Вечерние аллеи

Всё это отдавало полнейшей безнадёжностью. Поляков помнил, что у них с племянником солидная разница в возрасте: парню восемнадцать, ему самому почти сорок девять. Это если ещё не употреблять термин «кровосмешение». Ночами, глядя в безликое лунное яблоко за окном, Михаил убеждал себя, что его страсть преступна. И после изнурительной борьбы с самим собой, которая обычно проходила по одному и тому же сценарию, мужчина вроде как успокаивался, и то алое и искромётное внутри — тоже. Но наутро он видел Даниила. Тот был так свеж, юн, непосредственен, что в груди Полякова снова начинался пожар. Однажды, например, Вечерский сидел на подоконнике, уныло смотрел в окно, размахивая одной ногой, и держа в другой накануне купленный Михаилом пломбир. Ел его, ловко проводя по холодному лакомству, слитому в кирпичик, розовым языком. Пачкая курносый нос. А потом вдруг повернулся, смерил дядю скучающим взглядом, и сказал что-то вроде: — Ну и погодка сегодня. Атас. Тут хотя бы иногда бывает солнце? А порою выходил из ванной весь влажный, в одних только трусах, облегающих причинное место и приятно упитанные ягодицы, которые, по мнению Михаила, только мять и щипать. Удушливое солнце, которое начало светить в мужчине, жгло, вгоняло в жар так, что приходилось сбрасывать одеяло или даже ходить на кухню, дабы хлебнуть студёной воды из железной кружки. Он успел изучить каждый миллиметр тела племянника, помнил его смуглые ноги и едва заметные тёмные волоски на них. Несколько больше их было под мышками. И пах Вечерский вкусно, каким-то неведомым одеколоном и ещё чем-то сладким. Мужчине жутко его хотелось. Каждый день. Отсчёт пошёл в то мгновение, когда нахальный парень был пойман за дверью. Раньше Поляков никогда не состоял в порочных связях, помыслить о том, чтобы трахнуть родственника, даже в страшном сне не приходилось. А теперь он горел и изнывал, хотя внешне «держал лицо». Ему казалось, что справится, что «переболеет» это сладостное наваждение. Но потом, после того, как выстрелили некоторые внутренние страсти, наступило холодное молчание. Малодушничая, Поляков находил в этом некоторое утешение. Проще молчать, чем говорить с парнем, мысленно желая только одного… О, если бы кто-нибудь другой сказал, что он предатель, этот «кто-то» бы уже лежал в земле. А Даниилу простилось и это. Как-то само собой. Хотя задело. Хотя было больно. Но, всё же, получалось, что простительно. А ещё он знал, что проклятый племянник подсматривает за ним. И это зарождало в нём волчий, какой-то чёрный азарт. Следующий раз вспышки страсти, после бурного первого, произошёл в ванной. Михаил был дома один — парень ещё не вернулся с учёбы. Мужчина стоял под тёплыми струями, лицом к двери. Он отчётливо слышал, как Вечерский вошёл в квартиру, принося дуновение из парадной, слышал шаги, которые неожиданно замерли прямо за порогом ванной. Там была большая замочная скважина, и Поляков сразу же понял, что несносный Даниил опять взялся за старое. И это будоражило. Он ничего не делал, просто стоял под душем, вода текла, а возбуждение нарастало в геометрической прогрессии, ведь Михаил знал, что Вечерский топчется за дверью и пялится на него. Рука сама опустилась на рычаг. Завернула. — Иди сюда, — хрипло позвал Поляков. А в голове в отчаянии пульсировало: «Не надо! Нельзя!» Михаил отчего-то был уверен, что Вечерский зайдёт. — Да не бойся, чёрт тебя дери, — громче добавил мужчина, невольно обхватывая свой уже напрягшийся член. Старая дверь заскрипела, и во влажной теплоте ванной возник очаровательный прелестник с румяными от холода и стыда щеками, и взлохмаченными чёрными волосами. — Раздевайся, и иди ко мне. Полякову не терпелось. Вечерский облизал губы, с хитрецой во взгляде прикинул, что драки не будет, и начал торопливо снимать одежду. Ему тоже страшно хотелось — иначе бы не подсматривал. От крепкого, хорошо сложенного тела дяди веяло силой, а ещё на нём были следы войны — как же это будоражило и возбуждало Даниила! До кусачки. Со стоящим членом он на цыпочках подошёл к горячей ванной. Сглотнув, Михаил пригладил назад и без того приглаженные мокрые волосы. С лица и тела стекали капли. Голубой искристый взгляд Вечерского скользнул по сильной груди, затвердевшим соскам, остановился на шраме на животе, а потом захлестнул лихорадочным обожанием стоящий колом и требующий внимания, половой орган дяди. — Встань рядом, — хрипло сказал Михаил. Подрагивая от мощного возбуждения, парень залез в ванну. Поляков страстно обнял его, обдавая жаром мокрого горячего тела. Изнывая, прохладный от ленинградского воздуха Даниил начал тереться членом о член мужчины — так сильно хотелось разрядки. Михаил испытал такую душевную сладость, словно всю жизнь только этого и ждал. Была в Вечерском какая-то магия, которая приковывала его к месту, рождая самые безумные фантазии. Снова включив воду, оказавшись под её дождём, мужчина принялся сжимать крепкие ягодицы племянника, благоговейно оглаживать его тело властными ладонями. Он упустил момент, когда в голубых очах мелькнула страстная идея, и парень опустился на корточки. Как-то сразу, даже жадно, сжал стоящий член одной рукой, и начал поглощать мужское естество Полякова, беря его как можно глубже. Вскоре нос упёрся во влажные и густые русые волосы на лобке дяди, а головка члена — в гланды. Михаилу казалось, что его сердце стало больше, чем Ленинград. Жмурясь, ощущая слёзы невыразимой радости на щеках, мужчина схватил парня за волосы на затылке, сжал крепко, в кулак, и начал двигать бёдрами, потрахивая горячее горло. Он даже срывался на полукрик — так хорошо ему было. Зубы Даниила касались его разгорячённой плоти, и по всему телу шла вибрация. Раз — Да… Два — Ни… Три — Ил… Кажется, он стонал имя Вечерского по слогам, бурно изливаясь в его рот. Только потом отпустил волосы племянника. Ноги подрагивали. Мужчина опустил голову вниз. Снизу на него смотрел самодовольный Даниил, маслянисто блестя глазами и облизываясь. Улыбнулся. На полных щёчках появились ямочки — как выстрелы в израненную душу Полякова. Он хотел что-то сказать, но Вечерский решил поласкать крупные, тяжело свисающие яички дяди. Оглаживая их языком, посасывая во рту, утыкаясь в них носом, парень тихо урчал. Как давно он фантазировал об этом… Михаил позволил этой ласке длиться до тех пор, пока член снова не встал в боевую позицию. — Как же я тебя хочу… — возбуждённо простонал Даниил. Рвано выдохнув ноздрями, Поляков подхватил племянника за бока и улёгся на дно гладкой ванной. Ёрзая на члене пухлыми и аппетитными ягодицами, Вечерский жутко изнывал. Он оглаживал мощную грудь дяди, касался сосков, шрамов. Михаил почти ослеп от возбуждения. Его прелесть сам тёрся о него — что за болезненное счастье! Как можно сильнее облизав пальцы, Поляков пробрался ими к заветной дырочке, и начал её растягивать. Хотя ему безмерно хотелось просто ворваться в парня и изнасиловать его. — Тшшш… — прошептал Михаил, одной рукой сжимая шею Даниила, чуть придушивая, второй активнее разрабатывая его анус. Даниил упёрся ладонями в грудь дяди и покорно замер, оттопырив попу. Растянут он был не очень, когда вскоре Поляков начал проникновение. Из глаз Вечерского полетели искры. Он выматерился и крепко сжал зубы. А сверху лился дождь из лейки, создавая иллюзию, что их застал ливень где-нибудь у моря. Мужчина вошёл в Даниила целиком и отпустил его шею. Тот, разгорячённый и дико возбужденный, закатил глаза, откинул голову назад, и стал бешено прыгать на стоящем органе. Полякову казалось, что сейчас он взорвётся. Вовсе не ожидая такого темперамента и темпа от Вечерского, мужчина принялся двигать бёдрами, сходя с ума от жара и узости, в которых оказался орган. Михаил гортанно застонал. С сумасшедшими красными глазами, он перевернулся, подминая парня под себя, тут же взял темп отбойного молотка. При этом Поляков с упоением сжимал и выкручивал запястья племянника, причиняя боль. За всё. За то, что снова подтолкнул его к распутству и кровосмешению. И за предателя… Даниил растаял и размяк под таким темпом. Словно пьяный, он глядел на дядю сквозь пелену, и время от времени закатывал глаза, когда член попадал точно в ту самую точку. Пальцы скользили по набитому в концлагере номеру, по проступающим мышцам, по шрамам. С губ слетел протяжный стон. Ресницы слипались от воды и дрожали. Поляков вколачивался в Вечерского по-животному, в совершенно бешеном ритме, сбивая колени о ванну, хватая его руки и бока, оставляя на них синяки. И вдруг Даниил словил мощный анальный оргазм. Его тело затряслось, глаза закатились до белков. Пуская слюну, парень забился в сильных конвульсиях, заёрзал, пытаясь слезть с члена, при этом он явно был дезориентирован. Метался в ванне, ударялся о неё затылком, прогибался в спине и даже слабо бил мужчину кулаками по плечам, а тот откровенно драл его, и по ванной разлетались звуки шлепков. Красное, сведённое гримасой оргазма лицо Полякова, выражало нечто страшное. Он не пропускал ни одной эмоции племянника. Опустив руку, схватил его член, принялся мастурбировать, и почти сразу ощутил сперму на ладони. — Нена… ижу… не… ижу, — невнятно шептал содрогающийся в конвульсиях и осоловевший от оргазма Даниил, всё ещё слабо колотя мужчину по груди. Потом гладя. Тот сделал ещё серию резких толчков, кончил, заорав, и размяк. Крепко обнял Вечерского, оставив в нём член. Анус пульсировал, да и сам парнишка ещё извивался какое-то время от мощи анального оргазма. Потом затих и обхватил дядю ногами. Толстый член с хлюпаньем вывалился. Из расширенной дырочки потекла сперма. Никогда ещё Михаил не видел ничего, даже примерно похожее на этот чувственный оргазм парня. От переизбытка эмоций хотелось кусаться, и он впился в шею Вечерского зубами и губами, терзал, оставляя засос, глотая кровь… Поляков не верил, что это всё действительно происходит с ним. Затем дрожащими руками он развернул млеющего и потного Даниила на живот. Развёл в стороны ягодицы, рассмотрел пульсирующую раздробленную в ширь дырку, в розовой полости которой виднелись сгустки спермы, и стал покрывать поцелуями зад Вечерского. Вечером Даниил как-то заискивающе посмотрел в глаза Полякова. Тот с усмешкой достал из книги в синем переплёте билеты в Петергоф: — Это? — Ага. Можно мне с тобой? — парень принял совершенно невинный вид. — Сходи с кем-нибудь из училища, лоботряс. Что я там не видел, — небрежно кинув листочки на стол, Михаил ушёл на кухню ставить чайник. И когда вода начала закипать, он словно коснулся алюминия. Обжёгся. Только не пальцем — грудью. От одной только мысли, что тот сладкий, что совсем недавно прыгал на его члене и стонал, извиваясь, как последняя блядь, поедет в Петергоф не пойми с кем, всё внутри переворачивалось. «А откуда он знал все эти ласки? Так смело держался. У него опыт. Неужели кто-то в училище?..» После этих мыслей мужчина на негнущихся ногах ворвался в комнату племянника, увидел пригласительные на столе, схватил их и разорвал в клочья. — Сдурел?! — заорал подскочивший с кровати парень. — Дома сиди. Никаких поездок, — прорычал Михаил, блестя покрасневшими от напряжения глазами. — Ты подлец! — покраснел от злости Вечерский. — И предатель Родины. Ты забыл добавить. Выйдя из комнаты, Михаил хлопнул дверью. Руки ходили ходуном. «Что со мной творится?» — клокотало внутри.