Он странно пахнет — острым соусом, кисловатым пивом, чем-то сладким веет от волос и сигаретами от его футболки. Гаара видел его в ней три недели назад, две, одну, в понедельник, во вторник, в четверг и сейчас он тоже в ней, нелепой оранжевой — на воротнике маленькие пятна. Наверно, разбрызганного соуса.
Слишком жарко, но Гаара сидит близко и не двигается.
— Эй, — Наруто поворачивается, улыбаясь, — а ты чего молчишь? Гаара! Давай, расскажи, про свои эти штуки Шикамару — он охуенно умный, не то, что я! Когда Гаара мне рассказывал, — Наруто снова отвернулся к своим
друзьям, — я вообще ничего не понимал. Ну, не прям ничего. Что-то я, конечно, понимал…и…
Шикамару слушал полившуюся вновь болтовню, бросая взгляды на рыжего чудилу, братишку Темари. Он молчал и все смотрел на Наруто, как бывает коты смотрят на своих людей. От его пустоватых, обведенных черным глаз было не по себе. Даже здесь.
— Все нормально у тебя? — Нара чуть наклонился к Гааре через стол, вытаскивая сигареты.
В баре было узко, душно, красно так, что весь Шикамару становился сплошным темноватым пятном. То ли дело оранжевый Наруто — цвет его футболки выпрыгивал из красноты ламп, говорил —
меня помни, на меня смотри.
— Да, — негромко ответил Гаара и, казалось, его даже не было слышно.
Все ненормально — здесь неуютно, здесь узко, здесь снова дым, и вот Наруто снова тянется за чужой сигаретой.
В его комнате в общежитии пахнет совсем не так — скорее плотной сладостью, влажностью и теми синими мармеладками — последние несколько недель Узумаки уплетал их без устали. Эти синии мармеладные кислые червячки нравились Гааре. С них все это и началось.
В сквере у их учебного корпуса было зелено и почти безлюдно для обеда — Наруто, скинув свои смешные пластиковые шлепки, залез на скамейку, подгибая под себя ноги. Волосы у него стали длинными — из непослушного ежика превратились в прямые светлые пряди, спускающиеся на лоб. Он привычно взлохматил их рукой и, только усевшись, вскочил снова:
— О, Джирайя-сан! — он обернулся, улыбаясь той самой улыбкой, и Гаара улыбнулся в ответ. Даже если он его покинет сейчас — прогулка была хорошей. — Сейчас вернусь, Гаара!
И он вернулся. Но сначала седой Джирайя-сан обнимал его, то трепя как подростка, то едва ли не поднимая от земли, как младенца. А потом что-то достал из своей огромной сумки, вечной набитой бумагами и журналами. Это и оказалась открытая упаковка синих червяков — Джирайя-сан и правда дал Наруто гостинец как любимому внуку.
— О! Это обалденные! Тысячу лет их не ел! Последний раз еще в школе, наверно! Круто, что Джирайя-сан теперь вернулся, возобновим тренировки. Но и путешествовать тоже круто… Наверно, в какой-нибудь другой вселенной он был бы странствующим ниндзя.
Гаара улыбнулся, чувствуя, как оголяются неровные клычки:
— Но нидзя же наемники. Вряд ли у них было бы время на путешествия.
Наруто многозначительно фыркнул, разворачивая шуршащую упаковку и доставая первого червяка:
— В моей вселенной было бы!
— А ты бы там кем был? В твоей вселенной?
Гаара замолчал так же резко, как вывалил вопросы, и уперся взглядом в зеленую-зеленую листву. Но Узумаки, как и всегда, не подавал виду, что их диалог имеет странную динамику — порой Гаара вообще мог молчать целый час, а порой, как в тот раз на пленере, говорить очень много. И даже о себе. Главным в Наруто был его свет — каждый, попадающий в эти лучи, чувствовал лишь их. Или не каждый.
— Я бы хотел быть кем-то совсем другим. Может, животным.
— Лисой, — торопливо выпалил Гаара. Это все из-за его той футболки, в которой он был неделю назад.
— Ага, — Наруто снова подвернул ногу, садясь чуть ближе. — А ты был бы тогда енотом. Эти твои, — он показал пальцем на свои глаза, — как будто у милого енота.
Гаара почувствовал как белое и прохладное всегда лицо начинает гореть — жар полз от ушей к шее и скулам, и из-за этих дурацких-приятных слов тяжело было снова поднять взгляд — тот самый, накрашенный как у енота. А еще погруженный в синеву кожи из-за недосыпа, новых таблеток и недостатка железа.
Наруто вдруг, словно услышав его мысли, сказал — по-редкому серьезно и по-странному тихо, как-то по-особенному, по-новому сказал:
— Ты лучше спишь? Тебе вообще — лучше?
У него на нижней губе остались кристаллики сахара от съеденного только что червяка и на пальцах, наверно, тоже, но Гаара смотрел только на губы. Зачем-то, блять, смотрел.
— Да. Лучше. Спасибо, что спрашиваешь, Наруто.
Вот тогда это и случилось:
— Что за тупые спасибо! — голос стал прежним, веселым и громким. А потом этот же голос добавил. — Ты же мой друг! На, получи новые впечатления!
И Гаара получил — сначала в губы уткнулись шершавые синие черви, а потом, всего на мгновение — их коснулись горячие шершавые пальцы
— Прости, — Наруто засмеялся, смахивая прилипшие кристаллики с уголка его рта. — Нет! Не ешь!
Он достал телефон, быстро щелкнув красного Гаару, пытающегося разжевать синих червяков. И заулыбался, рассматривая фото.
— Ну, как тебе?
Гаара отвернулся, прикрывая рот и пытаясь жевать — он не знал, как ему. Мозг мог расшифровывать только одну область информации, только ощущение чужих пальцев на собственных губах, и, чем больше проходило секунд, тем труднее было понять, что было на самом деле, а что — выдуманная возбужденным воображением фантазия. Вечно у Наруто руки в чем-то — в угле, в соусе, в пыли, в крошках от ластиков — и теперь сложно было понять, что в этой кислоте во рту было его.
— Очень кисло, — выдохнул наконец Гаара, улыбнувшись.
— Не нравится? Мы с Саске в детстве их пачками уплетали! Мне даже казалось, что у него волосы постепенно синели из черного!
— Ты же художник. Вот и казалось.
Он художник — у него не просто угли, соусы, ластики, не просто фантазии о ниндзя и параллельных мирах. В толстом растрепанном альбоме он рисует — если удается сесть в метро, если пустует стол в кафетерии, если двойное окно перед мастерской. Интересно, что он рисует. Может, синеволосого Саске. Гаара с досадой представил свои красные волосы.
О Саске он слышал очень много — и один раз видел. Точнее, он мог бы видеть чаще, но в комнате Наруто смотреть на эту неизменную фотографию троицы на столе хотелось меньше всего, каждый раз утыкаться взглядом в этого Саске было… Гаара не знал, как. Но этого не хотелось. А иногда хотелось и вовсе отвернуть эту рамку, чтобы Наруто в комнате был только один — тот, который садился перед ним на кровать и начинал шуршать стаканчиками лапши, включать любимые песни на ноутбуке, листать альбомы с зарисовками. Но не тот, не тот огромный растрепанный альбом.
— Наруто, — Гаара блуждал взглядом по его рукам, золотящимся на солнце волоскам, жилистым кистям. — А вы с Саске, вы еще друзья?
Наруто необычно помолчал. И Гаара, неловко одернув рукава толстовки, добавил:
— Ты много о нем рассказываешь, но из детства.
За все два года их знакомства и дружбы Наруто никогда не говорил о Саске в сейчас, но все же без конца возвращался и возвращался, и, волнительно улыбаясь, энергично размахивая руками — говорил о Саске. Но сейчас он неясно хмыкал, и Гараа поднял взгляд — Узумаки задумчиво жевал губы, они сразу налились краснотой, и сахаринки на них уже не блестели, только светлые волоски заметной лишь на солнце двухдневной щетины, которую Наруто себе иногда разрешал.
— Ну, мы, знаешь, сейчас редко общаемся.
Но общаются.
— А что, много о нем говорю, да? — Наруто улыбнулся и, не донеся до рта очередного червяка, опустил руку. — Мы все детство провели вместе. Да и потом, ну… Знаешь, дружба такая штука!
— Ты не ответил на вопрос.
Гаара вдруг сам удивился своему тону, но Наруто он не смутил, и это вдруг начинало злить. Бесконечное стеснение заменялось налетающей злостью. Злостью за все эти тупые разговоры, за эту тупую дружбу. Наруто не смутил его тон, потому что на самом деле он его не слышал — он сидел, улыбчиво и тоскливо, крутя в руке мармелад, и его шершавые пальцы, наверно, становились липкими, и думал он совсем о другом, другом человеке.
— Мы просто однажды поссорились. И как-то все так и не…не вернулось на свои места. Может, я вас еще познакомлю! — воодушевленно закончил Наруто, начиная энергично отлеплять червя от своих пальцев.
— Да, я бы хотел познакомиться.
Вечером они снова были в той самой комнате — коробочке мира Наруто, пахнущей сладко, лапшой, жвачками, сигаретами, красками. Смотрели «Тайну россы», пили пиво, Наруто — свое кислое, Гаара — свое безалкогольное. Потом курили, Наруто — свои горькие, плотнодымные и толстые сигареты, Гаара — его горькие, плотнодымные и толстые сигареты.
— Ого, — удивленно вскинул брови Узумаки, когда Гараа потянулся к пачке. — Наконец-то начинаю тоже чему-то тебя да и учить!
Было приятно и весело, и спокойно — и маленький Саске с синеющими волосами загадочно смотрел с той фотографии.
Гаара, бывало, курил, чаще с Канкуро или один. Но прикурить из чиркнувших рук Наруто было вкуснее в разы, было важнее в разы. Наверно, он зря все это чувствует, зря начинает выдумывать, что чувствует новое и зря не уходит от касания его пальцев, когда листают страницы альбома, когда падают на кровать в одежде, раскрываясь длинно как коты, и Наруто, едва дотягиваясь до ноутбука, почти не глядя, ставит свое любимое синти из восьмидесятых.
А потом прижимается плечом, не ближе, чем и обычно, просто плечо, просто рядом — но Гаара забывает, что курил, и пепел падает на сбившееся одеяло.
— Помолчим немного? Обожаю этот трек. — Наруто хватает губами фильтр, едва прикусывая, и Гаара отворачивается, смотря в потолок.
А я — тебя — выписывает на потолке дым.
Теперь, в красном баре, дыма столько, что совсем не нравится, что теряется важность. Неясно, зачем он. Зачем ты куришь здесь с Шикамару и Кибой, зачем тратишь на них вдохи и выдохи. Неужели это для тебя то же самое — та же самая сигарета и тот же самый вкус? Здесь все другое. Наверно, не надо было пить сегодня, но саке появляется все новое, а в привычной уже компании все так же непривычно, как и в мире.
Гаара чувствует, как нарастает скорлупа, и звуки вокруг становятся тише, и внимание слегка притупляется, и вот Шикамару снова смотрит на него своим черным, непроницаемым взглядом. И Гааре снова двенадцать, а класс огромный и безразличный — и учитель смотрит на него взглядом Шикамару, этот взгляд говорит —
я знаю, с тобой что-то не так.
— Я пойду.
Гаара поднялся, чувствуя, что голова начинает болеть от выпитого, а значит, сегодня опять не уснуть. Или напиться барбитуратов. Он быстро кинул несколько купюр на стол, и —
у Наруто была обжигающая даже для этой духоты рука — он вдруг схватился за узкое запястье, но через мгновенье отпустил, нелепо поднимаясь вслед за Гаарой.
— Подышим немного! — он схватил рюкзак.
Гаара подхватил свою сумку и неопределенно махнул Шакамару и Кибе, который недоумевающе смотрел на быстро растаявшие в толпе фигуры.
— Не думаю, что Гаара в порядке. — Задумчиво проговорил Шикамару.
— Да че ты до него доебался. Какое тебе дело. Плесни! — Киба подвинул масу, чуть пристукнув об стол.
Шикамару пожал плечами — пусть все идет своим чередом.
Ливень бил по лицу и волосам, и Гаара чувствовал, что вот-вот потечет подводка. Наруто все цеплялся за его руку, пытаясь утянуть под узкий козырек. Гул улицы вдруг отрезвил, напомнил —
я в порядке, я живу, я не в красном аду.
— Я поеду домой, Наруто.
— Я поеду с тобой.
Это было странно и глупо — и Гаара, едва скрывая улыбку, провел по мокрым волосам, открывая шрам от сведенных когда-то подкожных чернил. Наруто бросил быстрый взгляд на оголившийся лоб и тут же заговорил:
— Я устал уже с ними говорить, Шикамару не переспоришь, а Киба, ну…
— Да нет, — Гаара неловко поправил сумку, чувствуя, что от капель с челки все же потекла подводка. — Не нужно уходить из-за меня.
— Во-первых! — Наруто вдруг вышел из-под хрупкого укрытия, сбив спешащих людей на узком тротуаре, и пьяно и весело вздернул руку вверх. — У меня есть зонт! — и в это же мгновение неловко потянулся к собственному рюкзаку за спиной. — А во-вторых. Запомни, Гаара, если ты еще не понял: Наруто Узумаки делает только то, что хочет сделать!
Гаара засмеялся:
— Ты такой громкий!
— Сказала она!
— Что?
Наруто все же вытащил зонт, поборов рюкзак, и раскрыл его перед Гаарой:
— Это из одного американского сериал… Твои щеки!
Так случился номер два — мокрые, пропахшие отсыревшим табаком пальцы прижались к щеке Гаары, стирая потекшую черную краску. — Ты как будто был енотом-симулянтом… Извини, бля, я только размазал!
Наруто вдруг посмотрел на собственные почерневшие пальцы и провел быстро по левому веку:
— Ну как?
Гаара вдохнул носом немного воздуха и, чуть запрокинув голову на высокого, как будто сказочного и совсем нездешнего Наруто, сказал:
— Плохо. Нужно и второй глаз накрасить.
— Не вопрос!
Двое стояли на шумной пятничной улице в Роппонги, и люди обходили их, обтекали маленький кокон под прозрачным зонтом со сломанной спицей. Гаара смотрел в совсем светлые теперь голубые глаза, на измазанные серо-черной грязью с его щек веки и светлые ресницы. В груди сжималось что-то терпкое, что-то такое новое, что-то, чего нельзя было разрешать себе. Но вот он стоял, чувствуя как последний раз чужие пальцы касаются где-то у переносицы, и все же, всего на мгновение, закрыл глаза.
Наруто никогда не был в этом квартале. Конечно, он планировал тут быть, после того как заимеет нечеловеческую славу, но все же, не так скоро. К огромному Токио привыкать было тяжело, а невозможность пересечь весь город в пешей прогулке за день, как бывало они делали с Саске в их деревне, доставляла любопытные, временные и денежные страдания!
Гаара никогда не приглашал его к себе в дом, а теперь он вроде как напросился сам — пьяный запал медленно уходил и, оказавшись в большом, светлом, белом и зеркальном лифте, Наруто почувствовал себя непривычно неловко и скованно — и слова сразу полились нестройными и глупыми фразами.
— Дотащил тебя все-таки! Пьянь!
Они стояли близко, но не касались плечами, как было в пахнущей сладостью и сыростью комнате общежития. Запах здесь был безвкусный — как соль, непыль, хлорка.
Гаара поднял взгляд — от смывшейся подводки он стал совсем беззащитным и слишком открытым, оголилась красноватая слизистая, чуть раздраженные уголки, незаметные ресницы. Когда не стало этой черной границы, вдруг закричало столько незаметного прежде — его пустые брови, белая кожа там, где у Наруто жесткая солома коротких волосков; белеющий шрам на лбу, оголившийся от промокших, едва подсохших в метро волос. Все его лицо стало фарфоровым, прозрачным, белым и таким… Наруто дернулся от неожиданности, когда лифт прибыл на этаж, услышав неживой голос. И мысль растворилась в тихом:
— Оставайся. Я приглашаю тебя.
Квартира была большой, будто это офис, и жить здесь вовсе нельзя — после маленьких домов, конурок, после комнаты общежития, даже после квартиры Джирайи это казалось чем-то очень странным.
— Привет.
Вышедший из темноты человек с ней почти не различался — парень в черном балахоне с чем-то черным и бесформенным в руках безразлично смотрел на гостей.
— Здравствуй, — кивнул Гаара, стягивая мокрую толстовку и оставаясь в черном бадлоне. — Наруто, это мой брат Канкуро. Канкуро, это Наруто. Мой друг.
— Да, слыхал, — Канкуро продолжал безразлично осматривать Узумаки, не выпуская из рук странный тканевый мешок.
— Очень рад знакомству! А что это? — Наруто кивнул на бесформенность, тряся мокрым зонтом, пока Гаара незаметно не утащил его из его рук.
— Перешиваю куклу.
Наруто помолчал. Кажется, все старшие братья были такими — Итачи тоже почти не говорил с Наруто, разве что иногда и таким же безразличным тоном. Жаль, что у Наруто не было братьев, но если бы они все были такие — то в общем-то, и не очень хотелось…
— Только не шумите. — Кинул Канкуро.
Гаара, быстро взглянув в зеркало, смущенно сдвинул отсыревшие волосы на лоб. В левом глазу была черная пленочка подводки.
В спальне Гаары было пусто — бело, аккуратно, с большим рабочим столом, и большими стопками бумаг и чертежей. На низком столике у низкой кровати, состоящей практически из одного огромного матраса, лежали блистеры, упаковки, таблетки, капли, маленькое зеркальце, какая-то книга и заваленная на нее стопка листов.
— У тебя… — Наруто осмотрелся еще раз, неловко переминаясь в промокших носках. — У тебя тебейно! Тебе подходит!
Гаара аккуратно и тихо запер дверь.
— Канкуро тяжело работать, когда в квартире шумно.
Наруто смущенно замолчал, но, подойдя к окну оживился снова — таинственное и волнующее было в том, чтобы посмотреть на Гаару вблизи, рассмотреть его так, как еще не было прежде. Что-то новое. Что-то.
— Ты не рассказывал, что у тебя есть брат! Я думал, только вы с Темари.
— Я многое не рассказывал.
Гаара чувствовал, что это алкоголь, странное впечатление от минут под зонтом среди улиц, задор от веселой поездки и необычное, новое возбуждение от того, что он здесь. Наруто здесь — в его спальне. Стоит в своих мокрых зеленых носках на полу, на котором столько ночей Гаара просто лежал — простыни слишком грели, за столом уставала спина — и он ложился сюда, на белый пол с белыми листами — и писал, и рисовал, и даже в один глупый раз — составлял динамику их отношений. Тогда еще Наруто не касался его плеча, не брал за запястье и не угощал из рук своими синими кислыми червяками. Но даже сейчас — это глупость. Да, он многое не рассказывал. И не расскажет.
— У меня никогда не было гостей. Тебе нужно что-то? Одежда. Может, ванна.
Наруто заулыбался, почесав затылок.
— Ну, вообще да…мне бы что-то вроде кофты или футболки. Моя насквозь. Любимая! — он попытался отлепить от себя оранжевую ткань.
Гаара подошел к такому же белому шкафу, откатывая дверцу, и — боже, ну как в кино, — обнажая небольшую гардеробную.
— Я сейчас тебе все принесу.
Это было решением — чем оно было продиктовано, Гаара не мог сказать, но чувствовал, что именно сейчас он способен на это. Поэтому он вышел в белой широкой футболке, взяв точно такую же и для Наруто, неловко сгибая руки, прижимая к себе сложенную вещь.
У него были шрамы — гораздо больше, чем Наруто представлял. Он не то, чтобы фантазировал об этом, но он чувствовал, что в невысоком и тонком теле, скрытом слоями вещей, хранится какая-то особая тайна. Сложно было сказать, та ли эта тайна, или, может, Гаара уже все сказал своим многозначительным —
многое не рассказывал.
— Еда? — растерянно спросил Гаара, остановившись.
— Ничего не нужно! Давай, — Наруто забрал футболку и, быстро стягивая свою, продолжил, переодеваясь, — давай лучше сделаем что-то необычное! Поиграем? М? — он высунулся из свежей белой футболки, которая оказалась почти как раз в широкой груди.
Гаара смотрел, как напрягаются его мышцы, как поблескивают от ламп дорожка волос на животе и совсем редкие в подмышках. Это вдруг было так стыдно и неловко, словно он рассматривал его совершенно обнаженным… Наруто, спустя мгновение, тоже его рассматривал — смотрел, чуть опустив голову, на исполосованные руки.
— Давай в игру, — усилием воли Гаара не сложил руки на груди и аккуратно опустился на кровать.
Наруто вопросительно посмотрел на белое покрывало и, замешкавшись, стянул носки, бросив их на пол и опускаясь.
— Давай
я никогда не?
— А на что?
— Просто так! Я никогда не был в такой огромной квартире!
Гаара улыбнулся:
— Я был. Что мне сделать теперь?
— Давай копить баллы, а потом у кого больше — тот проиграл! Назначим приз! — от воодушевления Наруто подернулся, сбивая покрывало и подсаживаясь ближе. — Сфоткаемся?
Гаара помолчал, думая о смытом макияже, а потом сказал:
— Если только для нас.
— Конечно для нас! — Наруто потянулся за телефоном и, уже подняв его, разблокировав, вдруг опустил.
УчихАхАхА
три минуты назад
Ты в Хонго?
Имя номера сохранилось еще с той первой симки.
Почему сейчас? Только это пролетело в мыслях. Гаара молча смотрел, как Наруто молча смотрел — в экран.
Он постоянно так делает — он возвращается и уходит, он пишет и исчезает, он зовет и не дожидается, блять. И прямо сейчас на этой белой кровати в этой наступающей фантазии с Гаарой — с этим нежным стеклянным Гаарой, с прозрачным лицом и такой мягкой кожей — мягкой кожей губ, щек, век. Прямо сейчас он снова все ломает. Гаара здесь — Наруто посмотрел на растерянные светло-зеленые глаза. Он остается. Он никуда не уходит, не исчезает и не бросает. И он сидит сейчас — и ждет.
— Что-то случилось?
Узумаки всегда так спрашивал у Гаары, когда тот долго залипал в телефон. И он тоже решил так спросить.
— Нет. — Наруто отбросил телефон так, что тот почти слетел на пол с края кровати. И продолжил. — Я никогда не предавал. Друзей.
Гаара смотрел взглядом кошки —
я все знаю о тебе. На мгновение захотелось вернуться в ту зелень корпуса, в ту теплую лавочку, солнце, кислые червячки Джирайи. Вернуться туда и все сказать, как оно было, как оно есть. Но уже было не нужно — Гаара смотрел и все знал.
— Я тоже никогда не предавал друзей.
— Тогда теперь ты, — Наруто присел ближе, наклоняясь вперед, опуская изредка взгляд на узкие полосы рук.
— Я никогда не приглашал гостей.
— Это я знаю! — Наруто заулыбался и снова заерзал, как бывало делал при повышенном интересе к чему-то. — Давай повышать ставки! Я никогда не видел стриптиз. Хотя мог бы! — в мысли весело ворвался Джирайя-сан.
Гаара аккуратно улыбнулся, и Наруто уже хотел вернуть разговор в более мирное русло, когда услышал:
— Даже в порно?
Вид у Гаары был одновременно смущенный и забавный, улыбчивый и затаившийся.
— Даже там… — растерянно от неожиданного поворота беседы ответил Наруто.
— Я тоже, — в голосе была все та же улыбка.
Наруто принял серьезный вид, изображая думы не-, и вдруг, изменившись в лице, словно его посетила гениальная и кромешная мысль одномоментно, снизил голос до шепота:
— Я скажу. Но это тайна. Хорошо?
— Хорошо. А разве не мой ход?
Наруто засмеялся:
— Вот умеешь сбить интимный момент!
Гаара помрачнел и замолчал.
— Я никогда не целовался с девушкой, — прошептал Наруто, ехидно улыбаясь, и тут же добавил, — даже в порно!
Гаара не знал, как именно нужно реагировать. Может, сказать — я тоже? Или сказать — как же так? Или спросить про ту девушку, которая целый год за ним увивалась, Хината…и они даже ходили в ту любимую раменную Наруто, и… И…С девушками?.. Гаара почувствовал, как в груди заколотилось сердце, как вдруг стало жарко во всегда прохладной спальне, как захотелось коснуться холодного пола, и поскорее, поскорее избавиться от ощущения, превратившегося после этого понимания, в настоящий кошмар — от этого зуда внутри сердца, на ладонях и в носу — от этого мокрого запаха Наруто. Такого хорошего запаха. И Гаара сказал:
— Я никогда не целовался с мужчинами.
Узумаки молчал, смотря прямо в глаза — там что-то плясало, что-то про —
да, я так и хотел, все получилось — или про —
зачем ты сразу это сказал, я хотел не так. Что-то про ожидания и их сбычу. Чего хотел Наруто, когда начал это? Просто веселиться, запутывать его и издеваться? Шептать про интимный момент, чтобы снова просто промолчать и крикнуть что-то пр…
— Я целовался. — Голос у Наруто был странный.
Оба молчали — и ливень бил в окна, и не было слышно музыки, которую наверняка сейчас слушает Канкуро, они всей семьей не спят… Темари даже не пришла, и… И Наруто здесь. Целовался с мужчинами. Жар скатывался по шее и груди.
И он, как и предсказывало все в Гааре, вдруг рассмеялся:
— Мы так замолчали, как будто это что-то ужасное! Киба вон вообще с собаками целовался! Ну… Наверное. В том смысле, что каждому свое! Да? Это вообще случайно было!
— Да. Это был Саске?
Он снова спросил от охватившего нечто, как иногда бывало — что-то вырывалось прежде мысли о сказанном. И это что-то было жутким. Жутким отчаяньем. И ревностью. И чувством, что сам он, Гаара, всегда только друг. А Саске... Саске это Саске. Это —
мы с Саске, у нас с Саске, нам с Саске…
— Ага. — Наруто неопределенно кивнул. — Но это было случайно!
— Ты же врешь.
Взгляд у Гаары был пронзительный.
— А я должен отчитываться, с кем и почему я целуюсь?!
Взгляд исчез за редкими ресницами — голос прозвенел так громко, что, казалось, Канкуро в другом конце квартиры закатила глаза.
— Не должен. Мы просто играем.
— Прости, — снова вдруг перешел на шепот Наруто, и…положил свою руку на чужое узкое белое запястье. Снова, снова и снова — горячую.
Они сидели в тишине и стуке ливня, и горячие пальцы нежно и медленно скользили по руке — каждый шрам и каждый шов, словно стебельки травы в его деревне или прожилки листиков…
Они встретились пальцами — узкие белые с облупившимся черным лаком и теплые, те самые, шершавые пальцы. В угле, пыли и соусе.
— Наруто, — Гаара чувствовал, как схватывает где-то в шее. В горле. — Мы же друзья?
Тишина натянулась и лопнула — зашуршало покрывало, заерзал Наруто, расцепились пальцы, чуть клацнув друг об друга ногтями.
— Да. Друзья.
Гаара вдруг растянулся по матрасу, дотягиваясь до низкого столика — Наруто взволнованно следил за рукой, неужели он довел его до предтаблеточного состояния? Но Гаара только схватил чуть разлетающуюся кипу бумаг.
— Это неделю назад в библиотеке. — Он выдернул лист, разворачивая его к Наруто — там был человечек, сидящий в груде книг, со смешным уставшим лицо, желтыми волосами, оранжевой футболкой. — Это мы в той кофейне. — Теперь человечков было двое, второй был меньше и правда с глазами как у енотов, человечки держались за руки. — А это… — Гаара положил неровно обрезанный лист. — А это мы в той вселенной, где ты лиса.
— А ты енот, — от улыбки голос у Наруто становился глуше.
— Ага. Вот такой комикс. Про друзей.
Наруто аккуратно собирал листы — в сердце у него было буйно, и в голове, и в руках, и столько всего хотелось. Как будто появились слова, стало легче дышать, как будто не больно, что удалил и не ответил, как будто светло, что ждали. Что так… Так.
Вокруг снова стало свободно и легко.
— Расскажешь, откуда это? — Наруто нежно коснулся чужого лба, убирая красную челку, впервые ощущая эту рану кожи, прозрачное на свету значение.
— Там была любовь.
Наруто заулыбался:
— А теперь здесь? — он коснулся худой груди под белой тканью футболки. Прижался всего на мгновение — и обожгло обоих — стуком сердца.
— Нет, — Гаара отнял ладонь от себя, разворачивая ее, всматриваясь с яркие, вбитые линии. — Теперь здесь.
— В руке?
Закончилось дыхание, и Гаара лишь кивнул, ожидая. Наруто не убирал руки, прижимаясь сильнее к касающимся ладоням.
— Я никогда не чувствовал себя таким ценным как сейчас, — сказал он едва слышно.
— Я никогда не ждал, что сейчас наступит.
— Капец, мы как из фильмов! — вдруг снова завопил Наруто.
— Да, — улыбка была на губах, и лоб ожигало после касания, и теперь в груди было непонимание, что же дальше.
— Я выиграл, кстати, — Наруто вдруг приблизился настолько, что стало чувствоваться его дыхание — саке, сигареты, дождь, сладость, как в его комнате. И жар. Гаара наклонился чуть ближе — вот-вот соприкоснуться носы, потом лбы, потом…
— Мы же не вели счет.
— Лучше спроси, что я у тебя загадаю!
Когда Гаара стыдно и жарко думал об этом — представлял, как, должно быть, целуются люди, как позволяют касаться своих тел и как касаются чужих, как,
возможно, всего лишь, может быть, целуется и касается он — Наруто Узумаки в оранжевой футболке с блестящими ресницами и шершавыми пальцами…когда он думал об этом — он никогда не смел думать
по-настоящему.
По-настоящему оказалось мгновенным, сметающим вихрем — вот его жаркие губы, без сахара, без кислых червяков, без сигарет — ласкают несмело, но мокро — уголок рта, ямочка верхней губы, непослушный язык в поисках вкуса. Всего лишь взмах золотых ресниц, всего лишь два раската грома за окном — и свет ламп закрывает его тело, его широкие плечи, обтянутые белизной футболки.
Они встречаются по-настоящему — поцелуй оказывается не тем, что о нем говорили, писали, показывали. Это странный танец, или прогулка по залам и комнатам, по лестницам и обязательно, обязательно бал. Они кружились, пока не закружилась голова, пока не оказалось, что выпитое все еще внутри, пока не показалось, что все мираж.
Гаара очнулся от собственного возбужденного выдоха. Почти стона.
— Наруто.
У него были румяные щеки, блестящие глаза и эта улыбка — улыбка художника, искавшего и нашедшего.
— Да?
— Это потому что мы…мы пьяные?
— Мы не пьяные! Но, если честно…
Гаара замер, едва успевая выхватывать выражение его лица в покачивающемся сверху силуэте.
— Мне очень нужно отлить. Щас сдохну.
Смех разлился по комнате, пока не завибрировал телефон.
Куколка
02:37
Угомони своего парня!
