Месяц

      Тилль невольно кинул взгляд в сторону, словив чужой поворот головы. В движениях Ларри он уловил очевидную резкость, в глубинах зрачков — ярость, а губы были искривлены недовольством. На подбородке оказался пластырь, пропитанный кровью. Линдеманн уперся взглядом обратно в обед, морща нос от неприятного запаха. Желудок скрутило в тугой узел.       От Ларри веяло вечным и глубоким гневом, и редко кто решался принять похожий удар на себя. Тилль был слегка в смятении, хмурясь, пока вновь осматривал его с головы до ног — кто успел его так приложить? Когда? Он появился еще в коридоре, рядом с кабинетом физики, раздраженный, разгневанный и смотрящий в сторону Тилля с необъяснимой кровожадностью. Все знали, что вывести Ларри из себя можно было по щелчку пальцев. И кто-то рискнул… Была у Тилля какая-то жалость, что он не сделал это сам.       Рассуждения вновь уводили в липкий сон — весь школьный день он был на грани того, чтобы не уснуть, словно ни разу не сомкнул глаз сегодня ночью. Класс казался душным, в уши лился шум со стороны одноклассников, которые нескончаемо что-то обсуждали, создавая пчелиный рой, так неприятно давящий на мозг. На заднем фоне, приправляя и не без того неприятную картину, играла музыка. Тилль решил переключить внимание, буря взглядом спереди сидящего одноклассник, листающего новостную ленту в телефоне. Все как обычно, никто даже сцепиться не хотел… Обычно на уроках истории всегда происходили неприятные стычки, все казались неуравновешенными, умеющими говорить только кулаками… Однако сейчас была полная благодать: тихо, спокойно, никто не кричал и не дрался… только вот Тилль все равно ощущал откуда не возьмись взявшееся раздражение, резко ударившее в голову.       Идиллию нарушил влетевший без каких-либо слов Рихард. Он, просидевший долгое время в туалете и тщательно желающий прийти в себя, долго рассуждал о том, стоило ли ему идти на урок и как тогда объясняться, если все-таки идти? Он отмыл руки от крови, привел себя в подобающий вид, да и даму, которая была выпускницей несколько лет назад, тоже давно выкинул из головы. Но вот только Тилля не смог…       Встав в проеме, он вновь задумался — стоило ли это того, и только после нескольких секунд тягучих размышлений уверенно прошел вперед. При его появлении Линдеманн мгновенно оживился, выбросив из головы все удручающие его мысли, и крайне любопытно стал наблюдать за ним, пытаясь понять, раздражен ли Круспе.       А он сел, как обычно, сзади, ложась на парту. Нормально поговорить в его планы не входило, это читалось на его лице: хмурые брови и тяжело смотрящие полукружия зрачков, поблескивающие из-под уставших опущенных век. Ломка трагедии продолжалась, ведь средство разрешения всех проблем в виде диалога он игнорировал. Тилль, оставив его в покое, продолжил глядеть в проем, опершись на собственную ладонь и делая ручкой незамысловатые кульбиты. Не знал, кого еще ждал, кроме как Круспе… Наверное, чудо, только менее лохматое и более миниатюрное, но вот упрямого характера у них обоих хоть отбавляй.       Нарисовав незамысловатую закорючку, Тилль ощутил, как в плечо неприятно врезалась бумажка, и поднял взгляд, замечая одноклассника, который тут же опустился за ней. С ним Линдеманн был знаком едва и сразу заметил это, не узнавая слету его черты. Этот парень заполз под парту и резко поднялся — глаза, пораженные вечной серой бурей, посмотрели в ответ заинтересованному взгляду. В руке оказалась недавно влетевшая в плечо бумажка, на губах — улыбка. Одноклассник кивнул в сторону лежащего на парте Цвена и, отходя, подмигнул.       Круспе на это никак не отреагировал, продолжая глядеть в сторону в надежде, видимо, прожечь в стене дыру. Если бы не жест крайне странного парня, Тилль, в силу гордости, не стал бы даже его трогать.       Он аккуратно провел ладонью по чужой макушке, ощущая мягкость осветленных волос, что и показалось Тиллю чудом, и заставил обратить на себя внимание, поднять взгляд, посмотреть в ответ. Рихард вздрогнул от такого непримечательного действия. А что говорить…? Они смотрели точно друг на друга, не отрываясь, будто встретились впервые. В радужке глаз Цвена бегали крапинки, а ближе к зрачку цвет становился темно-синим. Это завораживает… Рихард же видел в его очах полное спокойствие, знакомую благодать, в которой он раньше тонул. Равномерно пульсирующий зрачок, затягивающий глубины зеленых полей.       — Долго будешь дуться? — Кинул Тилль, продолжая крутить ручку между пальцами. — Не думал, что ты готов настолько сильно обидеться из-за простой девушки. Это странно, сам так не считаешь? Я хотел только помочь тебе, а по итогу ты опять принял это на свой счет как оскорбление. — Он резко замолчал. — От Колина несет перегаром сильнее, чем от тебя… — Произнес тот уже шепотом.       Круспе вздохнул.       — Я все понимаю. Но она мне не нравится. Совершенно. Я привык к мужскому коллективу, к отдаче и…       Поднявшись, он вновь посмотрел на него. Тилль всегда выглядел внушающим… Иногда даже пугающим разворотом плеч, силой, глубоким тембром голоса и тем, каким внутренним стержнем обладал. Рихард редко припоминал моменты, когда он действительно выходил из себя. Даже при Луне.       — И к тебе, Тилль. К своему месту. Мне не подобает факт каких-либо изменений, даже если они будут касаться только репетиций. А насчет перегара… — Рихард вдруг вспомнил, с каким настроем пришел домой и как уделал хороший коньяк: ядреный, жгучий и, на самом-то деле, очень невкусный. — Мы вчера с Колином хорошо повеселились. — Круспе надеялся, что их басист не наплел Тиллю ничего лишнего… К примеру, когда Рихард неожиданно исчез с поля зрения Колина. — Если хочешь, можем так же посидеть и у меня? Выпьем, расслабимся, посмотрим что-нибудь. Я наконец не получу злобное «да» и смогу нормально извиниться.       Тилль удивленно вскинул брови, а после — зажмурился, ощущая прилив крови к щекам из-за предательски настигнувшего стыда.       — Да… Прости. Я просто…       — Да трахался ты, я понял. — Усмехнулся Рихард. Тилль поморщился. — Не оправдывайся, я понял, что ты был с этой стервой. Что насчет нашей встречи?       — Сегодня должен приехать отец. — Кинул коротко тот, глядя на вновь зашедшего в класс учителя. И за ним тут же прозвенел звонок, ударяющий по ушам. — По крайней мере, должен был приехать. Я не уверен, останется ли он хотя бы на пару часов, поэтому, думаю, я тебе напишу.       На этом их гляделки закончились, отдавая внимание уроку, который прошел так же быстро, как и начался. За сорок с лишним минут ничего толкового не произошло, кроме как нескольких учеников из класса опросили по учебнику, а дальше начали новую тему. Тетрадь обоих, на удивление, пополнилась еще двумя листами, вдоль и поперек исписанными ручкой. Тема слишком тяжелая для понимания, просидеть над ней пришлось бы много, вникнуть хотя бы не на полпункта, а на целый пункт. На следующий урок надо подготовиться к тесту, а если судить по рассказам учителя — так легко этот набор вопросов не отдастся. Заунывное начало семестра, переходящие уже все края грусти и печали.       В принципе, это интересовало лишь Тилля. Рихард же, гордый, что впервые за долгое время написал конспект, спокойно отсиживал все остальные уроки, не обращая внимание на учебу.       Прозвенел очередной звонок. Все вокруг начали расходиться, собирая сумки, и сошли с мест, медленно выдвигаясь из класса. Тилля радовало только то, что осталось провести в школьных стенах буквально пару часов, а дальше каждый пойдет своей дорогой. Впервые в жизни хотелось выпить — настолько компания в виде Ларри убила весь положительный настрой. Одного только воспоминания о его взгляде хватало, и желание ощутить привкус горького виски поглощало так же быстро, как и мозг опьянение, когда надо было сосредоточиться.       Тилль захлопнул злосчастный шкафчик, разворачиваясь и вновь в него кто-то чуть не врезался, на этот раз едва ли не в лоб. Джессика ахнула, потирая плечо, благо Тилль просто успел увернуться. Грохот казался оглушительным, а Линдеманн впал в ступор, глядя на нее с недоумением. Спустя несколько секунд осознания он тут же начал волноваться, да так сильно, что ступор лишь усилился. Он начал считать себя в произошедшей ситуации виноватым, хотя ничего плохого не сделал. «Блядский шкафчик» — теперь он винил не только себя, но и куски металла, расставленные по школе. Джессика после удара все еще не могла полностью прийти в себя. Тилль решился приблизить ее к себе и обнять, стараясь немного успокоить и извиниться.       Он провел рядом с ней оставшиеся часы и остановились оба на пороге здания, где и разошлись. Линдеманн достал из кармана штанов телефон, включая и проверяя время. Оно стало каким-то неподъемным, словно цифры и вовсе не менялись, если судить по ощущениям. Опустил взгляд немного ниже, видя пришедшее сообщение. Он несколько раз нажал на экран, дал проверить собственный отпечаток и его перебросило в диалог между им самим и отцом. Линдеманн только вздохнул, читая тяжелое: «Прости, сегодня приехать не получится». Прекрасно, к черту надо было вообще надеяться на это, если последний раз он видел его опять же через призму чертовой бутылки? Все время получалось так, что его невнятное обещание о приезде можно было спокойно забывать.       Тилль выключил телефон, убирая обратно в карман и сходя со ступеней, направляясь к стоянкам. Школьники шли туда же, но медленнее, чем Линдеманн, раздраженный таким прекрасным днем. Проскользнула в тисках этого недовольства и мысль о Карине, которую он видел сегодня лишь раз в столовой. Все еще не могла забыть случай с котом или он настолько был плох этой ночью…?       Рихард же оказался там в тоже самое время, в которое и оказался Тилль. Круспе даже сперва его не заметил, довольный и плавающий в своих мыслях о зажатом Ларри в стенах коридора. Рихард на самом деле не ожидал, что его так смогут вывести слова о собственном друге, но преподать псу урок он мечтал давно. Однако Тиллю это было знать совсем не обязательно.       И, как ожидалось, Рихард вновь вздрогнул, ощутив ладонь на своем плече. Но та была по привычному тяжелой, поэтому рефлекс не сработал, и он оставил чужой нос живым.       — Давно не виделись. — Вместе с этим Рихард держал в руках стопку учебников, предназначенную для Джессики, которую он, к сожалению, потерял из виду.       Круспе задумчиво разглядывал лицо Тилля: тяжелый взгляд, пропитанный то ли печалью, то ли гневом. Сведенные к переносице брови и отсутствие каких-либо эмоций на самой маске. Странно…       — Что-то случилось?       — Мы можем поехать к тебе. Отец не приедет. А если так подумать, мы в принципе весь день свободны. Можем зайти куда-нибудь, немного выпить, иначе я сойду с ума.       — Ого… Даже так.       Круспе усмехнулся, открывая дверцу машины и закидывая внутрь учебники. Закрыв ее, сделал шаг ближе к Тиллю, склонив голову. Он сам не ожидал от себя такого… Вроде только недавно в груди бушевали чувства, словно его разрывало на куски из-за противоречий, а теперь он вновь смотрел ему в глаза и думал только о томящемся внутри тепле. Они вызывали у Рихарда волну мурашек, от которой он сразу же отмахнулся. Несмотря на все, он ощущал к нему что-то более сильное, о чем только мог подумать. И это было взаимно.       — Ты поэтому расстроился?       — Не знаю.       — Ну, Тилль вновь в печали. Это повод отпраздновать. — Рассмеялся Рихард, толкая его в плечо. — Давай лучше у меня посидим. Не хочу больше торчать в шумных местах.       Круспе молниеносно оказался в своей машине, надеясь не упустить момент храбрости, бьющей в висках. Сердце билось словно бешеное. Он не верил, что смог уговорить Линдеманна, да еще и так легко, на выпивку. Обычно Рихард всегда пил один на кухне в сопровождении тусклого экрана телевизора, а теперь у него был Линдеманн. Причем он никогда не видел его действительно в пьяном состоянии. Это окажется крайне интересным опытом. Тилль всегда имел в этом плане выдержку, да и его другая форма была сильна, не давая градусу снести голову, что нельзя было сказать о Рихарде. Его, как и женщин с лохматой проблемой, выносило быстро и в край сильно. Наверное, из-за этого с ним редко кто пил, ведь язык за зубами становилось держать сложнее.       Выглянув в окно, он увидел, что Тилль уже сидел на мопеде, застегивая шлем. Последовал рев мотора, скольжение колес по асфальту и вот они уже вместе выезжают на дорогу, в сторону дома Круспе. Он не знал почему, но ему стало легче от осознания, что они оба сейчас посидят у него. В груди теплилась тусклым огоньком надежда на разговор, где они обсудят все проблемы, волнующие их обоих. Может Рихард наконец поставит точку, если сердце вновь не ударит жалостью, добавляя к этой точке хвостик. Тилль всегда имел на него странное влияние, да и их звери тянулись друг к другу. Рихард прекрасно это ощущал, но молчал. Возможно боялся смутить. Или спугнуть.       Проезжая мимо леса, густого и довольно жуткого из-за нахлынувших сплошным потолком темных туч, у них начали появляться в голове странные пугающие мысли. Рихард помнил, что скоро полнолуние — об этом говорила вечная тугая ломка в пояснице и скулящие суставы. Но из-за того, что он довольно часто принимал иной облик, его внутренние потуги и ломка в теле отдавалась не так мощно. В отличии от Тилля.       Перед полнолуниями состояние ухудшалось.       Проезжая по улицам Берлина, объезжая совершенно спокойно ездящие машины, прямо до знакомого глубоко зеленого леса и к потайным уголкам всем знакомого городка, Рихард начинал рассуждать все глубже. Мало кто мог подумать, кем являлись живущие плечом к плечу люди, выглядящие на первый взгляд совершенно безобидно. Часто прокрадывались мысли о собственной натуре, особенно когда в глаза бросались острые иглы зеленых елей, тяжелые стволы деревьев, видящие куда более жестокие картины, чем, скажем, полицейские. Душило понимание, что под обычной голой кожей скрывалось нечто дикое, голодное, яростное, готовое причинить вред не только себе, но и другим, совершено беззащитным людям, слышащим о чем-то подобном только в сказках и всяких байках, которые далеко не байки…       Перед луной, когда влияние зверя становилось крепче, а хватка — более цепкой, становилось действительно страшно. Особенно зная, какой силы зверь, что он мог сотворить, а главное — с кем. Рихард прекрасно помнил, что Тилль его боялся: лишний раз взгляд в зеркало кинуть в период полной луны он не решался — его с головой окутывал страх увидеть не себя, а именно его. Скалящуюся пасть с огромными острыми клыками и два больших горящих глаза. Его зверь всегда намеревался искать жертву, он видел все слабые места и желал бить в них. Но Тилль никогда не давал ему выбраться наружу. Не позволял даже проскочить малейшей мысли. Но Рихард это ощущал: клокочущую в жилах силу, наливающийся жгучим голодом взгляд, когда он смотрел на него издалека, исподлобья, стараясь припугнуть и зажать в угол. Он ощущал эту боль и в теле, когда ломило буквально каждый живой сантиметр, заставляя склониться перед луной, покаяться в грехах, молить о прощении за неповиновение, когда зверь скалился сильнее, пуская по клыкам поблескивающую на свету слюну. И тело неприятно пропускало движение ребер, перестраивая его под себя.       И Рихард боялся, что в один момент все выйдет из-под контроля.       Тилль тяжело переносил полнолуния, потому что не обращался. Не желал принимать себя таковым и часто говорил об этом.       Дом у Рихарда был частный. Доставшийся от родителей, он уже целый год жил один, пока на счет из раза в раз присылались деньги от матери. Круспе привык, это было его желанием — оставить дом, не продавать его. Поэтому, забрав его себе, полностью сохранял в нем те виды, которые были, как только все съехали. Он любил его, ведь почти каждый уголок наполнен теплом и воспоминаниями. В особенности кухня, залитая спиртным. Паршиво.       Открыв калитку, он прошел первым, пока Тилль краем глаза осматривал газон. На нем — ни одного цветочка, сад закрыт, за ним следил только Рихард, не желающий садить цветы. Около дома, в метрах пяти, стоял здоровый гараж, окрашенный в темно-зеленый цвет, в котором была его машина. Единственное, что изменилось за все время — цвет крыши. Это единственное, что он решил поменять, ведь красный его невероятно раздражал.       Открыв дверь, Рихард пропустил Тилля внутрь. Закрыв ее, он начал развязывать кроссовки, проговорив:       — Не первый раз уже, поэтому чувствуй себя, как дома.       Оставив Линдеманна развязывать берцы, он скрылся на повороте в кухню, рассуждая о своих следующих действиях. Из-за странных мыслей сердце у Тилля неприятно екнуло. Возможно, они у них совпадали, но спросить в лоб он бы не решился…       Зайдя на кухню, он увидел довольного Рихарда, поигрывающего бровями. А рядом, у ног в мягких тапках, стоял целый ящик пива, пока на столе стояла бутылка хорошего коньяка. Тилль обомлел.       Бутылка за бутылкой, очередной смешок, ледяное спокойствие и пустая банка в руке, упертая в широко разведенные колени. Тилль наконец почувствовал себя свободно и раскрепощенно, особенно когда рядом Рихард, довольный, что они выпили вместе. Даже Рождество они так не встречали, как обычное желание напиться. Тилль был удивлен своей податливости такому соблазну, как выпивка, крайне извращенной и еще более опасной, чем та же лохматая проблема, выдирающая немые крики тех, кто ненароком мог заметить.       Черт, почему он начал думать об этом именно сейчас? Лишь очередные острые шутки со стороны Круспе могли отвлекать от этого омута, вечно бурящего мозг и неспокойное сердце, пораженное противоречием к самому себе. И они вместе понимали, каковы истинные мысли друг друга. Лучи луны начнут пожирать после завтрашнего дня.       — Ты чем-то огорчен? — Спросил Рихард, открывая еще одну бутылку, решив в этот раз разлить пиво по стаканам. — Расскажи, пока у нас вечер откровений.       — Сам факт, что я сижу здесь и пью с тобой — уже откровение.       — Я серьезно. Ты же понимаешь, что мы думаем об одном и том же.       Тилль нахмурился, потупив взгляд в пол. Он сидел на стуле, закинув теперь ногу на ногу, и, что странно, углубился в мысли.       — Я не знаю… Все нормально, — промямлил он, но Рихард быстро отрезал все одной фразой:       — Не ври мне. Мы оба чуем ложь. Пиздеть бесполезно.       — А что я скажу тебе? Про очередную ломоту? Раз ты прекрасно все знаешь, то зачем это спрашиваешь?       — Хочу услышать это именно из твоих уст. Почувствовать доверие.       По чужим глазам прошелся лихорадочный отблеск. Тилль поежился.       — Да. Я стараюсь не думать. Но страх и раздражение отвлекают весь день. Да еще и отец…       Рихард вздернул бровью, оглядывая Тилля с головы до ног. Не говоря ни слова, Круспе просто двинул стакан ближе к нему.       Линдеманн покосился на пиво, болтающееся на дне. Робко взял стакан в руку и медленно отхлебнул шипучего пива, обволакивающее горло.       — С каждым годом это становится все сильнее. Вытирая губы тыльной стороной ладони, Линдеманн повторил, вертя стакан в руках. — Он… вновь пытается выбраться. И мне страшно. — Мурашки снова побежали у него по спине от одной только промелькнувшей мысли, олицетворяющей все его страхи. — Ты же знаешь… Но все же я рад, что нас связывает не только наша общая проблема. Поэтому я не хочу вдаваться в подробности.       Телефон в кармане вновь отдал неприятной вибрацией. Тилль проигнорировал очередное сообщение от Джессики с вопросом, где тот находился, и глянул Рихарду в глаза, кладя телефон на стол.       — Сегодня еще пристал человек из стаи. — Очередной глубокий глоток и скачок кадыка, вызвавший неприятные чувства. — Негодует, почему я все реже и реже прихожу на охоту. В последнее время и так я схожу с ума от боли в теле, какая к черту охота?!       Тилль резко поставил стакан на стол, потирая глаза и стараясь убрать сонливость. На самом деле, будучи трезвым, он никогда бы при Рихарде не начал подобную тему, потому что знал: Цвену вся эта ебатория нравилась и в бывшей стае к нему относились с уважением. И его ждали в волчьих рядах до сих пор, поэтому бурить ему мозг тем, что они обсуждали уже два года, Линдеманну не хотелось. Да, тот видел вопросы на его лице, ощущал заинтересованность и этот колкий внимательный взор кожей. Круспе изучал, любопытно исследуя исподлобья каждое изменение, каждый скачок. Это напрягало.       — Хочу быть обычным человеком с обычными проблемами, заниматься учебой, выучиться и свалить с Берлина ко всем чертям. К отцу, например. — Он несвязно бубнил себе под нос, уже совсем забывая, кто сидит рядом, с какой целью и почему. — Многие желали бы от меня укуса, деньги предложили бы, а я готов отдать такой сюрприз за бесплатно, либо же выложить все свои кровные, только избавиться бы от всей этой хуйни.       Он резко встал со стула, оттолкнув того, и направился в ванную, с целью лишь освежиться внешне и дать мыслям хоть немного трезвости. Да, случай с Ларри произвел большое впечатление, ведь Тилль почти забыл, что кроме обычной жизни есть еще и вторая. Этот год был относительно спокойным, последние месяцы напоминали лишь привычной ломкой, которая становилась все более невыносимой с каждым часом.       Открыв дверь, он подошел к раковине, включая поток холодной воды. Набрав полные ладони, Линдеманн плеснул ею в лицо, осматриваясь после, пока та стекала по подбородку вниз, неприятно ударяясь о кафель: керамика, большая и просторная душевая кабина, ванная рядом и множество осколков, из-за которых сердце в груди снова ударило… Отражающие свет лампы, они оказались разбросаны произвольно, поцарапав некоторые плитки. Как он не заметил их с самого начала…?       Вернувшись на кухню, Тилль заметил все такого же Рихарда, относительно спокойного и разливающего виски по стаканам. Рядом стояла бутылка купленного сока. Круспе кивнул на стул, призывая сесть, и вновь принял привычное положение: нога на ногу и рука на спинку стула. Ворот черной футболки, которую ему отдал Линдеманн, опустился, показывая конец еле видимого шрама у ключицы.       — Я знаю, кто к тебе пристал. — Улыбнулся Рихард. — Слухи ходили. — Стук в висках. Он ощущал, как резко и неожиданно вспотел. Несмотря на все свое противоречие, он не хотел бы, чтобы Тилль узнал, кто именно так повел себя с Ларри. — Но мне посрать. Давай допьем и спать. В твоем распоряжении спальня, я посплю на диване и никаких возражений.       Телевизор был вырублен, свет на кухне тускл и немощен, за окном проехала одна машина, медленно зашедшая за угол, а в стакане, на самом дне, находился все тот же виски, недавно оставивший в глотке жгучие ощущения, приятно после прокатившиеся по груди. В голове копошились назойливые мысли, рядом стояла бутылка, отражающая зеленый отблеск чужих глаз. Он сделал новый глоток, выдохнул и сощурился от того, насколько это было горько. Не привыкший к выпивке, он часто делал между приемами паузу, продолжая листать что-то в телефоне. Тилль никогда не позволял увидеть остальным, когда он был в сети, но он все равно видел скачущие уведомления, часто привлекающие внимание. Смахнув, он даже не удивился: сообщения от Джессики и с какого-то левого диалога. Глянув чуть выше, отгоняя воспоминания, увидел несколько белых цифры, показывающих время. Скоро стукнет третий час ночи. Джессика до сих пор была в сети, все ещё волнуясь о пропаже Тилля с радаров. И вот, только вспомнил о ней, и он увидел, как она начала печатать. Тилль решил убрать стакан от губ, отдергивая желание допить оставшееся и стал наблюдать за тем, как его подруга что-то яростно набирала. Он буквально мог почувствовать, как она долбит пальцами по экрану в порыве очередного недовольства.       «Тилль, хватит меня игнорировать! Когда тебя увижу, я придушу собственными руками! Ответь!»       Он на это усмехнулся, все же отпивая и, наконец, открывая диалог с Джессикой.       «Ты живой? Мы так глупо разошлись, я даже не успела сказать пока…»       «Прошел час, а ответа до сих пор нет.»       «Где ты, Тилль?»       «Зная твои мысли, которые ты мне иногда высказываешь, можно предположить, что ты умер»       «Я скуриваю вторую сигарету за эти десять минут, на часах уже двенадцатый час, а ты так и не появился в сети!»       И тому подобное.       Тилль мог и дальше ее игнорировать, но не решился, начиная быстро печатать ей объяснение, словно провинился на уроке, а не перед подругой. Да, его, наконец, заколола совесть. Чудо же? И вот, он нажал отправить и, ожидая ответа, отложил телефон, выпивая последние капли. На улице красиво светила почти полная луна, притягивающая внимание к себе, по спине пробежались мурашки, а сна больше не было ни в одном глазу из-за влияния виски.       Тилль вновь задумался. На самом деле Рихард очень хороший человек и друг, но иногда ощущалось рядом с ним неподдельное напряжение, точно такое же, когда Тилль выходил на улицу в полную луну. Иногда могли плескаться в груди яростные волны, не желая угомониться и отдать управление здравому смыслу.       Но при этом он ощущал некоторые плюсы. Некоторым еще больше не повезло — они более агрессивны при луне, чем тот же Линдеманн, но он все равно был не доволен и боялся сделать что-то не то. Только боль, вызванная резко и внезапно, могла остановить неприятные потуги в районе рёбер, или же угомонить одурманенную голову. Либо он. Один только его взгляд.       Вплоть до четырнадцати лет Тилль боялся всего этого, ненавидя себя и стараясь избегать собственного иного «я». Детский страх вспоминался даже не только в смазанных картинах, но и удушливыми чувствами, подскакивающими к глотке.       Джессика не знала его проблемы. Не знала причины отсутствия в школе, не знала, что на самом деле творилось у того на душе в эти моменты, не знала, почему он так тесно общался с Рихардом. И эти вопросы она сейчас и задавала, будучи совсем на взводе. Ее злило, что Тилль прикоснулся к бутылке и вырубил уведомления, оставаясь наедине с Круспе, злило, что всегда что-то умалчивал, злило его существование рядом с Цвеном, злило, что она не знала Тилля, хотя она провела рядом с ним почти всю его жизнь. Она считала, что заслуживает знать все, но, к сожалению, так не считал Линдеманн, боясь потерять ее.       Да и Рихард не просто друг. Он тот, кто смог спасти от страха, одиночества и вечно зеленого леса…

***

      — Доброе утро, Рихард. — Часы стукнули десять утра, поэтому Тилль, стоя у кровати, пытался поднять с нее Круспе. — Завтрак готов, ожидает тебя, так же, как и чашка чая.       Линдеманн уснул кровати, так и не принимая любезно отданное одеяло, потому что ему было душно и непривычно спать на настолько мягкой поверхности. Он проспал часа четыре от силы, и, как только открыл глаза, сразу же встал на ноги, занимая себя чем угодно, только бы не ложиться обратно. И вот, успел приготовить завтрак на двоих, выпить всего несколько глотков пива и съесть последний кусочек сыра, оставленный, видимо, на лучшие времена. Джессика больше не писала и он думал о том, стоит ли рассказывать о ссоре с ней Круспе, когда направлялся на кухню.       И мгновенно, стоило перейти порог, как в трубке раздался звонок. Линдеманн оживился, увидев на экране имя одноклассницы.       — Алло?       — Ты совсем с ума выжил, скажи мне?! — Показался знакомый голос в трубке. Это была Карина и взволнованна она по своему велению. Ее и близко рядом не было, но он чувствовал, хотя бы потому что школьного шума не было, что она в тесном помещении. — Ты специально решил проигнорировать все мои сообщения, чтобы посмотреть на реакцию? Почему ты не пришел в школу?       — Выпил немного, решил не идти с головной болью. — Он потер глаза, словно пытаясь показать свое состояние, даже зная, что та не увидит. — Не волнуйся, Карин, все хорошо. Я в порядке…       Скинув трубку, он продолжил свои дела, дожидаясь Круспе.       Сощурившись, Рихард пробурчал что-то невнятное, осматриваясь. Но ничего не изменилось. Он все еще тут.       Откинув одеяло, он сунул ноги в тапки и направился в ванную через короткий коридор, сразу же запираясь в ней. Нащупав выключатель, он нажал на кнопку, опять щурясь. Свет неприятно резал глаза, заставляя жмуриться.       Быстро привыкнув, Рихард медленно прошел внутрь, снимая с себя футболку. И вдруг остановился, зависнув: он заметил, что дверца душа была открыта, в машине лежало полотенце, вся вода была убрана, остались лишь влажные следы. Но не это удивило, а то, что осколки разбитой бутылки были аккуратно убраны в отдельный пакет у мусорки. На раковине лежала щётка в открытой пачке, которую Рихард всегда давал, когда Тилль ночевал у него, и открытый гель. Вот чем от него так приятно пахло.       Оказавшись на кухне, уже освеженный и не такой сонный, он протяжно зевнул, оказавшись теперь в новой футболке: темно-зеленой, с большим травяным полем, тучным небом и надписью на английском. Подойдя к Тиллю сзади, который что-то готовил, он оттянул ворот его кофты и укусил. Ожидаемо, Линдеманн вздрогнул, и Рихард сразу же отлетел, хохоча. Он встретился глазами с недовольной зеленой бурей, и Круспе победно улыбнулся, гордый своей ежемесячной пакостью.       — Не отросли. — Буркнул Тилль, потирая больное место.       Каждый месяц, в Луну, Рихард кусал его, дабы проверить остроту клыков. Зачем? Для чего? А он вообще не ебал. Но в течение долгих лет эта традиция за ними закрепилась. Тилль недоволен…       Уже сидя за столом, Рихард наблюдал, как Линдеманн нелепо ковырялся в завтраке, видимо, решивший сделать и себе чисто за компанию. В тарелке — шикарно сделанная яичница и два кусочка бекона, идеально прожаренные и положенные на краю. Рихард провел зубчиком вилки по желтку, наблюдая, как он начал растекаться по тарелке, а после глянул на Тилля. Мяса у него не было. Есть он не желал — кусок в горло не лез. В голове неслась одна матерщина. Налитый чай остывал, глаза стыдливо потуплены в тарелку. Поникший… Рихард же ощущал себя прекрасно. Несмотря на подходящую Луну, его почти не ломало.       — Ты не знаешь, кто на него напал? — Неожиданно произнес Тилль, смотря на Круспе исподлобья.       Он выпрямился, отрезая от бекона кусочек. По некой привычке, неожиданно выработанной у него за долгие годы, тот расправил плечи, готовый к отражению удара. Конечно, и мысли не было, что Линдеманн пожелает влепить с разворота, но этот неприятный фокус был всегда при нем, заложенный чуть ли не на подкорке из-за треснувшего в воздухе напряжения. Он не спит.       — Я знаю, что на тебя напал… Он. — Усмехнулся Рихард, стараясь не давать обстановке всплески статического электричества.       — Значит, ты тоже не в курсе. — Последовал разочарованный вздох. — Прости, что вновь поднимаю эту тему.       — Я все равно сейчас подниму еще более тяжелую… — Да, Рихард решил поговорить о том, что его волновало, только сейчас. Но вот посреди глотки встал неприятный ком, не дающий ему высказать все свои недовольства и желания, ведь он… Даже не понимал, в чем Линдеманн виноват. — Прошу, держи эмоции в уздах. Я не смогу справиться с собой, если буду держать еще и тебя. Твоя зависимость меня пугает.       Круспе врал. Но отлично скрывал это, смотря Линдеманну в глаза. В них проблеснул печальный огонек. Он опустил взгляд, продолжая не прикасаться к тарелке.       — Ты отдаляешься. Думаешь, я ничего не вижу? Не вижу, как ты общаешься, когда я рядом? — Тилль поджал губы, зарывшись рукой в волосы. — Я понимаю. Но ты мой единственный друг, к которому я могу прийти в любой момент, зная, что меня за это не осудят. И сейчас осознавать, что в луну я теряю опору, как-то… Странно.       — Я все сказал.       — Тебя волнует именно то, что ты ощущаешь неясно откуда взявшуюся ненависть, когда я нахожусь рядом. Я тоже эту чувствую.       Глаза от неожиданности расширились. Рихард, только хотевший сделать глоток, резко убрал стакан от губ, ошарашенно смотря на Тилля. Они оба не знали, какова причина их поведения, почему так сильно совпадали мысли и желания. Но еще больше он охуел с того, что Линдеманн это понял… Неужели Рихард настолько паршиво сковывал эмоции? Или в ситуации действительно замешано что-то, что мешало им обоим, подвергая опасности и шансу порвать долгие и довольно крепкие отношения. Круспе потер висок двумя пальцами, стараясь найти ответ в своей черепушке. Однако, единственное, что понял — теперь и ему кусок в горло не лез.       — Как долго?       — Последние полгода. Но внушение животного нутра очень спало в ноябре. Я не ощущал настолько сильную ломоту, был довольно спокоен и рационален. С тобой отлично общался. В этом месяце я не мог даже нормально поспать… У тебя… Тоже?       — Нет. — Дернул бровью Рихард. — Все обычно.       — Никогда не ври мне… — шепнул Тилль, сделав паузу. — Если хочешь, мы можем немного побыть друг от друга подальше, чтобы не было такого влияния.       — Нет! — Резко рявкнул Круспе, нахмурившись. Но вдруг он осознал, как внезапно выпалил, как лязгнула тарелка из-за его неожиданного удара по столу, и сразу же успокоился, не подавая виду. — Все нормально.       — Если все нормально, то почему происходит что-то похожее?       — Мне посрать. Я не хочу отдаляться, лучше вытерплю этот момент и после мы продолжим общаться спокойно, чем сейчас потеряю тебя и перестану вообще что-то ощущать. — Рихард оттолкнул тарелку, взяв в руки чашку. — Да, у меня резкое отторжение к тебе, странная ненависть и я, сказать честно, считаю тебя ебаной обузой, странным, давящим грузом. Взяв тебя с собой выпить, я думал, что мы напьемся и все встанет на свои места. Но все оказалось куда более глубже. У нас взаимная ненависть и при этом вместе не можем существовать друг без друга. Так?       — Не знаю… — честно ответил Линдеманн, пялясь в растекшийся желток. — Очень трудно думать сейчас. Давай отложим этот диалог на завтра. Либо… Просто на потом.       Тилль откинулся на спинку стула, наблюдая, как Рихард постепенно расслаблял плечи, делая глоток чая. Несмотря на все его слова, Линдеманн продолжал смотреть на него, как на объект странного обожания. Да, Круспе ударил больно, четко в цель, полоснув по груди в край глубоко, но виноват ли в этом он сам?       — Я не знаю, кто решил разукрасить Ларри личико. — Спустя некоторое время тишины, шепнул Тилль. — Надеюсь, что стая не сможет вычислить этого героя. Иначе придется не сладко…       Рихард поднял на него заинтересованный взгляд, видя, как тот встал из-за стола.       — Жаль, что я струсил, боясь выйти из себя, и не дал ему в ебальник сам. — Вновь пауза, сопровождаемая вздохом. — Я, пожалуй, пойду. Думаю, мать заждалась.       Рихард сложил руки на груди, не желая проводить его. После его слов в голове повис звон, а мысли кубарем покатались по черепной коробке. На лице выступила капля пота. Тилль боялся себя. Да настолько, что полностью перестал пользоваться физической силой. Медленно повернувшись, Круспе увидел лишь опустевшую кухню и коридор, в уши ударила тишина, а рассуждения ужасали. Что происходило у Линдеманна в голове — и черту узнать было страшно.