Костя, иди...

окурок догорает свои последние жизни в молчании и при неприятном жжении в груди. Влад рассматривает его как что-то сверхъестественное и не от мира сего, что-то, подобное черной дыре или упавшей с неба звезде. его зрачки расширены, а взгляды направлен в пустоту, но он все еще смотрит на остаток сигареты в своих пальцах. Его жизнь сгорает также невыносимо долго, но зато как: Интересно, весело и под колесами. Без минусов и плюсов, просто золотая середина, из которой невыносимо хочется вырваться. Вырваться со дна, очнуться хотя бы от пощечины внешнего мира, но он лишь как заколдованный, взглядом раздолбанным в щепки — смотрит, смотрит и не понимает, с чем сравнивать - с собой или с деньгами? точно, когда-то они горели также и горели между зажатыми пальцами. Ожоги, оставшиеся после этой маленькой терапии, уже не ощущаются. Под таблетками он не ощущает ничего кроме всепоглощающего кайфа. теперь его жизнь сгорает также и все вновь в его руках. Музыка долбит внутри какого-то пентхауса - он уже забыл, когда пришел и кто пригласил. Он сидит снаружи, свесив ноги с высокого балкона, кажется, еще чуть-чуть и можно свалиться, если ты еще и сам того пожелаешь. Он желает. тянется, вырывается, но чертовы ограждения спасают его снова и снова. Он тянет руки через железки, а кожу словно жжёт. жжет до степени, что он как идиот смеется, улыбается и показывает небу фак. бесит. раздражает. Улыбка сходит с лица, стоит истерике накрыть его и сжать горло холодными стеблями и колючими шипами. Перемены настроения оказываются сильнее пощечины или холодной воды с утра - его грудь разрывает от слез и подступающей панической атаки. Почему таблетки не действуют? почему не вставляет и все еще дает что-то чувствовать? потому что хочет жить, но другой жизнью. хочет все менять, но между пальцев словно сама по себе появляется эта чертова таблетка и начинает таращить цветами радуги. И становится неважно, где он, кто он и его желания больше не значимы. он танцует, пьет. Пьет, танцует. Пьет, танцует и блюет прямо на забитом людьми танцполе. Золотая середина, ёмае. Некоторые замечают и отскакивают, закидывая парня агрессивными комментариями, а кто-то даже не замечает, подпрыгивая в такт песне. веселье, салюты, танцы, крики и радостные возгласы на какой-то хит 90-ых. взрыв открывшийся бутылки шампанского бьет прямо в цель, заставляя наконец закрыть уши и закружиться, потеряться среди людей и в пространстве. Забыть свою личность, забыть где он и его цели. Их, собственно нет, кроме как смеяться с глупых лиц когда его находят обдолбанным. люди так забавно напрягаются, волнующе разглядывают и называют наркоманом. А ему похуй. Это лучше чем папенькин-сынок. — да пошел ты нахуй, Костя, — кричит во все горло Влад, не обращая внимания на выпученные глаза одногруппников. — пошел нахуй! и смеется. Дико смеется, перекрикивая музыку и чужие просьбы захлопнуть ебальник. Тычет факом в лицо и уносится с бутылкой куда-то, где его найдут позже. Если найдут и не забудут откачать. смеется, а сам тащится от того, как мир кружится. Ноги заплетаются, да и он почти валится, если бы не чужие руки, которые крепко держат за талию. — пошел нахуй, — снова повторяет и хочет уже вывернуться, как руки хватают крепче и жмут к себе. Он не поднимает взгляд, потому что узнает их и его. Узнает кольцо на пальце, узнает родной запах и даже по рубашке узнает, кто перед ним. Мысли мешаются между собой. Ему хочется отгородиться от них. Хочется снова выкрикнуть фразу в лицо человеку, которому он ее посвятил, но горло неприятно стягивает, царапая кашлем. хрип, который он издает, пугает Плотникова, поэтому не долго думая он отпускает, но прежде чем тот успевает понять свою свободу, утаскивает его за руку. ох, эти руки так аккуратно обвивают его запястья. А тогда, в том кабинете, они так крепко держали, сжимали и вдавливали в несчастный скрипящий стол, который двигался от любого толчка. он так кайфовал. Эти руки делали многое - держали его за за тонкую талию, срывали одежду, оставляли отпечатки бурных ночей, оставляли синяки от шлепков на заднице и даже успели попробовать сжать шею во время оргазма. бедра помнили каждое касание, губы горели от поцелуев, руки тянулись к чужим плечам, ноги сами, казалось, раздвигались, а сердце болело, желало любви, а не просто секса. Как он там сказал Веро? Что он там сказал Веро? «я бы хотел полюбить, но я не могу» и «меня не починить»? Тогда как объяснить эти жаждущие моменты не просто мимолётных встреч в каком-то пустом кабинете, а настоящей, теплой и искренней любви? ему бы хотелось кричать о ней, петь песни и писать стихи, получать похвалу и признание, а не закидываться таблеткой, идти танцевать и искать еще одну быструю встречу с девушками. Кажется, что так много, но так мало... даже сейчас: запястье жжет жжет жжет, но уже от прикосновений. Владу не нравится. Нет, Владу нравится. А Микки нет. Ему хочется извиваться от этим телом, но желательно голым, касаться торса и поглаживать чужой пресс, зарываться в волосы и ощущать укусы, а потом слышать вопросы от несчастной Веро: «кто? Когда? Почему?». Он не ответит, но обязательно захочет почувствовать их еще. Микки хочется грубо, хочется до звёздочек перед глазами и засосами по всему телу; хочется до срывающих голоса стонов; хочется жарко и горячо. Микки хочет послать, а Влад хочет его во всех смыслах и желательно с поцелуями по расписанию; с ссорами и объятиями; с теплом и комфортном; с Костей, но не как не без. Он тащится по этим выступающим венам, тащится по этим волосам и тащится по его голосу. Как он еще не дрочил во время пары? не знает. зато после дрочили уже ему. Кусали, терзали, любили. Но вместе с этим насиловали душу несчастного ребенка, требующего любви. — Кось, еще.. прошу, я лю..! — сжимая и царапая чужие плечи, Влад извивался. как мог, как хотел и требовал еще. Требовал больше любви. Желал. Костя наказывал, Влад любил. Костя владел, Влад позволял. Костя брал, Влад отдавался. и никогда не жалел. наверное. грудную клетку рвало от чувств, а горло саднило от тошноты. Его рвало от беспощадной тревоги и волнения, а горло раздирало желание выпить. Или сглотнуть чего-то, что мог бы дать ему только он. А Костя вел куда-то и не отпускал. Держал крепко и шел медленно, постоянно оглядываясь, проверяя в состоянии ли Влад или нет. Волнуется? Беспокоится? Что он вообще забыл тут? вопросы делали больно голове, а ответы сердцу. Оно так жаждало почувствовать сейчас объятия, и жаждало именно его. как же все внутри грызло его, давило и заставляло плакать. Опустив голову, он просто шел и хотел. Как же было больно. Как громко бьется сердца, отдаваясь в ушах, как дрожат руки и кружится голова, и к сожалению, не мир. С появлением этого человека он вообще перевернулся, не давая пути возврата к прежней жизни. Влад сам себе перекрыл его, не желая уходить. Что ж, похоже, он мазохист, раз после первого наказания ему так понравилась чужая ладонь и звонкие шлепки. А еще прохладный стол, края которого он сжимал постоянно, чуть ли не впиваясь в него ногтями и выгибался, издавая божественные стоны. Так однажды сказал Костя и резко замолк, ошарашенно смотря на свои руки. Ну , хотя бы комплимент. глубина чужих глаз манила, особенное отношение, которое, как неожиданно, получал именно он, дарило чувство нужности. Глаза Кости всегда отражали какую-то жалость, а потом он всегда отворачивался, словно скрывая что-то. Микки надеется, что любовь. но сейчас он смотрит так уверенно, так тепло, так.. по-настоящему влюбленно, что он замирает. Стоит на месте как вкопанный и смотрит в ответ. Никто не разрывает зрительный контакт, лишь губы притягивает какая-то невероятная сила, с которой, походу, никто из них бороться не в силах. Эти силы забрало желание, потребность друг в друге и любовь. а может быть это просто наркотик? губы теплые, мягкие, со вкусом клубники, что удивительно. Неужели гигиеничка? Хмыкнув, он зарывается руками в чужие отросшие волосы, не давая возможности к отступлению. Притягивает ближе, а Костя гладит ее, видимо показывая, что не отойдет: Не отступит и продолжит не просто целовать, а ласкать, нежить, доводить до исступления одними своими ладонями под черным свитером. От Кости ведет похлеще любых таблеток, он лучше кайфа, холодной воды и жестокой реальности. к стене его прижимают также резко и неожиданно. Влад ее даже и не заметил, но с радостью прижался к ней, ощущая человека перед собой полностью. Его руки поднимали свитер и оголяли живот, поглаживая и даря ощущения тепла. они гуляли по всему его телу, лаская соски и терзая губами его собственные. воздух ловить было тяжелее, а реальность постепенно ускользала от него, пока пальцы двигались по его члену медленно, издеваясь. Костя это любил, а Влад принимал, но все равно толкался в кулак, запрокидывая голову от нарастающего удовольствия. Они сливались воедино и теперь их сердца разделяли один бешеный ритм. Он так и излился, как хотел: до звёздочек в глазах, до бесконечной любви к Плотникову и получил желаемое - сладкие поцелуи на улице, освещенной лишь одним мигающим фонарем. Ему понравилось, но Костя все равно идет нахуй.