***
Проходят недели, месяцы, полнолуние за полнолунием, и Валера так привыкает к этому новому себе, что даже начинает верить Игорю, когда тот говорит: «всё будет хорошо». Три года они справляются. Может, у Валеры действительно есть шанс на более или менее нормальную жизнь? Так он думает, пока его лучшая подруга не умирает на его руках. Где-то совсем рядом новый стратилат, в его тайну не по его воле посвящена новая девчонка, а впереди новые жертвы и новый бой. Валера к этому совсем-совсем не готов. Он ведь едва освоился в этом мире со своим «изъяном». Всё так нечестно. Вместе с новым в их с Игорем спокойное существование врывается незабытое старое, и это злит не меньше. Он как помешался на своей Несветовой, стоило ей показаться ему на глаза. Валера не может найти в себе ни единой причины для гнева — в конце концов, Игорь имеет право на свои дела и на свою жизнь. И всё же, кровь начинает закипать, когда он говорит о ней, и вскоре Валера не может смотреть на Игоря без капли ярости. Она снова пытается его от чего-то защитить — Валера не может сопротивляться. От этого жить с Игорем под одной крышей становится невыносимо, а идти ему некуда, так что Валера медленно сгорает в своём собственном пламени. Валере тоже, наверное, нужно думать о девочках. Он должен был продолжать любить Настю, но из детской невинной влюблённости так ничего и не выросло. Он вечно будет винить себя в её смерти, всегда будет скучать по ней, как скучают по самому дорогому в мире другу. Но пока она была рядом и держала за руку, в мыслях Валеры крутилась не её тонкая фигура в милом голубом платье, а совсем иной силуэт — высокий, широкоплечий, совершенно не женский. В какой момент это произошло? Неужели обращение в вампира так сказалось на Валерке, что полностью перекроило того человека, каким он был? Или, может, он и не был никогда тем, кем себя считал? — Я кое-что выяснил о Рите, — говорит Игорь, вырывая Валеру из несвоевременных раздумий. У него в руках какая-то папка, всё по-серьёзному, а Валера стоит в дверном проёме, и он заранее зол. Он теперь всегда зол. — Выслушай, это важно. Злит, что Игорь продолжает настаивать. Валера ведь проверил — стратилат не Рита. Он знает, что она человек, он чувствует это. Ну почему Игорь всегда думает, что знает лучше? Каждое его слово раздражает невероятно, держать себя в руках сложно. Валере надоело, что с ним обращаются как с маленьким, он видит намного больше, он знает даже то, чего знать не хотел, и всё же, этот невыносимый человек продолжает смотреть на него сверху вниз. — Валер, я волнуюсь за тебя. — Хватит, Игорь! — Валера не желает слушать. — Я уже не ребёнок! Я стратилат, понимаешь ты это?! Я могу сам во всём разобраться! Помощь Игоря бесценна, но порой он заходит слишком далеко, он не слышит Валеру, и от этого хочется кричать. Неужели он всегда будет видеть в нём того мальчишку из «Буревестника», который не умел бегать, не знал, как общаться с девочками и нуждался в защите? Неужели он не видит, что Валера вырос? Может, он думает, что раз приютил Валерку, сбежавшего от мамы и папы, ставших тушками, то теперь он должен заменить ему родителей? Это унизительно. — Я волнуюсь не потому, что ты ребёнок, а потому что ты в опасности! Валере хотелось бы верить. Ему хотелось бы, чтобы Игорь понял — он больше не смотрит на него глазами тринадцатилетнего мальчика, потерявшего брата. Игорь не замена Дениса, не старший брат, он… не друг даже? Что-то иное. Намного ближе, но и дальше одновременно. Валера сам не знает, кем Игорь стал для него. Но отчаянно хочет быть для него тем же. Он делает глубокий вдох, разжимает кулаки и старается расслабиться. Не хватало ещё позволить ярости взять верх и наброситься на Игоря с кулаками. Кивает, позволяя рассказать, что нарыл. И Игорь рассказывает. А Валера теряет с таким трудом по крупицам собранное самообладание. Это подробное досье, Валера не дурак, он понимает, как Игорь достал всю эту информацию, и ненавидит его за это. Вообще за всё это. За то, как он добыл себе это место в ВЛКСМ, за то, как получил служебный транспорт, за то, что спит с этой женщиной, которую даже не любит. Они ссорятся. Валера закипает. Ярость радостно заполняет мышцы, крик застревает в горле, собственное дыхание обжигает. Он подлетает к Игорю, и его лицо теперь слишком близко. У Валеры голова трещит по швам, он сам уже не понимает, что говорит, а обида, что всё это время копилась внутри, затапливает с головой так, что в один момент Валера не успевает одёрнуть себя и выдаёт: — Ты же убил один раз сторожа, тебе не привыкать ошибаться. И тут же прикусывает язык. Не верит, что это сказал. Не верит, что он сам, из всех людей, упрекнул Игоря в том, что произошло. Напомнил о самой страшной ночи в его жизни, будто Игорь и так не думает об этом каждый божий день. Игорь смотрит на него без жалости. Игорь смотрит на него без боли. В его глазах только разочарование. Как будто теперь Валеру и вправду уже не спасти. — Ну ты и гад. Но Валеру несёт, и он уже не может остановиться. А тот маленький мальчик Валерка кричит внутри него: да что ж ты делаешь?! Это же Игорь! Посмотри на него! Он считал тебя героем, а теперь ты чудовище в его глазах! Что ты натворил, Валера? Ты же его потеряешь! Как ты будешь жить без него? — А я не гад. Я зверь. Он выплёвывает: «Не нравится — не помогай», а внутри всё разрывается от мысли, что Игорь и вправду может уйти. Он рядом только лишь по своему желанию. Когда-то и его терпению придёт конец, и он сбежит от Валеры, от его проблем и его вечной жажды. Он исчезнет, а Валера останется со своей зависимостью — то ли от крови Игоря, то ли от него всего целиком. И он не знает, что страшнее.***
Валера сидит на своей раскладушке, прокручивая в голове слова Игоря: «Валер, ты живи здесь, сколько тебе надо». Игорь никогда раньше не разрешал ему остаться даже на ночь. Говорил, мол, и так подозрительно со всеми этими «экспедициями». И так иногда задают вопросы, почему Игорь так выделяет одного только Валерку, не заботясь об остальных подопечных. Странно, что в дом к одинокому молодому комсомольцу так часто приходит не какая-нибудь невеста (пора бы уже), а один и тот же школьник — что подумают соседи? Валера не маленький, он понимает, к чему Игорь клонит. И не может сказать, что это беспокойство беспочвенно. И вот у Валеры есть спальное место рядом с Игорем. Конечно, ситуация изменилась. Ему теперь небезопасно идти домой, а Игорь очень хороший друг. А Валера только и делает, что срывается на него. Но что ему остаётся делать? У него никого больше не осталось, а держать всё в себе — невыносимо, у Валеры в сердце нет столько места, чтобы вынести это в одиночку. С Игорем спокойно и безопасно. Он терпит все его срывы, не жаловался даже, когда Валера, не рассчитав силу, вытолкнул его в коридор больницы — Игорь до сих пор хромает. Валера не может так с Ритой, не мог с Анастасийкой, но Игорь — это другое. Как будто только с ним так и можно, как будто только Игорь никогда не отвернётся, как будто всё вытерпит и примет его любым. Но как же страшно ошибиться. Игорь заходит в комнату с виноватым выражением на лице — у Валеры колет что-то в груди. Игорь присаживается рядом. У него влажные ладони — мыл посуду после ужина — и растрёпанные волосы. Он в старой майке и растянутых штанах весь такой домашний, что от него веет теплом. Это так странно, думает Валера. Как будто во всём этом сумасшествии не осталось ни времени, ни места такой простоте. Над ними висит это чёрное облако из опасности и ответственности, они всегда должны быть наготове. Но каждую ночь они возвращаются домой, сидят вдвоём на кухне, принимают душ и ложатся спать, по привычке желая друг другу спокойной ночи. И в этот короткий промежуток Валере кажется, что всё нормально. Всё как-то правильно. Он отгоняет мысли о родителях, к которым, вероятно, в это же время кто-то приходит, чтобы укусить. Игорь прав: если позволить себе постоянно держать это в голове, можно сойти с ума. Поэтому Валера разрешает себе забыться — только в эти несколько минут перед сном — и просто посидеть в тишине рядом с Игорем, представляя, что они обычные люди. — Прости, что давил, — негромко говорит Игорь. — Насчёт Риты. — Это ты прости, — отзывается Валера. — За то, что накричал, и вообще… За всё, что я тогда сказал. Я не хотел. — Я понимаю. — Правда, Игорь. Прости меня. Я дурак. Валера старается вложить в голос все свои чувства, чтобы Игорь точно-точно ему поверил. А он улыбается. Не натянуто, по-доброму. И смотрит так, как прежде. Так, будто всё хорошо. — Ты не дурак, — Игорь кладёт руку ему на плечо, и становится тепло. — А я очень боюсь за тебя. Боюсь, что кто-то вроде неё вотрётся тебе в доверие, а потом… в лучшем случае разобьёт сердце, а в худшем даже думать не хочу. Валера хмурится. — Разобьёт сердце? — Она ведь нравится тебе, — говорит Игорь без капли сомнения. Рита правда нравится Валерке. Она смелая, сильная, делает всё, что хочет, и не даёт никому себя принижать. Он в чём-то ей завидует даже. Рита хороший человек, но ведь Игорь говорит не о том? Если думает, что Рита может разбить ему сердце, значит имеет в виду то «нравится», когда на всё пойдёшь ради человека. Когда мечтаешь нравиться в ответ. Когда хочется всегда быть рядом и видеть, как он улыбается. Когда так боишься причинить боль, что лучше врежешь сам себе, чем это допустишь. Когда всё время думаешь об этом человеке. Когда до скрежета зубов не хочешь видеть его с кем-то другим. Если так, то: — Нет, не нравится, — уверенно заявляет Валера. Игорь смотрит на него скептически. Не верит. А Валера не знает, как ему доказать. И почему ему вообще важно это доказать? Валера слышит в комнате два сердцебиения, и оба почему-то ускоряются. Он смотрит Игорю в глаза, видит в них всё то, через что они прошли вместе, вдвоём, и не может сдержать внезапный порыв. — Не так, как ты, — шепчет он. Его вынуждает не ярость. Впервые за три года она молчит, уступив место другому чувству. Чему-то не менее сильному, но не разрушительному, напротив — созидательному. Впервые за три года Валера не боится отдать контроль над собой единственному чувству внутри. И впервые за три года перестаёт бояться себя. А у Игоря сердце пропускает удар, но вида он не подаёт. Валера же замечает всё — как тяжело Игорь сглатывает, как напрягается всем телом и едва заметно отодвигается. А после убирает руку с его плеча и с какой-то странной полуулыбкой отводит взгляд. — Само собой не так, как я, — говорит он в пустоту. Уже открывает рот, чтобы добавить что-то, но осекается. Может, Валера пожалеет об этом разговоре с утра. Может, зря он это начал. Может, он всё неправильно понял. Может, он сам придумал себе в голосе Игоря едва уловимую грусть. В любом случае, Валера не удивлён, что, когда он разворачивает Игоря лицом к себе и резко подаётся вперёд, чтобы прижаться к его губам, тот его отталкивает, замешкавшись лишь на секунду. Не удивлён, когда за этим следует: — Валер, так нельзя. Это неправильно. Но оказывается парализован, когда слышит шёпот: «даже если нам этого хочется». Игорь не смотрит на него. Он сидит с закрытыми глазами и до побелевших костяшек сжимает ладонями собственные колени. Валере хочется протянуть руку и заставить его перестать, но пошевелиться не получается. Его губы всё ещё горят от мимолётного касания, а в голове вихрь и ни единой чёткой мысли, кроме: «Игорю тоже этого хотелось?». Раскладушка скрипит, когда Игорь пытается встать, но Валера отчаянным усилием воли выбрасывает руку и хватает его за локоть, усаживает обратно. Игорь оборачивается как будто нехотя, Валера ловит его потерянный взгляд. Там и жалость, и боль, и вина, всё перемешалось, но к бесконечному счастью Валеры — ни капли отвращения. Он пытается выдавить из себя хоть слово, но получаются лишь рваные выдохи, так что своё «не уходи» он показывает блеском в голубых глазах. Игорь всё понимает. На лице отражается его внутренний бой, который он с треском проигрывает — наклоняется к Валерке и целует по-настоящему. Его губы мягкие, легко скользят по Валериным обкусанным. Совсем невинные касания, но не отрываясь друг от друга, чтобы дышать одним воздухом. Игорь точно знает, что делает, а Валера не может поверить, что это происходит, но бессознательно старается повторять за ним. Думать по-прежнему не получается, но Валера смутно надеется, что в этот момент они чувствуют одинаково. Игорь кладёт одну ладонь ему на шею, второй обнимает за спину. Кожу обжигает как святой водой, но без кровоточащих ран — больше похоже на исцеление. Валере хочется обхватить его руками и ногами, но это, кажется, чересчур, так что он оставляет руки у Игоря на плечах. Когда Игорь чуть отстраняется, чтобы сделать глубокий вдох, Валере становится холодно, и этот холод немного приводит в чувства. Игорь прижимается к его лбу своим, забавно щекочет нос кончиком своего и улыбается. Его глаза закрыты, Валерка же не может позволить себе упустить хоть что-то. Совсем некстати в голову приходит мысль: — А как же Ника? — зачем-то спрашивает он. — Она нравится мне не так, как ты, — подначивает Игорь, запуская пальцы в его волосы. Валера чувствует его улыбку своими губами, и это окончательно кружит голову. Хочется откинуться на подушку, а Игоря забрать с собой вместо одеяла. На раскладушку вдвоём они не поместятся, поэтому Валера встаёт так изящно, как может, и тянет Игоря за руку, чтобы завалиться вместе на диван. Они целуются в полумраке на диване у Игоря дома, и это всё, конечно же, неправильно. Но почему тогда так приятно? Валера и раньше знал, какой Игорь на вкус — это странно, это извращённо, нездорово, ведь у друзей кровь не пьют. Но теперь Игорь кто угодно, только не «просто друг», и теперь Валера знает не только вкус его крови, но и губ, и это совсем не ощущается странным и нездоровым. Впервые за долгое время Валере не приходится глушить в себе тревожные мысли — их просто нет. Игорь вытесняет их одним своим присутствием, взамен заполняя Валерку своим светом. Если это неправильно, то что тогда? Он лежит на его плече будто бы в лучах солнца, от которого не нужно прятаться ни за пионерским галстуком, ни за комсомольским значком. Игорь ничего не говорит, лишь рассеянно гладит его по спутавшимся волосам, пока Валера вырисовывает одному ему известные узоры кончиками пальцев по его майке. Ладонь чешется от желания пробраться под неё и касаться голой кожи, но здравый смысл подсказывает, что ещё не время. — О чём ты думаешь? — спрашивает Валера. Игорь тяжело вздыхает. — О том, что я ужасный человек. И я, наверное, больной. — Он поворачивает голову и дышит теперь ему в макушку. — Я не имею права так с тобой поступать. Валера не понимает. Точнее, не хочет понимать. В его жизни давно не осталось ничего нормального или правильного, так что прицел немного сбит. Игорь беспокоится, что он ужасный человек, но Валера не человек вовсе. Игорь думает, что болен, но это Валере каждый месяц нужна его кровь, чтобы выжить. А то, что происходит сейчас, — это не зло. Ему на душе хорошо, и он знает, что Игорю тоже. Так в чём же тогда проблема? — Я уже не ребёнок, — на пробу говорит Валера. — Ты не делаешь ничего плохого. В глубине души Валера знает, что Игорю непросто. Он должен быть старше, мудрее, должен быть тем, кто пресекает на корню такие глупости. Должен относиться к Валере как к младшему товарищу, наставлять на путь истинный и далее по списку. Но кому он всё это должен? Точно не Валере. — Нет. Не ребёнок, — соглашается Игорь, убирая чёлку с его лба, чтобы заглянуть в на самом деле повзрослевшее лицо. — Но ты всё ещё парень. И я тоже. Так не должно быть. За это наказывают. Валера думает о том, что вампиров тоже не должно быть, но их существование им просто пришлось принять как факт. Не могут они быть хуже кровопийц просто потому, что оба парни. А всё, что не хуже его нынешнего состояния, в глазах Валеры не такое уж плохое. Всё просто. Он поднимается на локте, чтобы посмотреть Игорю в глаза. Он каждый раз читает в них так много, а теперь, когда они так близко, Валера видит и своё отражение. В таких красивых глазах Игоря он выглядит счастливым. — Наказывают? Так же серьёзно, как за хулиганство? — усмехается он, вспомнив вдруг их посиделки на крыше три года назад. Игорь не выдерживает и улыбается тоже. Охотно отвечает на новый поцелуй. Он просто не в силах сопротивляться. Сам прижимает Валеру к себе ещё ближе, между ними ничего, кроме двух слоёв тонкой ткани. Но долго так Игорь не выдерживает и аккуратно спихивает Валеру с себя. Валера слышит его задушенный стон — едва ли от удовольствия. — Нас не накажут за то, о чём не узнают, — он снова говорит наугад, но в этот раз попадает. Игорь смотрит на него как загнанный олень, смирившийся со скорой гибелью. Будто они не лежат в обнимку за закрытыми дверьми и занавешенными окнами, где их никто не видит, а несутся на полной скорости прямиком в овраг без шансов на выживание. Это далеко не первая их тайна, поделенная на двоих. И вряд ли последняя. — Нам придётся быть очень… очень осторожными… — говорит зачем-то Игорь. Это и так очевидно. — Игорь, мы три года скрываем то, что я вампир, — напоминает Валера. — Это проще. В вампиров никто не верит. А меня и так Покровская в чём-то подозревает. Валеру так и подмывает сказать: «Ты ей два года доказывал, что любишь женщин, какие могут быть вопросы?», но портить момент не хочется, поэтому он говорит просто: — К чёрту её. Ты мне нужен. Он знает, что это не последний такой разговор. Игорь не сможет жить спокойно, считая себя виноватым в том, что Валерка не гуляет с девчонками, а прячется с ним по углам. И Валера обязательно снова и снова будет говорить ему, что это не так. Но не сегодня. Сегодня он лежит в объятиях Игоря, где тепло и удобно, где Валера очень скоро неосознанно начинает проваливаться в сон. — Игорь… — бормочет он. — М? — так же сонно отзывается Игорь. — На раскладушке спать вообще не удобно. Валера хихикает от забавного ощущения, когда грудь Игоря начинает подрагивать от его тихого смеха. — Оставайся. Валера с улыбкой устраивается поудобнее, закидывает ногу Игорю на бедро, от чего тот снова смеётся и всё же укладывает руку ему на колено. Валера утыкается носом в его шею, так безрассудно подставленную ему, опасному вампиру. Невероятно пьянит чувство того, как он ему доверяет. Знает, что Валера скорее умрёт, чем ранит его. Игорь шепчет: — В аду нам с тобой вместе гореть. Валера слышит только «вместе».