Как отец

Лёва вжимается в синюю ветровку как озябший воробей, потирает тонкие длинные пальцы, разогреваясь. Доктор тоскливо выдыхает сигаретный дым ему в лицо, тот корчится от отвращения. — Чего так скрючило то тебя? — развязно спросил Валентин Сергеевич, глядя на мальчишку с жалостью. Жаль ему было этого худосочного Лёву с его грустными глазами и дрожащим подбородком. — Да холодно просто, — спешно произнёс Лёва дрожащими губами, опустив взгляд в сухую траву. Доктор внимательным взглядом оглядел Лёву. Бледная кожа, красные глаза, опущенные плечи, сжатые колени. Выглядел он как брошенный щенок. Образ его вызывал тоску в окаменевшем сердце Валентина. — Живот что-ли болит? Доктор часто проявлял заботу по отношению к мальчику, за целых два года путешествий по Союзу он успел привязаться к нему. Он умилял своим послушанием и податливостью. Был скромным и терпеливым. Для Валентина он стал как сын, которого у него никогда не было. Хотя он мечтал о сыне как о ком-то нежном и любимом. Кому можно бы было подарить свое тепло, для кого можно бы было быть полезным. Для многих дети — смысл жизни, для Валентина этот мальчишка почти им стал. — Есть хочу, — едва разборчиво произнёс Лёва сквозь скованные зубы, стыдливо опустив голову. — Что же ты сразу не сказал? — закатил глаза доктор, вставая с деревянного порога деревенского домика. Здесь жил дядя Валентина, пока не умер от рака. Потом этот ветхий домик стал его, хотя бывает он здесь редко. Решив переконтоваться здесь с Левой, пока стратилат не выдаст себя сам, Валентин обустроил здесь комфортное жилище. Растопив печь, Валентин подогрел на ней хлеб с мясом и положил на тарелку. Лёва сел за стол, прикоснувшись к виску, в который во время очередного боя с вампиром попал кусок земли. — Почему ты никогда не говоришь, что хочешь есть? — трепетно но строго спросил Валентин Сергеевич, снова скользя взглядом по его телу. Лёва набросился на еду как голодный зверь. Валентин даже, предпологая, что он попросит ещё, бросил взгляд на мешок крупы. Но, доедая последние крошки, Лёва только оживленно начал убирать посуду со стола. — Да ладно, не мой, воды всё равно нет. Доктор заметил, как у Лёвы засветились глаза. Развалившись на кресле, Валентин взял книгу. Лёва задумчиво глядел в окно. Изредка поглядывая на Лёву, доктор листал пожелтевшие страницы книги, прислушиваясь к умиротворенной тишине. Таких моментов было у них мало, хотелось насладиться одним из них. Но Лёва не очень любил погружаться в себя, голову сразу заполняли мрачные мысли. Сердце вдруг начало сжиматься от тоски. — Мне так больно, знаете? Прервал тишину Лёва, рассматривая вдалеке равнины пшеничных полей. — Что-то болит? — обеспокоенно спросил доктор. — Да нет, просто вспоминаю прошлое. Как меня мама в пустой квартире бросила, а папа пропал. Лёва зажмурил глаза, сжимая переносицу пальцами, чтобы не зарыдать. Доктор печально опустил глаза в книгу, хотя в голове стоял жалостливый голос Лёвы. — Иди сюда, — с открытым сердцем произнёс доктор, откладывая книгу и пододвигаясь. Он вдруг понял, что тоже нуждается в поддержке и близости. Лёва доверчиво прижался к Валентину, опустив голову ему на плечо. Доктор обнял его как родного сына, бережно прижимая к себе. — Знаешь, сердце можно вылечить только сердцем, — тихо произнёс доктор, целуя Лёву в макушку. Лёва вдруг почувствовал, как его сердце начало пробивать грудную клетку. От такого прилива заботы глаза снова начали слезиться, хотя они кажется у Лёвы никогда не были сухим. Лёва часто плакал. Только когда никто не видел. Но сейчас он впервые за много лет почувствовал себя в безопасности. Лёва приподнялся и, заключив доктора в крепкие объятия, прижался губами к его щеке. — Валентин Сергеевич… — Тише тише, Лёва, — ласково произнёс доктор, стирая пальцами слёзы с Левиных щёк, — всё хорошо, ты сильный. Губы доктора прижались к лбу Лёвы, когда ладони второго поглаживали его руки. Доктор чувствовал что-то трепетное по отношению к этому сиротке. Он впервые за много лет почувствовал себя нужным. — Вырастешь — всё забудется, — доктор погладил Лёву по волосам, тот прижимался всё ближе. — Это со мной на всю жизнь, — жалостливо произнёс Лёва, — я никогда с этим не справлюсь. Я чувствую себя ненужной вещью. — Не говори так, Лёва, ты нужен мне, — Лёва, рыдая взахлёб, не заметил как оказался на коленях Валентина, а его руки поглаживали его ноги. — Вы для меня как отец, — откровенно произнёс Лёва, глядя Валентину в глаза. Сердце Валентина облилось сладким мёдом. В глазах застыли слезы. — А ты для меня как сын, — шёпотом произнёс доктор, крепко сжимая в объятиях хрупкое тело Хлопова. «Сердце можно вылечить только сердцем» прочитал однажды над доской Валентин, будучи студентом медицинского лицея.