Не доверяй Ояме

Их первая и, наверное, самая запоминающаяся встреча произошла странно, скорее даже пугающе. Возвращаясь в жаркий июнь 1997, когда Рану только недавно исполнилось 10, а его брату лишь в октябре должно было стукнуть 9, сидя на скамье, они спокойно ели сладости из упаковки, деньги на которые им любезно и не редко оставляли родители на кухонном столе. Погода была хорошая, как и в другие дни. Тогда Хайтани только начинали увлекаться чем-то запрещённым и опасным - издали поглядывать на токийских гопников, их разборки и иногда замечать группы подростков, колесивших на байках. Каждый взрослый, заприметив такое, реагировал по-разному. Понятно, в набор их эмоций не входили восхищение, смех и радость. Обычно то были шок, осуждение или равнодушие. Здравомыслящие родители твердили своим чадам: "Не в коем случае не связывайся с ними", "Не смотри на них", "Какой ужас", "Даже не думай о таком", но родители этих мальчишек почти не уделяли внимание воспитаю детей. Рана воспитала улица, как бы дико это не звучало, и брата он воспитывал так же. Заглядываясь на других сверстников, быстро дошло, что мать с отцом мало заинтересованы в них. Тупое равнодушие и холод совсем не давали так нужной любви. Потому братья сами заботились и дарили тепло лишь себе. С каждым годом их круг уважения к людям всё сокращался и сокращался, пока не стал совсем узким и крошечным, выстроив собственную стену. Ран и Риндо предпочитали полагаться чаще всего на себя, из-за чего казались более грубыми или резкими в своих высказываниях. Таким образом Хайтани вдохновляли мысли стать гопниками, ещё, естественно, управлять районом Роппонги, в котором они жили на тот момент. В подобном деле только самое трудное - начать, ибо уважение других не берётся их воздуха. В одном доме с ними через несколько квартир жила девочка младше Хайтани - на пару месяцев Риндо, на год Рана. Всё бы ничего, ну живёт себе и живёт, хоть появляется здесь только по выходным, да пусть живёт дальше. А прикол был в том, что соседи старались сторониться её, поскольку ходил слух, мол, дочка якудза. Опасная семейка. Неизвестно, что вытворят. Однако, кроме матери рядом с Камэ на территории здания, отца было не видать. Общий язык найти не выходило и дочь поделить никак не могли, вот ей и приходилось прыгать то в ледяную воду, то в кипящую. А ведь девочка вправду не раз вытворяла нечто за гранью правильного, что не позволительно в таком возрасте, да во взрослом тоже. Такие выходки частенько замечали Хайтани, в какой-то момент они стали специально приходить на площадку забавы ради, чтобы понаблюдать, как взрослые шарахаются. – Смотри, что у меня есть! – подошла восьмилетняя бестия с ножом в руках к своей новой "жертве". Это было впервые, когда её затея завести знакомства стала настолько опасной. – Папа подарил. Красивый? Красивый?? Девочка младше её играла с надувным мячом, с испугом глянула на подошедшую Судзуки. – На день рождение мне подарят красивее. Новая знакомая робко, молча сделала шаг назад, совсем переставая улыбаться. Ран и Риндо в тот день не планировали наблюдать за дикой соседкой, просто решили перекусить, как тут это. – У т-тебя в руках...? Это нож...? – Ножик! Да. Нравится? Такой острый. – Камэ помахала им перед носом девочки. – Да... – Хочешь, дам подержать? – Не надо... – Почему? Та крепче сжала мяч в ручках, продолжая пятиться назад. Совсем не глупая, раз в таком возрасте поняла - перед ней холодное оружие. – Тебе не нравится? – молчание в ответ. – Ты соврала? – казалось, её карие глаза в такие моменты становились тёмно-красными. Бровки медленно сводились к переносице. – Я прощу тебя, если мы будем дружить. – Судзуки спрятала нож за спину, протягивая той другую руку. – Я... Э-э-э... – Ну? – голос становился громче – Ну?! – Отец определённо не лучшим образом влиял на дочку. Раньше она много времени проводила с ним. В его доме никогда не возникало таких проблем, а здесь постоянно все шарахались, почему-то. Судзуки не понимала суть проблемы, вскидывая руки. – Почему? – То была уже которая попытка подружиться с кем-то, но опять не выходило. В чём их проблема? В чём проблема Камэ? Ей было, к сожалению, очень знакомо выражение лица девочки напротив - страх. Тот появлялся у всех плохих дяденек и тётенек, которые задолжали папе. Даичи в такие моменты частенько держал в зубах сигарету, расплываясь в яром оскале. Но ведь Камэ не собиралась убивать кого-то, как он, так почему той страшно? – Почему меня вечно не слушают здесь? Что не так с вами? – она задавала в воздух совсем неправильные вопросы, рассуждала не в том направлении. Девочка, с каждым разом пугаясь всё больше и больше сумасшедшей незнакомки, лишь злила Судзуки, вызывав в ней обиду за себя. Лезвие коснулось надувного шара и тот громко взорвался, оставляя какие-то яркие ошмётки на земле. Девочка неожиданно зарыдала, привлекая всеобщее внимание. К ней ринулась мама, что до этого спокойно что-то обсуждала неподалёку с соседками. Взрослые, заприметив нож у Судзуки, ненароком сами перепугались, подбегая к детям, не зная, чего снова ожидать. Кто-то упомянул полицию, но его заткнули, ибо боялись стать жертвой якудза. Женщина подхватила в страхе чадо на руки и поспешила как можно быстрее покинуть площадку. Её примеру последовали ещё несколько человек. Однако, какой лёгкий способ "расчистить территорию". Прелесть. Камэ с тяжелым вздохом села на качель, ощущая неприятное покалывание в глазах, хлюпая носом. В этот раз она не то, что не нашла новых друзей, вообще всех распугала. – Не ной. – послышался рядом мальчишеский голос. Риндо протянул ей мармеладку. Судзуки, вытерев рукавом свитера нос, глянула на незнакомцев. Она заправила светлую прядь коротких волос за ухо и угостилась сладостью, недовольно промямлив – Спасибо... – оглядела тех с головы до пят: мальчишки выглядели старше и выше, оба блондины, в одинаковых джинсах, толстовках и шлепках. Один с очками и волосами, завязанными в уже растрепавшийся хвост, с челкой, чуть закрывающей лоб, а рядом другой с двумя косами, немного волнистой челкой, приглаженной к левой стороне. Больше всего внимание привлекали их светло-фиолетовые, фиалкового оттенка глаза. – А вы почему не ушли? – Ты выгоняешь? – качнул головой старший. – Нет! – Ну вот. Они сели рядом за свободные качели, молча продолжая кушать. Какая светская трапеза! – А кто вы? – Хайтани. – А звать как? – Тебе зачем знать? – Ну... Мы же соседи? – глаза загорелись, стоило уделить ей каплю внимания, как та, спрыгнув, сама потянулась к братьям. – подружиться можно, кстати. – Уже сразу дружить? Не знаю, не знаю. – переглядывался Ран с братом. – Не хотите, как хотите. – она снова нахмурилась, уже разворачиваясь и собираясь уходить, как её окликнул заинтересованный Риндо: – Можем попробовать, если ответишь на вопросы. – Якудза же как-то связаны с гопниками, да? Они ведь там разбираются со всяким криминалом, дерутся. Хайтани ещё до того задумывались, смогут ли найти какую-нибудь выгоду в общении с Судзуки. И она с не скрытым восторгом вернулась обратно, наивно кивая, как китайский болванчик. – Твой отец вправду якудза? По началу она опешила. Обычно все боятся этого, будет ли плохо, если она расскажет? Камэ задумчиво уставилась в землю. – Только честно. – Да. Он с Раном заулыбался. – Фамилия какая? – Оям… Судзуки! Камэ Судзуки. – Я только фамилию спросил. – Отсёк Рин, от чего девочка виновато отвела взгляд. – Ладно. Людей убиваете? – Папа говорил, что они просто спать хотят, и он им помогает. Мальчики переглянулись по новой. Усмехнувшись, Ран выдал: – Вечным сном, ага. – Вас таких много? Подчинённых или кто там у вас? – Не знаю... Да, наверное. – задумчиво приложила палец к губам – В доме всегда куча народу, за мной приглядывают. У папы много друзей, очень. Постоянно проводят какие-то собрания, что-то обсуждают. У них там правила, свои законы всякие, других людей наказывают, если те "плохо себя вели". – Других людей? – Ну, плохих людей, что нарушили их закон или не выполнили обещание. Папа говорил: "Когда ты власть, тебя должны слушаться, коли нет, человек заслуживает наказания", "Применяй грубость, если не можешь чего-то добиться." После ещё подобного опроса Судзуки выдала почти всё, что знала, точнее, ответила на все вопросы, что волновали Хайтани. Как они и догадывались, в Роппонги придётся пробиваться через силу, а после слов соседки предположение только закрепилось. Вообще, всё сводилось к насилию, чем бы они не интересовались. Даже тот факт, что их отец в прошлом состоял в банде. Из окна 6 этажа выкрикнул женский голос, показалась тёмная макушка с каре: – Камэ, домой! Скоро отец заберёт! – Бегу! – она собиралась уходить, как резко обернулась. – Вы тут ещё будете гулять? – Возможно. – Как-то холодно ответил старший. Девочка опять кивнула. – Только никому не рассказывай о нашем разговоре, если хочешь дальше дружить. Ясно? – Ран смог спокойно выдохнуть, когда услышал согласие, и та скрылась за хлопком двери в подъезде. В тот момент прекрасно осознавал, им может попасть, узнай кто о расспросах, а с якудза разговор короткий.

***

После того дня они стали видеться и общаться чаще, как и планировали братья. Камэ, так и не найдя нормальных друзей кроме Хайтани, начала пытаться всячески привязать их к себе. В итоге вышло, конечно, наоборот, по крайней мере Судзуки так думала, но их интерес она смогла подогреть. Стала расспрашивать у Даичи про работу, тот, в свою очередь, любезно чем-то делился, пологая, что вошла во вкус, несмотря на слова матери, а дочь же передавала самую пикантную информацию "лучшим друзьям". Вопросы же были по типу ведения боя и правил поведения среди "быдла". За три года в их общении успело измениться многое. В доверительном плане всё стало куда лучше. В их особенный круг ей с трудом, но удалось попасть. По крайней мере как полезный источник информации они рассматривали её точно. Камэ не участвовала в их "занятной деятельности", поскольку редко приезжала в Роппонги погостить у Сэнго, чаще всего летом, да и им не очень-то хотелось посвящать подругу в подобное. Последняя их встреча произошла в декабре 2000. За три месяца её отсутствия Ран и Риндо успели много чему научиться и приобрести. Во-первых, дела в Роппонги шли в гору, хоть Хайтани периодически появлялись в синяках, прогресс определённо был. У Риндо выходило неплохо махаться кулаками, по сравнению со старшим. Уйти после драк, при этом что-то кому-то не сломав, считалось уже чем-то странным. А Ран всё планировал где-нибудь приобрести телескопу. Во-вторых, манера речи. Для них мат стал чем-то родным, без чего выразить некоторые эмоции было бы трудно. И в-третьих, набили татуировки и Хайтани начали увлекаться выпивкой, пробовать сигареты. Рановато для 12-13 лет - не в их ситуации. Ещё можно упомянуть про извращенность, но пока девушки их не сильно волновали. – И снова здравствуйте. – послышался более грубый, неожиданный голос под ухом, которого Камэ в начале даже не узнала, пока перед ней не вытянулась знакомая фигура старшего. – Бля-я, мне уже думалось: "Не встретимся". – Привет, Ран, Риндо. Младший медленно появился за спиной брата. Судзуки пришлось встать со скамейки, на которой они обычно любили сидеть во дворе, чтобы разглядеть Хайтани. В глаза сразу бросился внешний вид: резкий скачек роста, что не удивительно в их возрасте, знакомые причёски - пучок у одного, косички у другого, те же фиалковые глаза, только теперь в этих взглядах стало прятаться нечто холодное, появились парные железные серьги в ушах. Из одежды: Ран носил серовато-белую футболку оверсайз, из этого же комплекта и цвета штаны, белые кеды, на шее весела цепочка с кулоном в виде пера, а у Риндо более тёмного оттенка худи, штаны и чёрные кеды. Ну всё наоборот. Поверх надеты и расстёгнуты куртки. Что нельзя упустить, так это моментами бивший в нос запах дешевого спиртного, также нотки одних и тех же духов кисловато-сладких. – Но встретились же. У меня учёба началась, и дедушка приехал. Они направились по тропинке через парк. Тёмную улицу ярко освещали фонари. – М, у нас тоже. А с мамой что? – поинтересовался Рин. – Отец с каждым разом всё больше против моих поездок к ней. Она сама нервной становится, – усмехнулась – боится чёрных машин с тонированными окнами, всё не забудет случай, как её насильно туда запихнули и провели какую-то воспитательную беседу. – Вот кому жить не скучно! – они вместе посмеялись. Разговоры на эту тему велись достаточно часто, так что в какой-то момент стали чем-то будничным. Судзуки постоянно делилась личной жизнью с Хайтани, которые иногда до странного были слишком молчаливы. – А у вас что? – Камэ натянула шарф на шею сильнее и спрятала руки в карманы тёмно-синего пальто. Снег, что падал большими хлопьями с неба, скрипел под зашнурованными сапогами. – С родаками всё так же. Уёбкам как было плевать, так и сейчас. – Отец на прошлой недели заметил у меня с Раном синяки на теле, больше досталось Рану, конечно, этот придурок меня собой заслонил. – не скрываясь, поделился жизнью. – Пожалуйста. Уголки губ Риндо поползли вверх – Но даже ничего не сказал. Отец проигнорил нас, когда мы спросили про мазь. Судзуки знакомо кивала им, как обычно, показывала, что слушает. Однако её слух резали грубая форма, с которой они обращались к родителям. Хайтани и до этого не жаловали тех, но после трёх месяцев отсутствия стали ещё жёстче. – Грустно, что вот так вот у вас с родителями... – Мы как-то... – Да не, плевать. Не забивай голову хренью. – перебивая брата, покачиваясь, ответил Ран, чуть хмурясь, не желая продолжать тему. От него больше всего пасло алкоголем, а он не скрывался. Камэ не стала испытывать судьбу, задавая новые семейные вопросы. Даже за два года они толком про себя ничего не сказали, сухие факты. А в тот момент ещё и атмосфера стояла напряженная, будто братья хотели поднять неприятную тему, но не решались. – Кстати, вы же пили? Даже отсюда чувствую. – Хочешь тоже? – Откажусь. Алкоголь плохо влияет на меня. – Значит, пробовала. – подвёл итог старший с усмешкой. – Было дело. Дед сакэ давал не раз, но мне крышу сносит после нескольких капель. – Быть открытой с ними стало своего рода привычкой. Они так пообщались ещё час, поборов в начале встречи тянувшееся напряжение. Девушку не очень волновало позднее время. Зачем беспокоиться, когда рядом находятся аж два парня, которые не хило способны избить даже взрослого человека? Возможно, неприятные мыслишки возникали, стоило посмотреть на парочку ссадин на их лицах и, особенно, на руках, заклеенные пластырями, но в принципе волноваться не о чем. К 11 людей на улицах стало значительно меньше. Снегопад прекратился, однако теперь периодические порывы ветра мотали снежинки из стороны в сторону. От мороза горели щеки и нос, руки мёрзли даже в карманах. Спасли бы перчатки, если хотя бы Камэ взяла их? Логично, без шапок уши со временем так же начали ныть. Маленькая компания двигалась через улицы частных домиков, разглядывая обилие снега на ветках голых деревьев, кустах и электрических кабелях, проводах, они крестиком перекидывались через одно здание за другим или держались на высоких столбах. Где-то слышались гавканья собак, шум машин на перекрёстках вдали или гул ветра. Лицо Риндо, что до этого и так было кривым от недовольства, частая картина, стало кривиться ещё больше, однако Ран вообще не подавал виду на ненависть к неожиданно разбушевавшейся погоде. Его челка, заколотая парочкой невидимок, лениво колыхалась, как и у брата. Судзуки же, обмотавшись шарфом чуть ли не самая верующая монашка в монастыре, только бы уши спрятать, волосы завязывать никак не стала, надеясь, что те как-то согреют, с раздражением постоянно убирая блондинистые пряди от глаз, носа, особенно, рта. – Давайте сюда. – рывком толкнул Риндо брата в знакомый им магазин и так же всунул туда не сопротивляющуюся резкому порыву соседку. В этом магазине с ярко-красной вывеской, радостно кричащей о долгожданной встрече с посетителями, закупались многие подростки, чаще всего из-за выпивки и сигарет, Хайтани не были исключением. Активно пользовались пожилым кассиром с плохим зрением. Старичок вечно что-то бубнил под нос, жмурился и улыбался, трясся, пробивая медленно товары. Никому не было понятно, что пенсионер здесь забыл, может, заменял кого, хотя только он и работал все смены, может, жизнь под старость не удалась, а, может, просто денег не хватало и тот еле сводил концы с концами. В любом случае гопники им брезгали, а взрослые чхать хотели на дедка, своих проблем достаточно. Новых посетителей поприветствовал гремящий колокольчик, стоило двери открыться и вновь закрыться. Все трое застыли на несколько секунд, ощущая спокойную атмосферу в тёплом помещении, слышалась тихая рождественская музыка из старого радио на табуретке рядом с сонным пожилым. Хайтани равнодушно, даже не сбрасывая мешающего снега с курток, не постучав ногами и не вытерев их о тёмный коврик, завернули направо к холодильникам с напитками, пачкая чистый пол, от которого ещё пахло хлоркой, оставляя грязные разводы. Теперь ещё слышались негромкие активные переговоры по поводу вырвиглазной банки напитка. Судзуки же постаралась проявить дольку уважения к уборщику, замечая чужой снег, смешанный с грязью, постучавши у входа. Девушка зашла в глубь, скрывшись среди витрин с разными продуктами. За время прогулки она успела проголодаться, а новогодние украшения, вывешенные на прилавках со снежинками, ёлочками и яркие ценники со скидками заставляли глаза разбегаться. 50% над упаковкой с имбирными печеньем в виде форм разных зверушек привлекали внимание. Камэ наткнулась на прилавок со сладостями. Там оказался труднее выбор. Она успела взять лишь пару штук длинной виноградной жевательной конфеты, типа тянучей карамельной палочки, как её подозвал голос старшего Хайтани. – Камэ, ты что-то будешь? – Ран кивнул прямо в сторону холодильника с энергетиками, по левую были соки и газировки, а по правую уже алкоголь. Он постукивал пальцами по ледяной бутылке пива, а Риндо сидел на корточках, перекидывал из руки в руку красивую белую с серебренным рисунком сакуры банку энергетика, продолжая оглядывать товары. Признаться, что Судзуки ни разу не пробовала, не могла. Почему-то стыдно. После разговора с ними она невольно начала себя чувствовать отстающей, поскольку её друзья уже везде всё успели попробовать, а она наоборот. – Не нахожу здесь той банки, из которой в прошлый раз пила. – она вообще ни из какой не пила. – А вкус какой был? – Сладкий. – неуверенно выдала она единственный и последний знающей ей факт о напитке, который когда-то где-то от кого-то услышала. – Яркий или мягкий? – Яркий... – Риндо-о-о. – коснулся ногой – Он лучше разбирается. – подметил для Камэ – Какие есть яркие вкусы? Младший быстро выпрямился, поправляя очки средним пальцем, будто показывая некрасивый жест, понял - речь идёт про выбор Судзуки. Рин начал тыкать костяшкой в стекло, объясняя, пока старший ушёл в поисках еды: – Это цитрусовые, там жёлтые, оранжевые, если ты фанатка... э-э-э, ну этой, блять, – начал бить в порыве вспомнить – фанты, да, и т.д. Здесь обычный базовый в чёрной - просто сладкий вкус будет, есть ещё голубой, кстати. – А ты что взял? – Белый с заменителем сахара и персиком, типа, если фигуру держишь. Беру чисто впервые попробовать. – А что лучше? – Я не знаю. Ты, вроде, нормально к цитрусовым относишься, некоторых воротит - это на любителя. Возьми базу - не прогадаешь. – Сунул руки в карманы в поисках кошелька. – Возьму тогда этот – рука потянулась к ярко-розоватой банке. – Здесь кокос и маракуя. – махнул рукой – Как хочешь. – Будете сухую лапшу? Риндо, Камэ? – Давай, жрать охота. – Не, я тянучки взяла. – Значит, маленькая упаковка – с задумчивостью констатировал вслух Ран. Они вместе направились к кассе. – А разве продадут? Нам ведь нет 20, даже 18. – шёпотом. – Хуй с этим. Придурок не видит почти ничего, если уверенно подойти, быстро дать деньги и уйти - не поймёт. – Ран встал у кассы, ожидая последующей реакции. Когда пенсионер так и не подал признаков жизни, Хайтани пощёлкал пальцами ему перед носом. – Не спать, Такигава-сан. – Ой-ой... – дедок от неожиданности закачался на стуле, извиняясь. – Сейчас, сейчас. – Такигава трясущимися руками начал пробивать пиво, энергетик и лапшу быстрого приготовления. Оплатил покупки Рин, до того доставший их общий с братом кошелёк. Несколько йен быстро оказались на столе, и Хайтани покинули магазин, предупреждая Камэ, что будут ждать на улице, перед тем как старик успел поднять на них голову. Блондинка отдала на пробитие товары, доставая деньги и планируя быстрее покинуть здание, как Такигава заговорил с ней: – Почему ты здесь? – Что, простите? – Почему ты гуляешь с этими мальцами? – он выбил её из колеи своим по звучанию добрым вопросом, в нём не слышалось опасности, лишь старческая заинтересованность. – Они мои... – запнулась на несколько секунд. – друзья. – Ого-о, друзья-я. – его тон стал меняться на саркастический, то ли просто шуточный. Пробивать напиток он явно не торопился. – Никогда не видел тебя с ними. – Я в Роппонги редко появляюсь. – Это понятно, иначе бы я уже тебя запомнил. – Вряд ли, я в этом магазине почти не появлялась бы. – Камэ выпрямилась, сделав голос чуть погрубее, чтобы казаться старше. – Вся молодежь видит во мне глупого старика, думая, что я плохо слышу и вижу. Но поверь мне, Камэ-чан, – Та нервно сглотнула, когда поняла, что пенсионер каким-то образом услышал её имя и запомнил. – мне не обязательно видеть тебя в этом магазине, чтобы запомнить на улице. – Хорошо. Понятно. – пыталась скорее отделаться от него. – Дорога криминала - опасная затея. Лучше не связывайся с этим. «Да я уже с головой там. Фамилия якудза, как клеймо» хотелось бы ей сказать. Судзуки молчала. – Я-то знаю о чём говорю. – Но почему вы мне это говорите? – Потому что у тебя глаза необычные. – Самые обычные... – Многих можно определить по взгляду. У появляющихся хулиганов здесь взгляд равнодушный, жестокий. У взрослых такие попадаются и у "друзей" твоих тоже на грани. Ничего хорошего им не сулит. Находятся и добрые, – старик не останавливался – появился тут как-то год, два назад мальчик, Ханагаки звать, вроде, мама его так звала. Ноет, плачет, громкий такой, но глаза добрые. И ничего с этим не сделаешь. Такого человека будет трудно сломать, если он по своей воле не сломается. – А с моими что не так? – Камэ начала подыгрывать ему, надеясь, что продавец быстрее закончит. Хайтани же стали оборачиваться в сторону стеклянной двери. – А твои между. Не знаешь, что выбрать. Прыгаешь из края в край. – Типа особенная? – Ну типа таких как ты полно. – издеваясь, скопировал пенсионер. Он сильнее щурил глаза, лицом напоминая нарисованных типичных китайцев из мемов. – Для баланса вселенной - слышала фразу из сериала? – Нет. – А жаль. – старик наконец пробил энергетик, и Камэ яростно закопалась в поисках кошелька в сумке. – Я знаю, вы все несовершеннолетние. – собеседница молчала. – Хайтани рассказывали тебе, что творят? Чем занимаются? – деньги рывком оказались в его руках от той. Пыталась игнорировать. Перед выходом он добавил. – Остерегайся огня. Дверь закрылась со звоном колокольчика, и братья, как один, повернулись к ней. Щёки снова обдал мороз. – Чего так долго? – Ваш Такигава... ко мне с нравоучениями пристал, спрашивал, что я тут делаю и говорил, что взгляд у вас нехороший. Оба усмехнулись, удивившись – Обычно из него хрен, что вытащишь, хуйню несёт, а тут тебе повезло. – Ага. – Согласилась со старшим. – Ты сказал, тот почти не видит и не слышит. – Ну? – Зачем было врать? Прекрасно он всё понимает, а слух у него отличный. Он моё имя запомнил. Сказал ещё, что знает, что мы несовершеннолетние и вас он помнит. И что теперь? – Ты прикалываешься? – Только по понедельникам. – Я, блять, серьёзно. – брови Хайтани свелись к переносице, чего Камэ видела редко или просто не помнила. Скорее присуще Риндо. – Мне делать не хуй, как пиздеть? Он боится и словом обмолвиться в нашу сторону. Или упала там, что ли? Слышала, какую фигню бормочет себе под нос? Он больной, вычитал в газете что-то и несет. – Но ведь мы вправду несовершеннолетние – стушевалась под настолько неожиданным напором друга. Рана обидело, что она поверила пенсионеру больше? Долго ждать не пришлось, ответ прилетел сам: – Мы три года общаемся, а ты за несколько минут знакомства поверила первому встречному. – Ран немного остыл, но продолжил давить. – И чё? Он ничего не сделает нам. Камер нет - доказательств нет, а на нет и суда нет. – Я не хочу потом, чтобы от матери влетело. – Не влетит, она у тебя сама с глюком. – На последних словах тему быстро замяли. Ран в каком-то смысле прав, она нервная, но болезненный осадок за неё из ощущений остался. Судзуки так и не поняла, чего добивался Такигава. Старалась списывать всё на старческий маразм, странно всё, хотя большая часть слов объяснима. Хайтани по новой упомянули, мол, тот придурок конченный, начиная ржать, и все направились дальше. Вот только, что дедок имел ввиду под словами "Остерегайся огня", его все боятся. Или смысл слов другой? К 12 ночи Судзуки сама забылась, полностью поддавшись чужому влиянию. Буря совсем стихла, собаки стихли, музыка вдали, теперь взамен им приходился истерический хохот троицы на скамейке, отдававшийся эхом между домов. Полностью бухого Рана, которого, казалось, учуешь за километр, тоже подвыпившего Риндо, совсем расслабившись в весёлой обстановке, и Камэ, доведя её до истерики. Даже без алкоголя она готова была ржать с лежащего камня на земле. Может, так ещё энергетик влиял, который прибавил слишком много энергии. Злые сонные жители домов, что не раз ругали за шум и грозили полицией, не волновали. Ну а что? В начале 2000-х полиции было глубоко плевать на каких-то подростков, когда по районам колесят целые банды из таких же и намного опаснее, пусть детишки развлекаются. – Скоро Рождество – потянулась Судзуки на месте, согревшись, совсем не ощущая холодного воздуха. – Есть планы? – Надо успеть нагнуть оставшихся до того момента – не скрыл Риндо. – Остались старшики, а с ними сложно. Бесит. – Где-то на районе будет проводиться праздник по этому поводу, традиционная японские наряды нужны, но нормально. Мы с Риндо не хотим с предками дома торчать. – Хайтани развалился в центре, закинув руки на спинку скамьи. По правую сторону была Камэ, по левую Рин. – Ты на этот раз на сколько дней приехала? С нами давай. Если чё, поможем сбежать. – Ещё предложи через балконы перелезть, на одном этаже ведь. – шутил другой, как старший согласился с хохотом. – Ты гений, точно. Я и на камеру запишу. – Не, не в этот раз. Я уже завтра уезжаю. До 25 декабря буду сидеть дома включительно. Папа хочет, чтобы всей семьёй отметили, раз дедушка приехал. Настроение поменялось за секунду. В тот момент Ран испытывал смешанные эмоции. В них определенно входил гнев, разочарование и только чуть-чуть зависть и ревность. Их мама Наоки который день ездила трахаться с кем-то, с кем - непонятно, но определённо кто-то был. Это доказывали лежащие презервативы в её сумке. Она изменяла. Старшему Хайтани становилось до тошноты неприятно, стоило упомянуть издалека. Отец Рен тоже, возможно, трахался, только в клубах, занюхивая дорожки. Деньги есть, ума не надо. Его оттуда который день свои же дружки вытащить не могли, настолько везёт в играх в бильярд и в картах. Признаться, самому было противно, но слышать от других, когда у них всё хорошо и классно, дружная семья в дружной компании отмечает праздник, а они с Риндо сидят в четырёх стенах абсолютно одни - гадко. Выводит на гнев и зависть. Обсудить с Судзуки дерьмовых родных - как глоток воздуха, хоть и не самого свежего, радует, что они не одни такие, но и печалит. Ревность и разочарование, ибо зачем она родителей обсуждает, они с ней по эгоистичному обращаются (больше мать), а Камэ всё равно больше проводит время с ними, чем с Хайтани. Кидалово. Гнев - уже заебала эта ебатория, постоянно нельзя нормально отдохнуть, то идиотов пиздить приходится, то она на месяц и больше задерживается. И младший брат, кажется, разделял его чувства. Сегодня им хотелось рассказать всю правду знакомства, почему решили общаться с ней, поэтому атмосфера в начале встречи была угнетающая, потом планируемый разговор забылся, и теперь он снова всплыл, точно дерьмо в унитазе. Не трудно догадаться, что Ран в опьянённом состоянии не стал как-либо сдерживать себя. Он легко и как можно в более грубой форме передал свои мысли, заставляя Судзуки испортить настроение полностью. Что он умел, так это "давить" не хуже Риндо в порыве ярости. И если младший бесился в пол оборота, то с ним надо постараться. А старалась Камэ знатно, поскольку кроме неё и кроме брата, никто не знал личных проблем - а значит, противники и вывести его из себя не могли. – Хочешь правду скажу? Мы с тобой общаться начали, потому что нам информация про якудза нужна была, а ты вечно языком чешешь. С тобой на площадке никто общаться не хотел и, если бы не мы, ты бы так и осталась одна. Ты была фриком. Из всех слов, эти кольнули сильнее всего. Они раздавили и втоптали в грязь, заставляя мир Судзуки перевернуться. Поменять мнение о Хайтани. Она сразу больше зауважала и полюбила жестокого отца и истеричку мать. Они могли выносить мозг, но никогда не смели настолько сильно пасть в её глазах. Камэ и вспомнился пенсионер с непрошенными советами. Как же он был прав, чёрт возьми, и как же хорошо, что она не пила алкоголь. – Пожалуйся отцу, если хочешь испоганить на своей совести нам жизнь ещё больше. Камэ ничего не смогла ответить, почти ничего, лишь жалкие короткие заявления. Она боялась, если отроет рот и заговорит громче, больше, то зальётся рыданиями прямо там, на скамье, перед Хайтани, которые, оказывается, использовали её. Она поддалась на манипуляции, она не стала ничего никому рассказывать, потому что по логике и вправду бы потом не собрала братьев по кусочкам. Ей удалось бросить лишь холодное "ясно" с парочкой обзывательств и под пристальным взглядом фиолетовых глаз скрыться в переулке. Переступив порог квартиры, Сэнго заорала в уши не хуже любой сирены. Спотыкаясь словами о жутких переживаниях за дочь, позднее время и идиота отца, который не додумался купить дочери телефон, но планировал с дедом купить машину. Это всё, как обычно, переросло в её нытье, как же трудно жить и почему ей всё это приходится терпеть. Камэ только заперлась в комнате, закрыв руками уши, пытаясь удержать слезы в себе. В итоге конец 2000-ого выдался для неё дерьмовым. Она уехала домой обратно. Рождество и Новый Год отметили отлично все, кроме Судзуки. Самокопание выросло вдвойне и накрыло с головой - все три года, что закрывали собой Хайтани. Ни друзей нормальных, ни настроения. Но и сами Хайтани оказались напряженными, это бесило Риндо. Теперь цифры "2000" дробили мозг на двоя. Через 3 месяца они всё-таки наведались к квартире Сэнго, но Камэ там не оказалось, и через месяц, и через два, и вообще. Чуть не ежедневное чье-то избиение помогло прочистить мозг и через полгода ситуация с соседской девчонкой казалась полным детством и ребячеством, по сравнению с их целью в Роппонги. Всё легко забылось. А точкой невозврата стали убийство и колония, после которых Хайтани стало не узнать.