вера, надежда, любовь

Под ногти забилась земля, кровь и мелкая деревянная щепка – фаланга указательного пальца саднит-ноет из-за занозы, болезненно пунцовея; обычная субботняя ночка, одна из мучительно многих: две девушки, три вампира, хлюпающая грязь в рваных «вансах», порез на скуле и застрявший в грудине кол. Баффи на кладбище в облепленных глиной джинсах (дышит тяжело, пятерней убирает упавшие на лицо волосы, тщетно пытается отряхнуть одежду) и Баффи в розовом шерстяном кардигане, катающая во рту клубничную резину жвачки, скучая на перемене – разные. Затылок девчонки светится золотом в нимбе желтушной лампочки школьной библиотеки, несколько прядей неаккуратно выбилось из короткого хвостика, и Фэйт снова вдруг думает: лучше бы тебя не было вовсе; скажи, скажи, скажи, сквозь зубы бормочет она мантрой, заклинанием, зряшной хулой в адрес высших сил, скажи, что я нужна тебе. …нужна? Золотая девочка нервно улыбается, поведя плечами, и бисерный чокер на ее шее обращается удавкой, впиваясь леской в нежную кожу; Лэхэйн удавки знакомы, о, видит бог, как она задыхается в Саннидейле, который должен был ей покориться. Фэйт нелюбимым несчастным ребенком выгрызает себе все, что дорого Баффи, все, чем хочет обладать, ведь если желаешь – просто возьми. Она щиплет себя за бедро, и кожа – чужая кожа – приятно розовеет вместе с полумесяцами ногтей; сизые цветы синяков на всем теле, оставшиеся после короткой битвы, скоро пожелтеют. В маленьком миленьком доме маленькой миленькой истребительницы ей слишком тесно, как тесно в хрупком человеческом теле древней силе, что нельзя разделить на всех, только сердце Баффи в груди бьется совсем так же («лучше бы тебя не было вовсе, лучше бы меня не было вовсе, лучше бы, лучше бы, лучше…»). Но когда из зеркала в доме Саммерсов на Фэйт смотрит золотая девочка, вещи – хоть ненадолго – становятся правильней.