«…»
− … Годжо… Годжо… Мы приехали, – голос Утахимэ вырвал Сатору из сладкого сна, в который тот погрузился, пока размышлял о задании, а после, не придя к разумному выводу, стал уже думать о чём-то своём: о том, как бы он сейчас зашёл в своё любимое кафе, заказал бы наивкуснейшие моти и иные сладости, славившиеся своим наипрекраснейшим вкусом во всём Токио, если не во всей Японии и так далее… − Идиот, я кому сказала! – шаманка хотела было шлёпнуть сонного Годжо папкой по башке, но наткнулась на его бесконечность, от чего Иори поморщилась, отдёрнув её от шестиглазого. Они оба вышли из автомобиля, тут же почувствовав колоссально огромное количество негативной проклятой энергии, которая словно окутывала не просто всю деревню, а даже и долину. Сатору огляделся, ища глазами её источник. Его насторожило это. Энергии у этого шамана было настолько много, что он не смог припомнить ни одного знакомого мага с похожей энергией. Её количество и плотность поражала. Источником являлся дом, находившийся на холме, по которому ещё необходимо было подняться. Указав пальцем на самое дальнее строение, оттеснённое несколькими высокими деревьями, он сказал Утахимэ, что их цель находится именно там, на что Иори фыркнула и пошла вперёд, игнорируя шамана. Пока они добирались из Токио в Айнокуру, прошло порядочное количество времени, и совсем стемнело. Два шамана, словно чужаки для этого места, пробирались по старой, явно давно нетоптаной тропинке, ведущей в саму деревню. Вокруг не было ни души, как будто всё – лишь неживая природа. Создавалось жуткое и холодное ощущение того, что она боялась этой энергии, окутавшей всю местность. И в самом деле, эта проклятая энергия ужасала настолько, что всё живое давно покинуло деревню, в которой ещё когда-то кипела, пусть тихо и мирно, но жизнь. Утахимэ шла впереди. Ей было не по себе в этом месте, и присутствие сильнейшего шамана нисколько не заставляло её расслабиться, ведь она этого шестиглазого терпеть не могла всей своей душою. Хотя, пока он молча спал, не мешая ей думать и даже дышать своими вечными подколами и шуточками, она немного подумала о задании. Её мысли можно было назвать схожими с рассуждениями Годжо, но в отличие от него, сладкого спавшего на тот момент в салоне, она взяла папку с информацией и постаралась вдумчиво прочитать всё ещё раз, пока не найдёт ответы на свои догадки и гипотезы. Сатору шёл мирно позади Утахимэ, оглядываясь по сторонам. Он старался сохранять спокойствие, как и подобает сильнейшему. Но осматривая пейзаж, даже ему становилось жутко от этой леденящей душу и тело, словно мёртвой, покойной картины. Энергетика вызывала тревожные чувства, не сулящие ничего хорошего. Даже почти в полной темноте и под таким давлением энергии, долина выглядела очень завораживающе и притягательно. Красивые сосны и кипарисы, хаотично раскиданные по ней, возвышались чёрными кольями рядом с густыми, заросшими рисовыми полями и огородами. Тишина по-настоящему оглушала, и только тихо журчащий ручеёк ласкал слух магов, разбавляя эту гнетущую атмосферу. Вдаль по тропинке, да и между деревьями, виднелись пустые, заброшенные дома, гармонично дополнявшие это жутковатое место, от которого ненароком хотелось поёжиться: осознание гибели некогда живой Айнокуры мурашками пробегало по спине. Более того, кислый, почти трупный запах сырости и мха подчёркивал это мёртвое безмолвие. Мозг Сатору заполнили размышления об этой проклятой энергии, которая ему не нравилась ни по «составу», ни по количеству. Она явно была такой же странной и непонятной, как и ситуация, в которой он находился вместе с напарницей. – Хэй, Утахимэ, – внезапно позвал её Сатору, перебив тишину и журчание ручейка, − тебе не кажется, что эта тайная казнь действительно подозрительная? − Подозрительная − это мягко сказано, – Иори даже не повернулась на слова мага, продолжая идти вперёд не слишком торопливыми и уверенными шагами, трусливо бегая глазами по сторонам, − я уже думала о ней, и многое для меня всё ещё остаётся непонятным. Но в любом случае казнь должна быть совершена. Последнее изречение заставило Сатору удивиться. Он конечно знал, что Утахимэ выполнит любую просьбу старейшин, но это было не простое задание, а казнь. − То есть, ты сможешь убить мага, о котором даже ничего не знаешь? – немного грубо и резко спросил Годжо, слегка замедлив шаг, – готова лишить жизни того, кто, возможно, даже ничего плохого не сделал? − Признаюсь честно − это будешь делать ты, а я стоять рядом и следить за тем, чтобы ты это выполнил, – перебила его Утахимэ, не обратив внимание на то, что шаман значительно понизил голос, сделав его твёрже. И в самом деле, она нужна была именно за этим. Об этом говорили старейшины, пока Годжо кривлялся перед всеми. − Отстой! – Сатору пнул камень, лежавший на дороге в сторону, и тот покатился куда-то в темноту, – а что будет, если я не сделаю этого? Особенно тогда, когда узнаю настоящие причины такой жестокой расправы? − В смысле причины? – Утахимэ тут же остановилась и повернулась с хмурым лицом к магу, вытянув перед собой руку с той самой злополучной папкой, и обратилась к Сатору уже раздражённым голосом, – там всё написано! Я разобрала почерк этого мага, пока кое-кто спал. Казнить его надо, чтобы восстановить порядок в деревне. Этого тебе достаточно? − А может, это какие-нибудь внутриклановые разборки? Ты об этом не думала? – Годжо не взял папку из рук Утахимэ, но посмотрел на шаманку слегка грозно сквозь свои чёрные очки. Можно было заметить, как сверкнули холодным голубым блеском его красивые, наполненные силой глаза. В глубине души ему понравилось, как ловко он вставил свою умную мысль в этот диалог, но не понравилось, насколько же сильно коллега следует приказам консервативных стариков. Утахимэ ничего не ответила на это, лишь поджала губы и прижала папку к себе, бесстрашно смотря через очки Годжо прямо ему в глаза. − Думала. Но клан Хиганбана – клан, давно изживший свою прежнюю славу вот уже как тысячу лет. Соответственно, им это не нужно. Сатору призадумался. А ведь она была в чём-то права. − Да, и тем более, там не оказалось какой-то конкретики, и все детали можно узнать лишь у того, кто написал это письмо своим корявым почерком. Руки бы ему оторвать, – последние слова Иори сказала тихо, выругавшись сквозь зубы. Остальной путь они прошли молча, а Утахимэ всё также шла впереди ещё более задумчивого Годжо. И вправду, найти ответы можно лишь у неизвестного человека, написавшего своё обращение. Приближаясь к нужному дому, оба шамана заметили, что энергии становится меньше, и теперь она скопилась в дальней части здания, в какой-то конкретной точке. В частности, эту точку видел Сатору благодаря своей технике. А Утахимэ просто расслабилась, когда энергия перестала давить на всю долину. Показалось, что даже дышать стало легче, и воздух совсем не давил на них и стал чище и свежее. В тени деревьев невозможно было разглядеть некоторой части хижины, но по другим зданиям деревни понятно, что это просто минка, казавшаяся чуть больше остальных. Покосившийся низкий забор с потрескавшимися досками был покрыт странным растением, похожим на глицинию. Калитка отсутствовала, а тропинка, ведущая к дому, слегка устланная небольшими камнями, погребёнными в рыхлый песок, была засыпана мокрыми осенними листьями. С затемнённой стороны дома можно было разглядеть небольшой огород, пребывавший в состоянии запущенности: вместо овощей и ягод росли дикие кустарники и цветы, именно такие же располагались у дорожки, по которой шаманы поднимались к дому. С другой стороны здания, освещённой голубым прозрачным светом луны, находился сад, и ровно также, как и огород − полностью заброшенный. Да и дом почти не казался жилым: кое-где осыпалась черепица, и стены принимали грязный цвет, хотя когда-то явно были на несколько тонов светлее. На деревянном низком пороге стояла женщина, одетая в светлое кимоно с вышивкой цветов оранжевой лилии. Талия обмотана толстым оби с неразборчивыми узорами, а на голове красовалась причёска-нихонгами с блёклыми украшениями − кандзаси. Женщина была невысокого роста, и от неё и вовсе не исходило никакой энергии. Судя по всему, она ждала шаманов, заранее зная об их приходе, и поэтому, вполне возможно, что именно этот человек написал прошение о жестокой расправе. − Годжо Сатору? – неизвестная обратилась к шаману мягким голосом, когда он подошёл с Утахимэ к порогу дома. Заранее скептически настроенный маг посмотрел на неё с презрением из-под тёмных очков ясными голубыми глазами. − Ну, я. Из уст Сатору это прозвучало несколько грубо, на что стоявшая рядом Иори зашикала. − Годжо… − тихо шипя, позвала его Утахимэ. Женщина же стояла неподвижно, скромно улыбаясь шаманам, не замечая ни грубого и жёсткого тона Годжо, ни его грозного взгляда, ни шипящую на него шаманку. Магам показалась её улыбка чересчур наигранной. − Отлично. Господин Годжо, вы − наш спаситель, − она поклонилась, слегка отходя в сторону, стуча гэта по доскам, − прошу пройти внутрь. Там я расскажу подробнее обо всём. − Не стоит настолько официально обращаться ко мне, − говоря это, Сатору прошёл в небольшое помещение, оглядывая его. Следом за ним вошла хозяйка дома, а только потом непонимающая, почему её все игнорируют, Утахимэ. Внутри было ещё мрачнее, чем снаружи. Спёртый прелый воздух с примесями каких-то трав окутывал абсолютно всё жилище и сразу с порога заполнял лёгкие шаманов. Изучая пространство, можно с лёгкостью понять, что внутреннее убранство дома соответствовало внешнему: кругом было пыльно, местами мусорно и неопрятно, будто здесь давно не проводили уборку, вдоль стен стояли небольшие пакеты с разнообразным обилием чего-то неопределённого. Освещения, что в тесном гэнкане, что в комнатах не было: единственным источником света оказалась оставленная хозяйкой открытая входная дверь, или же фусума. Сатору хотел было снять обувь в прихожей, но женщина показала жест, что этого делать не нужно. Он сначала не понял намёка, а после увидел, что и она, и Утахимэ, не разуваясь, прошли гэнкан и направились уже вглубь помещения по скрипучему деревянному настилу. Годжо взглянул на незакрытую фусуму и устремился вслед за удаляющимися в полумрак фигурами. Пройдя пару открытых сёдзи, он вступил на слегка гнилое татами: здесь было влажно. Хозяйка дома отвела их в главный зал в стиле вашицу, приглашая гостей присесть за небольшой пустой стол, покрытый мелкими неглубокими царапинами. Кроме стола и забутонов, в комнате больше ничего не было, разве что мелкий сор, но она выглядела в разы опрятнее прихожей. Все трое опустились на подушки: Сатору и Утахимэ сели вместе напротив хозяйки, а сама она − перед ними, спиной к закрытым сёдзи, которые пропускали лунный свет, очерчивавший контур её фигуры. Скудная, почти пустая обстановка крайне удручала и не давала положительных эмоций присутствующим. Утахимэ то и дело ёрзала на забутоне: то ли от того, что он был неудобен, то ли от того, что ей пришлось сесть рядом с Годжо, который, наоборот, был довольно спокоен, но с пренебрежением смотрел на женщину напротив. С лица хозяйки не сходила блаженная улыбка, которая обоим шаманам казалась лицемерной. − Ну, вы будете говорить, или мы так и продолжим тупо молча сидеть? − уже не выдержав такой обстановки, заговорил Сатору, не отличающийся особой терпеливостью, − это вы письмо старейшинам написали? − Да, я, − мягко ответила она, не меняя выражения своего лица, − я написала его. − Тогда, расскажите подробнее. Чего молчите? – Годжо теперь хмурился, смотря на эту женщину, которая даже не представилась. Ему сейчас хотелось лишь одного – понять происходящее. Ему не верилось, что это всё происходило в самом деле. − Знаете, − она опустила голову. Её плечи слегка задрожали, а лунного света не хватало, чтобы разглядеть затемнённое лицо, − мы уже два года не находим себе места из-за этого чудовища. Мне во сне снится мирная и спокойная жизнь, без этого монстра. Оба шамана хотели было спросить: «Что за монстр? Почему раньше они не обратились за помощью?» Но неожиданно улыбчивая маска хозяйки спала, и женщина горько заплакала, закрыв лицо длинными рукавами кимоно. Глухие рыдания разбавляли тишину и добавляли и так неприятной атмосфере ещё большей мрачности. Шаманы переглянулись из-за её внезапной бурной реакции. − Я прошу прощения, − она слегка шмыгнула носом, убирая рукав кимоно, − мы правда не знаем, что и делать. Всё перепробовали, а это существо будто бессмертное. − Вы о ком говорите? – строго спросил пришедший в себя раньше, чем Утахимэ, Годжо. − Раньше я называла её своей дочерью. Она была таким светлым ребёнком. Я её очень любила. А сейчас… − она сделала паузу, стараясь сдерживать очередные подступившие рыдания, − во что сейчас превратилась моя бедная девочка! − Сколько ей лет? – голос Сатору звучал спокойно и твёрдо. − Восемь недавно исполнилось. Маги снова переглянулись, но на этот раз не в непонимании, а в ужасе. Им поручили тайно казнить восьмилетнего ребёнка. Неужели эта девочка и была источником такой мощной проклятой энергии? Сатору старался не подавать вида своего шока, в отличие от Утахимэ, шок которой выдавали её суженные в ужасе глаза. Множество чувств разом охватило его тело, но самым ярким из них была ненависть, а именно к старейшинам, поскольку как относиться к матери этой девочки, он попросту не понимал. Множество мыслей пробежало в голове, пытаясь заставить Годжо ненадолго покинуть реальность, дабы логически прийти к лучшему исходу этой ситуации. Теперь он был уверен, что казнь – в корне неправильное решение, но, вспоминая ту давящую проклятую энергию, отчасти понимал родителей девочки. Сатору бы и сам испугался, будь тот на их месте. Но он – сильнейший, поэтому пугаться –не его удел. В любом случае что-нибудь да придумал бы. Одна мысль прочно засела в голове Годжо: было очевидно, что неопытная маленькая шаманка из клана Хиганбана просто не научилась контролировать свою проклятую энергию. Такой огромный объём опасен не только окружающим её людям, но и ей самой. Но в любом случае так критически относиться к этому не стоило бы. Утонув в своих мыслях, Годжо не сразу заметил мужчину, вышедшего из открытого сёдзи. Он, вероятно, был мужем женщины и по совместительству − отцом девочки. Его вид был весьма потрёпан, похоже, что от постоянных пьянок, ведь от него разило сильным перегаром, и, видимо, тот очень давно не выходил из запоя. − Это ещё кто? – он подошёл ближе, усевшись на пол возле вздрогнувшей от грубого мужского голоса Утахимэ, и облокотился всем телом на стол. − Дорогой, это не простые гости, − начала мягким тоном хозяйка, − это наши спасители. Их прислали к нам уважаемые старейшины. Аж самого наследника Годжо прислали, представляешь? Наконец-то мы мирно заживём! – не дождавшись реакции мужа, она слегка похлопала в ладоши, а её улыбка вернулась на лицо и стала ещё шире. − Давно пора, − он глотнул содержимое бутылки, по-видимому, саке, − а то от этого монстра житья нет. Он сказал ещё пару ругательств и снова выпил немного алкоголя. Утахимэ поморщилась от него и посмотрела на Годжо, ища похожей реакции, но тот будто бы пялился в одну точку, не замечая ничего вокруг. − Ну, чего будем ждать? Идёмте за мной, господин Годжо – я покажу вам это отродье, почти что исчадье ада. С её лица всё ещё не сползала эта противная, лицемерная улыбка, скрывающая поганую натуру хозяйки. Следов от слёз и вовсе не стало, будто бы она и не рыдала накануне. Сатору встал с подушки и, не обратив внимание на явно негодующую Утахимэ, (она не хотела оставаться наедине с этим алкашом), медленными шагами поплёлся за проводницей по гнилым татами. Он вышел из зала и прошёл по мрачному, тусклому коридору, который также ничем не освещался: лишь изредка через щели потрёпанных фусум проникал холодный лунный свет. Чем ближе они с хозяйкой подходили к месту, где предположительно находилась девочка, которую её родители прозвали монстром, тем больше ощущалась плотность энергии маленькой шаманки. Странный запах становился ощутимее, ярче: такой кисло-сладкий, совсем не свежий. Сатору медленно, будто сканируя зоркими глазами всё пространство, осматривался. Он внешне старался не показывать своё волнение, но оно могло просачиваться в виде непроизвольно бегавших по его телу мурашек. С виду это был совсем обычный, но довольно тёмный и неухоженный коридор, а по ощущениям – это самое мерзкое и страшное место, в котором он когда-либо был. Внезапно хозяйка остановилась у неприметной фусумы, располагавшейся в самом конце. Она была слегка потрёпанной и грязной, и на ней висело что-то вроде замка-талисмана, обычно использующийся шаманами от проклятий. Как только Сатору осмотрел неопрятную дверь и углы коридора, то подозрительно взглянул на мнущуюся на пороге хозяйку, которая будто бы выжидала его взгляд на себе: она явно хотела что-то сказать. Он слегка кивнул вбок, как бы этим жестом приглашая уже быстрее открыть дверь, на что та, слегка вздрогнув, стала распечатывать её. С глухим скрежетом она отодвинула тяжёлую фусуму в бок, приглашая гостя пройти внутрь первым. С порога Сатору пробил густой запах трав, крови, затхлости и даже гнилости. Здесь была очень сильная концентрация проклятой энергии. В частичной темноте он смог разглядеть очертания пустой комнаты, в которой стояла небольшая клетка. Стоп, клетка?! Сатору шагнул вперёд, чувствуя разъеденное влагой татами. Это действительно была небольшая клетка, в которой кто-то находился. Рядом с ним встала хозяйка, что-то неразборчиво бормотавшая себе под нос. − Я напоила эту дрянь отваром из глицинии, и теперь она не должна сопротивляться. Обычно, чтобы залечить свои органы, она спит, и её сон длится около недели, а потом, будто и не было у неё сильного отравления, она продолжает жить. Вот же ж тварь − и к этому смогла приспособиться! У неё, как и у всего рода Хиганбана, наследственная сильная аллергия на глицинию. Дозу, которую я ей дала, можно считать смертельной даже для обычного человека. Но сейчас этот монстр не умирает, а лишь глубоко спит, почти задыхаясь в собственной крови. Слышите, Годжо-сан, как тяжело она хрипит? Годжо слушал это, плотно сжимая челюсть. Чем больше эта женщина, окутанная ненавистью и злобой, говорила, тем больше понимал: ей будто доставляет удовольствие мучение её собственной дочери. − Как её зовут? – почти тихо и с шипящей хрипотой в голосе от заполнившей его злобы спросил он. − Сэйсо, да к чему вам знать её имя – просто покончите с ней уже наконец! Он похолодел, а зрачки сузились – он не знал, смотреть ли в лицо этой омерзительной и жестокой женщине или подойти к ослабевшему и отравленному ребёнку. Липкое чувство вины перед Сэйсо охватило его. Одна из рук непроизвольно сжалась в кулак, а зубы скрипнули. Губы Годжо пересохли от накопившегося ужаса. Они надеются, что он убьёт её, пока она даже сопротивляться не сможет. Вот же ж наивные. Думают, если ему приказать, то он всё исполнит? Не на того напали! Он медленно, но теперь почему-то уверенней и смелее, чем раньше, подошёл к клетке. Сомнений не осталось: на полу лежала, свернувшись в клубок, маленькая девочка. Как только он сделал ещё один шаг, то увидел, как она резко приподнялась и издала звук, похожий на рычание зверя. Её глаза горели жёлтыми огнями, а зрачки были маленькими и узкими. Она было дернулась к нему, чтобы отогнать потенциально опасного для неё шамана, как тут же получила злобный окрик матери. Годжо краем глаза заметил, как её мать взяла со стены предмет, похожий на длинную плеть. − Наконец-то ты умрёшь, жалкое животное, – хозяйка промолвила это с такой злобой и желчью, что Сатору от неё полностью отвернулся: ему было мерзко находиться с ней в одном помещении и дышать этим спёртым сладко-гнилостным воздухом. Он решительными шагами подошёл к левой стороне клетки. Пара жёлтых светящихся глаз с глухим гортанным рычанием последовали за ним. Годжо присел рядом с клеткой на корточки – она ему была чуть ниже пояса. − Меня зовут Сатору. Он снял очки, повесив их на одежду, и посмотрел своими чистыми голубыми глазами на Сэйсо. Шаман протянул ей свою ладонь, слегка просовывая её через прутья клетки, стараясь мягко улыбнуться: наладить с ней контакт. После того, как он снял очки, стало светлее, и теперь можно было рассмотреть девочку детальнее. Сэйсо была одета в старое грязное и слегка рваное выцветшее кимоно, больше похожее на тряпку, чем на одежду. Тем более, оно было испачкано фиолетовыми пятнами − видимо, того самого отвара из глицинии и кровью, очевидно, самой хозяйки одеяния. Она сжимала его своими маленькими ручками, и Годжо заметил, что вместо привычных ногтей у неё были длинные острые когти. Волосы у девочки оказались пшеничного цвета – длинные, они прямыми волнами спускались по её спине, плечам и ложились ей на ноги и на пол. На лице Сэйсо был словно звериный оскал, делавший черты лица девочки резкими и устрашающими. Жёлтые глаза, ярко светившие и смотревшие в лицо Годжо, выражали желание или напасть, или защищаться от явно нового лица, пришедшего в её логово. Дополняла этот жутковатый и жалкий образ слюна, стекающая с подбородка и, неудивительно, смешанная с кровью. Вдруг Сатору вскинул брови от удивления: когда он поймал своими голубыми, как чистое, ясное небо, глазами глаза Сэйсо, она будто преобразилась. Её зрачки слегка расширились и обрели человеческий вид, но были уже страшно напуганными, дёрганными. Едва можно было заметить, как она дрожала от страха, явно не понимая, что происходит. Годжо снова осмотрел девочку и увидел, как с уголка её рта и из носа потекла тонкая кровавая струя. На её глазах появились слёзы испуга и ужаса. Девочка вовсе перестала источать проклятую энергию. Он почувствовал, как она дотронулась своими холодными тонкими пальцами до его ладони. Сначала это было нерешительное касание, но затем поняв, что у Сатору нет плохих намерений, Сэйсо уже полностью положила свою маленькую ладошку на его. Он увидел, что вместо когтей теперь были обычные человеческие детские ногти. Ему показалось, будто теперь ей стало спокойнее рядом с ним, особенно после этого жеста. Смотря вот так на неё, он бы и подумать не мог, что эта девочка держала в страхе всю деревню и двух взрослых людей: своих родителей. Лишь одна её тихая фраза, произнесённая дрожащим и испуганным голоском, и скромная попытка крепко сжать его ладонь настолько сильно, насколько она могла своими трясущимися пальцами, добили колеблющегося Сатору. − Мне страшно. Все мысли, хаотично рассыпанные в голове Годжо, разом объединились в одну окончательно прочно закрепившуюся. Он просто не мог оставить здесь маленького беззащитного ребёнка. В Сэйсо он не видел угрозы – перед ним сидела лишь маленькая и напуганная собственными родителями девочка, от которой хотели избавиться самым страшным и жестоким способом. Он наклонился ближе к клетке, бережно сжав маленькую ладошку в своей широкой, и шёпотом произнёс: − Всё будет хорошо. Не бойся. Я вытащу тебя отсюда, Сэйсо. Он резко вытянул руку вбок и крикнул: − Красный! В этот момент сёдзи оглушающе треснули, и показалась огромная дыра наружу. В комнату попал большой поток лунного света, теперь ярко освещавшего комнату, и чистого прохладного воздуха. Сатору не обратил внимание на испуганную хозяйку дома, которая не понимая происходящее, смотрела по сторонам и забилась в угол от страха. Годжо достаточно физически силён, чтобы погнуть прутья клетки. Он протянул руки к Сэйсо, которая прижималась также, как и мать, к углу. И она всё ещё не была похожа на того «монстра», а оставалась маленькой слабой девочкой. Годжо хотел аккуратно взять малышку на руки, но неожиданно образовалось препятствие: её ноги закованы в цепи. Он сломал их, стараясь не задеть и так вдоволь настрадавшегося ребёнка. Прижав Сэйсо, как напуганного крохотного зверька к своей груди, он закрыл её уши одной рукой, вытаскивая из клетки, и закричал в сторону: − Утахимэ! Но звать бы шаманку и не пришлось: она уже показалась на пороге комнаты, оглядывая всё вокруг. Лицо Иори выражало явное негодование. Она услышала шум от техники Сатору и помчалась сюда, а когда увидела его, державшего на руках девочку, быстро подбежала к нему, уже шипя: − Годжо, что ты здесь…! Она не успела договорить, как он взял её за шкирку и телепортировался из комнаты под громкий топот отца и оголтелый визг матери.«…»
Утахимэ, уже успокоившись после такой резкой смены обстановки, смотрела с крыши дома на окружавшую её местность. Снизу резво бегали родители Сэйсо, яростно выкрикивая гадости обоим шаманам. Она перевела взгляд на стоявшего рядом с ней Годжо. Одной рукой он держал Сэйсо, а другой осторожно гладил по дрожащей спине, успокаивая. Сатору напряжённо смотрел вдаль – на белую луну, такую одинокую среди тёмного зимнего неба и снежных верхушек гор. От её мягкого света его волосы слегка окрашивались в голубоватый цвет, а узкие глаза словно становились ещё ярче и светлее, чем обычно. Мысли, всю дорогу потоком бушевавшие в голове Годжо, стихли, и теперь он просто смотрел на сияющую луну, ни о чём не думая, чувствуя дуновения лёгкого холодного ветерка по коже. Сэйсо крепко держалась за его рукав, сначала смотря вниз, за спину мага, а затем туда же, куда смотрел её спаситель. − Юки. Услышав тихий голос девочки, он мягко опускает взгляд на Сэйсо, у которой от такого события заблестели глаза: она впервые за столько лет увидела снег, а потому и протянула свою тонкую ручку навстречу маленьким падающим снежинкам. Что Утахимэ, что Годжо не сразу заметили мелкие холодные кристаллики, спускавшиеся с неба. В такой ситуации им было явно не до снега. − Да, снег, – Сатору улыбнулся, и его глаза расслабились, да и всё лицо стало каким-то тёплым. Он дотронулся до её лба, на что Сэйсо, сначала в непонимании посмотрела на него, а затем закрыла глаза, плавно опустившись ему на плечо. Им предстояло встретить трудные будни… То была ночь 27.12.2010 – дата их первой встречи, которая стала для них обоих особенным днём в году.