Сбежать

Голод. Страшный голод. Страшный, словно разъедающий живот, голод. Это было первым, что я почувствовала, когда проснулась. Я взяла пучок травы и положила их в рот. Голод прошёл. Появилось чувство пустоты. Пустоты в голове, как обычно после долгого сна. Я пыталась вспомнить кто я, где я и куда я иду. Я имею имя и номер. Мой номер — 3642. Имя… не помню. Но это можно будет вспомнить потом. Сейчас я нахожусь за бараком. А куда я иду? Для этого нужно понять откуда я иду. Я иду от точки М к точки М. Иду от Мясорубки к Мести. Мести Старику, который был хозяином Мясорубки.       Естественно, на этом пути меня ждало, ждёт и будет ждать много преград. Например Куклы — такие же как я, только превращённые в кукол и под контролем Старика. Но это было, было и прошло. Я тогда только-только выбралась из мясорубки.       Но мясорубку я прошла, как уже говорила. Это было сложно, я пряталась, ползла, изорвала и без того старую, почти почерневшую пижаму, которую носят все МОИ… здесь… в этом мире. Но, так или иначе, я не попалась, а значит свобода ближе. Свобода. СВОБОДА. Семь букв, ради которых стоит жить. А точнее десять: «Я свободный». Когда ты можешь это сказать и окружающие не будут над этим смеяться — вот тогда ты по-настоящему живёшь. Как я в прежнем мире, и, я надеюсь, в будущем. А если мне суждено умереть, то и умру я за свободу.       Я ещё раз осмотрелась, прежде чем идти. Перед выходом из Мясорубки, я забралась под брезент и под видом трупа попала в Посмертный Сортировочный Цех. Из него я выбралась, и теперь сидела с обратной стороны цеха, практически на Краю Мира. Сюда явно никто почти не заходил, хотя бы по той причине, что тут буйно росла сочная, зелёная, молодая, вкусная… невероятно вкусная, трава, которой я вдоль наелась. Значит дальше — в переработку. Точнее — в Перерабатывающий Комбинат. Это должно быть сложнее чем предыдущий этап, ведь теперь противостоять будут не Куклы, которые физически как и ты, нет, противниками будут Рабочие. Огромные, Жирнющее, все в коже — возможно причём в нашей. То есть из НАС. Но что точно известно — это то, что из трупов наших там делают: мыло, абажуры для ламп, удобрения и прочее. По сути безотходное производство. И почему я так спокойна? Это даже немного пугает. Хотя… после Мясорубки меня сложно чем-то напугать.       Но пора прекращать разглагольствовать о том, о сем, надо было уже и за дело браться. Сначала осторожно осмотреться. В принципе, вырисовывается безопасный проход, по которому можно пробраться через открытый участок. Проползти под кустом, потом через трубы, затем пройти между мешков, спрятаться под одним из них — а дальше посмотрим, раз уж отсюда не видим.       Сказано — сделано. И вот я под мешком — и я в ужасе. Мне придётся пройти через длинный, узкий, тëмный коридор между двумя бараками где живут Куклы. Конечно, с моей стороны они не выйдут, тут нет дверей, эта часть считается безопасной, предполагается, что из наших тут будут только Куклы и трупы. Но всё равно, если я на кого-то наткнусь, всё — шансы сбежать резко уменьшаются. Но ладно, идти так идти, рисковать — так до конца.       Темнота прохода была всепоглощающей. Казалось, что если бы там затаился огромный город давно забытой цивилизации с огромным инопланетным богом в центре — из-за черноты ничего этого не было бы видно. Но идти было надо и я пошла. Чернота поглотила меня, как в тот раз. В тот раз, когда я, папа (как же тебя сейчас не хватает) и почти сотня других наших ехала в грузовике, в котором, когда двери закрылись, наступила такая же темнота. В тот раз все было, как в рассказе, который читал мне брат (надеюсь хоть у тебя хоть сейчас все хорошо), где человек превратился в жука. Мы тоже вошли в грузовик людьми, а вышли… неважно. Брат кстати читал мне много хороших книг. Например, последняя которую он успел мне прочитать полностью, такая добрая и грустная, про трёх друзей и возлюбленную одного из них, которая страдала от туберкулёза, бедняжка, а ещё три друга владели… что это за силуэт?!       А силуэт был, в этом сомневаться её приходилось. И он побежал ко мне. Я побежала от него. И тут он крикнул. — Стой, девочка! Речь. Нормальная, человеческая речь. Я её здесь среди охраны не слышала. Либо, странный, рычащий что ли язык Рабочих, й Старика и Старших Надзирателей, либо тихая, стыдливая речь Кукол, которые как будто стеснялись говорить по-нашему. И услышав речь, нормальную, незамутненную, я так опешила, что остановилась… и он меня схватил. Кукла, но с гораздо более человеческой внешностью. Я должна была сжаться в ожидании смерти, но какое-то странное, тёмное чувство дало мне понять, что всё нормально. Окончательно я в этом убедилась когда он сказал: — Не бойся, девочка, я не из лагеря. Я не нацист. Нацист. Я вспомнила. Вспомнила всë. *** — Очнулась, девочка? — голос был тихий, мягкий и знакомый. Я открыла глаза и увидела того человека из коридора между бараками. Только теперь это был точно человек. И в физическом, и в моральном смыслах этого слова. — Думаю, ты это и сам видишь. — Хм, да. Ты весёлая. И сильная, раз можешь так шутить в нынешних обстоятельствах. Как тебя зовут хотя бы? — Меня зовут Ева. Ева Гиммельфарб.       Я рассказала ему всё. Про детство, про город Краков, про семью где я выросла, про отца, который был коммивояжером и торговал крупами, про мать, про её манную кашу, которую я очень любила, про брата, который был переводчиком и поступил на филолога как раз перед началом войны. И про само начало войны. Про то, как нас сначала отправили в гетто, затем запретили выходить из него, а потом нас с отцом погрузили в грузовик и привезли сюда. Тогда мама и брат уже умерли, точнее мы думали, что Йозеф (так звали брата) умер, а на деле он стал одним из главарей ополчения, организатором подпольной газеты «Перемены на Внутреннем Фронте», где распространял зашифрованные записи о новых диверсиях, а также новые литературные антивоенные произведения, вроде новых текстов его любимого Эриха Марии. Когда его задержали, он сбежал, поэтому правительство решило расправиться с нами, в «назидание» Йозефу и другим ополченцам. Меня спасло подполье, поменяв меня номером с моей ровесницей, умершей незадолго до этого. Отца спасти не удалось. Но обман могли раскрыть, поэтому я решила бежать.        Подпольщика мой рассказ впечатлил, особенно когда он узнал, что я сестра того самого Йозефа Гиммельфарба. И он предложил мне помочь подполью. Я маленькая, я пролезу везде и если Франц, как оказывается зовут подпольщика, отвлечëт охранников какой-нибудь наблюдательной вышки (ведь радиосвязи в регионе партизаны уже помешали), я смогу забраться на неё, подстеречь охранника и скинуть его с башни!       Пробираясь по кустам и между бараками, я старалась не шуметь так, чтобы ни одна веточка не хрустнула, как в тех рассказах про индейцев, которая любила я и мальчишки из моего двора, да так, что я даже порой водила их к брату послушать (Йозеф ещё тогда в школе учился). Впрочем, прошлое было прекрасным, но оно уже прошло. Надежда была только на будущее. И первый шагом к будущему это месть. Месть и захват лагеря.       Сначала, Франц обрезал кабель. Затем он кинул камень. Как только охранники поняли, что предупредить остальных не получится, они начали стрелять, но Франц недаром пробыл несколько лет партизаном в подполье, он не давался под пули, скрываясь в кустах и с помощью камней и веток которые он кидал, успешно создавал иллюзию своего присутствия в определенном месте. В это время, я полезла по лестнице, максимально легко и бесшумно, как кошка, не наступая на ржавые места, чтобы не привлечь к себе внимание. Наконец, я залезла на вышку и спряталась в ящик. Через минуту, у охранников закончились патроны, после чего один пошёл вниз, а второй направился к ящику с патронами, в котором была я. И вот, охранник открыл ящик. Он замахнулся на меня штыком, а я в свою очередь попыталась увернуться.       Штык, кажется, прошёл буквально в паре миллиметров от моей головы. Хвала моему ангелу-хранителю, что я выжила, кажется что это он чуть отодвинул мою голову. А охранник замешкался, вследствие чего я прыгнула на него, сбив с вышки.       Краем уха, я услышала язык, то ли польский, то ли русский, голос громко и непечатно бранился, а потом заорал «Я не могу тут умереть!». Может быть, охранник это примкнувший к захватчикам поляк, хотя вряд ли они бы доверили «недочеловеку» охрану лагеря. Может быть я запоздало слышу ангелу-хранителя? А что, раз уж они не всесильны, что показывает тот факт, что я оказалась в этом лагере и только чудом выжила, то может быть они и ругаться могут? Да, сильно лагерь ударил по моим верованиям. *** В это время, летсплеер Дмитрий К. был в максимальном напряжении. — … не могу тут умереть… Да! Так, я живой, а ты получай, нацистская падла! — с этими словами Дмитрий нажал на клавиши, и девочка на экране выкинула охранника за ограду башни. — Вот чем хороша эта игра, — продолжал К., — так это тем, что тут всё объясняют. Вот я сначала думал, что это как «Little Nightmares», да крипово, атмосферно, хорошо — но ничего не объясняют. Ан нет, смотри, всё объяснили. Конечно вот странно, вот, понимаешь, странно, что тут так легко рацию отрубили эти повстанцы, а так всё неплохо, и страшненько и геймплей интересный. В следующей серии мы, наверное, лагерь будем освобождать, а пока давайте на сегодня на этом закончим, ссылка на плэйлист в описании к видео, подписывайтесь, ставьте лайки…