Re:Zero Путь Человека

Тяжесть моих решений отдавалась в кипящем металле, и каждый удар молота скреплял осколки моей жизни непрочной хваткой надежды. Сидя на ступеньках таверны, я смотрел на мрачную картину. Трупы лежали в беспорядке, их лица были искажены в агонии, перепачканные грязью, вызванной дождем. Грубые руки Тона разрывали на части безжизненную фигуру женщины, получая удовольствие от кровавого зрелища. Он, жалкий воришка, придерживался аморальными принципами. Я не мог понять, почему он так поступает. Кровь смешивалась с грязью, образуя многочисленные лужи, рябившие каждый раз, как только капли нарушали их безмятежное спокойствие. Я не мог оторвать глаз от этих неживых фигур - мужчин и женщин, застывших в нелепых позах, жизнь которых угасла. Такие эмоции были мне чужды, я даже не представлял себе, что такое можно испытывать. Среди трупов умоляли выжившие. Я умирал бесчисленное количество раз, но никогда не умолял о сохранении своей жизни так, как эти жалкие души. Неужели они были более человечны, чем я? Мне было ясно, что убийство - это как глотание горькой таблетки: первоначальное отвращение сменяется привыканием. Но убийство рождало голод, голод приводил к жажде, а жажда заставляла меня ненавидеть себя. Кто я такой, чтобы решать вопросы жизни и смерти? Сегодня погибло сто тридцать два человека: мужчины, женщины, молодые и старые. Мои предупреждения о недопустимости сопротивления остались без внимания. Отделившись от группы, я рискнул войти в поселение и поговорить с его главой Абрахамом. Но мои уговоры остались без внимания: Абрахам был непоколебим в своих убеждениях. Более того, его соратники посчитали, что наша группа воров бессильна против стойкости его общины. Металл и кровь. Металл и кровь - вот что они получили. Господство Эльзы было не просто преклонением перед нестабильной женщиной, она лишь олицетворяла собой голос нашей истинной властительницы - Матери. Каждое действие было данью ее имени, свидетельством ее воли. Я сковал себя цепями своего выбора, сожалея, что оказался неподходящим ключом, отпирающим результаты моих слепых исканий. Внезапно в моей голове прозвучало предложение Эльзы: расправиться с Абрахамом, чтобы побудить к рациональному мышлению, а не к эмоциональному накалу. Однако я не решился: для меня это было слишком... Но, отказавшись, я должен был исправлять свою ошибку. " Ничего себе! Эти жалкие людишки и впрямь нищие" Воскликнул Кан, вытаскивая свои залитые кровью руки из останков мужчины средних лет. "Мне удалось получить лишь одинокую золотую монету! Как эта куча трупов может принести всего одну монету? Жалкое зрелище". Невысокий, но со злобным оскалом убийцы, Кан хранил в своем маленьком теле жадность и злобу. Вместилище насилия и заразы, он издали напоминал отпрыска карлика - взрослого в речи и жалкого в лице. Передо мной пролетела сверкающая золотая монета, приземлившись и смешавшись с пропитанной кровью землей. "Кан говорит правду, этим жителям достается только несчастье". Справа появилась высокая худощавая фигура, шею которой украшала металлическая цепь. Это был Чин. Кан упал на колени и стал настойчиво доставать монету, еще больше испачкав свою и без того грязную одежду, и внимательно разглядывать ее блеск. "Не стоит торопиться, товарищ Чин. Лучшие сокровища - это те, которые не видны с первого взгляда" Сказал я. Чин командовал бандой разбойников, когда я был еще неопытным юношей. Эльза сочла его непригодным и при первой же встрече завещала командование мне. Обида Чина только усилилась, и теперь он едва скрывал желание убить меня. Чин был загадочной личностью, поскольку он был во многом необычен. При всей своей логичности он был не менее склонен к насилию. Его сила не шла ни в какое сравнение с жадностью Тона или Кана, но разум вел его осторожно, выверяя каждый шаг. Как мне удалось завоевать авторитет в группе, состоящей из столь разнообразных личностей? Официальное заявление Эльзы о моем лидерстве поначалу мало на них повлияло. Я был во всех отношениях хрупким человеком, страдающим от неуверенности в своих силах. Мне хотелось просыпаться каждое утро без страха смерти. Меч лежал у меня на коленях, и я поднял его, чтобы пронзить древесину таверны. Когда взгляд Чина встретился с моим, выражение его лица омрачилось отвращением, однако он предпочел отвести взгляд и отвернуться. Мне нужно было одолеть их, показать, что слова имеют более сильное влияние, чем поступки. Именно с помощью словесных махинаций мне удалось договориться о времени. Тон бросил красное и зеленое яблоко, оба запачканные кровью его жертв. Тон выглядел как зверский гигант, движимый жестокостью и безудержным рвением. Однако его инстинктивное безумие парадоксальным образом приносило группе мир и спокойствие. "Чин, не теряй надежды". "Ты тоже собираешься вступить в группу, Тон? Тогда, если у тебя хватит ума расшифровать пьяный лепет Субару, открой мне местонахождение этих "сокровищ", которые я, кажется, не заметил". "Да, поделись своей мудростью, о великан!" прогремел голос Кана, роющегося в карманах безголового старика, настолько поглощенного своим занятием, что не обращает на нас внимания. "Это Курт'ж, деревня, в которой недавно правил молодой дворянин. Какая причина может быть у богатого ребенка интересоваться этой никому не нужной деревней?" размышляет Тон откусывая от красного яблока, сок которого окрасил его губы. Чин откинул назад волосы, отчего зазвенели цепи, и показал забрызганный грязью вилообразный язык. "Не знаю... Еда?" Тон выплюнул яблоко и закатил глаза. Смотреть на то, как увлажняются его толстые губы, было неприятно. "Если хочешь, можешь проткнуть буханку хлеба и вставить в нее свои гениталии. А я пока поищу какую-нибудь красивую девицу, пока некоторые члены группы этим не воспользовались..." Глаза Чина вспыхнули, губы увлажнились, и он помчался к одному из сараев. Тон последовал за ним с топором, который был длиннее моего тела, а его лезвие превосходило по ширине стол. Было очевидно, что Абрахам спрятал там своих дочерей и дочерей членов своего совета. Простолюдины обычно прятали в амбарах самое ценное, что у них было. Я не понимал, почему. Тон дернул за цепочку, соединявшую убогие двери, и Чин ворвался внутрь. Эльза, похоже, относилась ко мне с некоторой благосклонностью. Это проявилось в том, что она сделала меня лидером и иногда присылала мне приглашения навещать ее по ночам в ее комнате. Мы часто ходили ужинать, еще в те времена, когда я жил в Лугунском королевстве. Иногда мы ходили по магазинам, и она спрашивала мое честное мнение о ее платьях и нарядах. Она никогда не намекала на что-то сексуальное, но и не отрицала своих романтических чувств. Она шептала мне комплименты, хвалила все, что я для нее делал, проецировала на меня свою значимость для нее и свои планы на будущее со мной. Благосклонность вылилась в усиленное прикрытие. Трио воров расширилось, когда я присоединился к ним, следуя указаниям Эльзы и Матери. Естественно, я послушался: большее число - значит, лучше защита и больше шансов выжить. Валкар укладывал раненых в грязь, а Фалгериос перекладывал их на телегу. Их эффективность была поразительной, но любой наблюдатель отшатнулся бы от их ужасной задачи. Однако то, что они делали, выходило далеко за рамки человеческого поведения. Валкар обезглавливал потенциально живых жертв, чтобы избавить их от страданий, а Фалгериос кремировал их останки с последней молитвой. Я не мог смириться с их действиями и не мог их оправдать, но на фоне этой жестокости эти действия выглядели как милосердие. "Босс!" крикнул Ларувио, один из моих подопечных. Каждый шаг к нему был тяжелее предыдущего: сказывалась усталость и необходимость передышки. Владеть массивным металлическим мечом, рассекая плоть и кости, было нелегко. Притворно сострадая, я опустился на колени и оперся на меч. Передо мной лежал деревенский священник. Мы договорились не устранять ни одного религиозного деятеля, каким бы экстремальным он ни был. Пока мы находились на территории Империи Волакии, необходимо было минимизировать внимание. Под чужими крышами правила были иными. "Что с тобой, верующий?" Мое движение привлекло внимание Валкара. Вооружившись ржавой пилой, он подошел и молча занял место рядом со мной. Выражение лица жреца соответствовало выражению лиц, принадлежащих к его профессии. Я не знал, каких богов или идеалов придерживаются имперцы, но большинство из них, похоже, не боялись смерти. Во взгляде священника, который лежал передо мной и умирал, было больше жалости, чем страха, как и у многих других. Я ненавижу это... "Мои люди нашли сокровища, священник. Твоей веры, похоже, недостаточно, чтобы защитить девушек..." Вздох священника превратился в придушенный вздох, и вид его удивления принес мне удовлетворение. "Зачем такому ребенку, как ты, участвовать в этом?" (Такой ребенок, как я?) Подавление гнева стало одним из моих правил; проявление вспыльчивости только увеличило бы мою уязвимость. Поэтому, вздохнув, я заговорил снова: "Мои мотивы не имеют смысла для трупа; сейчас я просто разговариваю с немым представителем". "Это трагедия... Недуг этого мира заставляет такие души, как ваша, совершать злодеяния... Как жаль". Встав, я указал на Валкара одним пальцем. "Оторви ему голову. Мы используем его как корм для свиней, не оставив ни клочка его одежды". Снова и снова мне приходилось терпеть оскорбления в свой адрес. Этот паразит презирал меня, и хотя от его существования не останется и следа, я мог взять на себя ответственность за жизни стольких верующих... Проблема возникла, если бы боги существовали в этом мире... Мне уже хватило проклятия, которое не позволяло мне умереть. Я не хотел получить еще одно за убийство верующего.