом качнул веер в сторону Цинцю-шиди и почти незаметно переступил, уворачиваясь от нежелательного контакта. — Глава пика Цинцзин.              — О, тогда этот мастер?.. — взгляд вернулся к Сяо Цзю.              — Глава Цинцзин Шэнь Цинцю, — представил его Цинцю-шиди. По Оковам Правды, которые он так и не снял даже ради этого выхода, прокатилась нежно-перламутровая волна.              — Но… Разве может быть сразу два Шэнь Цинцю?              Главы Цинцзин совершенно синхронно пожали плечами и распахнули веера. Сяо Цзю повёл веером в сторону Цинцю-шиди, как бы предлагая собеседнице убедиться, что да, может.              — Не то чтобы этот мастер стремился достичь такого эффекта, — негромко и словно бы ни к кому не обращаясь уронил Цинцю-шиди.              — Тогда как же так вышло? — толпа заинтересованно качнулась ближе.              — О, этот вопрос стоит задать дворцу Хуаньхуа, — Сяо Цзю захлопнул веер с резким щелчком. — В конце концов, всё началось после Водной тюрьмы.              Мгновение ошарашенной тишины — и стремительно прокатившиеся по залу шёпотки, передающие слова Шэнь Цинцю дальше. Юэ Цинъюань спрятал усмешку в уголках губ. За последние годы все привыкли к более деликатной манере Цинцю-шиди — и оказались совершенно не готовы к безжалостной точности Сяо Цзю.              — Мастер Шэнь, — короткий кивок в сторону Цинцю-шиди. — Прекрасная госпожа, — второй в сторону совершенно ошарашенной красавицы. — Боюсь, Лю-шиди требует моего внимания.              Сяо Цзю выплыл из окружившей его толпы с таким великолепным пренебрежением ко всему земному, что на несколько вздохов на нём залипли взглядами буквально все. А когда очнулись — Цинцю-шиди на прежнем месте уже тоже не было. Главы Цинцзин сработали филигранно, не оставив ни единой возможности вцепиться в любого из них, чтобы расспросить поподробнее.              И оставили всех достраивать картину и делать предположения самостоятельно.              Юэ Цинъюань обвёл взглядом гудящий, как взволнованный улей, зал. Нет… Нет… Тоже не подходит… блик зелёного за занавесками явно отвлечение: Ло-шичжи в ту сторону даже не дёрнулся… Да, пожалуй, стоит проверить вот ту пару ниш и подозрительно затенённый закуток за колоннами. И вон тот мелкий балкончик, как бы не специально для незаметного наблюдения за залом когда-то сделанный…              Цинцю-шиди нашёлся за колоннами. Он явно изо всех сил пытался успокоиться и вернуться к образу возвышенного бессмертного мастера — но то и дело прыскал смехом, услышав очередную безумную теорию. Загораживал лицо рукавом, дышал на счёт. Сжимал губы. И проигрывал очередному смешку, когда кто-то с абсолютной уверенностью начинал убеждать окружающих, что уж он-то точно знает!..              — Цинцю-шиди, — негромко окликнул его Юэ Цинъюань.              Тот обернулся — взволнованный, светящийся, с пляшущими в глазах искрами смеха. Просиявший ещё более яркой улыбкой при виде Цинъюаня.              — Юэ-шисюн, — Цинцю-шиди звучал совершенно восторженно. — Ты видел? Как Цзю-ди их всех!.. И чистую правду сказал же, всё действительно…              Юэ Цинъюань на миг прикрыл глаза. Был предел тому, сколько он мог сдерживаться. И сияющий Цинцю-шиди, подавшийся ему навстречу — так близко, практически за пределами приличий! — его выдержку надломил.              Так легко оказалось протянуть руку. Коснуться щеки. Выдохнуть в эти восторженные, радостные глаза:              — Цинцю-шиди…              Замереть от лёгших на губы пальцев.              Он ошибся?..              — Юань, — неожиданно твёрдо и серьёзно сообщил ему Цинцю-шиди.              Юэ Цинъюань недоуменно моргнул. Что он хотел этим?..              — Моё имя при рождении — Шэнь Юань. Как «стена». Если ты действительно… если собираешься… поцеловать… — мужчина запнулся, заливаясь румянцем. — То не зови меня при этом «Цинцю».              Цинъюань нежно улыбнулся, позволяя не оформившемуся толком испугу окончательно растаять. Подхватил соскальзывающую с его губ руку, тронул кончики пальцев легким поцелуем. Улыбнулся снова от вида покрасневшего, словно мальчишка, главы Цинцзин.              — Как скажешь, А-Юань.       

***

      Целоваться с Юэ Цинъюанем оказалось сладко. К счастью, старые опасения насчёт реакции тела Шэнь Цинцю на прикосновения не оправдались — руки Юэ Цинъюаня вовсе не казались угрозой, напротив, эти объятия ощущались самым безопасным местом в мире. Так что Юань попросту утонул в нежности, забыв обо всём, что было за пределами этого поцелуя. Как можно было не, когда Цинъюань ласкал его губы так нежно и в то же время жадно, когда его руки сжимали Шэнь Юаня, словно самую большую ценность. Когда Юэ Цинъюань принял его настоящее имя как честь и доверие. Кто вообще мог бы осудить Шэнь Юаня за то, что у него немного дрогнули колени, когда с этих губ — твёрдых, прекрасных, совершенно очерченных губ — так легко и сладко слетело «А-Юань»?              Шэнь Юаню потребовалось много времени, чтобы принять свои чувства. Но Оковы не позволяли ему лгать даже себе самому, и в какой-то момент Шэнь Юань уже не мог отрицать: он хочет большего. Не просто восхищаться Юэ Цинъюанем со стороны, не просто быть одним из глав пиков и пусть важным, но далеко не единственным шиди. В конце концов, ему снились эти самые поцелуи!              А Юэ Цинъюань вдобавок ко всему ещё и совершенно не давил. С нежной, заставляющей сердце Шэнь Юаня трепетать радостью принимал внимание. Расцветал под этим вниманием, как одуванчик после дождя. Протягивая руку, приглашал, ждал — но всегда очень деликатно, всегда обозначая готовность отступить до той границы, которую Шэнь Юань сочтёт для себя комфортной. И, казалось, его полностью устроит, даже если Юань решит остановиться на этой зыбкой границе между друзьями и чем-то большим.              Нет, ну с учётом истории его отношений с Шэнь Цзю и лет, когда общение с самым дорогим главе Юэ человеком сводилось к сакральным пяти фразам, — может, это была и не только вежливость. Может, Юэ Цинъюань действительно был счастлив только их разговорами, ворчанием Шэнь Юаня, буквально вытаскивающего главу школы из-за рабочего стола, и распитыми на двоих кувшинами и чайничками.              Но Шэнь Юань-то хотел большего!              А рассчитывать на то, что Юэ Цинъюань собьёт его с ног внезапным напором, принимая все решения за двоих, точно не стоило. Юэ-шисюн двигался вперёд осторожнее, чем по тонкому весеннему льду, и каждое сближение перепроверял дважды и трижды: Шэнь-шиди согласен? Шэнь-шиди комфортно? Возможно, Цинцю-шиди хотелось бы чего-то другого? Так что приходилось набираться смелости и признавать раз за разом: да, согласен. Да, хочу. Да, Юэ-шисюн может меня поцеловать.              Да, я хочу поцеловать тебя сам, чтобы твои колени слабели точно так же, как мои.              — С ума сошли! — резкое шипение над ухом сквозь блаженную дымку пробилось с трудом, так что отлипнуть от Юэ Цинъюаня удалось только после ощутимого шлепка веером. — Ещё бы посреди зала целоваться начали, идиоты!              — Сяо Цзю, — Юэ Цинъюань честно пытался принять виноватый вид, но совершенно блаженная улыбка его попытки изрядно смазывала.              — Глаза б мои это не видели, — сердито цыкнул Шэнь Цзю, спешно отворачиваясь.              Шэнь Юань не мог его осуждать. Юэ Цинъюань сейчас был таким счастливым, что злиться на него не смогла бы даже аватара чистого гнева.              — А ты! — веер грозно ткнул в Шэнь Юаня. — У тебя какие оправдания?              — Юэ-шисюн назвал меня по имени, — беспомощно развёл руками Шэнь Юань.              — И что?              — Сначала повернись и посмотри ему в глаза, Цзю-ди, — отбил подачу Юань. — Если ты сможешь отказать в том, чего сам очень хочешь, под таким взглядом… я же не Будда.              — Да, потому что ты идиот, — прошипел Шэнь Цзю злобно, но тихо, чтобы не выдать их убежище. Взбудораженных гостей, которые хотели бы поймать какого-нибудь Шэнь Цинцю и вытрясти из него, что происходит, в зале было всё ещё предостаточно. — Если настолько невтерпёж, свалите с карнавала оба!              — Не то чтобы я это планировал, — огрызнулся Шэнь Юань.              — А надо было! — шёпотом рявкнул в ответ Шэнь Цзю. — Чтобы потом не обжиматься за колоннами, рискуя испортить репутацию и мне, и Цанцюн!              — То есть репутацию Юэ-шисюна мы улучшаем, да?              — Насчёт Ци-гэ уже давно никто не сомневается, — фыркнул Цзю. — Исчезните оба, кому сказал.              Что характерно, Юэ Цинъюаню при этом сердитого зырка так и не досталось. Шэнь Цзю пытался, честно пытался — но каждый раз отдёргивал взгляд в сторону, словно обжигаясь об эту сияющую улыбку. Даже ушами самую малость порозовел, из-за чего Юань испытывал чистый восторг пополам со злорадством: вот так-то, Цзю-ди, даже ты не можешь отрицать, насколько сокрушителен Юэ Цинъюань с такой улыбкой!              — И не попадитесь по дороге, — сердито буркнул Шэнь Цзю, окончательно отворачиваясь. — Этот мастер, так уж и быть, найдёт Лю-шиди.              — Спасибо, Сяо Цзю, — Юэ Цинъюань улыбнулся нежно-нежно, так, что сердце Шэнь Юаня в очередной раз ёкнуло. — Твоя помощь очень важна для этого Ци-гэ.              Легко было понять не сказанное прямо: мне важно твоё мнение, я рад, что ты не возражаешь. Это важно для меня, но ты — тоже. И если уж Шэнь Юань это считал, то Шэнь Цзю тоже.              — Кто-то же должен следить, чтобы ты не натворил глупостей, — тихо хмыкнул Шэнь Цзю. — Как я вижу, на второго в этом положиться совершенно нельзя.              И Юань не мог отрицать, что у него повторно ёкнуло в груди от понимания, что это значит: Цзю будет следить за ними обоими.              Цзю будет присматривать и за ним тоже.       

***

      Тайком сбегать с праздника оказалось удивительно весело. Они крались через тени, прятали костюмы и приметные маски под невесть зачем прихваченными Юэ Ци плащами с капюшонами, переглядывались и с трудом давили хихиканье — до того это было нелепо. Шэнь Юань чувствовал себя подростком и даже не мог сказать, что ему это чувство не нравится. В конце концов, это был совершенно новый для него опыт: в свои действительно подростковые годы он не то что не бегал с вечеринок — он на них по большей части и не ходил.              А потом они выбрались за пределы Долины Шёпота и оказались под звёздным небом. Совсем одни, без посторонних глаз и риска того, что их застанет чересчур приметливый гость. И это было как-то… неловко? Смущающе? Странно?              — Юань-шиди в порядке? — Юэ Цинъюань осторожно сжал его ладонь.              Его руки были такими тёплыми, и широкими, и надёжными, что Юаню одновременно хотелось и прижаться к этим рукам всем собой, и немножко умереть от смущения собственным бесстыдством.              Оковы слегка сжали запястья, окатив кожу под зачарованным металлом ощущением крохотных иголочек. Ладно, ладно, умирать ему нисколько не хотелось, просто это всё было так смущающе!              — Если это слишком быстро, или много, или… мы можем просто вернуться домой.              Шэнь Юань поспешно замотал головой, чувствуя, как щёки заливает краской. Юэ Цинъюань, как всегда, давал ему пространство и возможность отступить, и не думая осуждать за трусость, — но Юань сам себя бы не простил! У него Юэ Цинъюань на расстоянии вытянутой руки, Юэ Цинъюань, готовый к большему — и вот так просто струсить и отступить?              Даже его лицо не было настолько тонким!              — Я хочу, — вышло тихо, но всё же твёрдо. — Юэ-шисюн всё делает правильно. И я… мне снился Юэ-шисюн.              Юэ Цинъюань тоже зарумянился — достаточно сильно, чтобы это было заметно даже под лунным светом и до сих пор не снятой маской.              — Юань-эр может звать меня не официально, если хочет.              — Например, А-Юанем? — не удержал мелкого ехидства Шэнь Юань. Пусть в имени Цинъюаня «Юань» писалось как «источник», а не «стена»… звучало всё равно практически одинаково.              — Как Юань-эр захочет, — Юэ Ци улыбнулся.              Той самой, напрочь отшибающей мозги улыбкой, которая даже Шэнь Цзю пробирала — и Юань с внезапно накатившей лёгкостью позволил себе упасть в эту улыбку с головой.              Сколько они целовались под звёздами, Юань не запомнил. Были только губы под его губами и ладони, обжигающие даже сквозь одежду. Были крепкие плечи под его собственными руками и запутавшиеся в волосах пальцы. Были сияющие даже под закрытыми веками звёзды — и глаза Юэ Цинъюаня, рядом с которыми эти звёзды меркли.              В общем, Шэнь Юань не удивился бы, если бы вдруг оказалось, что небо окрашено подкравшимся рассветом. Следить за временем, когда тебя так целуют… ищите других дураков.              Но луна всё ещё плыла по ночному небу, не собираясь заходить, и вокруг не бурлили толпы, спешащие покинуть Эфирный город до закрытия пути из скрытого царства.              И значит… значит, у них было ещё более чем достаточно времени, ну… для всего.              — Рядом есть гостиница, — Юэ Цинъюань ласково сжал их переплетённые пальцы. — Но утром там будет людно, многие останавливаются там, чтобы привести себя в порядок после Карнавала. Или можем улететь куда-нибудь дальше…              — Я сейчас могу с меча свалиться даже без Неисцелимого, — совершенно честно признался Шэнь Юань. — Так что если это… ну… не испортит репутацию Юэ-шисюну, то пусть будет гостиница.              Это тоже оказалось новым опытом: снимать комнату в гостинице с таким, ну, прицелом. Наверное, в другой ситуации Юань извёлся бы от смущения, уверенный, что все вокруг догадываются, чем они собираются заняться. Может быть, порадовался бы маскам и плащам с капюшонами, которые давали хоть какой-то шанс остаться неузнанными. Но сейчас в общем зале гостиницы могли шуметь хоть полтора десятка осуждающих кумушек, хоть Цю Хайтан с половиной гарема оригинального Ло Бинхэ — Шэнь Юаню было бы глубоко на них наплевать. Его интересовало только мнение Юэ Цинъюаня.              Юэ Цинъюаня, который был здесь, сейчас, под его руками. Который жарко вздыхал, и отвечал на поцелуи, и запрокидывал голову, подставляя горло под жадные губы. Льнул к рукам и выворачивался из одежды, касался нежно и выцеловывал ключицы так, словно это было актом поклонения, а не только плотской близости. Юэ Цинъюаня, который в зыбком лунном свете казался нереальным — и Юань оглаживал ладонями эти широкие плечи и твёрдую грудь, убеждаясь в том, что это не видение. Скользил поцелуями вдоль белёсых ниток шрамов, с которыми даже такое золотое ядро почему-то не справилось. Прижимался всем телом, плавясь от нежного жара чужой кожи. Прижимался губами к жилистой шее, ловил толчки пульса, облизывал кадык. Не пытался сдержать сладкие выдохи, когда горячие ладони с нажимом проходились по его собственной спине. Притирался бёдрами к чужому жару и возбуждению, досадуя на почему-то не растворившиеся в воздухе штаны.              Страшно не было, даже когда руки Юэ Цинъюаня спустились со спины и накрыли бёдра. Было — горячо, и волнующе, и так сладко-пьяно, что Юань, кажется, мог полностью раствориться в скользком трении их языков. То, как они перевернулись, от его внимания точно ускользнуло. Только что он лежал поверх Юэ Цинъюаня, впитывая жар всех этих крепких мышц под собой — и вот уже раскинулся на кровати, а Юэ Ци осыпал его поцелуями. Трепетно, касаясь кожи, словно святыни, — и не пропуская ни единого кусочка. Оглаживал ладонями, ласково прикусывая и заставляя Юаня со всхлипами выгибаться навстречу этому нежному давлению зубов. Выцеловывал линии вдоль духовных вен, на что ци откликалась, тянулась вслед за этими губами. Осторожно отпускал собственную ци: Юэ Цинъюань был чудовищно силён и какого-нибудь ученика мог поставить на колени одной только аурой. Но Шэнь Юань и раньше буквально расплывался, стоило ему оказаться в облаке силы Юэ-шисюна, а уж сейчас… Его тело, его ци отзывались полностью, качаясь мягкими волнами навстречу Юэ Циньюаню, — и то, как легко они разделили этот ритм, как их энергии переплетались и смешивались, кружило голову.              Ци Шэнь Юаня была рекой, а у Юэ Цинъюаня — морем, и их качало на волнах прибоя, и пресная вода смешивалась с солёной так, что не различить, и смывала, смывала все мелкие беспокойства и тревогу за будущее, растворяла старую боль, усталость и страхи. Чужеродные вкрапления в его ци — то ли Неисцелимый, то ли кровь Бинхэ — перекатывались этими волнами, стачивались, словно прибрежная галька. Не таяли, ещё нет — но Шэнь Юань каким-то седьмым чувством ощутил, что это возможно. Что за пять, десять, сотню раз эти сгустки будут сглажены волнами, разбиты прибоем до бессильного песка, уже неспособного заблокировать течение реки даже там, где она не смешивается с морем…              Морем, что качало сейчас Юаня на волнах, словно юное божество. В котором он тонул и не хотел спасаться, в котором хотел оставаться вечно…              А потом Юэ Цинъюань словно стёк вдоль его тела, замер над бёдрами. Поднял на Шэнь Юаня совершенно пьяный, плывущий взгляд:              — А-Юань хочет?              «Да» пришло выдохом, плеснувшей волной, шорохом гальки на побережье. «Да» было сжавшими широкие плечи коленями. «Да» превратилось в бесстыдно громкий стон, когда Юэ Цинъюань широко и жадно лизнул его член от основания до самого кончика. Когда накрыл головку губами, втягивая её в рот, оглаживая языком.              «Да» прокатилось по его меридианам ослепительной молнией и выплеснулось в уже бушующий вокруг них грохот прибоя. Не было ни верха, ни низа, не было ничего за пределами их сплетённых тел и пульсирующей вокруг ци. И когда даже тело бессмертного заклинателя больше не могло этого выдерживать, когда Юаня выгнуло так, что он приподнял Юэ Цинъюаня одной только силой бёдер — это был не сияющий пик, а вознёсшая его к самым небесам волна.              Волна, которая пронесла его сквозь облака и звёзды, а потом мягко плеснула — и оставила в руках Юэ Цинъюаня. Юань нежился в этих объятиях и лениво омывающей их обоих ци ещё какое-то время, прежде чем сквозь сладкую истому начали пробиваться хоть какие-то мысли. Например, о том, что удовольствие он получил ещё какое, а вот о своём партнере не позаботился. Шэнь Юань неловко завозился, пытаясь немного точнее… определить диспозицию и заставляя Юэ Цинъюаня вопросительно заглянуть в лицо.              — Этот… Шэнь Юань приносит извинения, — кое-как выдавил он. Щёки полыхали так, что впору было яичницу жарить.              — За что, А-Юань?              — Этот… я… — Юань вдохнул поглубже, поднял глаза. Наткнулся взглядом на нежную, как весенний пух одуванчикового лебедя, улыбку, пискнул, утыкаясь лицом в плечо. Мысленно возрыдал, потому что вот эта смуглая горячая кожа под губами серьёзным разговорам вообще не помогала. С силой выдохнул: — Я был эгоистичен и не подумал о твоём удовольствии.              — Неправда, — в голосе Юэ Цинъюаня слышалась улыбка.              — Юэ-гэ слишком снисходителен, — сварливо буркнул Юань куда-то в плечо. — И невнимателен к себе.              — Ничуть, — тёплые пальцы прошлись по его виску, убирая прядь волос за ухо. — При парном совершенствовании такого уровня в одиночку достичь пика не получится.              Шэнь Юань чуть повернул голову — ровно настолько, чтобы иметь возможность скептически взглянуть на Цинъюаня. Тот продолжал блаженно улыбаться и поглаживать Юаня по спине лёгкими движениями. И, ну… выглядел более чем довольным текущим положением. Да и предательской твёрдости под прижатым к нему бедром не прощупывалось. Юань выдохнул и растёкся обратно: честно говоря, активничать сейчас не хотелось. Хотелось нежиться и смаковать послевкусие, может быть, подремать немного, прежде чем встать и добраться до ванны. Хотелось обнимать Юэ Цинъюаня и лениво целоваться. Хотелось перебрать все варианты ласковых прозвищ и выяснить, от которого из них уши Юэ Цинъюаня нежно порозовеют: Юэ-гэ? Цин-эр? А-Ци? Юань-Юань? Может быть, лао Цин?              Убаюканный приятными мыслями и ласковыми поглаживаниями, Шэнь Юань и не заметил, как соскользнул в сон. Ему было так хорошо, уютно и приятно, что мягкое покачивание на облаках сна не слишком отличалось от расслабленного лежания под боком у — с ума сойти — любовника. От тёплых объятий и всё ещё нежно перекатывающейся вокруг них ци. Это всё было похоже то ли на сладкий сон, то ли на омывающие их воды Персикового источника…              Пока это умиротворение не было разорвано резким механическим сигналом.              [Ошибка. Обнаружено несанкционированное подключение. Ошибка. Попытка несанкционированного подключения. Ошибка…]