Окрошка.

      Вескер мог стерпеть многое. Картофель. Лук. Огурцы. Даже колбаса, со скрипом, но вошла в пределы его понимания.       Квас оказался последней каплей.       - Что ты, черт подери, делаешь? – Не выдержав, блондин со смесью озадаченности и отвращения посмотрел на выставленные поперек стола ингредиенты, тщетно пытаясь догадаться, в каком блюде может сочетаться…все это. Список продуктов выглядел как минимум нелепо. – Ты решил подготовить шведский стол на десяток разных кухонь или демонстрируешь отсутствие навыков вовсе?       Тихий, хриплый смех – вот и все, что было ответом на прямой вопрос. Искренне увлеченный своим занятием, Сергей не обращал ровным счетом никакого внимания на искаженное в недоумении лицо подчиненного, деловито очищая молодой картофель от кожуры. Нож играл в сильных, на удивление ловких для такой массивной комплекции руках, быстро сбрасывая тонкую шкурку. Сказывался многолетний армейский опыт. – Зачем десяток? Одна.       - Одна?       Вескер ненавидел, когда что-либо не входило в его обширную, исправно работающую картину мира. Педантичный ум требовал объяснения всего, что из-за новизны и чужеродности казалось не иначе, как лишним и странным. Длинный список совершенно не подходящих друг другу продуктов оказался одной из таких вещей. Еще раз перечислив взглядом стоящие в ряд ингредиенты, он тяжело вздохнул и поджал губы, демонстрируя нарастающее раздражение. Дни, когда по уговору, была очередь Полковника, всегда отличались крайне странными вкусовыми предпочтениями. Настолько же странными, насколько был непривычен сам его вид: Без мундира, в одной домашней рубашке и аккуратно завязанном поверх фартуке. Он был объективно красив, и это бесило только больше. – Дай угадаю, опять что-то с твоей Родины?       - Не вижу причин избегать совершенства. – В невозмутимом голосе явно читалась патриотическая гордость. Очищенный картофель один за другим распадался на аккуратные ломтики, чья судьба быть неизбежно отправленными в глубокую, помытую до блеска кастрюлю. Следующим идет лук, и Сергей смешливо щурится, смахивая текущие слезы быстрым движением руки. – Это летнее блюдо, и оно прекрасно подходит для жаркой погоды вроде сегодняшего дня, Ал’берт. Едва ли ты хотел бы сейчас гриль или любую другую тяжелую еду, которую вы, американцы, так любите употреблять в любое время года.       Вескер фыркает вновь, едва переборов желание закатить под солнцезащитными очками глаза. Фанатичная преданность старым устоям набила ему оскомину еще за первый год совместной работы, а ведь они были уже знакомы более десяти лет. Прекрасно зная всю бесполезность дальнейших попыток спорить и наставлять на путь истинный, ученый просто садится на стоящий позади стул и скрещивает руки в груди в недовольно-возмущенном жесте, продолжая смиренно наблюдать за происходящим. Полковник же будто бы не обращал внимание на своего неожиданного оппонента, весело напевая под нос мелодию из полузабытой молодости, пока покрытые шрамами и возрастными венами руки ловко резали огурцы на мельчайшие кусочки, отправляя те в кастрюлю следом за вышеперечисленными ингредиентами. Дойдя до колбасы, Сергей хмурится, даже не пытаясь скрыть разочарованный вздох. Заметив это, блондин закрывая глаза, догадываясь, что начнется уже в следующее мгновение.       - Ну, и дрянь. Разве это может называться колбасой? Ни грамма настоящего мяса, жир да подлость одна. Помяни мое слово, Ал’берт, человечество к чертям вымрет задолго до своего возрождения, если не прекратит жрать помои вместо нормальных продуктов.       Вескер вздыхает, всеми силами удерживая себя от того, чтобы ответить и запустить разгоряченную дискуссию на ближайшие несколько часов. И это говорит человек, который собирается смешать в одно блюдо добрую половину холодильника.       - А ведь я еще помню вкус настоящей советской колбасы. Вот, где даже за мысль о том, чтобы подмешать суррогат в еду честного человека расстреляют без раздумий. Всегда считал здешнюю демократию бесполезным аппендиксом на общем теле истории!       Ох, да. Как же без этого. Его обожаемый Союз, где только единороги не скакали.       Столь презираемая полковником колбаса глухо падает в наполовину заполненную кастрюлю, и Сергей с отвращением перемешивает нарезанные продукты, чтобы гладкая розовая поверхность не мозолила его единственный оставшийся глаз. Вескер никогда не спрашивал его о происхождении этой травмы, но сейчас, молчаливо наблюдая за чужой готовкой, был почти уверен в подозрительной связи инвалидности и кулинарных навыков старого солдата.       Травяной запах, вызванный тонко нарезанным укропом, провоцирует настоящее облегчение. Любой человек, знакомый с хоть какими-то азами кухонного мира, знает, что зелень представляет из себя завершающий этап любого блюда, даже такого странного как этот…салат или, Дьявол его подери, чем бы не являлось содержимое кастрюли. Знает это и Альберт, а потому с крайним изумлением смотрит сквозь темное стекло, как полковник со всей свойственной ему чистоплотностью поправляет слегка помятый фартук, прежде чем поднять в руки пузатый пластиковый сосуд, доверху наполненный хлебным квасом. Сейчас? Разве это не должно подаваться вместе с «салатом» в отдельных стаканах, или Сергей решил освежиться чуждым ему негигиеничным способом, отпив прямо из горла?       - А теперь последний штрих.       Тугая струя крепкого кваса залила собой мелко нарезанные овощи, и чем быстрее опустошался незамысловатый бочонок, тем выше поднимались светлые брови ученого, в изумлении уставившегося на происходящий перед глазами акт пищевого насилия. То, что еще несколькими мгновениями ранее, в принципе, можно было назвать своеобразным блюдом на второе, сейчас представляло собой совершенно адскую на вид смесь, не являясь ни полноценным гарниром, ни даже супом, во всяком случае, известным в его мысленном списке куда более традиционных и привычных блюд. Шипя и пузырясь, хлебная жидкость доверху покрыла собой остальные ингредиенты, а сам солдат совершенно невозмутимо перемешал получившееся что-либо ложкой, прежде чем протянуть ту своему подчиненному и улыбнуться в невыносимо-невозмутимом жесте.       - Попробуешь?       Черт возьми, да он скорее предпочтет наглотаться яиц ликеров. Сырых.       - Не смотри так. Будет вкусно, уверяю тебя.       Это что, шутка? Содержимое выглядит тошнотворнее некуда.       - Если, мм, не хочешь, то я не стану заставлять. Здесь вполне достаточно, чтобы разделить с Николаем.       Берет на слабо, старый дьявол. Но, Альберт не дурак, нет. Он не мог спасовать перед начальством. Эта высокомерная ухмылка и без того приходит на ум каждую блядскую ночь.       Прожигая насквозь испепеляющим даже сквозь очки взглядом, Вескер принимает протянутую ему ложку, чтобы выдохнуть и с недоверчивой опаской зачерпнуть, на удивление, вполне ненавязчиво пахнущее нечто, да проглотить небольшую порцию одним махом, внутренне молясь лишь на отсутствие серьезных последствий при принятии вовнутрь этой возмутительной массы. Вопреки всем ожиданиям, кисло-соленый вкус отнюдь не воспринимается как что-то противное, удивляя, но не отталкивая необычностью сочетаний, а холодный квас действительно прогоняет изрядно надоевшую за день жару, освежая изнутри не хуже самого обыкновенного мороженого. И вердикт не заставляет себя долго ждать:       - Ты кулинарный извращенец, ты знаешь это?