Смерти искать нет нужды - сама сыщет

      — Паранормального не существует, это ясно всем. Тогда почему же люди боятся темноты? И не зря говорят, что не стоит по ночам в лес ходить.       — Может потому, что в темном лесу нужно бояться людей, а не монстров? — мальчик прервал мысли вслух. Его сиренево-белые волосы будто текли по плечам, словно вода по камню, пахли они чем-то совсем ему не подходящим. Настоящий мужской запах, такой должен быть не у него, а ему подходит что-то вроде лаванды… На лице щетина, еле-еле видная, и ее тоже не должно быть. Почему этот парень так молод, но выглядит старше, чем все его соседи? В ответ мальчик получил лишь осуждающий взгляд, хотя по идее осуждать должен был он, за эти мысли вслух и нарушение тишины. Почему так шумно? Это вообще законно? Теперь ужасно хотелось провалиться под землю.       — Отвернись от меня, урод! — вот то, что он сказал следующим. Курсы какой-то женщины-психолога из тик тока не прошли даром, он смог дать отпор! Ах, да. Звали этого героя — Сигма. И в следующий миг над ним воцарилась тень, а потом по голове стукнуло что-то тяжелое. Это было ужасно больно, и все, что он смог после, лишь схватиться за свою уже растущую шишку на голове. Да почему все были с ним так жестоки… Ему всего шестнадцать, а уже хочется состариться и умереть. В комнату вошло еще одно тело, с черной, зализанной направо челкой, буквально зализанной направо. Как же мерзко было смотреть на то, как этот парень плюет себе на руку, а потом проводит этой жидкостью по волосам, которые натерпелись всяких окрасок и осветлений. Боже, а по его характеру вовсе иногда казалось, что он косит под… Кого-то с такой же прической, тут пусть каждый думает свою думу. Лишь бы усы не отрастил, идиот. Его имя было Муситаро. Раньше он красился во все цвета радуги, а сейчас, совсем недавно от того момента, как к ним переехал Сигма, он покрасился в черный, еще и мэйк ап будто эмо или что-то подобное. Господи, это выглядело так по-клоунски! Хотя нет, клоуном лучше будет назвать его первого соседа, который только что его ударил по голове, Николая Гоголя. Хотя нет, нет. Клоуны они оба, а еще и третий их сосед — Ацуши Накаджима. Оу… Ну, тут он уже перегнул, Ацуши весьма приятный человек, хотя до тошноты идеальный. Просто пытается найти компромисс между всеми. Их было четверо, они съехались еще пару лет назад, но Сигма присоединился где-то через полтора года после этого. Ему было шестнадцать, Ацуши восемнадцать, Огури девятнадцать, а Николаю двадцать один. Все они, снова, за исключением Сигмы, приехали сюда для учебы в университете. А вот он сбежал от родителей. Его отец сел в тюрьму за убийство сына, что был братом Сигмы. Это все происходило на его глазах. Неясно, что вообще его ждет в будущем, но одно он знает точно — его раздражает каждый, кто находится в этой комнате, и жизнь ему не всласть. Огури и Гоголь постоянно задирали его, считая это шуткой. Они не могут себя так вести… Если бы Сигма мог… Он бы обязательно дал отпор. Особенно мерзкому Муситаро. В общем, попробуем, несмотря на грустную ноту, перейти ближе к ситуации, с которой все началось. Николай Гоголь — мечтательный парниша, скрытный и загадочный, но в душе он все еще ребенок. Для него мир — сплошной позитив и радость. У него сильный и волевой характер, и он очень любит совать свой нос в чужие дела. Верно, на самом деле, он всего лишь хочет быть свободным, стать взрослым, чтобы не заморачиваться ни над чем. А если рассказывать кратко о его увлечениях — он очень любит гостбастерс, верит в призраков и всякое паранормальное. И он всем своим соседям по комнате уже давно прожужжал уши, о том, что скоро пойдет в темный и глубокий лес на окраине города. Ацуши, конечно, старался его отговорить, но это было бесполезно. Огури же с Сигмой вообще забили. Эта комната была в общаге под номером «23». И, двадцать третья комната была какой-то ужасно необычной. Но, хватит об этом. Продолжим же слушать «рутину» парней:       — Куда вы дели мою тушь, придурки?! — Огури был явно зол, так что Сигма даже ничего говорить не стал, он просто лег в свою кровать и притворился спящим. Николай сначала удивленно посмотрел на него, а потом решил подыграть:       — Чш-ш. Замолчи, Сигма спит! — парень поднес указательный палец к губам в жесте молчания. Он тоже не хотел, чтобы Муси кричал, бесился и тому подобное. Почему все в двадцать третьей комнате выросли, но лишь он один будто остался подростком? Даже тот же Сигма был намного взрослее, чем он. Хотя… Нашли с кем сравнивать, так-то Огури избалованный сынок. В общем, сейчас не об этом.       — Вас двоих я урою, когда этот отщепенец общества проснется. Будьте рады, что я даю этому недоразвитому поспать! — с громким стуком он вышел, видимо на поиск Ацуши. Николай скептически проводил его взглядом, а потом усмехнулся, глядя на раздраженного Сигму. В общем, его определенно все устраивало. А вот Сигму не особо. Он уже будто придумывал план убийства у себя в голове, ха-ха. *** Прошло пару недель, и наконец Николай решил исполнить давнюю мечту. В двадцать третьей был лишь он один, так что он не поскупился на пение и танцы, хотя стоило бы, ведь нервы людей в соседних комнатах не железные. Он начал собирать портфель, туда положил небольшой ланч бокс с не аккуратно нарезанными бутербродами, а еще нарезал кубики сыра. Конечно же, бутылка воды, а остальное он посчитал лишним. Еще подарочную ленту, если честно он даже никогда ее не использовал по назначению, но она всегда была с ним, в портфеле, как и паспорт. Кстати, подарки на дни рождения своих соседей он всегда обматывал этой веревкой… Скоро она пригодится, ведь у Огури как раз таки будет его день. Так как Гоголь ужасно оригинальный, он даже планировал ему подарить книгу «Как не быть токсичным». Но, об этом мы еще поговорим ближе к празднику. Он также взял камеру и наспех надел розовые шорты и белую футболку. В рюкзаке у него уже лежала хлопушка. Да хер пойми зачем. А потом написал в общую группу двадцать третьей комнаты сообщение: «Ребз, я ушел, буду призраков ебошыт))) Если мой труп найдут в лесу, то попросите нарисовать на могиле хуй!» Потом усмехнулся, и почти сразу же увидел сообщения-ответы: Ацуши: «Будь аккуратнее», Огури: «Лооол писать научись, отпрыск рыбы». Сигма же прочитал и не ответил. Это было в его стиле, потому что он в общем отстраненный, но все его любили таким, какой он есть. Правда, он этого вовсе не замечал. Николай повторно ухмыльнулся, перечитывая сообщение Муситаро, и уже представляя, как будет его пинать за эти слова. Они всегда так задирали друг-друга, почему-то это им нравилось. На улице была благодать, Гоголь обожал такую погоду. Солнце светило в лицо, но при этом дул ветерок. Счастливо напевая песенки, он отправился на остановку. Потом ехал до окраины города, конечной остановки, где был лес. По началу шли заброшенные здания, там они уже побывали с Ацуши и, к сожалению, не обнаружили ничего интересного, ведь как стукнуло девять часов вечера, Накаджима настоял на том, чтобы они отправились в общежитие. А теперь даже задирчивый и «смелый» Муситаро не хотел идти с ним в лес. Да потому что всему городу было известно, что там пропадают люди! И не зря они не хотели туда идти. Вдруг, маньяк… Или что хуже. Естественно, Коля знал о том, что там пропадают люди, то, что находят лишь их остатки и подобное. Но ему ужасно хотелось узнать причину пропажи всех этих людей. Боже, да там просто не могло быть маньяка! Его бы уже давно поймала полиция, но, к сожалению, последние новости были о том, что и от полиции остались только остатки. Господи, это было ужасно интересно. Вы спросите, какие шансы на выживание есть у обычного подростка, если поубивали всех взрослых и полицейских? Но ответа не последует, потому что он и сам не знает. Просто ему кажется, что произойдет чудо. В общем, кажется, что со всеми жертвами леса так было. По площади этот лес был, кажись, как и город. Очень большой. И дремучий. И страшный. И… В общем, думаю, атмосфера была передана достаточно мрачно. По началу было вообще не страшно. Николай включил камеру и бодро шел, разговаривая с ней. Будто у него миллионная аудитория. Через пару часов прогулки он уже устал цепляться за каждую шатающуюся от ветра палку на дереве и на каждый шорох в кустах от крыс, еще он изрядно устал. Ноги пульсировали, хотелось есть, но он уже съел бутерброды и сыр. Время было около десяти-одиннадцати часов вечера. Он хотел было сдаться и пойти обратно, как в кустах раздался очередной шорох. Но он был каким-то особым, не таким как просто что-то маленькое пробежало там, а скорее, будто там сидел человек. Гоголь конечно же обрадовался, навел на себя камеру и сделал жест молчания. Потом аккуратно, смотря под ноги и стараясь не дышать слишком громко, парень подошел к объекту шума. Теперь он услышал нечто страшнее. Чавкающие звуки, Любой бы сейчас испугался и убежал, как адекватный человек с чувством самосохранения, но мы все уже давно поняли, что Гоголь явно таким не был. Резко раздвинув кусты ногой, устремил взгляд в нечто неясное. Оно резко глянуло на него, рот был весь в крови, черные волосы… Да это был просто человек! Но в непонятной одежде. И к тому же этот парень выглядел вовсе не опасным, молодой, худой парниша. Правда, взгляд его был бешеным, да и ел он… Вовсе не обычное мясо. Николай, конечно, не биолог, но это явно было человеческое сердце. Ужасно странная ситуация.       — Привет? — в ответ лишь молчание. Легкое причмокивание окровавленным ртом. Губы красные как кровь, брови черные как ночь. Очень необычно, ха-ха… — Эм. Ты тут живешь? — и снова молчание. Менялся лишь взгляд этого парня. Он явно свирепел, и не желал идти на контакт и разговоры. Мальчишка с кровавыми руками резко дернулся и начал вставать со своего места ужина. Тут Гоголь резко осознал причину исчезновения людей в этом лесу. Почему-то смотря на то, как этот мальчик-зверь собирается убить его, он начал осознавать, что жизнь очень дорогая штука. Что несмотря на то, что родители были не лучшими, он любил их. Что Ацуши, Огури и Сигма были самыми крутыми соседями и друзьями. Что он привык к их компании больше, чем к собственным рукам. Да идите вы к черту, он не закончит жизнь в этом лесу! Он еще не обрел свободу! Решительно отскочив, Николай специально упал. Когда зверюга побежал на него, он смело схватил его за лодыжку и тот упал. А затем Гоголь вскочил и побежал, попутно снимая со спины рюкзак и ища что-то для самообороны. Но этот черноволосый пацан был явно не лыком шит, в два момента догнал беловолосого и впечатался в его спину, отчего Николай конечно-же упал. Но он успел вытащить… Хлопушку? Хотя, это был весьма неплохой способ борьбы. Особенно с озверевшими подростками каннибалами. Из цилиндрической картонки резво вышли разноцветные фантики и бумажки в виде звездочек, блеск попал в глаза зверю.       — يؤذي– — парниша с черными волосами начал потирать глаза и наконец сказал что-то. Это звучало ужасающе. У него был низкий, хриплый голос, как у настоящего зверя.       — Что ты? — начал жертва каннибала, но потом резко пришло осознание, и он, вскочив, побежал куда глаза глядят. Держась за глаза кровавыми руками, это существо кричало вслед:       — عد– Николай внезапно обернулся. Будто ему сказали что-то знакомое. Но долго вспоминать не стал, и продолжил убегать. Все же, перед смертью все равны. В общежитии он оказался уже под глубокую ночь, все парни спали, кроме Ацуши, он выглядел взволнованным. И когда он увидел Николая, то сильно обрадовался:       — Наконец ты пришел! Что с тобой произошло? Вид потрепанный, а о кровавых пятнах на твоей футболке я вообще молчу. Неясно, почему, но беловолосый решил ничего не говорить. Просто казалось, что ему не поверят и все. Даже если бы Огури еще мог поверить, то, о, Ацуши был напрочь неверующим в подобные вещи человеком. Он живет в мире жестокого реализма, и история про юношу каннибала, который ел человеческие сердца, а потом Гоголь ослепил его хлопушкой, было бы для него чем-то наподобие бреда сумасшедшего, или сказки ребенка.       — Да я просто упал… Потом колено поцарапал о камень и кровь пошла. Ну вот я и крч… В общем, забей. Го спать. Гоголь словно тяжелая каменная статуя рухнул в свою и так потрепанную жизнью кровать, но Ацуши явно спать не собирался. Он сразу понял, что его друг соврал. Во-первых, это было видно по его общению, а во-вторых, колено и вовсе не было повреждено. А в-третьих… Когда он лег, виду открылись кровавые следы от чужих рук на спине. Накаджима был человеком взрослым, по разуму взрослее каждого из комнаты, так что решил в чужие дела не лезть. Они уже взрослые и у каждого должна быть своя жизнь. Хотя, возможно в будущем он пожалеет о том, что не проверил камеру, на которую Коля все снимал. Возможно, тогда бы всего этого не было. *** Утро следующего дня прошло как обычно, только теперь Огури сидел на кровати Николая и допрашивал его, мол, что за чертовщина с тобой произошла. Гоголь же сидел будто пьянчуга, покачивался, подрагивал изредка, и отвечал: «не зна-аю…», «не по-омню…». На завтрак Ацуши по доброте душевной решил поделиться с парнями сосисками, и даже приготовил их. Все были рады, а Муситаро даже соизволил не сказать ничего едкого за целое утро. А насчет мыслей самого Гоголя, после сна он решил вернуться в тот лес. Он вообще ничего не понимал или обманывал сам себя о том, что ничего не понимает, но та фраза, что сказал ему тот пацан последней, показалась ему очередной тайной, которую нужно разгадать. Вообще, это был странный язык. Они все находились в России, и лес тот тоже был там, но язык каннибала был в корне не похож на русский. А насчет внешности того мальчика-дикаря, он был высокий, но ниже Гоголя, худой, волосы были черными, растрепанными, до плеч. Глаза словно блестящие аметисты, хоть и имели розоватый оттенок, они блистали чистой кровью. Ярко-красной, артериальной. А по состоянию… Лицо грязное, пыль и лесная грязь вперемешку с кровью, уже засохшей на его лице. Одет будто викинг, но немного другое. Кожаные штаны, с увесистым ремнем, а на нем висел череп. Возможно, если бы он встретил его в городе, то подумал бы что это косплеер или что-то вроде, и череп не настоящий. Но ситуация была иной. На голове был шлем с оленьими рогами, на руках перчатки из меха и кожи. По телу можно было заметить шрамы старые и новые.       — Пойдем гулять, мужики! — сегодня у Накаджимы явно было приподнятое настроение. Он ввалился в комнату, осматривая неловко замолчавших друзей. Сигма, как всегда, сидел в углу комнаты на своей кровати, пытаясь закрыть уши от шума, что издавали Муситаро и Гоголь, во время очередной драки из-за туши. Огури не любил, когда его тушь трогали для непонятных дел, а Николай любил раскрашивать картинки этой косметикой. Это выглядело как-то по-особенному.       — Я за! — Гоголь толкнул парня рядом в бок, да так, что тот упал с кровати.       — Вдвоем и идите, голубки ебучие! Я с идиотами не вожусь, а особенно с теми, которые портят чужие вещи, — в своем стиле сказал эмо, заваливаясь на свою кровать и закапываясь под одеяло. Сигма, как всегда, ничего не ответил и отвернулся от них. Гоголь и Ацуши ушли, хихикая и уже сейчас начиная обсуждать всех, кого только можно. Огури вылез из-под одеяла через некоторое время и уставился на бедного парня, что единственный остался с ним в комнате. По правде говоря, Сигма просто ненавидел Муситаро. Все они думают, что это все шутки, дружеские издевки и тому подобное, Сигма был готов просто задушить этого подлеца и обормота.       — Ты читаешь книгу для детей, лол. Да кто его только за язык тянул?! Господь, лучше бы он молчал, или мальчик сейчас эту детскую книгу будет использовать вовсе не по-детски, разбивая ею череп соседа.       — Мда-а, мог бы и побриться, выглядишь как алкаш, если честно. Никому не было ясно, зачем он каждый раз просто придирается ко всем по какой-то мудне. А Сигма… Он не мог просто так забить на всю его токсичность. Это может и выглядит абсурдно, и все остальные понимают, что Муситаро просто специально доводит всех чтобы самоутвердиться за чужой счет, все привыкли. Но Сигма уже дрожит от злости, он хочет плакать от всего этого, его задевает любое слово этого эмаря. А попросить перестать не может — ему будто рот зашили. С того времени, как в детском доме его мокали в туалет головой и избивали в его же комнате, не давая никаких шансов для отхода, он не хочет общаться с людьми. Никогда. Лишь Ацуши и Николай еще более-менее терпимы, к ним он возможно привык. Но это не значило, что он их не боялся. *** Через еще пару дней, Гоголь снова решил пойти в тот лес. Он делал все, как и в прошлый раз, но сейчас взял еще и перцовый баллончик. Сегодня ехал в маршрутке молча, ничего не напевая и не шепча. Просто обдумывал, есть ли какое-то обоснование его действиям. Да, Николай был явно не глупым человеком, и он мог легко разобраться в своих чувствах. И он отметил для себя, что больше всего из того леса его привлекли фразы того парня. Хоть он и выглядел словно настоящий дикарь, и кажись не умел разговаривать на русском, но его голос был чарующим. Да и в общем он не выглядел так, будто хотел убивать сам. Почему-то в его полных крови глазах была частица доброты, да и черт знает как мужчина это разглядел.       — Снова здравствуй, лесок! В ответ он естественно ничего не получил, лишь карканье ворон и шелест кустов от ветра.       — Ваш двадцать третий снова здесь! — теперь уже прокричал парень, и от этого как будто абсолютно все птицы леса улетели прочь, кто в город, а кто в глубь. И он называл себя двадцать третьим, потому что жил в этой комнате, и ему почему-то нравилось это. Однажды он даже мечтал о том, что все из его комнаты когда-то станут известными блогерами, он явно жаждал этого. Сигму, Огури, Ацуши и Николая явно ждало большое будущее, он был уверен! А если получится, то и того паренька из леса заберем, он явно добряк! Ступив вперед, во врата леса, юноша глубоко вдохнул свежий воздух природы, не испорченной бензином и прочими городскими отходами. Чтобы побыстрее добраться, Николай не шел, а бежал. Он, кстати, очень любил бегать, и в школьные времена иногда даже выигрывал всяческие соревнования по забегу на дальнее расстояние. Оказавшись на месте их прошлой встречи через пару часов, он присел на упавшее дерево, чтобы отдохнуть. Пот тек со лба ручьями, а дыхание сбилось, все мышцы в ногах забились, но он добежал примерно за час, или даже меньше, что очень похвально. Отдых продлился где-то двадцать минут, и когда он успокоился, то упал спиной назад. Его взгляд устремился за высокими соснами и елями вверх и дальше в голубое небо, которое темнело от того, что наступает ночь. Прохлада щекотала вялые конечности, и потихоньку снижала большую от резкого движения температуру.       — Подари мне свою душу, человеческая дочь. Знакомый голос раздался где-то сверху, и от этого Николай крупно задрожал, почему-то резко стало страшно. Всем, от самого бога до родителей и друзей парня было интересно, почему страх к нему приходит только в самые критические моменты. Посмотрев куда-то вправо, он увидел того самого парня, сидящего на широкой ветке дуба. Его было тяжело заметить в листве, но у Коли глаз наметан.       — Я не дочь вообще-то… Аметистовые глаза округлились, и мальчик неожиданно спрыгнул с дерева, приземляясь на ноги. Он пару секунд смотрел на Николая, изогнувшего бровь в непонимании, а потом подошел, но уже более спокойно.       — Твои волосы длинные. У людей длинные волосы только у девчонок, я видели это в книгах. Неловкое молчание, но потом смех и осознание.       — Ха-ха! Не «видели», а «я видел». Видимо книги твои не особо тебе и помогли! Черноволосый юноша подошел ближе, смотря на Николая снизу вверх. Он внимательно рассматривал его, наверное, потому, что в прошлую встречу ему этого сделать не удалось, видимо из-за атаки в виде блестяшек.       — Ты пахнешь… Порохом. Клоун. Гоголь смотрел с непониманием, снова изогнув свою уже измученную всякими мимическими изгибами бровь.       — С чего ты взял, что клоуны пахнут порохом? А вот тут уже парнишка смотрел с непониманием, вглядываясь в самую душу собеседника.       — В учебниках, там всегда клоуны делают фокусы с огнем.       — А знаешь, для обычного каннибала-неандертальца-отшельника, живущего в лесу, ты очень умен! Где книги берешь? Да и вообще, имя есть у тебя?       — Федор. Я уже долгую часть жизни читаю людские книги. Я люблю русскую культуру. Теперь то Николай понял. Это… А хотя нет, он ничего не понял.       — Хорошо, Федя… А где ты вообще живешь? Расскажи о себе. Где твои родители? Нелюдь резко наклонился и начал обнюхивать Николая. Это было немного странно, а точнее очень. Ведь Гоголь и так был на стороже рядом с ним, он ведь не забывал того факта, что Федька-то — каннибал!       — يجري– — он снова сказал что-то на своем языке. Тут его глаза округлились и будто резко наполнились кровью. Он схватил мужчину за руку, пытаясь потянуть на себя, но Гоголь вырвался, убежал в страхе. Но он обязательно вернется туда, неясно почему, но он хочет спасти этого корыстного парня, чтобы у него там не случалось. Или хотя бы попытаться сделать это. «Ведь люди и не виноваты в своих поступках, виновато их прошлое…» — так считал Николай. *** После их встречи прошло не больше двух недель. Честно говоря, Николай ждал их очередной встречи. Огури снова доставал Сигму, а тот аж трясся от злости, эти парни такие смешные! Гоголь снова собирал свой рюкзак под вечер, параллельно что-то напевая себе под нос и слушая бессмысленные споры Симгы с Муситаро.       — Не разговаривай со мной… Ты… Я ненавижу тебя! Огури злобно усмехнулся и посмотрел на Сигму сверху вниз, даже встал. И тут уже Коля почувствовал, что это переходит в вовсе не дружескую перепалку. Огури-то баран, ему простительно. А Сигма… Да черт знает, что ему в голову придет, мальчик то обидчивый.       — Ну, что молчишь? Сказать, как всегда, нечего?       — Муси, да перестань ты… Перебарщиваешь уже, — попытался вмешаться беловолосый, да не помогло ему и это.       — Что, если я не заткнусь убьешь меня, как и твой отец? Ах-ха-ха! А вот это уже было лишним. Сигма взвился, волосы его будто дыбом встали, а лицо побледнело. Вся злость, что накопилась за жизнь была видна в глазах бедного ребенка. Он накинулся на черноволосого задиру, начиная со всей силы колотить, даже не смотря куда. А Гоголь и Накаджима даже не посмотрев друг на друга принялись оттаскивать вполне сильного для подростка Сигму от их побитого соседа. Хотя это было неудивительно, и стало ясно, как он выжил в детдоме против целой толпы детей, издевавшихся над ним.       — Ущербок… Бля, у меня все почки отбиты… Сын шл… — договорить он не успел, так как ему закрыли рот, и слава богу. А что было после, по-моему, очевидно. Сигму успокаивал Ацуши, а Огури пока что отвели в соседнюю комнату, чтобы не нагнетать. Гоголь задерживаться из-за такого, по его мнению, «пустяка» не стал, и собрался пойти в лес. Ацуши же снова не стал особо волноваться за обоих парней, так что и сам уехал на эти выходные к своей девушке, Люси. А остальным уезжать на выходных было некуда. Гоголь учился всю неделю, а Огури был настолько избалован, что каждые выходные говорил: «Не хочу проводить время с предками, лучше уж с вами, мусорными. Это хоть весело», а с Сигмой и без всяких объяснений все понятно. Снова проведя уже будто привычный обряд поездки в лес и бега до места встречи, он снова встретил Федора. Деревья скрипели от сильного ветра и те, что были потоньше качались из стороны в сторону, совсем легонько, но это выглядело достаточно устрашающе. Вороны каркали, воробушки пролетали над головой, а дятел, который был будто одним на весь лес, изредка выдалбливал дупло в дереве. Перед Гоголем потихоньку начал появляться знакомый силуэт, но будто другой. Это был Федя, вот только чистый, идеально чистый, если сравнивать с их прошлой встречей. На лице не было привычных следов от засохшей крови, грязи и тому подобного. Волосы были без единого листика, такие черные, словно смоль.       — Здравствуй, Николай! Коля уж начал махать рукой и хотел поздороваться, но потихоньку пришло осознание того, что он вовсе ни слова не говорил о своем имени.       — Откуда ты? — Федор протянул ему прямоугольный документ, и Коля сразу же его опознал. Он начал шариться по карманам, потом по карманам рюкзака, но не нашел там ничего, что должно было быть. Он потерял свой паспорт в один из своих прошлых походов… Слава богу, что пацан то его нашел! Гоголь уже протянул руку, неловко улыбаясь, чтобы забрать свою вещь, но ловкие пальцы Феди резко оттянули вещь. Николай вопросительно посмотрел.       — Не убегай. Сначала не было ясно, к чему это сказано? Потому что Гоголь убегал все предшествующие встречи? Тогда это была понятная реакция для мальчика… Но все же не убегать будет очень тяжелым обещанием.       — Я никуда не убегу! Только ты меня не ешь, окей? Могу тебе фокус показать взамен, — Николай медленно подошел к Федору и в том же темпе забрал свой паспорт из его ручонок. — Хорошо, считай, что мы договорились.       — Ты правда клоун? Откуда ты знаешь, как делать фокусы? Покажи мне. Коленька с умилением посмотрел и рассмеялся, тут даже скорее не от глупого, заинтересованного, словно у ребенка взгляда Федора, а от осознания того, что единственные фокусы, которые он умел делать, это с разделением большого пальца, и его исчезновением. Но, черт его знает, вдруг удивится и этой ерунде. Беловолосый с улыбкой кивнул и поставил руки перед собой, начиная показывать искусство рук, если так и можно назвать. Палец отделялся и присоединялся обратно, и из-за положения рук совсем не было заметно то, что это разные руки. Черноволосый удивленно вздохнул, открыл рот и как будто залип на это. При следующем фокусе он сделал лицо более задумчивым, будто он пытался понять суть.       — Ну что, достаточно интересно? Федор взглянул восхищенно, через пару секунд кивая и показывая Николаю жест «Идем за мной». Коленька был лишь рад, правда, страшно было до сих пор, но, вдруг прокатит, да не убьют. Федя явно был хорошим парнем, глаза у него были добрыми. Ну, и конечно у Николая была включена камера. Друзья-друзьями, а контент никто не отменял. Следуя за мальчиком, впереди увидел красивый водоем с водопадом, внизу были красивые камни и еще один парень, ужасно похожий на Федю по стилю одежды. Может это был какой-то клан? Или секта? Стоит допросить его потом. Тот парень стоял прямо под водопадом, он был полностью обнаженным, видимо мылся.       — Ты не хочешь принять душ? Коля посмотрел удивленно, потом заулыбался и вовсе рассмеялся.       — Душ? Да, по-моему, это какой-то массаж, и не особо приятный. Представляю, как больно мыться под такой водой. Федя глянул сначала на плескающегося в воде парня, а потом на своего нового знакомого.       — Я думал, у вас это называется душ. Николай повторно усмехнулся, а потом заметил на себе взгляд того парня. Так как Гоголь глазастый, он смог и издалека разглядеть его внешность. Волосы каштановые, телосложение худощавое. Весь в шрамах, а на шее были синяки от веревок.       — Его зовут Дазай, если на вашем языке. Коля кинул краткое «Ого» и продолжил наблюдать за ним. Когда он закончил мыться, то по-быстрому оделся и забинтовал свою шею, а потом направился к парням, ждущим его.       — Пре…Вэт. Гоголь кинул смешок, а потом протянул кулачок, чтобы стукнуть в знак дружбы. Вблизи было видно, что глаза Осаму темно-карие, а волосы, когда немного подсохли, стали волнистыми.       — Что это? — возник черноволосый.       — Оу, забыл. Короче, люди, когда знакомятся могут пожать друг-другу руку или стукнуться кулачками. Ну или можно обняться.       — Федя, перевэди, — сказал Дазай. У него было все плохо с русским, ведь он и не особо увлекался этим, да и общаться с людьми не желал. Но, как рассказал Федя по дороге, кареглазый его хороший друг, и он уверил, что Гоголь — человек хороший. После, Дазай старался ничего не говорить, потому что это давалось сложно. В принципе для него и слушать было не особо плохо, хоть и речь он понимал пятьдесят на пятьдесят. По дороге луна взошла и красиво светила.       — Ну, так расскажи, откуда вы, и вообще, что у вас происходит? После недолгого молчания, Федя решился рассказать обо всем:       — Если кратко, то мы не совсем люди. У нас есть свой язык. Общаться с людьми обычно не принято, и заводить дружбу с ними категорически запрещено. Скорее, мы звери в человеческой оболочке. У нас есть своя деревенька в глубине леса, где еще много таких как мы с Дазаем. Таких как мы еще сотни по лесам всего мира, можно сказать то, что мы и неандертальцы. Потому что, не пугайся, мы едим людей. Коля встал в ступор и даже остановился. Он посмотрел на Федора с ужасом в глазах. Естественно, он до этого видел, как парень безжалостно пожирал сердце, но все же были надежды на то, что это было какое-то животное… Или черт знает кто, лишь бы не люди. Это было жутко. — Пожалуйста, Николай, — Федя взял его запястье в свою руку и стукнул кулачком, — не убегай. Мы не тронем тебя. Потом парень прижался к нему, обхватывая руками и стискивая крепко-крепко.       — Почему? Я как-то отличаюсь от людей? Черноволосый отпрянул, снова смотря в глаза Николая. Они были красивыми, разных цветов. Правый — зеленый, а левый — светло-голубой. И еще еле заметный шрам, пересекающий голубой глаз.       — Ты не такой, — Осаму лишь смерил его взглядом, мол, «Опять за свое…», — ты яркий, ты разноцветный человек. Николай неожиданно улыбнулся, а потом вопросительно поднял бровь, не убирая улыбки с лица:       — Хорошо. Ну, в общем, проехали. Куда мы идем-то вообще? Федор посмотрел на него как-то странно:       — Я хочу показать тебе красивую поляну, ночью там падает яркий лунный свет, особенно в августе. Только Дазай с нами не пойдет… Он устал, сказал, что пойдет домой. Гоголь показал пальцами «Ок» и улыбнулся им обоим, легонько жмурясь. *** Эта ночь была кровавой. На бедного ребенка нагнетали все четыре стены, они будто душили его. Сигма сидел подле своей кровати и смотрел на мирно сопящего и как всегда храпящего Огури. Его руки дрожали. Настигла внезапная паника. Он не понимал сам себя. Его не должно быть на этой земле. Почему отец убил брата, а не его? Щетина уже стала явно заметнее, что не особо подходило беби фейсу Сигмы. Взяв в руки канцелярский нож, он, крупно дрожа подошел к соседу.       — Я ненавижу тебя... Ты это заслужил, ты жизнь мне загубил. Замахнувшись над ним, из рук Сигмы выпал нож, и он скрючился, резко похолодел и упал назад, двигаясь куда подальше от своей кровати, лишь бы не быть рядом. Он схватился за голову и оцепенел. Его разум сейчас не был ему подвластен. Одному лишь дьяволу понятно, какие черти были в его голове в тот момент. Поднявшись на ватных ногах, он подошел к полке, на которой лежала нейлоновая веревка. Гоголь использовал ее для аппликаций.       — Я придумал для тебя верный способ удушения. Глубоко вздохнув, парень обвязал веревку вокруг шеи Огури, пытаясь как можно меньше касаться его плоти, дабы он не проснулся. Далее, лег в свою кровать, что стояла напротив, и не выпуская веревки из рук, накрылся одеялом. Потом начал тянуть веревку, потихоньку душа его. Пока что сосед и не думал просыпаться. В голове Сигмы крутились лишь одни мысли: «Ты только не проснись… Веревочка не рвись на этой белой хрупкой шее. Тихонечко тяну веревочку одну… И в мертвую петлю попал ты в своей постели». Сигма стиснул зубы и крупно задышал. Хоть этой ночью и было прохладно, но он покрылся холодным потом. Его руки сжались на этом потрепанном кончике веревки, то и дело соскальзывая и усложняя задачу задушить. В один момент с соседней кровати послышались хрипы и вздохи, спустя время Муситаро проснулся.       — А-а… — попытался крикнуть, но Сигма резко потянул на себя, так что крик сменился хрипами, при чем очень сильными. Почему-то даже через пару минут Муситаро не умирал… Все не мог сдохнуть и не мог… Шваль. Он заслужил это… Он испортил все. Резво поднявшись, Сигма заткнул рот Муситаро своей ногой, пока тот жалостливо смотрел на него и стукал по ноге, мол: «Прости, пожалуйста! Я все сделаю, лишь прекрати!». Теперь то в его взгляде было видно сожаление, да, Сигма? Он отплатил за все? Парня охватила злость. Этот мерзавец, шантрапа… В его глазах было недостаточно сожаления. Он должен сдохнуть за все свои грехи. Сильно потянув веревку на себя, а ногой прижимая голову Огури к полу, Сигма смог задушить его. Он проверил пульс у уже бывшего соседа и потащил его труп обратно в кровать. Заботливо накрыл тело одеялом и ужаснулся, смотря на эту картину.       — Ну наконец-то ты перестал храпеть... А через пару минут ему пришло осознание. Он только что убил человека. Убил своего соседа. Своего друга. *** На следующее утро полиция уже приехала, Сигма сам ее вызвал с утра. Он во всем сознался. А Ацуши в тот же момент ехал обратно в общежитие. Быстрым шагом направляясь к общежитию, он улыбался и думал, что сейчас проведает своих друзей. Верно, Сигма и Огури наконец поладили? Раз уж они остались вместе, то, наверное, это хороший предлог для налаживания отношений. Уже около общежитий он заметил полицейские машины, и не особо обрадовался, когда услышал, что говорят что-то о убийстве подростка. Также он не обрадовался, когда увидел что дяди в форме идут на второй этаж. Не обрадовался, когда увидел, что идут во вторую часть здания. Не обрадовался, когда увидел желтые ленты на их комнате и стоящего Гоголя, взгляд которого еще никогда не был настолько пустым. Он обернулся на пришедшего Ацуши и даже не улыбнулся, не поздоровался и не сказал совершенно ничего.       — Я забыл паспорт… А мы с Люси хотели сходить…       — Сигма задушил Огури нейлоновой нитью ночью. Он застыл. Сначала не поверил. Потом взвесил все… Поверил. И его глаза стали точно такими же, такими как у Гоголя сейчас. Он не мог принять происходящее. Да ну, у Сигмы же было тяжелое детство, неужели его не ждала счастливая жизнь? Огури не суждено было повзрослеть наконец? А как же их совместные планы на жизнь, как мечты Гоголя о команде? Почему все так? Полицейский подошел к Ацуши и спросил, кто он. Тот более-менее смог говорить и ответил, то, что он четвертый из двадцать третьей. Коп нахмурил брови и похлопал парня по плечу, смотря как Ацуши изгибает брови вверх, а на его глазах появляются слезинки. Гоголь же так и остался стоять, не показывая никаких эмоций.       — Его еще до моего прихода в участок забрали. Ацуши снова посмотрел на Николая. Из глаз уже лились соленые капли, он заглянул внутрь комнаты, прошел и опустился на колени рядом с накрытым черной пленкой другом. Уже бывшим. Нагнувшись, парень прикоснулся ко лбу мертвеца, шепча что-то свое. ***       — Сигма Николаевич Сыромятников, рассказывайте… Допреступный этап, акт убийства, избавление от тела, послепреступный этап? Сигма тяжело посмотрел на сотрудников и свел брови к переносице. Его руки до сих пор дрожали, он был холодным, словно Огури в их последнюю встречу. Он потирал руки друг о друга и кажись, вообще не дышал. Ему было тяжело начать. Тяжело принять. Он не знал, что тогда было с ним.       — Больше не мог терпеть унижений, оскорблений и систематического рукоприкладства с его стороны. В ночь на десятое августа этого года я решил его убить. Чтобы он этого не заметил, я воспользовался тонкой нейлоновой веревочкой, которую обвязал вокруг его шеи, пока он спал. А сам лег в кровать напротив, и стал медленно и осторожно тянуть за другой конец веревки, затягивая петлю с целью задушить. *** Уже прошел август, наступил сентябрь. Ацуши и Гоголь часто посещали могилку бывшего друга, приходили к его родителям однажды. Они так же ужасно сильно хотели навестить Сигму, но тот не хотел встречаться ни с кем. Это, наверное, было понятно. Его посадили на восемь лет, и встретиться им суждено совершенно не скоро. Ацуши решил уехать к своей девушке на этот месяц, чтобы как-то разгрузиться от всего случившегося. Гоголь же остался один в общежитии, так как уезжать ему было невыгодно. В очередной раз он решился пойти в лес. В этот раз комната была неуютно пуста, Николай до сих пор не смог прийти в себя, как будто шок уже не уйдет никогда. Это событие было слишком неожиданным. Причина есть и потому, что из жизни Коли никогда не уходили близкие, все родственники были живы. Смерть, да еще и одного из лучших друзей делалась просто… Невыносимой. Иногда Огури приходил к нему во снах, просил упокоя, но Гоголь не понимал… Ничего, ничего не понимал, потому что его тело сожгли и захоронили все как надо. В этот раз парень камеру не брал, не брал и еду, и воду, и даже рюкзак. У него не было никакого настроения, никакого аппетита соответственно. Уже в лесу, он шел пешком. Бежать ему тоже не хотелось вовсе. Как и в прошлый раз Федор выбежал на встречу. Его губы были кроваво красного цвета, как и руки.       — Николай, здравствуй! — сказал мальчишка, вытирая рот чистым, в отличие от ладоней, запястьем.       — Привет… Ты, как я вижу, ужинал? — Коля изогнул брови домиком, а его взгляд показывал наступающий страх. Федя легонько кивнул и начал медленно подходить, а Гоголь делал редкие и аккуратные шаги назад.       — Тебя давно не было. Почему? Не уходи. Я не трону. Федор подошел близко, взял правую руку Коли и крепко пожал.       — А… Ну, я думаю, что могу тебе это рассказать… Ты ведь по факту и не человек, почему нет, — Гоголь чистой, левой рукой почесал затылок. Его взгляд стал грустнее. Федя снова показал жестом «идем», и они пошли куда-то в глубь леса. По дороге-то Коля все и рассказал, и Федор почему-то даже проявил сочувствие, хотя и не должен был. В нем определенно была человечность, Коля это прекрасно знал, верил в это. И верил в то, что Федор, а возможно и Дазай смогут стать новыми соседями в двадцать третьей. По крайней мере Федя точно.       — Слушай, Федька… Черноволосый повернулся на собеседника и ожидал, чего же вдруг тот захотел сказать.       — А ты на самом деле хочешь есть людей? А теперь он встал. Этот вопрос мучал его почти с самого рождения. Он часто общался с людскими детьми, слушал их истории из жизни, всегда мечтал жить как они. Но из-за его происхождения даже думать о таком было запретом. Потому что они — животные, хищники. У них нет прав на эмоции, на желание и на что-то людское.       — Я хотел бы жить в городе, это так. И общаться с людьми, это интересно. Гоголь заулыбался и даже остановился, встал на колено, взял руки Федора в свои.       — А хочешь, я тебя человеком сделаю? Неловкое молчание. Стоящий удивленно открыл глаза, будто это был его единственный шанс. Уверенно кивнул, всматриваясь куда-то в глубину разноцветных глаз.       — Отлично… У нас обязательно получится! — Гоголь улыбнулся очень тепло, а потом встал, сжал руку Феди еще раз, и после продолжил, — пойдем к водопаду, там начнем наш первый урок! И тот покорно кивнул, взял друга за локоть и побежал, в надежде как можно скорее стать человеком. Может, у него и получится сбежать из леса навсегда. Водопад, как всегда, хлестал потоком, капли попадали на спину Феди, щекоча, а лунный свет красиво отражался в воде.       — Итак, первый урок! — парень встал и начал расхаживать туда-сюда, будто он настоящий учитель. — Для начала, выскажись. Расскажи о себе, возраст, пол, имя, фамилию, про своих родных, про жизнь, детство… Ну короче, ты понял. Скажи прям все, что знаешь о себе! Федор снова удивленно поднял глаза, тяжело вздохнул и попытался начать. Для него в первую очередь это было сложно, потому что на русском языке он обычно так много не рассказывал.       — Меня зовут Федор, Фамилии нет. Пол… Вроде, это называется мужским. Мне шестнадцать лет, — дорассказать он не смог, так как его прервали.       — Шестнадцать?! Да ну, я думал тебе все двадцать! А это вообще законно? Ой, прости, перебил. Федя покашлял в кулак и продолжил речь:       — В общем, я родился в деревне, что находится в этом лесу, сейчас мы очень далеко от нее. Людям лучше там не появляться, их сразу... Убьют и растерзают. В основном все там жестокие и глупые, в общем как настоящие хищники. Они потеряли свое человеческое начало, хоть у них и была возможность не делать этого. Лично я сейчас — предводитель своего племени. В детстве мой отец умер, когда мне было около пяти, отчего я стал новым вожаком. Уже в том возрасте меня «тренировали», проводили различные испытания на смерть… — Николай удивленно вздохнул. — И учили охотиться, как на животных, так и на людей. Но я не хотел этого. У меня еще в подростковом возрасте была заинтересованность в людях, я всегда хотел быть человеком, а не животным. Все вокруг были глупыми, серыми. А люди зачастую убегали, не хотели общаться, потому что они трусливы по натуре своей. Но ты был другим… Ты будто яркое пятно… Или, наверное, что-то, что является для людей не обыденным. В тебе что-то не так.       — Стоп, стоп… Ты уже как-то обо мне начинаешь рассказывать, а не о себе. Федор взял руку Николая в свои ладони:       — Это не отменяет моей любви к тебе. Я просто хотел это сказать. Коля удивленно открыл глаза:       — Любви?! Да ну, меня ж посадят… Если тут есть животные-полицейские…       — Не знаю, как у вас, но лично тут никаких ограничений нет. И если судить по вашему закону… То мне все равно скоро восемнадцать. Неловкая тишина настигла их. Гоголь, если честно, даже не думал ни о каких отношениях. Ему, наверное, всегда было не до этого, ведь веселиться и дружить — что-то, что намного интереснее отношений.       — Ты вообще осознаешь, что означает «любовь»? Федор быстро и уверенно ответил:       — Абсолютно! Гоголь тяжело вздохнул, это было непросто.       — Короче, Федь, об этом еще успеем поговорить. Парень отпустил руку друга, кивнул и сел обратно на камень.       — Урок второй! Ты должен больше никогда не есть людей! А сейчас отмойся от крови. Федор округлил глаза.       — Да ну… Это будет тяжело, очень. Наши племена, можно сказать, зависимы от человеческой плоти, органов, как вы от наркотиков или тому подобного. Без этого... Я думаю…       — Ты должен справиться, Федь. Попробуй, например, заменять людскую плоть на животную. Уверен, в глубине леса ты найдешь много животных. Это нужно тебе самому, запомни! Кстати, скоро уже утро, так что мне пора встречать своего друга, он приедет сегодня. Может я вас даже познакомлю когда-то! Ну короче, спасибо тебе, Федь! Ты очень сильно мне помог немного развеяться! Коля крепко обнял мальчика и слегка покрутил в воздухе, в знак своей благодарности. И вправду, Федя отлично помог, внушая свои древние понятия о жизни и смерти. Теперь то, Коля знал, что Огури в раю! Да, это точно так! И вообще, он переродится в ребенка Ацуши и Люси, все будет классно! Беловолосый радостно помахал, а потом вприпрыжку убежал в сторону города, спотыкаясь о корни. *** Сегодня и вправду приезжал Ацуши. Гоголь решил повесить фотографии Сигмы и Огури над их кроватями, чтобы не забывать, перешагнуть через невзгоды и вспоминать друзей с радостью. Хотя как такое можно вспоминать с радостью… В дверь вошел парень с чемоданом. Посреди комнаты он увидел сидящего за столом соседа, который остался теперь единственным. Коля грустно поприветствовал его, но теперь он улыбался. Хоть и грустно. Конечно, отойти от этого сразу было практически невозможно. Ацуши уже давно успокоился. Он в принципе человек сильный, так что в первую очередь поинтересовался состоянием Николая. Когда они оба удостоверились что по-своему справились с эмоциями и бесконечной скорбью, то улыбнулись друг-другу. Накаджима разложил вещи, а на следующий день они решили прогуляться еще раз до могилы Муситаро. Взяли с собой немного еды, по дороге купили искусственные цветы и краску с кистями. Им хотелось нарисовать на заборе цветочки, или что-то другое позитивное.       — Кстати, тот друг о котором ты рассказывал, кто он? Гоголь вздрогнул, вопрос был неожиданным. Ацуши-то в принципе всех друзей и одноклассников Коли знал, ведь тот постоянно показывал ему фотографии.       — Коль, расскажи ты уже, кого встретил в лесу, и что за сомнительный у тебя новый друг? Накаджима, как всегда, видел любую ситуацию насквозь. Думаю, если бы он не считал в некоторых ситуациях, что это «не его дело», то он бы помог во многом. Так как Муситаро они, к сожалению, не смогли сохранить, то Ацуши думал, что в ситуации Гоголя он должен разобраться, пока не поздно.       — Ты ведь не поверишь, если я скажу, что встретил зверя-людоеда из неизвестного племени, который на самом деле хочет быть человеком и как все жить в городе, но у него жажда человеческой крови и он не может с ней справиться сам? От такого потока информации его друг даже замер. Поверить в это, а особенно ему, трудно верящему в что-то паранормальное и странное…       — Просто расскажи все с самого начала… Не поверить он попросту не мог. В связи со сложившимися обстоятельствами, это было просто непозволительно. По дороге до кладбища Николай успел рассказать абсолютно все, в красках и с передачей всех эмоций, что он испытал. Ацуши обхватил его лицо руками и смотрел в глаза.       — Коля. Да ты хоть понимаешь, что ты делаешь? С лица собеседника потихоньку сползла улыбка. Он посмотрел на Накаджиму так, будто чувствовал сильную вину.       — Я тебе запрещаю туда ходить отныне, я не хочу оставаться один в двадцать третьей. Я точно не буду одним!       — Но что тебе не понравилось? Я просто хочу ему помочь, и я сделаю это! Он станет нашим новым другом и переедет в комнату! Короткостриженный устало почесал переносицу.       — Понимаешь, ты имеешь дело не с человеком. Да даже если он тебе сказал, что убивать не хочет и хочет жить с людьми, это никогда не пройдет. Гоголь уже хотел уйти, потому что ему было обидно за Федора. Почему Ацуши не хотел верить… Разве это так тяжело?       — Короче, харе. Давай просто забудем. Накаджима недовольно помотал головой. Иногда было ощущение что он один в этом мире мог мыслить рационально и быть в балансе. В следующие десять минут они шли молча. *** Следующую ночь, дождавшись пока младший заснет, Николай снова пошел в лес. Он уже давно не брал камеру, не брал еду и ничего подобного. Потому что снимать не было необходимости, а все остальное ему мог предоставить друг в лесу. Дорога выдалась нелегкой, потому что Гоголь еле успел на последний автобус. Возвращаться точно будет несладко… Либо он может попробовать остаться на ночь, и поспать там. Потому что он абсолютно доверял Феде. Он знал, что люди с сильной мотивацией всегда добиваются своего. Он видел огонь в глазах. Знакомый силуэт снова появился прямо перед парнем. На лице неосознанно начала расплываться улыбка и он будто рефлекторно начал махать рукой и кричать: «Привет!», будто его без этого не видели. Темноволосый быстро подбежал, а потом прильнул к сухим и слегка обветренным губам Гоголя. Со стороны беловолосого — это было необъяснимо. Прикосновение губами длилось не больше пяти секунд. Конечно, в этом вроде не было ничего такого, просто потрогал и все… Хотя, нет, это уже какой-то бред. Николай точно не чувствовал ничего, и ни к кому. Только лишь дружескую привязанность. И ему никогда не хотелось думать ни о чем. Он отошел на пару шагов назад, начал нервно осматриваться и его глаза округлились. Он не понимал, что делать, что он чувствует? Вроде-бы и мерзко, его поцеловал парень. Так ведь не принято. А с другой стороны и без разницы. Ну прикоснулся и прикоснулся, он жил в лесу и может у них вообще такие обычаи. Хотя для такого дикого племени вряд ли. Вопросов у Коли было безмерно много. Чувства и неясные эмоции переполняли его. Он в непонимании посмотрел на Федю, который приближался. Потом взял большие, аккуратные ладони Гоголя в свои, холодные и грубые. Прижал их к своему сердцу и прикрыл глаза, будто хотел, чтобы собеседник почувствовал сильное биение сердца.       — Что это было? — последовал нервный вопрос от беловолосого, до сих пор удивленно смотрящего в полуприкрытые глаза. Федор взял паузу, будто специально, помолчал пару секунд и лишь потом начал излагать:       — Язык любви у людей — это поцелуи в губы, я прочел это. Гоголь вспомнил их недавний разговор: «— Это не отменяет моей любви к тебе. Я просто хотел это сказать. Коля удивленно открыл глаза: — Любви?! Да ну, меня ж посадят… Если тут есть животные-полицейские… — Не знаю, как у вас, но лично тут никаких ограничений нет. И если судить по вашему закону… То мне все равно скоро восемнадцать. Неловкая тишина настигла их. Гоголь, если честно, даже не думал ни о каких отношениях. Ему, наверное, всегда было не до этого, ведь веселиться и дружить       — что-то, что намного интереснее отношений. — Ты вообще осознаешь, что означает «любовь»? Федор быстро и уверенно ответил: — Абсолютно. Гоголь тяжело вздохнул, это было непросто». Федор продолжил свою речь:       — Роман Эриха Марии Ремарка «Триумфальная арка», я прочел его вчера. Он о любви, и теперь я точно знаю, что такое любовь. Я люблю тебя, Николай. Сказать, что парень был в шоке — ничего не сказать, скорее всего это было очевидной вещью. Гоголь плавно оттянул свои руки от груди Федора, а потом посмотрел на него как-то странно.       — Раз так, то, чего ты теперь ждешь от меня? Темноволосый моргнул пару раз, всматриваясь в глаза друга.       — В таком случае люди начинают вести совместную жизнь. Но я не жду от тебя ничего, я просто хочу, чтобы ты знал то, что я люблю тебя.       — Понятно… Ну, мы можем продолжить то, чем занимались изначально. Федя коротко кивнул и с теплом улыбнулся, слушая куда на этот раз Николай хочет пойти для обучения. Конечно, такие чувства Гоголь никак принять не мог — и примет вряд ли. Он знал, что черноволосый вовсе не понимает, что даже если бы Гоголь любил, то не в этом возрасте и точно не друзей или подруг. Для него «отношения и любовь» было щекотливой темой. Но это все еще ни разу не отменяло того, что свою пламенную любовь Коля дарил своим друзьям. И любил их ужасно сильно, а дорожил словно золото. И Федя тоже был его другом. Он был тем, кого Гоголь хотел сделать другом на равных, тем, чью мечту он исполнит. *** И вот он снова дома под утро. Ему пришлось идти пешком, потому что автобусы перестали вовсе ходить до того леса, мол, уровень опасности большой. В общем Гоголь знал — что там у него все безопасно, и что в любом случае у него есть друг, который сможет его защитить от любого животного. На уроке по человечности в эту ночь, Коля рассказывал о том, как люди живут, какая у них культура, и очень много всего. В общем почти все, что только можно. Просто урок освоения, можно и так назвать. И он спрашивал Федора, не ел ли он людей? А тот отвечал, что даже не засматривался. А то было и видно, какой-то он был истощенный. Ну, это нормально, Коля так думал. Если человек отказывается от вредной еды — ему тоже сначала непросто. Это дрессировка силы воли! В следующий поход Гоголь возьмет с собой человеческую еду, ему определенно понравится. А сегодня Ацуши планировал провести весь день с Колей. У него определенно было плохое предчувствие, он много думал о Огури и Сигме. Он вообще много думал. Переварить подобное очень тяжело любому человеку. Просто ему хотелось порадовать Николая, провести время вместе с давним другом. Парень, как всегда, дрых до обеда, потому что заснул лишь утром. Ацуши, конечно, не стал его будить, а просто ждал пока друг проснется сам. Этим вечером все было распланировано — кафе, кино, парк аттракционов, что Николай так любил. Через время парень проснулся. Он пошел завтракать, а Ацуши вместе с ним, попутно рассказывая то, что он хочет сегодня сделать. Гоголь, естественно, согласился погулять, но его раздражало то, что подобные события Накаджима продумывает до мелочей. Веселье должно быть спонтанным — это единственное, в чем парень был уверен. Так что он сам решил после кафе просто пойти в какой-то клуб или караоке, где можно потанцевать и оторваться. И вправду, так и произошло. Ацуши, конечно, сначала ничего не понимал, но потом смирился и поддался моменту. Они пошли в вечерний клуб, в котором часто собирались однокурсники Николая. И сейчас, без исключения, они встретили там двоих. Только на этот раз вовсе не однокурсников, а учителей — Мори Огая и Фукудзаву Юкити. Это, конечно было сенсацией… Ладно еще Мори, но Фукудзава… Но, ладно-ладно, все может быть. Парни подошли поздороваться, а потом танцевать. Там было еще много людей из универа Николая, например Одасаку, Анго, Чуя и его младший брат — Кьюсаку. Хотя было странно, что он тут… Туса выдалась ужасно хорошей. Все было, как и должно — алкоголь, яркие фонари и кальянный реп, стучащий чуть ли не по самому мозгу. Хоть песни были не особо, все танцевали и веселились. Это отдавало каким-то вайбом школьной дискотеки, последнего звонка. Все вокруг подпевали, прыгали, иногда собирались в большие хороводы и водили их. Фукудзава стоял где-то у стены, просто покачивая головой в такт песен. К нему изредка подходил уже пьяный Огай, а потом шел танцевать с девушками, что были там. В конце, как всегда, был медленный танец. Те, у кого не было пары, либо танцевали с друзьями, либо стояли и выпивали где-то у стенки. Неожиданно Фукудзава вышел на танцпол с другой учительницей, которая, оказывается, тоже там была. Ее звали Кое Озаки. Мори снова вышел на танцпол не один, но теперь с однокурсницей Николая — Акико Йосано. Она тоже была нетрезва… Но, наверное, именно это и помогло им пойти танцевать вместе. Кстати, танцевать вышел и Дзено Сайгаку, этот парень был слепым, и из другого колледжа, но часто тусил вместе с людьми из других учебных заведений, в общем его многие знали и уважали, ведь даже без зрения он мог умело делать многое. А вывел его лучший друг — Тэтте Суэхиро. Он часто ходил с Дзено везде, потому что они дружили с детства. Хоть они часто задираются и огрызаются друг на друга, но они определенно хорошие друзья. Они тоже танцевали вместе, Тэтте направлял не видящего друга, а тот старался не наступить на ноги друга. Так как на этой вечеринке не было девушки Ацуши, а Николай, как всегда, не хотел приглашать никого, они решили выступить вместе, но сделать это более энергично, чем остальные. Они двое очень часто ловили общий вайб, и действовали сообща, сами кайфуя от своих поступков. Началась песня, они встали в позу как в вальсе, сделав руки лодочкой, уверенно посмотрели друг на друга. Они двинулись, беря большую амплитуду шагов, и шли так слаженно, будто были танцорами в паре с рождения. Парни энергично рассекали зал, кружась вокруг своей оси и громко подпевая: «Клён, клён, клён, Клянусь любить её навечно, Клён, клён, клён, Любить всегда и бесконечно Клён, клён, клён Ты протяни мне свою руку И отодвинь на миг разлуку - Клён…» В конце куплета парни посмотрели друг на друга и жизнерадостно посмеялись. Некоторые пары тоже подхватили радостную ноту, начали кружиться и смеяться, петь. Этот вечер был шикарным, все эмоции, что они испытали было ужасно трудно описать. Просто, это хотелось повторять вечно. По окончанию вечеринки получилось так, что Накаджима опьянел, устал и на ходу засыпал, так что соответственно машину водить не мог. Николай вызвал такси. Сев в опрятный, темный и тихий салон, Ацуши наконец смог заснуть. Гоголь тихо посмеялся и сказал водителю адрес общежития. Дорога была тихой, в голове прокручивались воспоминания от вечеринки и от этого непроизвольно появилась милая улыбка. Таксист прибыл на место назначения, но Гоголь сказал ему:       — Я провожу своего друга, не уезжайте пока… Мне нужно на другой адрес. Потом отдал деньги за первую поездку, чтобы не мошенничать. Когда парень уложил друга на его кровать, тот внезапно проснулся. Сонным голосом он протянул:       — Ты куда? Не уходи, устал же. Коля вздрогнул и посмотрел снова на друга. Тот уже сидел, а не лежал. Потом Гоголь тихо подошел к нему, аккуратно толкнул обратно и шепотом сказал:       — Я вернусь завтра, жди меня! А потом тот провалился в сон. Да и его можно было понять, он много выпил. Через пять минут Коля сел в такси, уже с рюкзаком, в котором было десять бутербродов с колбасой. Верно, он ехал в лес, к Федору. На обычном месте их встречи не было никого. Его никто не встретил и после получаса ходьбы. Николай начал сильно беспокоиться, а вдруг что произошло? Потом он решил сходить к водопаду, они проводили там все последнее время. Вдруг ему плохо, и он не дошел? Когда ему открылся вид на прекрасную журчащую воду, в которой отражался свет луны, он начал осматриваться вокруг.       — Федя-я-я-я!!! — прокричал он, а потом свел брови к переносице. Что-то тут явно не ладно. Где-то сверху послышался будто полу плачь, полу рев. Но не животного. Николай собрал все свои силы в кулак и вспомнил свое спортивное прошлое, начал карабкаться по крутому склону, что вел к вершине водопада. Он постоянно срывался, карабкался заново и срывал кожу на коленях, руках и иногда лице. В общем его вид был потрепанным, текла кровь, запачкивая одежду. На вершине скалы он увидел убегающий силуэт, что ужасно был похож на его друга. Коля сорвался, будто горел, и побежал что было сил. Догнать было не легко, но он тоже человек, и его силы должны были иссякнуть. К тому же, судя по тонкой дорожке крови, он был ранен.       — Федя?! — снова крикнул Коля, будто спрашивая. — Не убегай! Это я, я хочу помочь тебе, слышишь?! Объект на секунду остановился, мимолетно обернулся, но потом снова принялся бежать. Пол часа побега не прошли бесследно, Николай уже задыхался, но тут человек, что бежал от него неожиданно споткнулся, скрочившись на земле. Вокруг быстро появилась лужа крови. Гоголь подбежал и опознал лицо — это и вправду был Федя.       — Это я!!! Видишь? Я помогу, не двигайся! Николай попытался развернуть Федора так, чтобы он лег на спину, и парень смог осмотреть, где рана. Но и секунды не прошло, как темноволосый подскочил, опрокинул Гоголя на землю и сгорбился над ним. На его животе, примерно возле бедра был заметен сильный укус. Но он был таким, будто Федя сам укусил себя. Аметистовые глаза сверкали зверским блеском, выражение лица не оставляло хороших мыслей. Изо рта текла кровавая пена, весь рот был в его собственной крови, а плечи исцарапаны собственными когтями. Николай замер, он боялся. Он не знал, что делать. Просто лежал, не мог отвести своего растерянного взгляда и трясся. Глубоко вдохнув, Федор оголил свои не по-человечески длинные клыки и впился в живот лежащего Гоголя. Крик парня был слышен на весь лес, с первого же укуса его брюхо было почти все в кровавой жиже. Федор не останавливался, все глубже въедаясь в тело своего возлюбленного. Поедая и надкусывая органы, что попадались на его пути. Для удобства он когтями впился в плечи парня, создавая глубокие царапины. Когда темноволосый дошел до груди, съел кожу и мясо, он столкнулся с препятствием — ребра. Не долго раздумывая, парень сделал некий молот из рук, переплетя ладони и сжав в кулак, начал сильно бить, раздрабливая уже не кажущиеся такими крепкими кости. Николая стошнило, а потом он отключился. Его пульс потихоньку останавливался, стуча все реже и реже. Жутко замерзли ноги. Федор убрал частички костей и добрался до сласти — сердца. Жестоко вырвав его из груди, он отстранился и сел на корточки, скривившись, а потом мерзко чавкая окровавленными губами. Сердце он съел целиком, не оставив ни кусочка. И видимо то сердце, что он съел, стало заменой его, зверскому, сердцу, и заработали все чувства, сострадание в том числе. И он видит его тельце в окровавленной траве. «Как мне жалко? Как мне жалко… Как мне жалко. Как мне жалко! КАК МНЕ ЖАЛКО!!!». Осознать все не составило много времени у Федора.       — Николай… — тишина. — Николай!!! — снова, лишь тишина и шелест листьев. — Очнись, пожалуйста! Он схватил жестоко растерзанное тело, начал его трясти, всматриваясь в закатанные глазные яблоки. Он понял, что его Николай больше не очнется никогда. Это он убил своего Николая. Он съел его сердце. Зачем Коля начал водится с ним? Он должен был понимать, что Федор в первую очередь — животное. Почему он начал гнаться за ним? Почему хотел дружить? Почему хотел спасти? Почему все так произошло? Темноволосый испытывал ужасные чувства, что раньше не испытывал никогда. Он наклонился к Коле и прикоснулся своими окровавленными губами к его, таким же сухим. Обветренным. Холодным. И омертвленным. Раздался резкий смех, гулкий и громкий. А через пару минут он перешел в такой же громкий рев, и в конце в плач. Заключив свои ладони в кулаки, тем же способом, что он и ломал ребра, Федя начал бить по своему животу, в попытке выблевать сердце Николая обратно. Но, ничего не получалось. Лишь живот ныл от боли в последствии сильных ударов. У Феди больше не было шансов. Он не хотел жить в этом мире, он не хотел быть животным, не хотел быть диким и зависеть от крови. Ему не хотелось такой участи. К ногам прилила сила, что он набрал, поедая чужие останки. Отрок всполохнулся и помчался туда, куда глаза глядят. Из его очей лились горькие слезы, что он сам будто впервые видел. Он не монстр. Не хотел им быть. Ему хотелось быть человеком, испытывать чувства и эмоции. Под рассвет, добежав до лесного оврага, Федор без раздумий прыгнул туда. Еще в сознании, он то и дело бился всеми частями тела о выпирающие камни, летя вниз и бьясь о гору. Когда примерно десятая часть костей его тела были сломаны, он отключился на пару минут. Телеса будто бездушно бились, все бились и бились, пока не упали в самый низ. В теле Федора было сломано сорок костей, его руки, ноги и шея были вывернуты в разные стороны, а вокруг тела разливалась круглая, темная лужа крови. Но он все еще был жив. Он лежал так еще пару часов. Солнце уже поднялось и светило в его бездушные глаза, прожигая их будто насквозь. Вокруг почти бездыханного тела и нам нем начали собираться мухи, щекоча. В последние минуты жизни Феди, он будто видел, что к нему пришел дух Николая. Над ним был нимб, и он улыбался, а потом сказал: «Федя, ты достаточно натерпелся. Пойдем со мной!» А дальше… Не было ничего. *** Тело Коли нашли в изуродованном виде, то же, что и было, но сгнившее. А тело Федора не нашли. Да и без разницы, через пару десятков лет там не останется ничего. Ацуши, конечно же, один из первых узнал о очередной смерти. И не просто смерти, а смерти его лучшего друга. Плакать было бесполезно, да и не хотелось. Он остался одним в двадцать третьей, совершенно один. Через два дня, Ацуши оставил комнату, и переехал к своей девушке Люси. Он потихоньку сходил с ума.       — Ацу, что с тобой такое? Ты сильно изменился после… Не отрывая взгляда от потолка, Накаджима ответил:       — Не моргая, сколько мог, я глядел на потолок. Люси смерила его беспокойным взглядом, подходя чуть ближе, с некой опаской.       — А он на меня… А он на меня, — уже тогда Накаджима ясно понял, что он просто не знает, что делать. Люси водила его к психологу на протяжении долгого времени. И спустя пять лет они поженились. Монтгомери всегда была рада искренне. А Ацуши даже после психолога не мог чувствовать ничего, кроме печали. Он мог лишь создавать нелепые маски. Маску радости, когда родился их первый ребенок. А потом он узнал, что Сигму убили в тюрьме. Тогда он не испытывал ничего, его переполняла лишь вечная скорбь. И снова маску радости он надел, когда родился и второй. Маску, когда он притворялся отцом счастливой семьи. А каждую ночь он лишь смотрел в потолок. Не понимая, что такое жизнь. В возрасте сорока двух лет Накаджима Ацуши совершил суицид, оставив записку, что он не смог жить дальше из-за угрызений совести, вечной печали и нескончаемой скорби. Он не мог больше выдерживать натиска, не мог хранить тайну леса в себе одном. Именно так история всех из двадцать третьей комнаты была закончена.