без названия

Ночи в Призрачном городе были долгими, а дни – короткими, как мгновение. Возможно, так казалось потому, что после особо длинных ночей Се Лянь спал до обеда, наглухо задвинув шторы, зарывшись в нежный шелк одеял, просыпаясь лишь для того, чтобы задуть пламя на почти сгоревших лампах, развеять по комнате дым от потухших фитилей — и снова погрузиться в сон. Когда он наконец вставал с постели окончательно, солнце уже стояло высоко, а порой даже начинало медленно клониться к закату. В таких случаях у него действительно оставалось не очень много времени, чтобы сделать что-либо в течение дня, и это не могло не огорчать. Впрочем, даже в мире живых, когда они жили в храме Пу Цзы, время пролетало так же быстро. — Ты однажды сказал, что на этом свете нет ничего, что бы длилось вечно, — сказал вдруг Се Лянь, когда они с Хуа Чэном гуляли по берегу лесного озера. Хуа Чэн полоскал в воде обувь Се Ляня, вымывая из нее песок и глину, и когда он обернулся, длинная черная коса, которую Се Лянь помог ему заплести сегодня утром – немного неаккуратная и кривая – свесилась с плеча и задела поверхность озера. На губах появилась легкая полуулыбка. — Я рад, что гэгэ так хорошо помнит мои слова, но, признаться, сам уже позабыл об этом. Ты уверен, что это сказал я? Звучит слишком вычурно. – Он шутливо приподнял брови. — Нет, это правда твои слова, Сань Лан! — Когда я такое говорил? Се Лянь откашлялся. — Не важно. Хуа Чэн оттряхнул обувь от воды и положил сушиться на чистом участке земли. Се Лянь помахал голыми пятками в воздухе, чувствуя, как теплый южный ветер мягко гладит кожу. — Почему гэгэ вспомнил об этом сейчас? — Потому что… — Се Лянь запнулся. – Потому что я слишком дорожу днями, проведенными здесь с тобой. От одной мысли, что они когда-нибудь закончатся, я… — Если это и произойдет, — сказал Хуа Чэн, – то очень нескоро. Должно пройти как минимум тысяча тысяч лет. К тому времени я и мой ужасный почерк успеют надоесть гэгэ, и он не захочет меня больше видеть. — Твой почерк вовсе не настолько ужасный! — В самом деле? Вчера, когда мы практиковались в каллиграфии, ты был о нем иного мнения. Се Лянь неловко рассмеялся. Они провели еще некоторое время, споря о том, что произойдет или не произойдет спустя тысячу тысяч лет. Се Лянь был уверен, что навыки Хуа Чэна в письме улучшатся, а его собственное отношение к князю демонов никогда не изменится, сколько бы веков ни прошло; тот лениво возражал, приводя довольно слабые аргументы. Его левый глаз лукаво поблескивал из-под длинных ресниц, показывая, что его слова несерьезны. Наконец, Се Лянь предложил пари. — Гэгэ хочет поставить на то, что он никогда не разлюбит Сань Лана? – переспросил Хуа Чэн. — Именно. — В таком случае мне придется сделать ставку на то, что когда-нибудь я тебе наскучу и ты меня бросишь? — Разве не эту точку зрения ты отстаивал только что? Хуа Чэн неопределенно повел плечами, и Се Ляню показалось, что это жест защиты – слегка сжаться и съежиться, словно в ожидании удара. Это было несвойственно князю демонов, и Се Лянь озадаченно нахмурился. — Но что я буду делать, если исключительное невезение гэгэ вынудит его проиграть, а меня – выиграть? Не будет ли это означать, что в исходе событий виноваты мы сами и наше глупое пари? — Мои чувства к тебе сильнее моего невезения! Неужели ты не веришь в это? Вместо ответа Хуа Чэн притянул его к себе и поцеловал, но заключать пари наотрез отказался. Се Лянь думал об этом остаток дня и не знал, в чем совершил ошибку. Вероятно, где-то глубоко внутри Хуа Чэн действительно не верил в то, что достоин его любви. Когда обувь высохла, а пейзаж наскучил, они обошли озеро с запада и оказались на противоположной стороне, там, где у берега росли лотосы. Некоторые бутоны уже отцветали, и их опавшие лепестки плыли по воде, похожие на маленькие гондолы – такие же длинные и остроконечные. Се Лянь сел на камни, а Хуа Чэн положил голову ему на колени и молчал, пока пальцы наследного принца рассеянно перебирали его волосы. Про себя Се Лянь решил, что каждое мгновение, проведенное ими вместе, слишком драгоценно, чтобы тратить его на переживания о будущем, и что впредь он не будет думать о завтрашнем дне. По крайней мере, постарается. Позже, спустя много месяцев и лет, когда целые горы свитков были исписаны, но почерк Хуа Чэна не исправился (а даже, казалось, стал едва заметно хуже); когда все пьесы местных театров были просмотрены, а все актеры безжалостно раскритикованы Хуа Чэном; когда все призраки и демоны вблизи храма Пу Цзы не только прекратили чинить неприятности, но и начали приносить пользу местным жителям, опасаясь, что внимание князя демонов и наследного принца – из любопытства или просто от скуки – обратится к ним и вышеупомянутые двое сочтут их подозрительными; когда здание храма было трижды перестроено и Се Лянь уже не мог придумать, что еще он хотел бы видеть и иметь в своем святилище; когда сотни чашек и сосудов были им разбиты, тонны продуктов испорчены и тысячи людей тяжело отравлены, когда все библиотеки Призрачного города и Небесной столицы исчерпали свои запасы произведений, которые Хуа Чэн бы еще не читал (и которых оказалось ожидаемо мало); когда даже усердные тренировки фехтования и боевых искусств перестали приносить Се Ляню удовольствие – после всего этого ему наконец стало скучно. И он сказал: — Сань Лан, давай отправимся в путешествие. Куда-нибудь далеко. Хуа Чэн, конечно, уже думал об этом сам, но когда он начал перечислять варианты, куда можно поехать, Се Лянь не смог принять решение. — Давай я разверну на столе карту мира, — сказал Хуа Чэн. – Гэгэ закроет глаза и наугад покажет место на карте, и, если это не окажется точка посреди океана, мы отправимся туда. Он начал копаться в шкафу, но, конечно же, не смог найти карту сразу же. Се Ляня поразило то, что у Хуа Чэна имелась такая редкая вещь, как карта целого мира, но удивление было мимолетным и тут же исчезло, когда из недр шкафа, вслед за необъятной кучей драгоценного хлама, которую Хуа Чэн оттуда выгреб, медленно выполз паук. В первом из шкафов карты не оказалось, и тогда Хуа Чэн поручил своим подчиненным найти ее, а сам утащил принца на террасу пить чай и смотреть на луну. Наконец, уже под утро, свиток с картой был обнаружен под ковром в кабинете. По краям он позеленел, а в середине пожелтел, и все же линии чертежа с трудом, но просматривались сквозь слой многолетней пыли. Се Лянь не мог поверить своим глазам. — Неужели мир действительно такой огромный? — Полагаю, на самом деле он больше, — проговорил Хуа Чэн. – Но тот демон, у которого я ее отобрал, клялся, что карта настоящая и самая что ни на есть полная. Он также заявил, что лично был во всех этих местах, но это не может быть правдой, поэтому я и ставлю под сомнение все его остальные слова. Се Лянь восторженно изучал рисунок. — А это река? – Он ткнул пальцем в бумагу. — Да. — Какая длинная! А это, что, океан? — Похоже на то. — Он больше всей Поднебесной в три раза! Нет, в пять! Неужели в мире действительно так много воды? Хуа Чэн кивнул. Он сложил локти на стол и молча наблюдал за принцем, иногда устало зевая и прикрывая рот ладонью. Се Лянь вслух размышлял, не исчезнет ли вся его духовная сила, если он удалится на такое большое расстояние от своих верующих, и Хуа Чэн заверил его, что это будет неважно: ведь он всегда сможет одолжить свою. Се Лянь невольно вздрогнул, когда вспомнил, чем в последний раз для них закончилась массовая передача духовных сил. Тогда он решил выбрать не очень далекое от Поднебесной место, чтобы в случае чего можно было быстро вернуться. — Сань Лань, Сань Лан! Ты спишь? Я знаю, что мы хотели выбрать наугад, но видишь эти острова на востоке? Они кажутся очень любопытными, почему бы нам не начать с них? Взгляд левого глаза из-под полуприкрытых век опустился на свиток, куда с нетерпением упирался чужой палец. — А, эти. Я был там как-то раз, ничего особенного. — Правда? — Там живут племена людей, но они не умеют выращивать рис и зерно, и у них нет письменности. Они низкорослые и злобные, как обезьяны. — Есть ли там боги? — Возможно. – Хуа Чэн опустил голову на скрещенные руки и вытянул длинные ноги под столом. – Но даже если и есть, то наверняка под стать местным людям. Не удивлюсь, если там поклоняются обезьянам. — Сань Лан! Мы должны уважать чужую культуру, какой бы она ни была. Уверен, даже у такого народа есть что-то достойное восхищения. Хуа Чэн задумался. В тишине было слышно, как снаружи кричит козодой и шелестит в листве деревьев легкий ветер. Кто-то из слуг на заднем дворе залил водой что-то горячее, и вода зашипела, испаряясь. — Ах да, — вспомнил Хуа Чэн. – Там неплохие горячие источники. Гэгэ бы понравилось. Еще там делают красивые, но бесполезные горшки из грубой глины, украшая их веревочным орнаментом. Се Лянь просиял и начал расспрашивать подробнее — и хотя Хуа Чэн рассказал обо всем, что знал и что смог извлечь из памяти, плыть на восточные острова не согласился. — Тогда, может быть, сюда? – Се Лянь снова ткнул пальцем в карту. — Это пустыня. Здесь слишком жарко и совсем нечего смотреть. Поищи другое место. — Сюда? — Про эти места я читал в одной книге. – Он с сосредоточенным видом поднял взгляд к потолку, словно цитируя текст наизусть. — «…Люди там грязные и волосатые, и кроме набедренной повязки не носят никакой одежды. Мужчины по неизвестной причине стачивают свои зубы, чтобы они стали остроконечными и уродливыми. Боги, которым они поклоняются, также грязны и уродливы, и раз в три месяца требуют от людей человеческих жертвоприношений. После убийства тело жертвы съедается теми самыми людьми, которые исполняли ритуал. Помимо каннибализма этот народ иногда питается своими экскрементами…» — В какой книге ты это нашел, Сань Лан? Я не помню ничего даже близко похожего! — Должно быть, ты позабыл, гэгэ, — невинно улыбнулся Хуа Чэн. – Информация была столь шокирующей, что твой разум избавился от воспоминаний о прочтенном. Се Лянь насупился: его не покидало ощущение, что цитата от начала и до конца выдумана, но за недостатком оснований он не осмелился озвучить свои подозрения. — Тогда как насчет этих мест? Выглядит интересно. Хуа Чэн апатично проследил за движением его руки, но кажется, даже не стал смотреть на карту. — Сюда я не хочу, — заявил он. — Спроси меня об этом завтра, и я объясню, почему. Се Лянь понял и со вздохом встал из-за стола. Когда Хуа Чэн становился привередливым, у принца не получалось противостоять его капризам, и легче было просто подождать, чтобы вернуться к той же теме спустя пару дней. Похоже, князь демонов собирался уснуть прямо на столешнице, лицом уткнувшись в пыльный свиток, и Се Лянь не мог этого допустить. Он подошел к нему сзади и обвил руками плечи, зарывшись носом в спутанные волосы. Хуа Чэн сонно промычал что-то, нашел своей рукой чужую и мягко сжал ее. Через неделю они все-таки выбрали место, в которое хотели поехать, и Хуа Чэн, заявив, что ни один из существующих кораблей им не подходит, начал строить судно. Точнее, строили его подчиненные из Призрачного города, а сам он лишь составил чертеж, показал его Се Ляню, получил одобрение и отдал бумагу одному из демонов, вызвавшихся исполнять работу. День выдался жарким, но в тени под огромным зонтом, который слуги раскрыли над ними обоими, было прохладно и приятно. Из-под него они могли наблюдать за строительством. Се Лянь лепил замки из песка, Хуа Чэн их рушил, затем они сыграли в сянци, затем строительные работы были приостановлены на неопределенное время, потому что не хватило качественной древесины. Затем пришла осень, и начался сезон дождей. Каркас корабля, накрытый непромокаемым полотном, одиноко возвышался на речной отмели, и Се Лянь иногда смотрел в его сторону с легкой тоской. Иногда – с предвкушением. Наконец, спустя полгода корабль был готов. Он изящно заскользил по руслу реки, рассекая серебристую водную гладь, и парус широко раскрылся под попутным ветром. — Сань Лан, — Се Ляню пришлось подняться на носки, чтобы дотянуться до холодных и бескровных губ. — Мм? — Если мы не сможем жить здесь вечно, если всему когда-нибудь приходит конец… Я подумал, что можно жить где-нибудь еще, ведь правда? В другой стране, на другом континенте. Хуа Чэн неохотно оторвался от поцелуя и улыбнулся. — Конечно. Они побывали во многих местах, даже там, куда изначально не планировали плыть, и видели много диких краев, где обитали лишь природные духи и хранители лесов. Людей они тоже встречали, и Се Лянь пытался выучить их языки, помогал в ремеслах, предотвращал конфликты. По возможности они старались не привлекать к себе внимание, но если в фольклоре какой-либо страны или народа осталось упоминание о Боге бедности или Боге несчастий, Покровителе мусора, Мастере смертельной кулинарии или что-то подобное, а также о его друге в красных одеждах, которому во всем сопутствовала удача, то несомненно, это потому, что им было сложно оставаться незаметными и очень хотелось помочь простым людям.