Выжженная пустыня. От жара не до конца сошедшего огня пекло открытые участки кожи. Горло сводило судорогой.
Какаши с трудом разлепил веки, казалось, что глаза полны песка. Жгло, щипало, болело.
Сделав усилие, он повернулся, откидываясь на спину. Мышцы жутко ныли от, казалось, нескончаемых погонь, драк, схваток. Одежду пропитала кровь. Его и не его. Запас чакры был практически на нуле. Даже простые вдохи давались Хатаке с трудом, видимо, ребра все же пострадали.
Обманчиво безразлично смотрит мужчина в серое небо.
Он устал. Но он победил.
Они победили.
Внезапно, тяжелую голову молнией пронзает мысль, с одним лишь именем.
Каийо
Она была здесь! Была с ним! До взрыва, она была рядом.
Черт! Нет, этого не может быть, она не…
Какаши поднимается слишком резко, морщась от дрожи, что прокатилась по всему телу. Плевать. Цунаде его подлатает. Сейчас главное найти её. Найти Каийо.
Внимательный взгляд темных глаз скользит по недавнему полю боя. По трупам и раненным. И каждый раз, когда он натыкался на лежащее на земле бездыханное тело, сильное сердце пропускало удар. Среди них не было Её.
Каийо нашлась под одним из немногих уцелевших деревьев. Веки прикрыты, дыхание редкое и тяжелое, из уголка рта сочилась тонкая струйка темной крови. Но жива.
Боги, она был жива.
Какаши опускается перед ней на колени, прикладывая подрагивающие пальцы к тонкому запястью. Слабо, неровно, но бьется.
Мужчина рвано выдыхает. Все равно, что с ним, сколько ран, сломанных костей, лежащая перед ним ослабевшая, на волосок от гибели девушка важнее во сто крат.
— Какаши… — её голос хриплый, надломленный. Дура, полезла в самое пекло. Он ведь просил! А она все равно пошла за ним.
— Молчи, — бессильная злоба. Бессмысленная, но одуряющая, — Молчи, Каийо. Скоро здесь будут Наруто, Сакура и Цунаде.
«Тебе помогут, только дождись, слышишь?» хочется закричать ей прямо в побледневшее лицо. Прижать к себе, наплевав на боль, касаться, осторожно, словно это могло бы забрать часть ее страданий. Но злость была сильна.
Злость всегда очень сильна.
— Какаши, — снова повторяет Каийо, приоткрывая глаза. Нежная голубизна девичьего взгляда встречается с глубокой темной бездной, — Я умираю.
— Замолчи, — сквозь сжатые до боли зубы повторяет Хатаке.
— Постой, — девушка перехватывает руку Какаши, прижимая к с трудом вздымающейся груди, — Послушай, ладно? Я умираю, этого не изменить. И если, — рваный выдох, — Сакура и Цунаде успеют, и я выживу, то, мои слова будут сказаны не зря, а если нет, то я уйду с чистым сердцем, Какаши.
Было видно, как тяжело даются Каийо слова. Практически через слово она брала паузы, хмурилась, но продолжала.
Снова захотелось накричать. Наградить убийственным взглядом. Лишь бы молчала, лишь бы берегла силы… но Какаши не был глупцом. Каийо действительно умирала. И если это её последние минуты, пусть говорит. Он будет слушать её голос. Родной и живой.
— Я знаю, — продолжила девушка, — Ты все эти годы выстраивал между нами стену близких друзей и напарников, но я нет, Какаши. Я так не смогла. Черт, — Каийо закашлялась, — Я пошла сюда за тобой, я… знала, что не должна была, но, — на глазах выступили непрошеные слезы, отдавая неприятной резью, — Я просто не смогла бы остаться, зная что ты здесь. Какаши, я хочу, чтобы ты знал, я бы отказалась от всех миссий, от любых опасных заданий, от всего того, от чего ты так настойчиво пытался меня уберечь, если бы только знала что бы вернешься. Ко мне. Не как друг, а как мужчина.
Какаши показалось что он задыхается. Ему не послышалось, это точно, только, почему так больно? Почему так сковало грудь?
— Если бы у меня только была возможность, ждать тебя в нашем доме, я бы ждала, — По щекам девушки покатились горькие слезы. Слишком долго держала она в себе эти чувства. Слишком они были сильны.
— Я бы готовила тебе ужины, заботилась о тебе, была твоим надежным и верным тылом. И каждую ночь, Какаши, я целовала бы каждый шрам на твоем теле, чтобы ты наконец забыл о боли, что терзает тебя всю жизнь.
Хатаке закрыл глаза. Мучительно смотреть на боль такой родной девушки, что столько лет страдала из-за него. Боялась стать ближе. И просто была рядом. Всегда. Так, как могла, так как он позволял.
Глупая Каийо.
Дурак Какаши.
Не увидел, не понял, не захотел замечать. Не давал волю собственным чувствам, от которых сейчас, в эту секунду, хотелось выть.
— Больше всего на свете, я хотела бы, держать на руках твоего ребенка. Нашего ребенка, — голос девушки становится тише. Она говорила о самом сокровенном. О том, что пряталось глубоко внутри одновременно хрупкой и невероятно сильной куноичи.
Какаши опустил голову. Против воли глаза краснеют. Он знал, что она не видит, но наверняка почувствует ту горячую каплю, что упала на и без того мокрую щеку.
— Прости… Люблю.
И мир замер.
Остановилось время.
Затихшая вмиг девушка, широкая ладонь в ослабевающих пальцах и склонившийся над ней мужчина. Его плечи дрожат. Плотная ткань маски мокрая и неприятно липнет к губам.
У Какаши перед глазами проносится жизнь.
Та её часть, что он провел с Каийо. Так близко и так далеко одновременно.
Хатаке дергается. Подхватывает нежное тело, прижимает к широкой груди. Сердце щемит. Она такая маленькая сейчас в его руках, и кажется, будто очень тонкая, как лист того дерева, под которым они оказались. Какаши не замечает как начинает покачивать ослабевшую Каийо. Зубы сжаты до предела. До бликов перед глазами.
Больно. Больно. Больно!
— Каийо, — собственный голос поражает. Доносится словно из-за стены. Такой хриплый, рваный, сломанный.
— Я спрошу с тебя все до последнего слова, слышишь? Как только окажемся дома, я запру тебя в своей квартире! — он говорит горячо и жадно, перехватывая удобнее девичье тело, заглядывая в бледное лицо.
— Начнем с чего-то простого, например с ужина. Каийо, только дождись помощь! И я обещаю тебе, я клянусь, у нас будет все.
Соленые капли неконтролируемым потоком стекают по искаженному лицу. Столько времени потрачено зря… и все из-за чего?
Ты виноват. Виноват, черт возьми!
Каийо здесь по твоей вине. Лежит, задыхаясь в твоих собственных руках. Не будь ты таким по отношению к ней, все было бы иначе. И мечты этой девушки, стали бы реальностью. Ты ведь сам хотел бы того же.
Хотел ее прикосновений. Ее нежности, любви, веры в тебя. Чтобы встречала и провожала с миссий. Чувствовать под собой ее стройное тело, молочной кожи касаться губами, скользить ладонями, сжимать, кусать, зацеловывать. Отдаваться и отдавать.
Чтобы именно эта девушка подарила тебе ребенка, о котором ты даже не смеешь думать.
Перед глазами туман. Реальности не существует.
***
Такими их нашли Цунаде и Сакура. Пятая никогда не думала, что увидит Какаши в таком состоянии и надеялась, что это был первый и последний раз. Слишком невыносимой была нескрываемая боль на лице шиноби. Сакуре хотелось зажмуриться.
Таким своего сенсея она не знала.
Оценив ситуацию Цунаде коснулась плеча мужчины, легонько отталкивая.
— Мне нужно осмотреть её. Тобой займется Сакура. Времени мало, Какаши.
Он лишь коротко кивнул, садясь на землю, неподалеку от Каийо. Харуно тут же взялась за осмотр, хмурясь, прикладывая усилия для залечивания его повреждений. Хатаке понимал, что пострадал сильно. Кажется понимал. И только когда увидел зеленоватое свечение из рук Цунаде, направленное в редко вздымающуюся грудь Каийо, позволил себе прикрыть глаза.
И сознание ускользнуло от него.
***
Пить!
Очень хочется смочить горло чистой водой. И так тихо. Слышится только размеренное негромкое пищание.
И никаких взрывов. Ни единого крика, ничего.
Каийо несильно сжимает руку, чувствуя приятную ткань, а не горячую землю. Голова тоже покоится на чем-то мягком. Не может быть… живая. Девушка осторожно открывает глаза, проходясь языком по сухим губам.
Находится сейчас в палате госпиталя Конохи кажется настоящим чудом. Словно этого не должно было произойти и она так и осталась лежать там, под деревом, сжимаемая в объятиях любимого Какаши. Каийо вмиг вздрогнула. Она, вроде как в порядке, это ясно. Но что с Какаши? И где он?
Куноичи резко садится на больничной койке, тут же хватаясь руками за закружившуюся голову. Она уже свесила ноги, собираясь ступить на пол. Но женский крик оборвал ее начинания.
— Стоять! — Цунаде в гневе страшна. А особенно она не приемлит непослушания в своей больнице, — Я серьезно, Каийо! Не жалеешь себя, подумай о моих трудах. Думаешь легко было тебя с того света вытаскивать, а?
Пятая подходит к кровати и укладывает девушку назад, все еще что-то бормоча себе под нос.
— Что с Какаши? — Каийо сильно хрипит и горло вновь сводит. Цунаде качает головой, глядя в какую-то папку, что была в ее руках.
— Надоели вы мне… он в порядке, быстро восстановился, спасибо его запасу чакры, конечно. Была бы она как у тебя, — Пятая многозначительно взглянула на свою пациентку, — Могло быть хуже.
Девушка облегченно выдохнула. Главное, что с ним все хорошо, с остальным она справится.
— Я с боем отправила его отоспаться домой. А то маячит у тебя в палате! То же мне… Все это время от тебя не отходил.
Каийо невольно улыбнулась. Да, Какаши такой. Всегда рядом.
— А долго я?..
— Почти две недели, Каийо, — как новый удар по голове. Две недели в отлючке! Такого еще не бывало, — Скоро принесут обед, не отказывайся, поняла? — дождавшись уверенного кивка, Пятая отправилась к выходу.
— Цунаде-сама, а можно…
— Нет! Даже не думай! — прикрикнула Цунаде, но увидев, как поморщилась от этого куноичи, все же смягчилась, — Он придет вечером. Отдыхай.
И Какаши действительно приходит. Каийо спит, но словно почувствовав его присутствие, оборачивается в его сторону. Они встречаются взглядами.
И это вспышка сверхновой.
Мужчина тут же срывается с места, прижимая к широкой груди податливую девушку. Беспорядочно гладит. Теряя контроль, целует волосы, щеки, вмиг ставшие влажными глаза, аккуратный нос. Шепчет словно в бреду
живая, живая, живая…. Каийо словно кукла в его руках. Покорная, преданная, заглядывает в глаза, не в силах сдерживать вновь накатившие слезы.
— Какаши… — шепчет, мертвой хваткой цепляется за форменный жилет.
— Прости, — глухо, — Прости меня, Каийо, прости… Если бы я только знал, если бы не был таким дураком, Каийо… — Хатаке говорит сбивчиво, все также нервно прижимая девушку к себе. Она гладит его по напряженным плечам, легко качая головой.
— Это моя вина, перестань. И я должна извиняться, что не послушала тебя.
Какаши делает невозможное.
Быстрым движением стягивает с себя маску, прижимаясь своими губами к губам пораженной Каийо. Целует умело, нежно, ласково касаясь то верхней, то нижней губы. Сердце куноичи словно делает сальто. Как часто она представляла его поцелуи! Как страстно мечтала о них! Неужели, теперь это стало реальностью? И эти сильные руки, что аккуратно поглаживают спину и требовательные губы и горячее дыхание так близко? Все это теперь для нее?
Хатаке немного отстраняется, прижимаясь лбом.
Боги, что он пережил за эти долгие, казалось, бесконечные дни. Страх за жизнь и здоровье Каийо сковывали и без того наполненное горечью сердце.
И Какаши принял решение. Раз и, как он надеялся, навсегда.
— Моя родная девочка, — шепчет, боясь разрушить связь, что сейчас накрепко связывала их души, — Я всегда буду рядом. Теперь, я просто никогда тебя не отпущу! Слышишь?
Каийо не может произнести и звука. Как заколдованная впитывает каждое слово Какаши. Запечатывая их в своем сердце на долгие долгие годы.
— Я помню все что ты сказала мне, и, клянусь, я хочу того же, — Продолжает Хатаке, нежно поглаживая Каийо по щеке, — и только с тобой. Если ты согласишься принять мои чувства.
— Люблю, — коротко произносит Каийо, притягивая мужчину к себе, для нового поцелуя. Более нетерпеливого, не такого аккуратного как первый. Какаши хочется, подобно коту урчать, чувствуя ее неумелость, но такое жгучее желание доставить ему удовольствие.
Какаши научит.
Это только начало. Сколько у них еще впереди поцелуев и ласк? Да бог его знает. Но в эту самое секунду, Хатаке дает себе множество обещаний и клятв, и сдержит их, непременно сдержит.
Пока рядом с ним эта удивительная куноичи он во сто крат сильнее. Пока любовь девушки, согревает его заледеневшее за столько лет сердце, он никогда не сдастся. Теперь, есть она.
Та, что была рядом почти незаметно.
Та, что любила издалека не прося и не требуя.
Та, что пошла за ним в самое пекло, ни разу не повернувшись вспять.
И теперь, Какаши Хатаке хочется жить как можно дольше. Погибшие друзья простят его отныне, он уверен, ведь сейчас, ему не хочется искать смерти на поле боя. Они простят, Какаши отпустит.
Так правильно, так должно быть.
Его самая главная теперь миссия — это Каийо. И Хатаке с ней справится на высший балл.
— Люблю, — вторит мужчина, отчего девичье лицо озаряется по истине счастливой улыбкой.
Все позади. Боль, страх, сжираемое изнутри чувство вины. Настала пора шагнуть в новое, ранее неизведанное счастье. Вдохнуть чистого воздуха. Познать большее, чтобы уже никогда не возвращаться к старому.
Все будет по другому. Уже стало.
И сияющий взгляд голубых глаз дарит надежду.
