Боится, что станет таким же — таким же, как он.
Вид самого особняка не заставляло его сердце биться чаще. Нет, это не так. То, что находилось в нём — вот истинная причина для настоящего страха.Облик отца.
При виде одного лишь его силуэта внутри Глэма начинала скапливаться ненависть — давящая, и скребущая. Но вместе с ней также и приходило чувство настоящего бессилия: каждый раз блондин стоял в своём дорогом костюме, вылизанными волосами, скрипкой в руках. Он смотрел, как тот стоял посреди двери в тот судьбоносный день с найденным дневников, смотрел, как бессильно стояла рядом с ним Лидия, выражавшая взглядом искреннее извинение с пощёчиной на щеке.Лидия…
Мог ли он взять её с собой в тот день? Спасти и её? Открыть настоящую, неведомую боли, полную эмоций жизнь.?…
Он пытался, правда. Себастьян также отчётливо помнил тот самый день перед отъездом с Чесом, Бобом и Лорди: то письмо для встречи, её саму, держащую сумку с необходимыми для жизни предметами, её взволнованный взгляд… и такие же шрамы на руке, которая она так отчаянно пыталась скрыть от глаз своего брата, и так отчаянно пытающаяся вернуть его обратно. Какой она была, если бы пошла с ним?Счастливой, но, увы, этому не сбыться.
— Прости, Лид. — вырвался из уст шёпот. Себастьян глубоко вздохнул, а затем нервно и тихо усмехнулся, осознавая, как же нелепо сейчас выглядит с отодвинутой подальше от лица рукой. Виктория бы рассмеялась, кстати, о ней… — Глэ-эм… — сонно буркнула в подушку рыжеволосая, — чё, ты… сказал?О… он её случайно разбудил.
Длинноволосый слегка дёрнулся от неожиданности, снова спрятав шрам за наконец поправленным браслетом. Нужно взять себя в руки, а это Себастьян умеет делать лучше всего — конечно же, помимо игры на гитаре. — Ох, нет… — быстро ответил блондин, — Ничего. Мужчина фальшиво улыбнулся, посмотрев на свой предмет обожания сквозь дневную маску. Его голос был тихим, всё-таки сейчас ночь. Раскроет ли он когда-нибудь о себе поподробнее ей? «Нет, ей будет неинтересно» прозвучал отрицательный ответ в голове блондина сразу же. Может быть, но не сейчас. Прошлое его гложет, но он старается не думать о нём, зная своей рациональной личностью, что весь этот кошмар остался позади. Сейчас он здесь — в настоящем, и его настоящее это Вики, общие c ней дети, и Чес. С ними Глэм чувствует себя по-настоящему счастливым. Он никогда не станет копией своего отца, разве что только в самом худшем кошмаре. Он ещё раз усмехнулся, отчего реакция Вики не заставила себя долго ждать: — Ага, попался! — женщина резко вскочила, схватив мускулистыми руками за оголённый торс ни в чём не подозревающего блондина, отчего тот от неожиданности ахнул.Её хватка была крепкой, тёплой и приятной.
— Кались, Глэми, — она широко ухмыльнулась, обняв того ещё крепче. Казалось бы, его рёбра сейчас не выдержат такого натиска, но ради неё он готов стерпеть всё что угодно, — что за шутка, которая заставила тебя заржать в два часа ночи? Она устало и громко зевнула, а затем в ожидании ответа положила свою голову на узкое плечо своего мужа. Глэм почувствовал как ему стало намного теплее, когда та случайно подтянула его ближе к своему телу: по каждому участку тела пробежала россыпь леденящих мурашек, облив резким теплом от активного потока крови, а на щеках блондина выступила розоватая краска. Он любит каждое прикосновение от своей валькирии, отчего ему стало на душе легче. — Это был всего-лишь сон, Вики. — улыбнулся Глэм, но на этот раз искренне в сонное веснушчатое лицо, — Прости, если побеспокоил тебя этим. После этих слов он медленно, почти что невесомо, поцеловал щёку байкерши, вложив в поцелуй долю искренней нежности. От такого действия она слегка усмехнулась, но тоже начала чувствовать нарастающее тепло вокруг своего лица, и весьма приятное. — Да ладно, — зевок, — не парься. А в этом твоём сне, значит, была та самая уморительная шутка? Виктория ослабила хватку, дабы не на роком навредить. — Вроде того. — мужчина качнул головой в знак подтверждения своих слов, потерев рукой свою правую ключицу. — А расскажешь? — в её зелёных глазах горело любопытство. Повисла недолгая тишина, но Глэм её прервал: — Она быстро ушла из головы, кхах, и… — он сделал короткую паузу, — ты же знаешь, моё чувство юмора иногда… специфичное. Вики небрежно замычала совсем близко с его проколотым ухом в знак согласия, не переставая устало улыбаться. Она знала, что его шутки, так скажем, не для всех, поэтому не удивилась его словам. Любопытство было утолено… очевидным фактом, и это было неинтересно. Совсем. Рыжеволосая вновь зевнула, а после медленно отстранилась от блондина дабы продолжить свой прерванный сон, пожелав напоследок спокойной ночи. — Конечно, спокойной ночи. — длинноволосый сопроводил её взглядом, таким же усталым. Он глубоко вздохнул, понимая, что завтра будет весьма натруженный день: запланированные репетиции, очередной вечерний сеанс разборки школьного материала для Хэви, запланированная уборка. Ничего, раньше ему и времени для нормального сна не хватало, а это всего-лишь пустяк. Главное, чтобы ей было хорошо, и им. Длинноволосый почти что бесшумно лёг рядом с Викторией, укрыв себя и её тонким летним одеялом. Обняв её за прикрытую чёрной майкой спину, настолько крепко как мог, Глэм уткнулся носом в её огненно-рыжие волосы, вдыхая самый приятный в его жизни запах, и окончательно успокаивается. Дышит медленно, но глубоко, наслаждаясь каждой секундой; он держится за неё словно за спасительный маяк, так, будто находится на волоске от утопающей смерти. Веки с каждой секундой становились тяжёлыми, пока они окончательно не сомкнулись и не погрузили его глаза в темноту. На этот раз окончательно — до следующего утра, но он так и не отпустил её, и не хотел, если бы не будильник.