« я проснулся в жерле людного вагона
попытался встать, но завтра наступило мне на горло »
Холодные капли душа медленно скользили по коже, сил не было даже на умывание. Юра просто молча смотрел на серую плитку в ванной и вспоминал день, когда они с Никитой выбирали её в магазине. Вспомнил и как поругались они в тот день из-за пролитой чашки кофе, разве это всё стоило того? Свет лампочки мигал, в отражении заржавевшего смесителя он на секунду увидел его лицо. Юра закрыл глаза и тело его задрожало от нарастающей боли. Он устал каждый раз находить его светлый образ в толпе, в отражении, в воде и в собственной темноте. Ему так хотелось забыться, отключить мозг и никогда не вспоминать то неестественно бледное лицо Никиты, которое он нашёл в этой самой ванной. Счёт времени он уже давно потерял, с того дня всё смешалось, и хрупкий мир рухнул. Корить себя Юра не переставал ни на минуту, потому что точно знал — это его вина. Только его и ничья больше. Он обязан был быть рядом, но не взял трубку. «Севший телефон не оправдание!.. — кричала каждая жилка в его теле, когда он уходил под воду, наполненной ванной. Только когда врачи увезли тело Никиты на скорой, Юра осознал, насколько он погряз в этой пучине. Он даже не мог заплакать или закричать, его тело парализовала боль и непонимание. На всю жизнь он запомнил холодную лавочку возле подъезда, до которой едва смог дойти на трясущихся ногах. Люди вокруг куда-то спешили, изредка останавливаясь возле Юры, обеспокоенные его бледным лицом. Что-то откололось от его души и разлетелось на мельчайшие осколки. — Он не выживет, — заключил Юра, хоть и пытался убедить себя в обратном. Чуда не будет, он опоздал и вернуть всё назад уже нельзя. Нельзя больше увидеть серые кроссовки в прихожей, пустых кружек у монитора, улыбки и вечно довольных глаз. Никакого второго шанса между ними уже не будет и они не поедут в отпуск, который так долго планировали. Теперь вокруг лишь всепожирающая пустота. — Ты снова мне снился, — прошептал Юра в звенящую тишину ванной, Никита всегда был рядом с ним. — Мы вместе поехали за город и целый день ели сахарную вату, ты смеялся и дразнил меня «барашком». Целый день мы провели только вдвоем, а когда солнце стало заходить, то ты почему-то расплакался… — Юра улыбнулся, переступая через всю боль, что засела в нём. Горячие слёзы блестели сквозь ресницы, а лёгкие горели от отчаяния. Никого здесь нет, Никита больше не услышит его рассказов, а виноват в этом только Юра и никто больше. — Ты так долго плакал, а всё из-за какой-то букашки! Я так и не понял, ты уж прости меня… — на последней фразе дыхание спёрло и Юра устало повторил. — Прости… Нет, он не заслуживал даже собственного прощения, что уж можно было говорить о Никите. Его запах, его лицо и чувства витали в воздухе и Юра хватался за них, пытаясь хотя бы на миг вернуть всё назад. Он уже поплатился за собственный проступок и готов нести этот тяжёлый крест всю оставшуюся жизнь, не надеясь на сожаление. Из носа тонкой струйкой потекла кровь и Юра заметил это лишь когда она попала на его губы, но разжать он их не мог. Всё его тело онемело и не подчинялось ему, хотя даже если бы он и мог им управлять, он был не сдвинулся с места. Он не достоин жизни после всего что он сделал. Вернее не сделал. Он мог ответить на звонок, мог бы точно что-то сделать! Чудо бы свершилось, но попытка была одна и он её провалил. Юра сидел в ледяной воде и представлял всё, что могло быть в голове у Никиты в тот вечер. Последние пару лет прошли, словно в клетке, и пытаться жить, будто бы ничего не произошло, больше было нельзя. Юра устал, пора закончить с этим. По холодной руке потекла тёплая кровь, физическая боль для Юры уже была не важна. Он последний раз наблюдал за серой плиткой, мигающей лампочкой и ржавчиной. Глаза его медленно начинали слипаться, когда он наконец отчётливо смог увидеть его. Юра даже хотел подняться, чтобы обнять Никиту и, прижимая к себе, умолять его о прощении. Но Никита лишь тепло улыбнулся и коснулся щеки Юры, сопротивляться больше не было сил. Его глаза закрылись, а мигающая лампочка окончательно сгорела, оставляя его тело в полном мраке.