конспирология маленьких приморских городков и любви

это лингвистика мечей она не знает языков других, гремит музыка клинков, рифмуя стих. бухта мечехвоста — почти (не) живой функционирующий организм. город солёного щиплящего воздуха, кукольных домиков с призраками-серийниками замурованными в стенах, город под властью королевы мечей, почти той что придворная карта-таро, только корона её из зубов и выбитых коленок, а сердце — шуруп из ключевого механизма. жестока и окровавлена, но без неё город встанет, как наручные часы в секунды смерти своего владельца. что местная желтая пресса, что столичные репортеры предпочли бы умолчать о городе на прибрежье моря, где какую-то шестиклассницу забили циркулем в лесу, а чья-то супруга выживает в коробке под кроватью. никто не хотел заниматься совокуплением с заранее мёртвым, некрофилия давно незаконна, а всё что не хочет жить погибнет так или иначе. если не от метилового спирта в грушевом сидре, то от призраков-серийников уж точно. о местной единственной на всю округу школе писать не хотелось вдвойне. там старшеклассницы протыкают вены и губы за звание prom queen, а рядом с гниющим захоронением обязательно вкопают капсулу времени. там будет лежать зубная щётка, кока-кола с жестянной банке и фотография девочек. дженни и чеён — подружки с младшей школы, делившие киндер молочный ломтик на завтрак и секреты, но уже через шесть лет дженни ким сбросит её с обырыва прямиком на скалы, в самое море и украдёт розовую тиару. тело так и не найдут, а украшение с застрявщими выбеленными локонами навсегда будет храниться в шкафчике над кроватью. о проступке ким никто никогда не узнает. пак чеён по судьбе было предначертано стать местной жуткой легендой, заставляющей детей спать пораньше и не прятать конфеты под подушку, а старушек креститься и закрывать все двери, как только наступает непогода. в ночь её посмертной коронации стоял ужасающий шторм. вчера прошел небольшой ливень, а на утро местного старшеклассника — наркомана нашли мёртвым за местной ветеринарной клиникой — явный 'привет' от пак чеён. мужчина попал в аварию на единственной трассе ведущей вон из города, а после вернулся домой и прострелил себе череп. пак чеён? кто-же еще! — скажут в местных газетах. полумёртвый город хранил свои секреты и чужие смерти как обёртки от конфет, прятал по углам и карманам. здесь гораздо правильнее будет очередную загадочную смерть свалить на десятилетие как мёртвую девушку, чем не убирать очередное дело в папки 'самоубийство' и 'несчастный случай'. начиная с августа 2013 года все девушки, когда-либо получавшие розовую тиару с благовеянием оставляли её на могильной плите с именем пак чеён, якобы запрашивая разрешение на жизнь. пак чеён — единственная и увековеченая королева школы бухты мечехвоста. и единственная кто будет жить вечно. чимину все фольклорные легенды и местные сплетни чужды. он пропустил все тесты на девиантное поведение пока курил смородиновые сигареты за школой. у чимина нет времени на глупости, лишь работа в местной забегаловке 'клешне' что стоит одиноко, почти на самой окраине бухты. по соседству лишь мастерская, где парень по имени хосок ремонтирует лодки и иногда ютит сбежавших из дома девчонок. он пахнет краской, сдирает заусенцы до крови и что-то прячет на чердаке. но это немного другая история. у чимина есть работа в клешне, целая книжная полка, набитая детективами и безбожный краш на мин юнги. мин юнги на удивление до звёздочек перед глазами хорошенький и на редкость стрёмный мудак. он пьет крепкий чёрный чай с лимоном по утрам и работает в полиции. рождаться сыном шерифа который когда-то так просто замял дело о пак чеён — слабоумие и отвага. юнги боялись, хотели и немного осуждали. а кого в этом городе нет? рождаться сыном шерифа в бухте мечехвоста, полной сплетниц, абсурдных легенд и культуры 'не нам судить, но мы обсудим' — самоубийство. но юнги справлялся и даже заходил в клешню на завтраки. чимин шустро натягивает светло-голубую рабочую одежду, цепляя на кармашек бейджик. там кажется имя 'ли минхо', которого уволили за кражу полуфабрикатов из морозилки, но это уже не так важно. всем здесь известно как его зовут, бейджик не имеет значения. кафе по-утреннему полупустое. даже по-своему приятно. в помещении пахнет маслом, морской солью и очень тяжелыми мускусными духами. это значит одно — приближается чон соён. — я блять надеюсь что у тебя есть уважительная причина для опоздания. — она кажется просто в ярости. чон можно узнать по трём признакам — древесный, забивающийся в глотку аромат, звон монеток, булавок и пуговиц в карманах и обрывающийся, как морские волны, голос. он ощущается как море или случайно обжечься тлеющей сигаретой. но по-особенному приятно. чимин просто убеждён что соён не такая злюка какой хочет казаться, ведь стоит сон юци появиться на пороге клешни, и заведующая начинает трепещать и тревожиться, без конца приглаживая соженные волосы. — это последний раз, соён-и, клянусь. — мальчик заискивающе улыбается, пялясь на чон как оленёнок в свете фар. будто не он опаздывает на рабочую смену каждый божий день. девушка не распыляется на лояльность, но в темных глазах-бусинах сверкает снисхождение. она натягивает белые гольфы и выходит в зал. в помещении пахнет фритюром, цитрусовыми пахучками, что навешаны в каждом углу зала, чуть-чуть морем и клюквенным джемом. пёстро-красный декор резал глазницы, доски под ботинками скрипели и напевали что-то свое, над кассой качался ловец снов и магнитик с названием городка. клешня жила своей жизнью. — у нас сегодня плотный график, должна заехать семья ким, так что солонки-перечницы наполнить, за баром не спать, в окна не курить. — соён бегает из угла в угол то приглаживая напероны, то снимая божьих коровок с занавесок. видимо, этот заезд имеет для неё большое значение. их небольшой коллектив состоит из чон соён — единственного всеми любимого администратора клешни, официантки — чан вонён, что носит только бренды и живёт в фургоне, мойщика — пак сонхва, что любит курить в окна и оставлять окурки в цветочных горшках, за что всегда огребает. и пак чимина. несостоявшегося студента и любителя влезать туда, куда не следует. после окончания старшей школы чимин пытался подавать документы в несколько разных университетов страны, но отовсюду приходил нелестный отказ. складывалось ощущение, что бухта мечехвоста намеренно и вполне одушевлённо оплела его щупальцами, затравила ядом из сплетен и суеверий, приберегая для себя. припрятав как самую сладкую конфету или любимую игрушку. и пусть дивный новый мир был не совсем справедлив по отношению к чимину, тот его без пререканий любил. хотя-бы за существование в нём серых крольчат, остро-клыкастых улыбок с неправильным прикусом, вкуснопахнущих гелей для стирки, в баночках и мягких-мягких шариках, лимонного пирога на завтрак и острой лапши на ужин. для чимина его маленький мир внутри города пах солью, кровью и хлоркой. пак лезет в карман фартука — там шуршит парочка чеков, блистер от таблеток и обёртка от кокосового сырка. *** — что ни заезд этой семейки, то настоящая катастрофа для всей бухты. — бурчит сонхва себе под нос, откидывая полупустую пачку яблочного чапмана в коробку от печенья, где хранятся безделушки прозванные общими. там покоятся потеряшки убывших гостей, сигареты и спички, крем для рук с ежевикой, леденцы с жидким центром, что красят язык в синий и фиолетовый, отломанные ногти соён с массивными украшениями, безвкусное детское печенье с надписями 'счастье', 'радость', 'забота' на каждом, пара полароидов и кассета помеченная 2013 годом. никто не знает чья она, но это если честно и значения особого не имеет. если быть честным, их разношёрстный и отмороженный коллектив — всего лишь собирательный образ самостоятельного монстра и чуть-чуть поклонения заурядных сериалов и книжек с плохими концовками. ни одного из них не волновал факт того что их шанс на счастливое-дивное будущее прозрачно как призрак оперы или сигаретная дымка. ведь каждый из них — лишь маленькое божество своей собственной жизни. центр вселенной из молочных и кислотных галактик, выстроенной в черепной коробке телепередач. они все вылезли из кладовок, антресолей и полуподвалов, пробираясь выше, все прыгая и прыгая выше головы, делая то, на что у других даже толстая кишка тонка. соён привычно собирала их в каморке с ведрами, стиралкой, пакетами порошков и коробок от пиццы. вне рабочих давящих стен она помогала чимину с домашкой, пока тот учился в школе, заплетала вонён косички и лечила сонхва от простуды с помощью трав. вне рабочих давящих стен, чон соён — их мать, что каждому так не хватало. богиня, что давала веру в будущее, и замечательная наставница. если бы не соён с её самопожертвованием, клешня с её обитателями пошла бы ко дну. когда чимин только ступил на порог клешни ему едва стукнуло семнадцать, но его уже успели выкинуть из дома, как потрёпанного котёнка (как выражался сам чимин), заявив что пора бы становиться самостоятельным и искать работу. соён тогда сказала что слово 'потрёпанный' в контексте человека звучит странно. потрепанный может быть плеер, домашняя футболка, кеды на шнурках и липучках, тетрадка по музыке, но никак не человек. никак не чимин. чимин был звёздным, несчастным и особенным, но никак не потрёпанным. у чимина россыпь звёздных родинок на плечах и ключицах, а на чтениях в книжном клубе он появлялся чаще, чем в родительском доме. там он тух, крошился и рассыпался на сотни мёртвых и дурно пахнущих светлячков. как бы то ни было, клешня стала его домом и приютом. в его воспоминаниях с того периода — вонён, что вечно пшыкает в маленькой каморке дрессрум с запахом белого мыла и ютит ступни у чимина под свитером, пока сонхва решает ему домашку по астрономии. ' жаль, что не астрология' — думается юци, что засыпает в куче стиранного белья. а еще соён, которая тогда вечно пахла камфорой и носила байкерские мотокуртки. и все они, на удивление, стали идеально дополняющей друг-друга катастрофой из стеклянных баночек, звёздочек на ногтях, гаданиях на таро и костях, моккачино из автомата, что работает через раз и крови из носа. юци часто пускала шутки о том, что мозг у них один на всех, и на самом деле лелеяла мысль о том что толпа крашенных и странноватых взрослых детей из дешевой забегаловки на окраине города-призрака стала её семьей. вполне реальной и пахнущей морем. сама сон юци — бывшая одноклассница сонхва, работающая в сети ритуальных услуг и болтающая с мёртыми даже вне работы. у неё всегда есть пакетик соли в кармане рубашки и парочка колод-таро или оракулов. и как бы не хотелось это отрицать, но все они — от работников клешни, до сломанной кофеварки и тайников под полом — и есть дом. с цветными пластырями, сломанными в кровь ногтями и витаминками в качестве извинений. обрабатывать чужие разбитые логти и сердца вошло в привычку уже давно. как и готовить завтраки на пятерых, не забывать готовить для вонён кофе только на миндальном молоке и только с мятными сиропом, и подкидывать забывчивому сонхва в карманы зажигалку. если он выйдет курить и не нащупает зажигалку — жди беды. иногда после рабочей смены все что им остаётся — завалиться к сонхва в квартиру, еле шевеля ногами и языками, и поедая пересолёный поп-корн пересматривать все серии гравити фолз и время приключений. сонхва обожает смотреть документалки про серийных убийц и читать старые-старые городские газеты, где обязательно упомянут где и кого сожгли заживо, а кто пропал безвести. — как вообще человек может войти в лифт и не выйти из него? этот отель как чёрная дыра для туристов или че? — пак чудесато поедал корзинку со смородиновым джемом, вычитывая очередную статью об ' отеле-убийце' — ты не думал что подобные жуткие легенды — пища и привлечение для туристов. они на такое как мухи на дерьмо слетаются. — вонён со знанием дела покивала головой, с усердием натирая столовые приборы. в своё время в родном китае она закончила факультет туризма, но так и ни разу не работая в своей сфере. хотя, если бухта мечехвоста обрастает слухами и легендами, привлекая всё больше и больше любителей мистического туризма в их края, то это еще как посмотреть. — нужно сходить. — чимин почесал покрасневший кончик носа, наливая в миску топлёное молоко для местных бездомных кошек, что уже без сомнений поджидали его у задней двери для персонала. кошки чувствую хороших людей, от того заглядывают в окна в поисках светлой макушки. копошение и ворчание у входной двери привлекло внимание работников почти мнгновенно. из проема сначало показались клубные ультрафиолеты и веснушки на щеках и побитой переносице, а после уже сам мин юнги. чёрные пряди шёлковыми лоскутками спадали на глаза и резали взгляд. запахло хвоей и гвоздикой. — ночь якорной щели только через неделю, а у вас уже вёдра с водой у двери. нихуево подготовились. — его аура такая же скользкая и щипящая как змели или врожденная шепелявость, коей мин не было обделён. ночь якорной щели — давняя традиция, что плотно засела в умах всех поколений живущих в бухте мечехвоста. в ночь на двенадцатое августа каждый житель выставлял у дверей дома ведро с чистой морской водой, а на утро, не глядя, опрокидывал на порог, и местная легенда гласит что увидевший вместо воды кровь не доживёт до зимнего солнцестояния. эту небылицу рассказывали детям и туристам, давно не внося ни капли серьезности в слова, но каждое сердце на секунду замирал перед тем как жидкость растекалась по лестницам. каждый боялся увидеть кровь. — ты союз юмористов открыть не желаешь? пошел бы в местный квн, такие отстойные шутки зря пропадают, шериф мин. — чимин привычно язвит. за окном собираются тучи, возможно к вечеру будет шторм, но пак светиться ярче любого солнца. каким бы мин юнги не был заносчивым засранцем чимин лишь завидя его наполнялся солнечными лучами и горел ярче любой сверхновой. через мнгновение явилась вонён с чашкой кофе и тарелкой фаст-фуда, который юнги в ту же секунду начал жадко поглощать. пусть лучше так чем заставляет чимина кринжевать (смущаться). питаться юнги приходилось только по утрам — днями напролёт кататься по всему городу выслушивая чужие теории или жалобы и уже к серединя дня аппетит пропадал так будто он дохлую крысу увидел, а не выслушивал очередные догадки старушки о том что на её чердаке живёт фантом, что ворует ягоды из морозилки и скребётся в двери по ночам. глупо и жутковато. — мы сегодня закрываемся раньше, семья ким заедет на ужин. — оповещала соён, порхая между столами. по лицу мина было видно что он подавляет хрипящий смешок и борется с желанием спросить 'в вашу то забегаловку? ', но сдержиается и набивает рот картошкой. сонхва вихрем залетает в маленькое помещение, почти сбивая вонён с подносом со своего пути. несёт с собой запах ледяной мяты и сплетни. — вы слышли что старшая ким, ну эта, дживон которая, замуж выходит через месяц? — соён на это лишь кривит губы и изгибает бровь. чан ни с того ни с сего роняет миску с лапшой, пока юнги самозабвенно пережёвывает картошку фри и с набитым ртом вещает. — брак по расчёту, другого ждать не стоит. каждый из них чувствовал что грядёт что-то. организм готовится к метаморфозам и адаптиациям, пока мозг переваривает новую сплетню, что часа через два будет звенеть из каждого ящика с фруктовым пивом. чимин покачал головой, готовясь встретить новую эру. вонён тихо собирала в окровавленные ладошки стекло и горечь предательства. вонён, что вчера с искрами и эфемерностью целовалась с ким дживон на заднем сидение её машины чувствует что её хрупкая душа из фарфора и морской пены сегодняшнюю смену не переживёт.