твоя любовь, это словно игра с огнем.

чье-то присутствие рядом всегда могло помочь арлекино. мягкие руки, что обвивали её талию по вечерам, когда девушка буквально была готова рвать и метать все, что двинется. эти мягкие руки трепали её непослушные пряди, что так контрастировали на фоне её почти что белоснежных. томный голос всегда ласкал ее слух и только ее, говоря те фразы, что другие не могли даже краем уха зацепить или же грубо вырвать из самой сути контекста. арлекино всегда ценила все эти жесты внимания со стороны розалины, потому что она знала как это ценно для ее женщины. тлеющая сигарета в ее тонких пальцах намеревалась сломаться от притока воспоминаний к четвертой. сегодня на собрании объявили о смерти восьмой предвестницы – ла синьоры – при выполнении миссии в регионе инадзумы. конечно, она успела узнать об этом еще добрых пару часов назад, ведь огненная бабочка была молчаливым посланием. это было прощанием. оно было одним из самых разрушительных, настолько, что болью сносило стены, которые арлекино выстраивала годами. ругаясь с тартальей на собраниях, она чувствовала себя псом, которого после волевой жизни резко посадили на цепь. любое обращение воспринималось как попытка вывести ее на эмоции, и эта паранойя начинала ее ужасно раздражать. окурок, что пропалил уже фильтр и дошел до кончиков пальцев, вновь приводит ее в чувства, заставляя тряхнуть головой. это не помогает даже на секунду отвлечься от того роя мыслей в голове, что как назойливые мухи не переставали летать и трогать своими мерзкими лапками сладкую и манящую пищу, заменяя друг друга почти мгновенно, можно сказать, моментально. руки тянутся к пачке, где лежит еще несколько скруток табака, и эта мысль дает какое-никакое, но успокоение. зажигалка издает шаркающий звук прежде, чем подать немного огня и поджечь начало табачного изделия. убрав маленький предмет в карман костюма, арлекино смотрит на исходящий дым, не делая затяжку еще пару мгновений. думает. размышляет. когда она подносит фильтр к губам, вдыхая в себя едкий дым, она задумывается о том, что ей делать дальше. после этих мыслей накатывает новая волна гнева, мол «я же не зависима от какой-то женщины», а после накатывает отвращение от своей же паутины мыслей. во-первых, она не какая-то, во-вторых, она и правда зависима, и в-третьих, она не знает где искать выход и как выпутаться из этого липкого капкана. вспоминаются самые теплые ночи в объятиях розалины - даже когда у обеих был завал, они оставались рядом. одним из таких воспоминаний было то, как арлекино забирала женщину прямиком из кабинета в их покои. розалина в ту ночь сидела за стопками бумаги, которые спихнули с тартальи, который вновь пропал по щелчку пальца после последнего собрания. наверное, только в такие моменты девушка замечала на лице старшей большой намек на недосып и изнеможение от количества рутины и бумажек, что были словно под копирку. укладывая спящую синьору, арлекино всегда норовилась самостоятельно снять чужую маску, узнать все тайны женщины без ее на то согласия, но щемящее чувство в груди всегда ее останавливало. наверное, это ощущение называется угрызение совести? в любом случае, как бы это не называлось, оно имело эффект над нею и её действиями. эти воспоминания сами по себе казались комфортными, греющими давно замерзшую душу, потому что сон розалины всегда был тревожен и чуток, а раз она не реагировала (или старалась этого не делать) на прикосновения четвертой, значит она ей доверяла. доверяла настолько, что никогда не была против ее прикосновений на чужих, длинных волосах, никогда не была против поглаживаний костяшек на ее запястьях, даже когда отсутствовали шелковые, черные перчатки восьмой. это все было ярким сигналом доверия, которое так ценила арлекино. погрузившись в свои мысли, она и не замечает как за считанные минуты скуривает табак. Потушив еще огненно-рыжий окурок, бросив его в снег – четвертая разворачивается и направляется в свой кабинет. даже если ее чувства были важны, даже если ее сердце болело от такой разлуки на вечные года, даже если она не могла перестать думать о своей любви – это не причины, которые должны отвлекать ее от работы и её долга царице. в конце концов, каждый служебный роман имеет свой печальный конец.