Единое целое

— Не подходи ко мне!       Микеланджело никогда не подумал бы, что однажды он издаст настолько истошный крик, что не узнает самого себя. Он не знал, что в один день он дрожащими и холодными руками от страха будет крепко сжимать в руках нож. Конец лезвия отдает опасным блеском, светясь над тусклым светом в логове, и слегка приподнимается в сторону самого дорогого и близкого члена семьи…       Судорожное дыхание заставляет губы подростка высыхать, иногда вздрагивая, чтобы снова что-то вскрикнуть, но страх навис над ним и парализовал всё тело, кроме рук, которые сильнее сжали рукоять ножа. Если страх стоял сзади Микки, то была причина его появления. А причиной являлась смерть, оскалившаяся на него и сверкая своими белоснежными клыками. Эта «смерть» стояла в трех метрах от подростка, приняв позу хищника: «она» распахнула руки и слегка наклонила корпус, изогнувшись, словно ожидая момент нападения. Затем, к Микки начала приближаться его участь, его мучительная смерть, его кончина…       Рафаэль.       Микки уже не помнит, с чего началась его перепалка с Рафом, но помнит, как его брат начинал потихоньку, медленными, но стремительными шагами сходить с ума. Помнится, после победы над Крэнгами (около двух месяцев назад), Раф замкнулся в себе. На самом деле, вся семья ушла в свой мир, так как каждый пережил тяжёлое время, борясь не только физически, но и внутренне со своими страхами и переживаниями. Никто точно не знает, кто о чём размышлял, переживал и боялся. Все запирались в своих комнатах, думая о том, как в бою с Крэнгами семья чуть не погибла. После рассказов Кейси о будущем тем более стало тревожнее. Порой Микки вертелся полночи в кровати, представляя гибель каждого брата под красным апокалиптическим небом, напоминающий бурлящую кровь. Ему даже снилось, как он своими руками прикоснулся к бездыханным телам братьев, ища хоть капельки жизни в их пустых глазах. Увы, жизни не оказалось. Зато это оказался всего лишь сон.       До сегодняшнего момента.       Разум Микеланджело отвлекался на два разъяренных в мясо туши его братьев. Холодное тело Лео лежало спиной на не менее холодном бетоне. Его брюхо было распорото, кишки валялись вокруг тела, а остальные внутренние органы либо были превращены в фарш, либо с местами от укусов. Кровавые уголки Рафа дали понять, почему сердце Лео откушено. Его закатанные глаза, смотрящие куда-то вдаль, пугали сильнее, чем его разбросанные на полу органы, ведь они всё ещё смотрели. Они всё ещё казались живыми, настоящими, но они были мёртвыми.       Рядом с ним ничком валялся Донни, голова которого была повернута на сто восемьдесят градусов, но, возможно, к счастью, его взгляд был устремлен не на Микки. Его мягкий панцирь был вскрыт или, даже можно сказать, разорван. Раф решил повторить манеру убийства, только поменяв положение жертвы. Если он вытащил органы Лео из брюха, то органы Ди он вытащил из панциря. Правда ему пришлось поломать пару костей, чтобы добраться до желаемых «вкусностей». Мерзость.       Раф хихикнул. Да, это вторая странность, которую Микки заметил месяц назад.       Эмоции старшего брата были в последние дни нестабильны. Раф всегда был самым спокойным среди братьев, но после он стал смеяться без причины. Его хихиканье могло перейти в плач, плач в гнев, гнев в смех, а смех в отвращение. Он мог разозлиться, потому что Лео громко засмеялся, или расплакаться, потому что в комнате слишком холодно. А однажды Микки его застукал смеющимся на кухне. Он сидел за столом и пил чай, хихикая и рассказывая какую-то шутку. на другом конце стола стояла кружка с соком. Микки тогда тихонько, стоя у дверного проема, спросил, с кем Раф разговаривает. На что тот ответил, что говорил с другом. Каким другом? Когда подросток уточнил это, то Раф тут же вспылил и потребовал Микки немедленно выйти из кухни.       Третья странность — его речь. Она была несвязанной, лишенной логической последовательности и порой непрекращающейся. Раф часами мог говорить сначала о холодной погоде в июле, затем резко перескочить на японскую литературу, а потом закончить историей Первой Мировой Войны. Его невозможно было слушать…       А еще он стал часто забывать какие-нибудь очевидные факты, например, сколько в мире океанов или штат в США. А ещё он забыл о дне рождении своего младшего брата… Микки на самом деле его не винил: Раф даже иногда забывал свой возраст или город, в котором жили черепахи, что уж тут говорить о датах. Когда ему напомнили братья, что у Микки день рождение, то Раф тут же принялся обнимать и поздравлять его. И по началу семья мило проводила время, поедая испеченный торт Микки и попивая чай, но затем настроение Рафа резко изменилось на холоднокровность. Он встал из-за стола и пожелал Майки никогда не вырасти. До сих пор не ясно, что он имел в виду…       И самая главная «особенность» в поведении Рафа — его безумные идеи. Однажды, Донни застукал Рафа говорящим с самим собой посреди зала. Подслушав монолог, Донни расслышал, как Раф бубнил о какой-то схеме, системе и «единстве». Дон вмешался и принялся расспрашивать брата, но тот начал кричать и требовать Донни уйти. Гений был не так прост: он начал угрожать брату рассказать другим о его мыслях, но видимо старший решил воспользоваться той же стратегией и пригрозил в ответ… Убийством. — Кому-то скажешь — перережу глотку…       Микки с дрожью по всему телу вспоминает эти слова старшего, о которых позже поведал Донни всем членам семьи. Именно после тех слов семья забила тревогу. Эйприл оградили от Рафа, так как боялись, что он может на неё напасть. Кейси и Донни еле утихомирили его транквилизаторами, чтобы тот не рыпался, и привязали его к койке в лаборатории, дабы изучить его мозг. Тут пошли споры…       Донни считал, что Раф буквально травмировал голову в бою и из-за этого началось развитие шизофрении. Да, Ди реально подозревал у брата шизофрению — самую настоящую серьёзную психическую болезнь.       Кейси же эту гипотезу отрицал: он говорил, что Крэнг скорее всего оставил некое влияние в мозге Рафа и управляет им до сих пор. Он предложил сделать операцию похожую на лоботомию…       Спустя несколько длительных ссор, оба учёных пришли к временному договору: они будут пока наблюдать за поведением Рафа, проводя с ним несколько сеансов психотерапии и выписывая различные атипичные нейролептики. Он был что-то наподобие экспериментального кролика. Микки, да и всей семье в целом, было больно смотреть на постепенно деградирующего старшего брата, которому с каждым днем все труднее удавалось логично мыслить и связанно говорить. Теперь «лидер в красном» стал психически больным существом, которое уже не могло нормально соображать.       Лео ночами плакал, виня во всём себя, а Микки сидел рядом и молча выслушивал брата: — Я убил его! Я убил собственного брата! Из-за меня он теперь навсегда останется овощем… Навсегда…       Микки правда хотелось что-то сказать в поддержку Лео, но в голове лишь были мысли о болезни Рафа и возможной операции на мозг. Пока ползунок плакался в плечо младшему брату и ныл, за лабораторией произошло нечто страшное…       В голову Рафа забрались тёмные мысли. Настолько тёмные идеи поселились в его разуме, что чтобы осуществить их, ему нужно было прекратить принимать таблетки. В этого же вечера он стал прятать таблетки под язык, которые ему давал Донни, а после выплевывал их в мусорку, пока никто не видел. Так продолжалось чуть больше недели.       В результате, Микки видит теперь лежащих на полу мертвых братьев и Рафа с обезумевшими глазами, которые вот-вот вылезут из орбит. С каждым медленным шагом, Майки больше чувствовал холод позади себя, который исходил из бетонной стены. Рафаэль облизнул свои кровавые клыки, демонстратируя свою зверинскую натуру. Микки больше не видел в Рафе брата. Это был определенно кто-то другой, но точно не заботливый брат, который в детстве всегда укладывал непослушных братьев в кровать, который в каждый день рождение своих братьев и друзей вязал им свитеры, который готовил лучшие панкейки по утрам, который…       Который любил свою семью.       Теперь это была больная сволочь без капли эмпатии и адекватности.       И все равно, оказавшись теперь загнанным в угол, Микки всё равно не мог так просто убить Рафа… Он всё ещё был ребёнком, а Раф — его старшим братом, его лидером, его другом, да и вообще всем его миром. — Микки, перестань… — судорожно дышал «зверь», — не будь как эти двое…       Майки снова взглянул на своих в мясо разорванных братьев и попытался сдержать рвотный рефлекс. Он переместил свой взгляд на широкую кровавую улыбку Рафа, но от этого ему лучше не стало. — Это Крэнг с тобой делает… — шептала маленькая черепашка, качая головой, — это не ты… — Ты говоришь прям как Кейси… — прошипел теперь Рафаэль с суровым выражением лица, — который теперь напополам валяется на лабораторном столе…       По щекам Микки покатился поток слёз. Он теперь был уверен, что он остался один на один с чудовищем, которого предстоит убить, но он всё ещё не мог решиться на этот грех… Если бы младший правда убил бы любого из своих братьев, он бы всю жизнь жалел бы об этом. Но он также может лишиться жизни… И что самое ужасное — лишиться жизни от рук своего же родного брата.       Раф рывком подпрыгнул к Микки, схватив его за шею. Младший уронил нож и вцепился за огромные пальцы Рафа, но тот сжал шею сильнее. Услышав хрип, смешенный с бульканьем от слёз, током проходивший по руке большой черепахи, «зверь» начал спокойно говорить, словно охотник гипнотизировал свою жертву: — Понимаешь, братец… Мне кажется, я родился не в своё время. Ты так не считаешь?       Микки лишь прохрипел от сильной давки вокруг его шеи. Раф на это усмехнулся и продолжил свой монолог. — Я система, у которой мало тока в схеме. И это большая проблема, знаешь ли… Но мне пришла гениальная мысль…       Теперь Раф чуть ли не начал вдавливать Микки в стену и сжимать его трахею. Через пару секунд, когда-то ярко-зелёная кожа младшего брата теперь побледнела. Она приобрела мёртво-зелёный оттенок. Остекленевший взгляд теперь смотрел прямо в выпученные глаза брата… Микки смотрел в глаза своей смерти, чувствуя, как вокруг всё становится тише и темнее. Словно он не в логове, а в небытие, где остались только он и его наказание. Это было наказание за его молчание, за его бездействие, за его трусость…       И вот, картинка вовсе расплывается, смешивая красные и зеленые цвета, а вокруг образуется сплошная темнота. Слеза падает на руку Рафа, но тот никак не реагирует. Единственное, он решил наклониться над ухом полумёртвого брата, чтобы тот смог чётче расслышать его последнюю мысль: — Я мечтаю стать со всеми вами единым целым…