несчастливое вместе или пустое одиночество?

чишия. у него было всё. стабильная зарплата, точнее 853 000 иен в месяц — это уж точно не маленькие деньги; более менее престижная работа, с которой увольняться скорее всего не хотелось; недурная должность, чтоб родители не жужжали под ухом о повышении; любящая девушка, отдававшая частицу своей чистой души безвозмездно. взять любого прохожего и поместить в такие условия — тот бы души не чаял в такой жизни и не жаловался, молча утирая слёзы счастья. чишия же не чувствовал ничего, кроме пустоты в груди, и думалось ему, что так было с самого рождения. всё это казалось фантомным, ненастоящим, проще говоря, очередной дебильной иллюзией идеальной жизни, что любят придумывать жалкие в своём роде люди. о, любители держаться за мечты о пустом, но таком слащавом будущем! разве это не бесполезная трата времени? почему не заняться чем-то дельным, чем никому не нужным просиживанием штанов за очередным планированием дальнейшей жизни. и вообще, стоит ли эта кратковременная череда событий таких «усилий»? и самое главное, чем это поможет избежать смерти? когда в детстве задали вопрос ‹важно ли уметь мечтать?›, ему сначала показалось, что над ним смеются. он посчитал людей тупицами, что сказали ‹да, важно›. а потом подумал: а в чём тогда смысл существования человечества? мысли блуждали от «зачем я прожил сегодняшний день» до «а для чего я живу, если земля всё равно исчезнет». его стали мучить вопросы значимости и ценности жизни. зачем мы существуем, создаём что-то, если пройдёт какое-то время, и солнце убьёт землю? наверное, поэтому он всё же согласился на уговоры матери пойти в медицинский университет: спасать человеческие жизни куда нужнее, чем искать смысл жизни в себе и в окружающих, которые сами не знают истины, а лишь обманывают себя ложными надеждами и искренне и так наивно верят в великую цель. имеет ли человек цену? «жизнь людей бесценна, что на земле, что на небесах» — говорил отец. чишия не верил в Бога и перерождение, но если отец верил в него и что-то говорил, то не оставалась ничего, кроме как тихо согласиться, иначе можно было схватить пару сломанных рёбер. но даже с таким раскладом от своей мысли, что в любом мире люди не стоят ни йены, он не отказался. придя на стажировку в больницу, чишия понял, что все вокруг думают иначе. работа в таком, казалось бы, светлом заведении показала все прелести тёмной стороны — в этом мире всем заправляют деньги, поэтому всему можно назвать цену, даже ‹бесценной› жизни. тогда и вопрос о справедливости отпал сразу, потому что есть ли смысл за что-то бороться, если в итоге тебя втопчут в грязь, обольют бензином, подожгут, приговаривая: «гори, мразь, правда твоя никому не нужна». чишия решил. ему не важны ни чужие жизни, ни своя, ибо толку размышлять о каких-то вечных вопросах бытия, ведь в конечном итоге все дороги ведут в могилу. и совсем неважно, был ты учёным в прошлом или конченным ублюдком, потом всё равно лежать в земле и гнить. а как же любовь? а может, вся суть в поиске родственной души? его девушка несомненно бы ответила да. чишия бы промолчал, потому что чувство любви было ему чуждо и непонятно. возможно, это был единственный вопрос, в котором он был не до конца уверен. приходить домой и видеть ужин на столе, получать секс после тяжёлого дня, прогулку по ночному токио — оно вызывало какие отголоски в сердце, но по-прежнему в душе пылала жгучая пустота. он не сумел познать такую вещь, как любовь, так как всю эту короткую жизнь скитался один. имея всё, он был несчастен, потому что не нашёл самого главного — себя. а здесь, в пограничье, когда ты постоянно находишься на краю от смерти, загорелась искра. постоянно быть на острие лезвия, резать ноги, не бояться оступиться, потому что здесь существование ничего не стоит, — он увидел в этом что-то, что вызывало хоть какие-то чувства, помимо бесконечной скуки. и чишия не хотел бы вернуться обратно, в реальный мир, где его жизнь — пустышка, слившаяся с такой же серой массой, как и он сам.