Повторение - мать учения

Седрик любит быть учёным. Любит порой сидеть на крыше едва ли не полные ночи напролёт, наблюдая за звёздами, пока в голове медленно ворочаются усталые мысли о новых исследованиях и изобретениях. Он любит сэндвичи и кофе. Любит дождь и природу, музыку птиц и зверей. А ещё он любит Лололошку. Вот только сказать об этом напрямую не может. Порой Седрик думает, что может быть одержимым. Быть может, это какие-нибудь волшебные чары? Да даже если и так, не то чтобы ему не нравилось. Наоборот, ему очень нравится наблюдать за мироходцем. За его всегда раскованными лёгкими движениями, за мимикой почти что юношеского лица, за жестами испещрённых боевыми шрамами рук. И это всегда доставляет какое-то внутреннее удовольствие — смотреть на это. Можно сказать, кайф. И Лололошка далеко не глуп. Взгляд его порой серьёзный, действия и черты жёсткие, явно закалённые жизнью. Несомненно, этот парень пережил столько всего в своей жизни, что Седрик себе и представить не может. И он явно знает о его чувствах. Иногда кажется, что каждый из них ведёт какую-то свою игру: лёгкую, элементарную, но почему-то ни один не замечает или не хочет замечать очевидности. И Седрик часто корит себя за то, что просто не может всё это завершить. Почему бы не покончить с этим всем и просто не признаться? Да! Точно! Просто три слова: ты, мне, нравишься. Учёный встаёт из-за стола, даже откладывает в сторону недоеденный сэндвич. Но потом садится обратно с тяжёлым вздохом. Почему это так чертовски сложно? — И чем таким интересным ты занимаешься сегодня? Внезапно раздавшийся позади голос пугает Седрика, и он буквально подскакивает со своего места, задевает кружку с недопитым холодным кофе, а затем, будто зачарованный, наблюдает, как Лололошка в считанные секунды оказывается рядом и у самого пола ловит её. Тёмно-синие глаза пронзительно смотрят на мужчину поверх солнцезащитных очков, и он сглатывает. — Ну что же ты такой неаккуратный? — мироходец улыбается и словно бы невзначай проводит языком по верхнему ряду зубов, в том числе и заострённым клыкам. Этот жест кажется хищным, но Седрику плевать. Его это как-то совсем не волнует, особенно когда кружка снова оказывается у него на столе, а пальцы ощущают тепло чужой кожи. В неожиданном для себя порыве смелости он вдруг переплетает их пальцы, отодвигая кружку в сторону, и подаётся вперёд, замирая в нескольких сантиметрах от его лица. Яркие искусанные губы мироходца словно бы приглашающе открыты, но он старается игнорировать этот факт. Тот, кажется, даже не дышит. — Ну и что же ты такой нерешительный? — неожиданно для себя дерзко передразнивает Седрик, снимая очки с голубой оправой и откладывая их на стол. Всё равно, сдвинутые на переносицу, они довольно бесполезны, учитывая ещё и тот факт, что в помещении солнца нет. Только желание раздирает изнутри и заставляет чувствовать приятную жару. Лололошка запускает руку под его футболку и прижимает ближе к себе, всё ещё сверля упрямым взглядом. Улыбка перерастает в нахальную ухмылку, после чего Ло накрывает губы Седрика своими в на удивление тёплом и нежном поцелуе. Пальцы играюще пробегаются по спине, пуская на прогулку стадо мурашек. В животе приятно порхают и хаотично крушат всё на своём пути бабочки. Ну вообще-то первоначальная цель была не такой. Заткнись. Седрику не хочется слушать настырный голос. Хочется только продолжать чувствовать Лололошку. С нежеланием он разрывает поцелуй, игнорируя лёгкое удивление в глубоких синих глазах. — Может, переберёмся туда, где поудобнее? — шепчет он. Мироходец склоняется, обдаёт его шею жарким дыханием и оставляет на коже на этот раз резкий поцелуй. Почему-то он чувствует в этом согласие.

~-***-~

В этом сложно признаться даже самому себе — понимает Сдерик, глядя, как Лололошка обворожительно улыбается леди Окетре. Та почти мгновенно тает, хотя её взгляд, который принадлежит ему, всё ещё острый и раздражённый. И он прекрасно понимает, почему. Ему вдруг очень сильно хочется зарыться в песок или замуровать себя, отдав свою жизнь и боль Кнемфтити. По крайней мере тогда бы не приходилось чувствовать войны, что устроили его мысли и чувства. Серьёзно? Храм прекрасен в лунном свете, и Сдерик его покажет? А может ли Сдерик его показать, вот ещё вопрос. Дойдёт ли он до него, когда ноги подкашиваются от внезапной слабости. — Ты в порядке? — Лололошка спрашивает с беспокойством, и Сдерик вдруг осознаёт, что госпожа уже ушла, и они стоят посреди улицы совершенно одни. Тёплый свет от факелов ласкает лицо Лололошки, а глаза кажутся чересчур тёмными и глубокими. Он качает головой. — Ничего, просто понял, что придётся сегодня поздно ложиться, — говорит он — сама очевидность. — Ммм… Хорошо. Но если что, ты говори сразу, ладно? — Лололошка машет рукой в неопределённом жесте, и в нём так много беспокойства, но в тоже время уверенности и защитного инстинкта, который словно можно почувствовать воздушно-капельным путём, что сердце Сдерика пропускает пару ударов. И даже если с трезвой точки зрения это невозможно, то ему плевать, потому что он чувствует себя именно так. — Ага, — он кивает. Абд бросает на него ещё один неопределённый взгляд, а затем они наконец двигаются вперёд. Сдерик ощущает себя так, словно кто-то выбросил его в песчаное море, он уже приготовился к смерти, но застрял на пол пути. Он никогда не чувствовал чего-то подобного. Да, признаться честно, Ло довольно хороший парень, добрый, смелый, и он довольно часто восхищается этим. Его упорством, безоговорочным стремлением к своей цели. Но в то же время присутствует осознание, что дело не только в этом. И да, Сдерик позволил себе лёгкое баловство — посмотреть на Лололошку, пока тот лез на крышу, а он был внизу. И хотя вид был слегка подпорчен тем фактом, что на дворе ночь и он всё ещё пытался отрицать очевидное, ничего страшного. — Думаю, у нас ещё есть время, — бормочет Лололошка, с тяжёлыми вздохом ложится на песчаник и смотрит на небо. Сдерик тоже обращает туда свой взгляд. Луна ярко выделяется среди тёмного, почти чёрного безоблачного неба и маленьких звёзд. — Луна сегодня красивая, да? — бормочет он, а потом хмурится, когда до этого вполне спокойный Лололошка резко садится и смотрит на него, как на душевнобольного. На самом деле он чувствует себя почти так, учитывая несвойственную тяжесть вперемешку с парадоксальной лёгкостью и целые стаи бабочек в животе. — Я что-то не так сказал? Лололошка неожиданно придвигается ближе. Бледный лунный свет падает на его лицо, делая его великолепным, почти что божественно-красивым, и Сдерик залипает пару секунд, пока парень снимает очки, и в его глубоких синих глазах отражается звёздное небо, и даже если это физически невозможно, учитывая, что он смотрит на него, Сдерик не обращает на это внимания, полностью отдаваясь моменту. Он касается чужой ладони. Тёплой, пыльной и грубой. Лололошка улыбается и целует его в губы так внезапно, что из головы вылетают все глупые метафоры, что там были. Сдерик подаётся вперёд и валит Лололошку на спину, старательно отмечая сохранность повреждённой руки. Каштановые курчавые волосы абда трепещут от внезапного порыва ветра, а затем ложатся, как ореол. — Я уже говорил, как ты красив? — он наклоняется вперёд и обдаёт жарким дыханием кожу Лололошки, и довольно хмыкает, чувствуя, как рука того мгновенно отвечает лёгкой дрожью. Снизу раздаётся голос, и они вдвоём замирают. — Хара, — жёстко ругается Лололошка, явно обиженный. — Сед- Тьфу ты! Сдерик, — зовёт он строителя, уже подрастерявшего большую часть своей смелости. Тот поворачивается, и на лице парня мгновенно расплывается томная улыбка, а в прикрытых глазах, обрамлённых длинными ресницами, мелькает игривая нотка. — Сегодня придётся ложиться поздно? Сдерик сглатывает.