Неистовые люди

Итак, они остались одни на Земле — жалкая горстка людей, последних во всей Вселенной, и Джон Мерфи каждый день удивляется тому, что, осознавая это, он не ощущает ничего, кроме смутной, сладко-горькой радости. Отказавшись от Вознесения, он был уверен, что пожалеет об этом и что приняв решение дожить свою жизнь на глухом заброшенном озере вместе с друзьями и навсегда кануть в небытие после смерти, поплатится за это вечной болью и сомнениями, которые никогда его не оставят. Но сомнений нет, и это самое удивительное, за исключением того, что на целой планете осталось жить всего тринадцать человек. Семь женщин и пятеро мужчин в с старом бункере и небольшом лагере из четырёх хижин, построенных на берегу живописного озера, обрамленного с трех сторон горами, которые покрыты дремучим северным лесом. Только они, обновлённая Земля и безграничная свобода, вкус которой Мерфи ощущает даже после полугода пребывания в этом прекрасном уголке дважды уничтоженной планеты. Он почти ни о чем не жалеет, и, более того, он ощущает себя… почти счастливым, впервые за всю свою жизнь, и это тоже нисколько его не пугает. После долгих лет постоянного страха перед смертью и отчаянных попыток выжить Джон Мерфи вдруг оказывается в ситуации, когда некуда бежать и не от кого спасаться, и ему смешно, до чего же комфортно существовать вот так, ни о чем не беспокоясь и не просыпаясь ночами от того, что нужно вскакивать и вести очередную войну за выживание. Их маленькая группа из тринадцати человек живёт возле озера уже шесть месяцев, и Мерфи постепенно исследует ближайший лес и охотится, забираясь все дальше и дальше, но в лесах нет ничего, кроме деревьев и живности, и кажется, что эта бескрайняя тайга простирается до края Земли, хотя они знают, что где-то там, за тысячи километров, должны были остаться следы человека, и иногда Мерфи представляет себе обломки разрушенных городов, пустыни и моря, рядом с которыми никто не живёт, горы и реки, текущие сами по себе, сломанные дамбы и руины домов, но все это настолько далеко от них, что никому не приходит в голову пойти куда-то в поисках лучшего места, потому что они его уже нашли. Поначалу им с трудом удавалось наладить быт, хотя Эко, Октавия и Найла прожили в бункере шесть лет в ожидании их прибытия, так что, отказавшись от Вознесения и попав в этот райский уголок, остальным не пришлось заново узнавать, где можно охотиться, где ловить рыбу и как устроиться внутри самого бункера. Спустя всего пару дней после возвращения на Землю Рейвен чинит старенький дохлый генератор, и вот у них уже есть свет, тепло и даже горячая вода, которую приходится закачивать из озера. Природа полностью обновилась после второго Высшего Пламени, и в водоемах водится рыба, а в лесу растут съедобные растения, дикие плоды и бегает непуганая дичь, подстрелить которую не составляет особого труда, хотя гораздо эффективнее патронов, которые нужно беречь, оказываются капканы, сделанные землянками — Индрой, Гайей и Эко. Мерфи легко учится устанавливать эти капканы, и одной из его ежедневных обязанностей, помимо охоты, является проверка всех ловушек и силков, расставленных вокруг бункера. Он выполняет эту работу с удовольствием, потому что в лесу ему комфортнее, чем с людьми, хоть он и любит их каждого по отдельности и всех вместе, но тоска по одиночеству, к которому он привык на Кольце, нет-нет да и даёт о себе знать, и поэтому днем Мерфи почти не появляется в лагере, предпочитая ходить по лесу и вспоминать свою жизнь, такую короткую по космическим или даже земным меркам, но вместившую слишком много для одного человека. Впрочем, они все такие, у каждого из тринадцати человек за спиной столько боли, потерь и воспоминаний, что, если записать все произошедшее с ними на бумаге, получится летопись, достойная пера Гомера. Но они стараются не вспоминать о прошлом, по крайней мере вслух, и лишь изредка, вечером, под самогон Джордана, они сидят рядом друг с другом вокруг костра, и в вечерней темноте звучат имена тех, кого они больше никогда не увидят. Эбби, Кейн, Беллами, Линкольн и многие другие, оставшиеся навсегда лишь в памяти тринадцати последних представителей человеческого рода, доживающих свою жизнь на берегу лазурного озера, без надежды на бессмертие и будущее, но зато с любовью друг к другу, выстраданной и от того ещё более глубокой и сильной. Тринадцать человек, семь женщин и пятеро мужчин, живущих своей обыденной скучной жизнью и не думающих о завтрашнем дне. И среди них — Джон Мерфи по прозвищу Таракан, который каждый день уходит в лес, чтобы вечером вернуться и принести еду всем остальным, потому что это позволяет ему чувствовать себя полезным. Он ненавидит эту зависимость от собственных внутренних триггеров, но когда-то на Кольце Беллами весьма точно обозначил его главную проблему: несмотря на скверный характер и мизантропию, Мерфи хочется быть полезным людям, и теперь, когда ему дан второй шанс прожить свою жизнь, он собирается сделать все, чтобы исправить ошибки прошлого. Не стрелять в невероятно красивых девушек, не предавать друзей, не цепляться за каждую возможность выжить, не вливать себе чёрную кровь и не оставлять тех, кого ты любишь, в беде. И все чаще, если он не в лесу, Мерфи обнаруживает себя где-то неподалёку от Рейвен. Ему настолько приятно находиться рядом с ней или хотя бы видеть ее краем глаза, что у него уходит до смешного много времени, чтобы понять, что вообще происходит. Впрочем, понять — это не то слово, которое Мерфи произносит в своей голове, когда он, наконец, замечает очевидное. Гораздо лучшим словом будет признать. Да, признать столь долго скрываемое и столь же сильно ненавидимое им самим чувство, которое Рейвен в нем вызывает. Все они изменились за эти полгода, и Рейвен тоже изменилась, хотя тому, кто не слишком пристально вглядывается, это не было бы заметно. Нет, она не стала менее красивой, или менее энергичной, или менее умелой, но теперь, когда ей не нужно было каждые пять минут спасать чьи-то задницы, она превратилась в ту спокойную, сильную, уверенную в себе девушку, которую он когда-то впервые заприметил в лагере Сотни. Это было еще до того, как он подстрелил Рейвен и сломал ей жизнь, навсегда сделав калекой, лишив ее права на полноценное будущее и возможности когда-нибудь снова нормально ходить. Это было после бегства от землян, когда его, окровавленного, с вырванными ногтями и разбитым лицом, нашли Беллами и Октавия и приволокли в лагерь Сотни, и, хотя Мерфи почти ничего не видел от боли, его внимание сразу привлекла небольшая стройная фигурка с длинным хвостом темно-каштановых волос. В следующий раз он увидел ее бледной, почти неживой, страдающей от болезни землян, и случайно подслушал негромкий разговор между ею и тем недоумком и слабаком Финном, который изменил ей с Кларк и даже не удосужился об этом сообщить. Мерфи слышал, как Финн промямлил про то, что любит Рейвен, и как она твердо ответила ему: — Но не так, как я хочу, чтобы меня любили. После этого она бросила Финна, и Мерфи, чьи руки и голова уже почти не болели столь сильно, посмотрел на неё и подумал, каким же нужно быть идиотом, чтобы потерять такую девушку. Впрочем, не ему тогда было судить об этом, потому что он ничем не отличался от Финна, за исключением того, что Финн разбил ей сердце, а он, Мерфи, разбил её тело, сломал его навсегда, и никакое прощение не смогло бы загладить его вину. Хватило всего двух секунд, чертовых двух секунд стрельбы, чтобы впоследствии, когда он встретил Рейвен в третий раз, она лежала на полу в луже собственной крови, и даже тогда она была великолепна. И Мерфи, привалившись к стене посадочного модуля, смотрел на окроваленное, бледное до синевы лицо Рейвен, сжимающей в руках винтовку, и впервые ощутил что-то вроде благоговения перед девушкой, которая, будучи смертельно раненной, не умоляла и не дрожала от страха, а смело бросала вызов в лицо тому, кто её подстрелил. И самой смерти тоже, потому что Рейвен никогда ничего не боялась, и для неё жизни других всегда были важнее, чем её собственная. Тогда он впервые понял, как многое упустил, потому что те несколько выстрелов, один из которых попал в спину Рейвен, навсегда разрушил все, что могло бы у них быть. Сейчас Рейвен совсем другая. Она взрослее, черты её лица стали резче, юношеская округлость лица ушла, уступив место четким линиям скул и подбородка, а глаза стали всезнающими, как у змеи. У неё другая причёска, и теперь она намного чаще распускает волосы, и, хотя Мерфи не может сказать, что это ему не нравится, но сердце его болезненно сжимается каждое утро, когда Рейвен выходит из бункера и он украдкой бросает на нее взгляд, чтобы узнать, как она сегодня уложила волосы. И если по какой-то причине она вдруг делает свой любимый конский хвост, Мерфи целый день не может оторвать от неё глаз, хотя и держится на расстоянии, чтобы не вызвать подозрений со стороны окружающих и самой Рейвен. Хотя Рейвен ничего не замечает. Рейвен, конечно же, как всегда занята. Ещё на Кольце, в космосе, Мерфи заметил, что она совершенно не умеет отдыхать, и порой удивлялся, как может так прекрасно выглядеть женщина, которая почти не спит. Но энергия, заключенная в маленьком, но при этом удивительно сильном теле Рейвен воистину была неиссякаема. Она не умела сидеть на месте, и ее руки всегда находили себе занятие, будь то починка сложных механизмов, в которых Мерфи не разобрался бы и за миллион лет, или что-то простое, вроде сортировки мусора или уборки. Здесь же, на Земле, в условиях отсутствия нормального жилья и бытовых благ, Рейвен с ее гениальным мозгом и практическими навыками выживания чувствует себя как рыба в воде. Первым делом она налаживает свет в бункере, а потом целых два месяца все мужчины под её руководством расчищают завалы, оставшиеся после взрыва, и вот у них уже есть нормальное жилье — по-спартански обставленные, но тёплые и надёжные отсеки. Впрочем, они все равно оставляют целыми хижины на берегу, и многие, в том числе Мерфи, ночуют в них вплоть до наступления холодов, потому что сидеть вечером на берегу и смотреть на звезды бесконечно приятнее, чем спать в душном бункере. Мерфи освобождён от расчистки завалов, потому что у него оказываются неплохие навыки охоты, а ещё он одиночка, и Рейвен знает это. Впрочем, ей не на что жаловаться: Мерфи почти каждый день приносит что-то на ужин, и он готов сидеть в лесу хоть до скончания веков, если это позволит ему видеть благодарность в тёмных глазах Рейес. Она редко проявляет эмоции, но даже её удовлетворенного кивка, когда он вручает ей очередную добычу, для Мерфи оказывается достаточно, чтобы вечером он ложился спать счастливым и спокойным. Конечно, они с Рейвен не одни в этом девственном уголке Земли, но как-то с течением времени все члены группы разбиваются на пары, и лишь Мерфи с Рейвен остаются сами по себе. Кларк много времени проводит с Джорданом, обучая его навыкам земной жизни, и Мерфи знает, что она таким образом компенсирует боль от утраты Мэди. Джексон и Миллер неразлучны, как и Эко с Эмори, и Мерфи порой думает, что, похоже, его бывшая девушка встречается с азгедкой, но, честно говоря, ему все равно. Он желает Эмори счастья, которое не смог ей дать, потому что она была слишком хороша для придурка, мечтающего совсем о другой девушке в его постели, пока он изо всех сил притворялся, что любит землянку. Теперь между ними устанавливаются вполне хорошие, приятельские отношения, но не то чтобы он скучал, когда её нет рядом. Другое дело — Рейвен. Они чертовски мало разговаривают, но даже на расстоянии, видя её выходящей из бункера по утрам, Мерфи может угадать настроение Рейес. Это вроде бы невозможно, ведь механик никогда не проявляет своих истинных чувств, и все же это по какой-то причине очевидно для Мерфи, когда он по утрам поджидает ее возле бункера, делая вид, что занят чем-то полезным. Порой, сидя на бревне и стругая палку для очередной ловушки, Мерфи видит, как по лицу выходящей из бункера Рейвен пробегает какая-то тень, когда она останавливается и смотрит на озеро, и он знает, что сегодня её мысли крутятся вокруг чего-то грустного. Но порой она появляется на поверхности, смотрит на солнце и кажется такой счастливой, что у Мерфи перехватывает дыхание, и он ничего так не хочет, как подойти и увидеть её глаза, в которых отражаются озеро и солнечный свет, и тогда, как он хорошо знает, они перестают быть тёмными, словно оникс, а приобретают тёплые карие оттенки, и ему нравится смотреть на искорки, пробегающие в этих глазах, но он никогда не подходит. Он наблюдает за ней издалека, каждое утро, сидя на бревне и тщательно делая вид, что занимается каким-то очень важным делом. Он то чинит сеть для рыбы, то стругает палку, то прочищает оружие, и Рейвен никогда не узнает, что каждый вечер накануне Мерфи тщательно придумывает, чем он будет занят утром, чтобы она не заподозрила об истинной цели его посиделок на бревне. Увидеть её с утра — почти лучшая часть дня, и после этого Мерфи уже готов лазать по лесам, натыкаясь на сучки, проверяя капканы, чтобы вернуться вечером потным, грязным, исцарапанным и сразу броситься в озеро. Он делает это вплоть до холодов, пока вода не покрывается тонкой коркой льда, и тогда их проблемами становятся мороз, теплая одежда и сохранение системы жизнеобеспечения в бункере. Впрочем, это не такие уж и проблемы, если учесть, что леса полны живности, а в озере кишмя кишит рыба. Похоже, таинственные Создатели, которые вознесли остальное человечество, позаботились о том, чтобы жалкая группа оставшихся на Земле людей не голодала, но это не значит, что у них не осталось трудностей. Нужно заготавливать еду впрок, чинить механизмы, шить одежду, расчищать снег и делать ещё кучу разных вещей, чтобы выжить. И они справляются. У каждого их них за плечами долгие годы выживания в разных условиях, и опыт позволяет им сделать все необходимое, чтобы пережить месяцы морозов, ледяных штормов и пронизывающего до костей ветра. Зимой они много времени проводят в бункере, и в качестве развлечения у них есть пианино, книги, карты, шахматы и самодельный самогон Джордана, который продолжил дело Монти и научился гнать огненную воду из всего, что попадётся под руку, тем более, что у Монти были только водоросли, а у Джордана есть овощи, фрукты и даже сахарная свёкла, которую они вырастили летом на своём огороде. Самогон идет в ход каждый вечер, когда они собираются в общей комнате, и Мерфи, предпочитающий читать в стороне от всех, украдкой наблюдает за Рейвен, которая всегда сидит с кем-то рядом и порой так заразительно смеётся, что её плечи и грудь содрогаются, а глаза сверкают, и Мерфи наслаждается этими звуками, хотя и не он является их причиной. Ему тоже хочется сидеть рядом с Рейвен и любоваться бездонными глубинами её глаз, но он никогда этого не делает, предпочитая со стороны смотреть на изгиб её губ, маленькое ухо в обрамлении волос, на длинные пушистые ресницы, которые порой опускаются, словно Рейвен о чём-то задумывается. Ему хочется знать, о чем именно она размышляет, лёжа на своей койке в отсеке, но мысли Рейес всегда были для него тайной за семью печатями, и он не лезет не в свое дело. Ему достаточно и того, что она жива, она рядом, она может смеяться, и это делает все вокруг гораздо более осмысленным, и Мерфи готов сидеть так вечно, лишь бы знать, что с Рейвен все хорошо и не ощущать постоянное чувство вины хотя бы в эти моменты. Потом наступает весна, и Земля вновь покрывается шатром зелени, леса наполняются шумом листьев и звуками животных, а в воздухе слышны песни птиц. После долгой зимы возникает очередная проблема со старым генератором, пережившим двенадцать лет напряженной работы, и Рейвен по многу дней пропадает под землёй, пытаясь наладить свет, а Мерфи остаётся лишь страдать, потому что теперь она не выходит по утрам на солнце, и он не может видеть, как она прекрасна в утреннем свете, как облегает её тело одежда, очерчивая его изгибы, и как она по привычке приветственно поднимает руку, видя его сидящим на бревне неподалёку, чтобы тут же отвернуться и с головой погрузиться в заботы дня. Мерфи занимает себя тем, что до одурения ползает по лесу, стараясь заглушить тоску усталостью, и однажды забирается так далеко, что с наступлением темноты не успевает вернуться в бункер, и ему приходится переночевать в какой-то старой деревне землян. Ночь, слава богу, не слишком холодная, и он даже находит остатки вяленого мяса в хранилище землян, а утром первое, что он слышит, это сладкий звук его имени, произнесенный знакомым и очень раздраженным голосом. Мерфи с трудом открывает глаза и видит, что лежит на старых шкурах в одной из хижин землян, а возле лежанки стоят Кларк и Рейвен, обе одетые по-походному, с оружием за плечами, но на Кларк он не смотрит, потому что его взгляд не отрывается от Рейвен и ее прищуренных глаз. Она стоит над ним, слегка подбоченившись, опираясь на здоровую ногу и прижимая к себе винтовку, её волосы убраны в любимый им хвост, а на лице то самое выражение «чёртов Мерфи как всегда облажался», которое он так любит. Рейвен в бешенстве, осознает он, как и то, что увидеть ее сразу после пробуждения не только не помогает его по-утреннему возбужденному телу, а наоборот, лишь усиливает эрекцию, с которой он свыкся за годы нахождения рядом с девушкой. Ещё не до конца проснувшись, Мерфи мечтает только о том, чтобы притянуть Рейвен к себе и показать, насколько она прекрасна и как он ее хочет, но тут она переводит взгляд на Кларк и говорит тем самым тоном, который его разбудил, взбудоражив каждую клеточку тела: — Ну, вот видишь, как я и думала. Мы, значит, бродим по лесу, волнуемся за него, а он тут дрыхнет как ни в чем не бывало. Кларк лишь улыбается в ответ, а Мерфи, зевая, садится на лежанке, приглаживает растрепанные волосы и оглядывается вокруг. — Где тебя черти носили? — продолжает ругаться Рейвен, отходя к другой лежанке и садясь на нее. Мерфи видит гримасу боли, которая на миг искажает её лицо, и понимает, что прогулка по лесу утомила и без того больную ногу Рейвен. — Я просто зашёл далеко и не успел вернуться, — он пожимает плечами и встает, одергивая на животе потрепанную футболку. Кларк кладёт ружье на лежанку и отходит к столу, изучая разбросанные там предметы, оставшиеся от землян. — А предупредить хотя бы, куда ты идёшь, ты не мог? — хрипло говорит Рейвен, и это настолько сексуально, что Мерфи ощущает её глубокий голос где-то прямо в животе. Он все еще очень возбужден и поэтому отворачивается от Рейвен под предлогом того, что ему нужно взять куртку. Хорошо, что она достаточно длинная, чтобы прикрыть его спереди, потому что Рейвен вовсе не обязательно знать, как сильно она на него влияет. — А что, Рейес, ты волновалась обо мне? — своим обычным саркастическим тоном спрашивает он, поворачиваясь к ней, когда убеждается, что предательская реакция тела надёжно скрыта полами куртки. Красивые глаза Рейвен сужаются, а губы складываются в привычную усмешку, знакомую Мерфи еще по Кольцу. Он почти мечтает, чтобы она сказала ему что-то едкое и колкое, как она умеет, и тогда он бы снова почувствовал, что все ещё может забраться ей под кожу, но эта Рейвен уже другая. Она мягче и спокойнее, поэтому она лишь пожимает плечами под своей кожаной курткой и говорит: — Конечно, мы волновались, тебя не было всю ночь. Когда вечером ты не явился, прибежал Джексон и сказал, что тебя нет в отсеке. Мы подождали до рассвета и сразу же вышли на поиски. Разочарование, охватывающее Мерфи при слове «мы», настолько сильное, что он благодарен своему тяжёлому жизненному опыту, который научил его скрывать эмоции. Он наклоняется, подбирая свое ружье, рядом с которым спал, и пожимает плечами. — В этих лесах никого нет, так что зря вы волновались. Он подчёркивает слово «вы», неотрывно глядя на Рейвен, и вдруг замечает, что в глубине её ясных глаз что-то меняется. Она смотрит на него с удивлением, и взгляд такой долгий, что Мерфи почти чувствует, как его ноги делают шаг вперед, потому что ему сейчас хочется только одного — подойти к Рейвен, опуститься перед ней на колени и просто смотреть в её глаза так долго, как она позволит, но тут в разговор вмешивается Кларк: — Смотрите, как тут много всего. Чашки, тарелки, ножи и прочее. Нужно забрать все это в бункер. Услышав голос Кларк, Рейвен резко отводит взгляд, словно пойманная на месте преступления, и Мерфи, отвернувшись, подходит ближе к Кларк, хотя ему совершенно плевать на то, что она там обнаружила. — Да, наверное, тут есть чем поживиться, но вчера было поздно, и я не успел осмотреть дома. Зашёл сюда и сразу вырубился. Единственное, что я нашёл, это старый сухой кусок вяленого мяса. За их спинами Рейвен слегка откашливается, прочищая горло, и тяжело встает с лежанки, опираясь на ствол винтовки. Мерфи следит за ней краем глаза, надеясь, что она этого не заметит. — Мы можем вернуться сюда с ребятами, чтобы унести побольше, если тут есть что-то ценное, — предлагает Кларк, и Мерфи кивает. Потом смотрит через плечо и видит, что Рейвен, хромая, подходит к одной из стен, на которой висят раскрашенные тарелки из глины, изучает их, а потом наклоняется и поднимает с лавки какой-то предмет. В свете утреннего солнца, падающего из окна, волосы Рейвен переливаются всеми оттенками каштанового, а в руке её Мерфи видит красивое ожерелье из разноцветных камушков. — Смотри, Кларк, — зовёт Рейвен подругу, и Кларк подходит к ней. Пока они чисто по-женски рассматривают украшение и улыбаются, Мерфи называет себя ослом. Если бы он еще вчера осмотрел хижину, то первым бы нашёл эту безделушку и мог бы подарить её Рейвен, раз она ей так понравилась. Хотя, насколько он мог судить, она не носила практически никаких украшений, даже сережек, за исключением подвески в виде металлической фигурки ворона, которую он уже давно не видел. По правде говоря, когда он представлял себе Рейвен как одну из тех женщин, которых видел в фильмах или на Санктуме — разряженных, одетых в платья и обвешанных украшениями, то все больше понимал, что она была гораздо сексуальнее в своих узких джинсах, потрепанных майках и без всяких украшений в изящных ушах. Есть женщины, которым не нужно наряжаться, чтобы сводить мужчин с ума, и Рейвен была одной из них. Ее естественная красота не нуждалась в оправе, а её пухлые губы без всякой помады заставляли Мерфи думать о том, каково бы было их поцеловать. — Надо забрать его, — говорит Кларк, перебирая бусины ожерелья. — Оно красивое. Рейвен улыбается ей, пока Мерфи как дурак пялится на её четкий профиль, мечтая, чтобы эта улыбка была адресована ему. — Возьми, конечно, — соглашается Рейвен и отдает Кларк ожерелье. — А я тут пошарю, может, какие-то полезные штуки остались от землян. Мерфи гасит свою улыбку. Конечно, Рейвен милее всякие технические приблуды, нежели украшения, и это настолько типично для нее, что у Мерфи против воли болезненно сжимается сердце. Рейвен вдруг бросает на него мимолетный взгляд, но тут же отводит его, словно обжегшись. Втроём они выходят из хижины и разбредаются в разные стороны, ища полезные вещи, которые можно будет потом забрать, когда они вернутся с бОльшим количеством людей. Краем глаза Мерфи видит, что Рейвен появляется из-за угла очередной хижины, глядя себе под ноги. Она ищет полезные вещи так же, как делает все на свете — сосредоточенно и тщательно, словно ничего другого сейчас просто не существует. Ему интересно, а сексом она занимается столь же основательно, вкладываясь в это всем своим существом? Какая она в постели — нежная, страстная, агрессивная, покорная? Утреннее возбуждение, которое он с таким трудом подавил, возвращается с новой силой, когда Мерфи видит покачивающиеся при ходьбе бедра Рейвен, и пусть она идёт неровно и прихрамывает, но её походка все равно способна воспламенить его, пусть это совершенно не намеренно с ее стороны. Наверное, нет ничего в Рейвен, что раздражало или бесило бы его, кроме, конечно, сварливого характера, но на самом деле Мерфи любит её едкую саркастичность и отстраненность, хотя никогда бы в этом не признался. Эта маленькая, израненная, упрямая женщина давно уже проникла так глубоко в самое его существо, что он не мог представить мир без неё, и больнее всего было осознавать, что Рейвен никогда не ответит на его чувства, потому что для неё он всего лишь раздражающий таракан Мерфи, который когда-то сделал ее калекой. Бродя среди обломков чужой, незнакомой жизни, Мерфи лениво отшвыривает ногами разный хлам и старые угли, а сам вспоминает, как прощался с Рейвен в лаборатории Бекки во время второго Высшего Пламени. Как она впервые показала свою слабость, заплакав при нём, и при том умудрилась совершить один из сильнейших поступков, которые он когда-либо видел. Хотя большинство подобных поступков, увиденных им в жизни, носили имя Рейвен, но именно она, будучи сломленной и одинокой, каждый раз находила в себе силы держаться и спасать их всех из, казалось бы, безвыходных ситуаций. Но тогда, в лаборатории, когда она обняла его, прощаясь навеки, он ощутил такую боль, какой не испытывал, пожалуй, никогда, и это многое для него прояснило… — Эй, Мерфи! — раздаётся крик Кларк, и он выныривает из воспоминаний. Он уже не в лаборатории и не держит Рейвен в объятиях, ощущая её тепло и близость маленького гибкого тела. Он стоит посреди деревни землян спустя 132 с половиной года после тех событий и смотрит на валяющийся под ногами хлам, а Кларк и Рейвен уже добрались до кромки леса и машут ему, чтобы подошёл. — Давай сюда! — ещё раз кричит Кларк, и он, поправив лямку ружья, медленно бредет в их сторону, стараясь не смотреть на Рейвен и ее усталое лицо. — Мы закончили, ты что-нибудь нашёл? — спрашивает его Кларк, а Рейвен стоит, сунув руки в задние карманы джинсов, и почему-то изучает носки своих запыленных ботинок. — Не, ничего полезного, кроме досок, — рапортует Мерфи, стараясь звучать бодро. При этом он не сводит глаз с неподвижного лица Рейвен, а она как будто чувствует это и все старательнее отводит взгляд. — Их можно использовать в бункере или для лагеря, — говорит Кларк. — А ещё мы нашли подземный склад. Он попорчен зверями, но там осталось мясо. Она показывает Мерфи на мешок, висящий у неё на плече. Он кивает. — Ну тогда пойдём, а позже вернёмся сюда с парнями, — теперь Кларк обращается к Рейвен, и та согласно кивает, а потом резко разворачивается в сторону леса, скрывая от Мерфи свое прекрасное лицо. — Пойдём, Мерфи, ты далеко забрался, а уже полдень, — Кларк хлопает его по плечу. Внезапно Мерфи в голову приходит шальная мысль, и он снова смотрит на Рейвен, но она уже отвернулась и, тяжело хромая, идёт вперед по тропе между высокими деревьями. Кларк следует за ней. — Постой, а как далеко мы от бункера? — спрашивает Мерфи, догнав Кларк, и поудобнее перехватывает оружие. Кларк пожимает плечами. На её светлых волосах играют блики солнца, проглядывающего сквозь густые кроны деревьев, а её лицо выглядит безмятежным. Кларк тоже изменилась, и он почти не угадывает в ней ту девушку, которую когда-то называли Властительницей Смерти. Кларк победила своих демонов и стала тем, кем ей суждено быть: женщиной, берущей на себя ответственность и умеющей заботиться о людях, которых любит. — Наверное, километров пятнадцать. Ты никогда так далеко не уходил. — И я никогда ещё не находил брошенных деревень, — озадаченно говорит Мерфи, огибая камень, лежащий на дороге. — Разве Высшее Пламя не должно было спалить их дотла? Может, гора защитила этот лес? Его глаза не отрываются от спины Рейвен, которая хромает все сильнее, и знакомое чувство вины желчью подкатывает к горлу Мерфи. Она прошла пятнадцать километров с больной ногой из-за тебя, идиот, потому что ты загулялся по лесу и забыл предупредить, что можешь не вернуться. Она шла со своей травмой пятнадцать чёртовых километров, а теперь будет вынуждена пройти ещё столько же, чтобы вернуться в бункер, а там её ждут новые испытания и новые физические нагрузки, потому что она абсолютно не умеет отдыхать! Мерфи нервно сглатывает, не сводя взгляда с прямой спины Рейвен и ее гордо расправленных плеч. Упрямство и желание быть сильной так и исходят от всей её фигуры, и Мерфи знает, что она не остановится, пока не доведёт себя до полного изнеможения. — Думаю, что эти деревни тоже оставлены Создателями нам в помощь, — спокойно отзывается Кларк. — Ты же видишь, в лесу полно дичи, в озере рыбы, на ветках море ягод и плодов. Они специально сделали это, чтобы мы не умерли с голода. Наверное, и деревню создали для нас по подобию тех, которые спалило Высшее Пламя. Мерфи задумывается. Конечно, Кларк скорее всего права, и хотя он давно разучился удивляться, но кое-что все ещё может поразить его до глубины души. — Зачем ты взяла её? — тихо спрашивает он Кларк, кивая в сторону Рейвен. Она довольно далеко, но слух у девушки отменный, и приходится понижать голос, иначе не избежать беды. — С её ногой такие переходы делать нельзя. Почему ты не запретила? Кларк удивленно смотрит на него. — Мерфи, ты что? Разве Рейвен Рейес можно что-то запретить? Ты же её знаешь. И, видя его расстроенное лицо, добавляет так же тихо, как и он: — Она сама настояла. Просто заявила, что пойдёт за тобой, схватила винтовку и пошла. В груди Мерфи словно ломается что-то, и он нервно прикусывает щеку изнутри. Рейвен волновалась о нем. В бункере было достаточно людей, чтобы сопровождать Кларк, и кто угодно мог бы пойти с ней, но почему-то это сделала именно Рейвен. — Между прочим, я все слышу! — не оборачиваясь, кричит Рейвен, и тон ее предвещает беду. Мерфи видит, как она чуть замедляет шаг и ее ладонь инстинктивно тянется к колену, чтобы потереть его — такой знакомый жест — но усилием воли она заставляет руку остановиться. Чего Рейвен не занимать, так это силы воли, которая есть не у любого мужика. Она оборачивается, поджидая их, и смотрит на Мерфи снизу вверх с плохо скрываемым презрением. И хотя оно явно наигранное, он все равно больно ранится об её взгляд. — Я, между прочим, каждый день прохожу по бункеру и лагерю побольше, чем несколько километров, Тараканишка. Это правда, и он знает об этом. Рейвен, наверное, единственный человек в их группе, который вообще не сидит на месте в течение дня. Её темноволосая голова то и дело виднеется в разных углах лагеря, и она постоянно должна быть чем-то занята. Только вечером иногда Рейвен приходит в общую комнату, чтобы поболтать с Эко и послушать игру Джексона, но даже тогда её длинные пальцы все время что-то мастерят, будто она не может сидеть спокойно. Иногда вечером, проходя мимо её комнаты, Мерфи мельком видит в раскрытую дверь, как она, лежа на койке, читает какую-то книгу в потрепанной обложке, но он никогда не улавливает названия, потому что не останавливается из страха быть замеченным. Но это редкие случаи, а в остальное время Рейвен постоянно в движении, она как вихрь в обрамлении каштановых волос и ярко-оранжевой куртки, сгусток энергии, который подобно двигателю заводит жизнь их небольшого лагеря, и Мерфи сейчас смотрит в её карие, полные гнева глаза и даже не думает спорить. Он со смехом поднимает вверх обе руки — сдаюсь — и Рейвен прищуривается, ища подвох. — Ладно, идём, — улыбается Кларк, кладя руку Рейвен на плечо. — Если устанешь, скажи, и мы устроим привал. Но Рейвен лишь издаёт презрительное фырканье и убыстряет шаг, несмотря на сильную хромоту. Мерфи качает головой и следует за ней и Кларк, не в силах отделаться от навязчивой мысли — Рейвен настолько беспокоилась о нем, что готова была пройти пятнадцать километров с больной ногой. Он ненавидит ту надежду, которая шепчет ему, что он небезразличен Рейвен, потому что она заставляет его мечтать о несбыточном, но избавиться от этих мыслей не может. Спустя час пути тропа заканчивается, и они углубляются в густой лес, сквозь который довольно тяжело пробираться. Некоторое время они карабкаются вверх по поросшему кустами склону, и Мерфи все чаще замечает, как Рейвен время от времени притормаживает, потирая больную ногу. Её походка меняется, и Кларк тоже это замечает, но лишь укоризненно качает головой в ответ на его вопросительный взгляд. Оба они знают Рейвен, как знают и то, что она ни за что не позволит им устроить привал только ради ее ноги. Они идут позади, всегда чуть отставая, чтобы у Рейвен была фора, и Мерфи уверен, что это её тоже бесит. — Рей, — наконец, откликает её Кларк. — Погоди, я устала, мы можем остановиться на пять минут? Ботинок перешнурую! Это самый тупой предлог, и Мерфи знает, что Рейвен на него не поведется. Однако она снова удивляет его, когда послушно останавливается на пригорке и оборачивается, и если в ее взгляде и есть хоть немного подозрительности, то Кларк ее точно не улавливает, потому что очень натурально охает от усталости и опускается на ближайший пень. Мерфи кидает свой мешок рядом с ней и садится прямо на землю, краем глаза подмечая, как Рейвен, морщась от боли, пристраивает свою больную ногу так, чтобы её не сгибать. — Как ты думаешь, сколько времени займёт починить генератор? — спрашивает Кларк у Рейвен, расшнуровывая ботинок. — Не знаю, пока что мне все ещё нужны пара деталей, которых у нас просто нет. Я обшарила каждый уголок чёртова бункера, но ничего подобного не нашла, а взять их тут неоткуда, — отзывается Рейвен, массируя колено. Она не пытается скрыть боль, и Мерфи специально отводит взгляд в сторону, чтобы не нервировать девушку ещё больше. Он смотрит вверх, на верхушки деревьев, потом отрывает травинку и принимается её жевать. — А что за детали? — лениво интересуется он спустя пару секунд, и Рейвен вскидывает на него насмешливый взгляд. — А тебе-то что? Ты же разбираешься в технике так же хреново, как и во всем остальном. Мерфи вдруг каким-то шестым чувством осознает, что Рейвен почему-то злится и смущена одновременно. Они редко общаются в бункере и в лагере, потому что Мерфи всегда в лесу, а Рейвен всегда занята, но такие резкие высказывания от неё давно не исходили. Обычно их разговор сводится к приветствию и обмену нужной информацией. А ещё по вечерам Мерфи старается приносить добычу так, чтобы Рейвен увидела это и не считала его совсем бесполезным придурком. И уж точно за последние полгода они ни разу не ссорились, как это часто бывало раньше на Кольце или в Аркадии. — Ты сегодня особенно приветлива, — отзывается он, усмехаясь. — Что, месячные начались? — Да пошёл ты, Мерфи, — фыркает Рейвен и запрокидывает голову, подставляя лицо солнечному свету. — Мне нужны угольные щётки и коллектор. Сбегаешь в ближайший магазин электрозапчастей? Мерфи качает головой, а Кларк понимающе улыбается. Некоторое время они сидят в молчании, а потом Рейвен спохватывается. — Ну что, пойдём? У меня херова туча дел на сегодня, а нам ещё идти и идти. Кларк качает головой и встает, поднимая мешок с мясом, а Мерфи вскидывает на плечо винтовку, болезненно морщась от вида Рейвен, с трудом поднимающейся на ноги. Его так и тянет броситься к ней и помочь, но он знает, что она с гневом оттолкнет его и пошлёт на хрен. Она всегда так делает со всеми, а от него помощь и вовсе не примет, такая уж она гордая. Постепенно их путь становится легче, возвышенность меняется на почти ровный подлесок, но Рейвен от этого не намного легче: Мерфи видит, с каким трудом она идёт. В какой-то момент он, находясь в трех-четырех шагах от нее, видит, как Рейвен цепляется больной ногой об сук и почти падает, однако он успевает добежать и подхватить ее. — Рейвен! — сзади испуганно кричит отставшая Кларк, но Мерфи уже держит Рейвен, одной рукой обхватив за талию, а второй хватает запястье ее левой руки, которую она выставила вбок, чтобы удержать равновесие. — Я в порядке, — на выдохе говорит Рейвен и пытается вырваться, но Мерфи не позволяет, крепче сжимая её руку. — Отпусти! — злобно шипит она, вставая на больную ногу и выпрямляясь, и он успевает заметить то самое выражение, которое всегда появляется на лице Рейвен, когда она чувствует себя беспомощной и злится из-за этого. — Не сопротивляйся, — как-то неожиданно тихо и мирно даже для самого себя просит Мерфи, наклонившись к ее уху, и Рейвен смотрит на него с изумлением. — Хоть раз позволь тебе помочь. — Ты в порядке? — подбегает запыхавшаяся Кларк, и Рейвен кивает, опуская голову, а ее грудь тяжело вздымается, когда она пытается отдышаться. Мерфи все ещё держит её руку, а ладонь его лежит на её спине, и он ощущает, как по телу Рейвен бежит лёгкая дрожь, когда он наклоняется и подхватывает её на руки. — Что ты…? — задохнувшись, произносит Рейвен, но он держит её крепко. Рейвен оказывается лежащей на его руках, вся напряжённая как струна, и он вглядывается в её ошеломленное лицо, которое вдруг оказывается рядом с его лицом. Вблизи она ещё красивее, чем издали, и эффект, который её внешность всегда оказывает на Мерфи, усиливается в разы при этой вынужденной близости. — Я понесу тебя, и это не обсуждается, — говорит он твердо, прижимая ее к себе. — Тут не так много осталось идти. Места и правда знакомые, а это значит, что до лагеря шагов двести или триста, но сейчас Мерфи это скорее расстраивает, потому что держать Рейвен на руках — это больше, чем он мог себе представить. Он, конечно, не силач, как Беллами или Линкольн, но Рейвен такая лёгкая, словно ничего и не весит, и Мерфи готов нести её хоть на край света. Он совсем забыл, какая она маленькая и хрупкая, потому что сама она всей своей жизнью доказывает обратное, и он знает, как ее бесит собственная беспомощность, но ничего не может поделать со своим желанием обнимать ее, хотя бы просто для того, чтобы помочь. Теперь их лица совсем близко, и Мерфи ощущает, как пахнет кожа Рейвен — солнечным светом и свежей травой — и когда она поднимает на него свои выразительные глаза, то он ободряюще улыбается ей и делает первый шаг, нащупывая ступней камни и неровности почвы. — Ты не сможешь донести меня до лагеря, — протестует Рейвен, но её голос звучит как-то совсем неубедительно. Он хриплый и отдаётся во всем теле Мерфи, словно тёплое прикосновение. — Ты лёгкая, как пушинка, — отвечает он, осторожно переступая через сук. Ему не видно, куда он идёт, а Рейвен так напряжена, что шаг его сбивается. — Только обхвати меня за шею, а то неудобно идти, — говорит он решительно, и, к его удивлению, она не протестует, а лишь молча закидывает одну из рук на его плечо и сильнее прижимается к нему. — Мерфи, а ты точно сможешь?.. — начинает Кларк, поравнявшись с ними, и он хмурится, крепче обхватывая тело Рейвен. — Почему никто в меня не верит? Кларк прыскает, но Рейвен не смешно. Она лежит в его объятиях, одна из его рук под её коленями, а второй он держит девушку в районе лопаток, причём его ладонь то и дело касается бока, и он чувствует шероховатость куртки и тепло её подмышки. А еще с этого ракурса ему открывается замечательный вид на на ложбинку между грудями Рейвен, потому что на ней как обычно обтягивающая футболка Хенли с тремя расстегнутыми пуговицами, и в вырезе прекрасно просматриваются очертания полных грудей Рейвен и край ее зеленого лифчика. Гладкая загорелая кожа ее груди притягивает взгляд Мерфи, и он с трудом заставляет себя отвлечься и смотреть на дорогу. Если он споткнется и уронит Рейвен, то это будет позор, от которого ему не отмыться вовеки, не говоря уж о том, какими глазами будет смотреть на него она. Этого просто нельзя допустить. Рейвен старательно отводит от него взгляд, смотря только вперёд, мимо плеча Мерфи, и, хотя она немного расслабилась, он все равно чувствует, как ей неловко, однако ему сейчас плевать, лишь бы подольше продлить этот момент и держать её вот так, иметь возможность смотреть на упрямый изгиб губ, прямой нос, длинные полукружья ресниц, вдыхать ее запах, который заставляет его сходить с ума от желания изучить ее тело губами и пальцами. Он все время повторяет себе — «только не споткнуться, только не споткнуться», но Кларк идет впереди, раздвигая кусты, и дорога уже достаточно простая, потому что вскоре они выходят на знакомую тропу, ведущую через лес к бункеру. — Ты пялишься, — вдруг тихо говорит Рейвен, все также глядя прямо перед собой. Это не вопрос, а утверждение, и Мерфи ощущает, что Рейвен слабо, но решительно пытается высвободиться из его объятий. Он не сразу находится, что ответить, и тогда Рейвен снова двигается, словно пытается встать на ноги. Мерфи крепче сжимает её в своих руках. — Я не пялюсь, я смотрю, — тихо отвечает он, глядя ей в лицо, и тогда она вдруг поднимает на него глаза. Они такие красивые, серьёзные, тёплые, подсвеченные утренним солнцем, что он сбивается с шага. — Поставь, дальше я сама дойду, — тихо шепчет Рейвен, глядя прямо на него. — Я донесу, — также тихо отвечает Мерфи, опуская глаза на её приоткрытые губы. Ему больше никогда не доведётся увидеть их так близко, и он запоминает каждый миг этого проведённого вместе времени, каждую частичку тела Рейвен, прижатого к его телу, невероятно приятное тепло, которое его окутывает лишь от того, что она так близко, и ее опьяняющий аромат, в который ему хочется окунуться и никогда его не отпускать. — Поставь, пожалуйста, отсюда я дойду, — повторяет Рейвен, и ее голос звучит почти умоляюще. — Лагерь уже совсем близко. Он вдруг останавливается, поражённый внезапной мыслью, от которой холодеет в груди. — Не хочешь, чтобы все увидели, что тебя несёт таракан? — он сам ненавидит эту свою интонацию, такую «прежнюю», такую знакомую им обоим, и, злясь на себя, на нее, на всю эту дурацкую ситуацию, он почти резко опускает её на ноги, убеждается, что она стоит ровно, и быстро идёт прочь, бросая через плечо: — Кстати — пожалуйста. — Эй, черт возьми, я не это имела в виду! — слышит он за спиной, и ему очень хочется, чтобы отчаяние в её хриплом голосе было настоящим, но, наверное, ему просто показалось. Не оглядываясь, он идёт дальше по тропе, пока не доходит до бункера, бежит вниз по ступенькам, не обращая внимания на приветствия встреченных людей, и запирается в своей каморке, откуда не выходит до утра следующего дня.