Бомж ворвался на девичник со словами: «Кому тут нужен “грязный” мальчишка?»
***
На улицу медленно опускались дымные сумерки, в тот момент, когда Мирон с тяжёлым вздохом откинулся на спинку стула. Глаза нещадно болели от синеватого света ноутбука. Черновик главы спустя три часа неустанной работы был закончен. Поясница неприятно ныла от долгого сидения в одной позе. Он встал, потянулся, сбрасывая с тела гудящее напряжение и подошёл к холодильнику, разочарованно оглядывая полупустые полки. Медленно плесневеющий вторую неделю оливье, прозванный не в узких кругах зимним салатом, укоризненно посмотрел в ответ. Мирон скривился и пообещал себе в следующий раз обязательно его выкинуть. Банка с малиновым вареньем тоскливым взглядом проводила мир за границами холодильника, уже смирившаяся со своей судьбой. Ужасно захотелось оливок, и на мысли о еде живот откликнулся возмущённым урчанием. На часах было девять, но Пятёрочка, слава богу, работала до десяти, поэтому он быстро накинул на плечи свой бежевый тренч, взял карточку и прямо в пушистых тапках с енотом вышел в подъезд. Уже на лестничной клетке Мирон вспомнил, что оставил свою авоську, с которой постоянно ходил в магазин, в прихожей, поэтому пришлось вернуться за ней. Сумка нашлась на привычном месте, и он по привычке глянул в зеркало. Милейшие домашние розовые штаны смотрелись на нём, конечно, потрясающе, но домашними они были не зря, и прогуливаться в них по России-матушке он по понятным причинам остерегался. Однако сейчас на улице уже был глубокий вечер, и Мирон решил понадеяться, что его образ не окажется подвержен критике местными блюстителями модного порядка, то есть гопниками. Путь до магазина, занимающий примерно пять минут ходьбы, прошёл спокойно. Благо идти нужно было в соседний двор. Стройные ряды многоэтажек мрачно возвышались над облетевшими макушками деревьев. Постепенно в окнах загорался свет, и можно было разглядеть мелькающие силуэты жителей человейников. Пятёрочка уже издалека светилась приветливой вывеской, и он, ободрённый её видом, ускорил шаг. На улице практически никого не было, только какая-то женщина с огромным псом, жадно понюхавшим воздух рядом с Мироном, прошли мимо, скрывшись за поворотом. Так сложилось, что в жизни людей, надеющихся на спокойный вечер, часто бывают различного рода неприятности и сейчас, по всей видимости, это был именно такой случай. Квест под названием «тот самый бомж у Пятёрочки» объявляется официально разблокированным, начните взаимодействие с объектом для получения дальнейших инструкций. Какой-то мужчина, до этого сидевший на ступеньках и пересчитывающий свои десять рублей, заинтересованно поднял на Мирона взгляд, а потом жутковато улыбнулся, видимо озарённый гениальностью идеи, зародившейся в его голове. От мужика несло дешёвым алкоголем и помойкой, тёмно-красная футболка с истёршейся надписью «fuck you» была грязной и поношенной, а позже Мирон разглядел, что сбоку на ней красовалась огромная дырка, будто бы её хозяин проиграл в схватке с каким-то штырём. У мужчины, Мирон мысленно окрестил его бомжом, был высоченный рост, и он, со своими метр семьдесят восемь, доставал ему только до подбородка. Но не то чтобы это было важным, пока этот человек был занят своими копейками. Бомж по иронии судьбы поднялся и вразвалочку подошёл к нему, преграждая дорогу с хитренькой улыбкой. Мирон напрягся, нащупывая в кармане пальто ключи и оглядываясь по сторонам. Не то чтобы он боялся, но любой не испытал бы особо положительных эмоций, оказавшись в подобной ситуации. — Мадемуазель, — обратился к нему этот мужик максимально добродушным голосом, — а чего вы здесь одна гуляете? В такой прекрасный, но, видимо, одинокий вечер. Позволите ли составить компанию очаровательной леди? Знаете, у нас район опасный, всякие мрачные типы часто ходят, — он развёл руками и попытался пьяно подмигнуть. — Иди нахуй, — грубоватым голосом ответил Мирон и попытался обойти нагловатого бомжа. — Что я слышу! — мужчина драматично всплеснул руками, — Какие выражения! Моё сердце обливается кровью, когда такие слова вырываются из столь прелестных губ. Вы, наверное, подумали, что я какой-то плохой человек, но, спешу вас заверить, мои намерения абсолютно чисты. К слову, позвольте, я не мог не обратить внимание на то, как очаровательно подчёркивают вашу миниатюрную фигурку эти розовые штанишки. Мирон нервно дёрнул бровью и попятился: — Мужик, мне проблемы не нужны, ты хули доебался? — Я Вячеслав, но для тебя могу быть просто Славиком. — Славик, отъебись, — произнёс Мирон максимально серьёзно, уже на самом деле не надеясь, что это заставит бомжа отвалить. — Ты ранишь меня в самое сердце! — он показушно схватился за грудь, но, поняв, что его спектакль не действует, прекратил паясничать. — Позвольте перейти к делу. Мадам, понимаете, тяжёлая жизненная ситуация, в Россиюшке живём, все мы здесь братья, сёстры, и поэтому должны друг другу оказывать посильную помощь. Буквально пять копеечек не хватает на пи… — бомж осёкся, — на живительную водицу! — торжественно закончил он. — Бля, на алкашку у меня ещё деньги не клянчали, — Мирон всё же обошёл Славу, который расставил свои ручища и перекрыл ими вход в магазин. — Ну, куда вы! Неужели еврейская кровь сильнее русского духа? — он повернулся за Мироном и пьяно пригляделся, — хотя носяра у вас и правда еврейский. Мирону, поражающемуся комичности ситуации, даже на секунду стало смешно, потому что еврейская кровь в нём действительно текла. Вячеслав тем временем опять загородил вход, а потом даже сделал какую-то неловкую попытку приобнять его за плечи. Мирон отшатнулся и сморщил нос от неприятного запаха. Потом раздражённо потёр переносицу и, проклиная всё, на чём свет стоит, сказал: — Слушай, Славик, давай мы зайдём в магаз, и ты просто купишь чё там тебе надо, — он посмотрел на часы, прикидывая сколько осталось до закрытия магазина, — только быстро давай. — Вот это нихуя себе, приятно иметь с вами дело, миледи. Такая женщина на вес золота в теперешнее время. — Женщина? — вопросительно буркнул Мирон себе под нос, но уточнять не стал, мало ли, что у этого придурошного на уме. — Извините, я имел в виду девушка, не подумайте, вы очень молодо выглядите, — Слава отошёл от входа и, склонившись в полупоклоне, открыл двери. «Пиздец», — подумал Мирон, когда его вынужденный знакомый с приглушённым «бля-я-я» запнулся о собственные ноги и растянулся на пороге Пятёрочки. Только тогда Мирон заметил, что Славик был в дешманских резиновых тапках, поразительно дополняющих его образ спившегося долбаёба. Продавщица, недобро поглядывающая на них ещё тогда, когда происходили разборки на улице, сейчас же с подозрением прищурилась, окончательно разглядев своих поздних покупателей. Мирон тем не менее её не винил, он бы сам, если бы под конец рабочей смены к нему завалились какой-то пьяный бомж и мужик в розовых штанах и тапочках с енотом, повёл себя не лучше. Или вообще бы вызвал охрану, заранее готовый к тому, что от таких людей ждать ничего хорошего не придётся. Славик тем временем поднялся с пола и с удивлением посмотрел на тапок. — Чей туфля? — он поднял его и задумчиво оглядел, переводя потом взгляд на свои ноги в дырявых носках, — о, моё! Мирон, испытывающий самый сильный испанский стыд в своей жизни и глухое раздражение, поспешил скрыться в отделе консервированной продукции. Оливки приветливо ожидали его на полке, что добавило баллов к терпимости происходившего с ним фарса. Он взял сначала две банки, но потом, вспомнив о том, как прикончил одну такую баночку за вечер, пока смотрел сериал, решил, что они заканчиваются дома слишком быстро и добавил в корзину ещё две штуки. Славика видно не было, поэтому он понадеялся, что сможет быстро прошмыгнуть через кассу и со своей покупкой избежать непредвиденных трат. По закону жанра, конечно же, ничего не вышло. Слава нагнал его, когда он, воровато оглядываясь, проходил мимо товаров «всё для дома». — Красавица, подожди! А как же наш договор! — он положил свою огромную ладонь ему на плечо и несильно, но ощутимо, сжал. — Да ёбанный в рот, иди, выбирай, чё там тебе надо, я на кассе подожду. Славик улыбнулся, но руку не убрал. — Может я и нахожусь не в самом трезвом состоянии, но я всё же не тупой. Ты же свалишь, если я тебя отпущу. Так что придётся вам со мной проследовать, так сказать, не обессудьте, всё по чесноку. Мирон, который именно так и хотел сделать, закатил глаза, но позволил увести себя в отдел молочной продукции. Там Славик со сложным лицом выбирал сырки, в итоге, вот гад, остановился на самых дорогих — «Б. Ю. Александров». Он хотел было взять всю упаковку, но, натолкнувшись на суровый взгляд, сгрузил в корзину только шесть штучек и, обнаружив там четыре банки оливок, недоумённо присвистнул. — Тебе нахуя столько оливок? — Мирон предпринял попытку тактического игнорирования, надеясь, что Славу подобное хоть немного смутит. — Блин, ты извращенка, да? По статистике люди, которые любят оливки, предпочитают в сексе плётки и тентакли. — Откуда ты такую статистику взял? — В интернете всё есть. Если интересно, то можешь сама поискать, я телефон дома оставил. — Дома — это на помойке? — не удержался от едкого комментария Мирон, раздражаясь от чужой пиздливости. — Дома — это в общежитии, я, между прочим, студент и человек образованный. Вот это было и правда интересно. Мужчина на человека образованного не походил совсем, он бы скорее его за районное быдло принял, чем за студента, но чем чёрт не шутит? При слове «студент» Мирону почему-то вспомнилось «Преступление и наказание», и мысленно он сравнил Славу с Раскольниковым. Всё же было в нём что-то неуловимо схожее с героем Достоевского. По спине неприятно поползли мурашки. — Красотка, мы уже так долго знакомы, а я даже имя твоё не знаю, — отвлёк его от мрачных сравнений Славик. — Сорри, бро, с подозрительными бомжами не знакомлюсь, — Мирон с равнодушием бросил в корзину макароны и попытался вспомнить есть ли в морозилке мясо. — Да я не бомж! — он протянул эту фразу максимально обиженно, — признаю, не в лучшем своём наряде, однако всё равно неотразим. В корзину добавилось филе грудки индейки и специи. Мирон выжидающе вскинул бровь: — Это всё, что ты хотел купить? — Раз не говоришь своё имя, то будешь Оксаной. Тебе подходит. — Я ухожу. — Оксаночка, любовь моя, свет очей моих, не сбегай так скоро. Я ещё кое-что не взял, — Слава неожиданно ловко для своего состояния обхватил его за талию и потащил в сторону отдела с блядским алкоголем. Там он не долго думая взял две бутылки балтики девятки и дешманский абсент. Сгрузил всё в корзину Мирону, потом хлопнул себя по лбу и попытался забрать её. — Что ты делаешь? — Мирон потянул корзину на себя. — Девушкам нельзя тяжести носить, давай мне, — Слава дёрнул её сильнее, удивлённый оказываемым сопротивлением. — Слушай, чувак, я мужчина. Ты, блять, совсем слепой? — Я понимаю, ты меня боишься, — он с грустью посмотрел на свои тапки, — но не настолько же. Оксаночка, я же к тебе со всем уважением! Мирон вымученно вздохнул, отдал Славе корзину (этот дебил оказался до невозможности доволен собой) и пошёл на кассу. Продавщица скептически оглядела их, явно сомневаясь в платёжеспособности, но продукты пробивать начала. Славик закинул в корзину мармеладных червячков, пару чупа-чупсов, и Мирон заметил, как это чудище покосилось на упаковки с презервативами. — Нет. — Ну, Оксаночка. — Даже не думай. Становиться спонсором сексуальных утех бомжа-студента ему явно не хотелось. Слава на это надулся, но вроде смирился. Однако, как только Мирон отвернулся, чтобы оплатить покупку, которая, между прочим, обошлась в кругленькую сумму, этот чёрт потянулся своими клешнями к средствам контрацепции и сунул их себе в карман. По закону жанра карман оказался рваным, видимо от того же штыря, и упаковка презервативов вывалилась на пол. — Я сейчас позову охрану, — сказала с мрачным удовлетворением продавщица, наблюдающая за этой картиной с самого начала. Мирон обернулся, выругался себе под нос и вырвал у Славы эту несчастную упаковку, состоящую из трёх презервативов. Ещё и размер самый большой взял, явно ведь позёрствует. — Извините за это небольшое недоразумение. Давайте обойдёмся без охраны, — он сделал сожалеющее выражение лица и хотел было положить упаковку обратно, но продавщица гаденько улыбнулась и покачала головой. — Вы либо покупаете то, что попытались украсть, либо я вызываю охрану, а там и до полиции не далеко. Мирон понимал, что на самом деле полиция это блеф, мало кто станет вызывать ментов из-за даже не украденных презиков. Однако все эти разборки с сонным и недовольным охранником, что его оторвали от просмотра футбола, задержат Мирона надолго и он, вероятнее всего, сможет их переспорить, однако времени и сил на это будет потрачено слишком много. А эти презервативы за сто пятьдесят рублей хоть и окажутся незапланированной покупкой, но сэкономят его нервы. — Пробейте, — недовольно ответил он выжидающей продавщице и оплатил ещё и их. На улицу Мирон вышел быстрым шагом, так что пьяненькому Славику пришлось собрать все свои силы, чтобы поспеть за ним и опять не ёбнуться о порог. Слава, нагруженный сырками, сладостями, алкоголем и презервативами, которые Мирон недовольно швырнул ему, остался возле Пятёрочки, пытаясь, видимо, придумать как это всё унести. Мирон немного расслабился и скорым шагом пошёл домой. На улице уже была темень, а осенний ветер неприятно забрался под пальто, разгоняя мурашки по коже. Хотелось поскорее оказаться дома, в своей тёплой квартире, и, нажравшись оливок, засесть за какой-нибудь сериал. Высокая фигура замаячила позади, когда Мирон обернулся. Слава шёл за ним, но на достаточно приличном расстоянии. Показывать ему свой дом было глупо, но ещё более глупым он посчитал пытаться сейчас сменить маршрут и начать петлять среди многоэтажек в десять часов вечера в розовых штанах, пытаясь скрыться от преследования относительно безобидного бомжа. Возле подъезда, в который Мирон хотел по-быстрому нырнуть, Слава его нагнал. — Чё тебе ещё надо? — Я провожал. Опасно вечером в одиночестве ходить. — Всё, проводил? Так пиздуй отсюда. — Оксан… — Славик повесил голову и сделал скорбное лицо, — а ты меня пустить погреться не хочешь? — Нет. — На улице очень холодно, а у нас же с тобой что-то явно промелькнуло. — Промелькнуло между нами только твоё пьянство. Вали уже. Слава посмотрел на него грустно-грустно, и Мирону даже на секунду стало его жалко, но не тащить же бомжа в квартиру? В детстве мама даже котят не позволяла оставить, какими бы жалобными глазками они на неё не таращились. Нет, так было нельзя. Мирон посмотрел на Славу сочувственно, но через пару секунд дверь подъезда закрылась перед его носом. Дома было тепло, вскипел чайник, ноутбук мигнул разряженной батареей. Мирон выгрузил свои покупки, закинул мясо в морозилку, открыл оливки. Между упаковками макарон оказался обнаружен чупа-чупс со вкусом колы, который Слава, видимо, забыл забрать. Или оставил ему. Мирон похлопал себя по щекам и осуждающе покачал головой. Глупости какие. Потом он всё же не удержался и глянул в окно, выходившее как раз во двор. Славик одиноко сидел на детских качелях и ел сырок. Начинал моросить гадкий холодный дождь. «Схожу в душ, если ещё не уйдёт, то пущу этого придурка», — договорился со своим здравомыслием Мирон и отошёл от окна. В душе он растягивал время как мог, долго тёр своё тело мочалкой, перенюхал все гели и шампуни, потом даже зубы почистил. Прошло порядка тридцати минут, и он с чистой жопой и совестью вылез из ванной. Переоделся в пижаму, расстелил кровать, заварил чай. Потом всё же выглянул в окно, подозревая, что никого там не увидит. Слава всё также грустно сидел на качелях и обнимал себя руками за плечи. Дождь к тому времени усилился, крупными каплями барабаня по окну. От одного только взгляда на улицу становилось зябко. — Славик! — Мирон открыл форточку и громко позвал его, — домофон, квартира 173. Пятый этаж. Слава нашёл глазами его окно и радостно вскочил с детских качелей, чуть не уебавшись из-за роста в перекладину. Через пару секунд раздался звук домофона. Слава был мокрый, грязный и походил на какую-то дворняжку. Он ввалился в квартиру, оглушительно громко чихнул и потряс патлатой головой. Во всю сторону полетели брызги воды. Мирон, успевший отойти на безопасное расстояние, неодобрительно глянул на него, потом забрал пакет с продуктами. — Руками ничего не трогать, к книгам не подходить. Сейчас ты раздеваешься и идёшь в душ. Одежду можешь оставить на полу рядом со стиралкой. Полотенце, халат и тапочки лежат там. Понял? — Славик покорно кивнул. Кажется, если бы у него был хвост, он бы вилял им от радости. Но хвоста не было, поэтому он просто ярко улыбался, настолько искренне счастливый, что аж смотреть было больно. Мылся Слава долго. Мирон успел выпить чай, нарезать салат, съесть полбанки оливок и пробежаться глазами по критической статье, в которой автор анализировал последнюю книгу Пелевина. Статья ему понравилась, и он закинул её в избранное, чтобы вернуться к ней позже и изучить более внимательно. Вода для макарон закипела, и Мирон закинул их вариться, как раз тогда, когда Слава открыл дверь ванной комнаты. Чёрный халат смотрелся на нём хорошо, а отвратительный запах помойки, от которого действительно подташнивало, наконец-то пропал. Кажется, он даже побрызгался его одеколоном. Глаза у Славы всё ещё пьяно блестели, однако он явно стал чувствовать себя чуть более адекватно. — Покормишь, хозяюшка? — Садись, лапша скоро будет готова. Чай? Кофе? — Поебёмся? — он замолчал, ожидая реакцию, но Мирон только выразительно выгнул бровь, не опускаясь до комментирования такого безвкусного юмора. — Кофе давай. — Кофе нет, только чай. — Ну, чай тогда. Неловкость, просочившуюся в воздух, Мирон, казалось, мог потрогать руками, поэтому он занял себя однотипными действиями, скрывая нервозность: нарезал сыр, помешал спагетти, заправил салат маслом и поставил на стол. Славик молчал, с интересом наблюдая за ним, кажется, вообще не смущённый никакими обстоятельствами. Потом, когда лапша была разложена по тарелкам, и Мирон наконец-то сел, он осведомился имеется ли у него дома кетчуп. Есть лапшу с кетчупом было настоящим варварством, о чём Мирон ему тут же сообщил, но соус из холодильника достал. Дальше ели в тишине.***
— Ты как на улице-то оказался? — поинтересовался Мирон, сгрузив тарелки в раковину и включив горячую воду. — В смысле? — Чувак, ты буквально выглядишь как бомж-алкаш. Что к этому привело? — Я не бомж. И не алкаш. Мы просто с друзьями отмечали. Я диплом защитил, между прочим, — он поднял указательный палец и внушительно им потряс, — вот выпили немножко. Ну, а далее произошла череда событий, представления о которых я не имею, однако это привело меня в объятия прекрасной красотки, поэтому я ни о чём не жалею. — То есть ты студент? — проигнорировал последнюю фразу Мирон. — Ну, я защитился, так что фактически теперь вольный человек. Остались всякие формальности. — На кого учился? — На системного администратора. Но я по жизни другим немного занимаюсь. Мирон услышал как отодвинулся стул, и неожиданно Славик оказался прямо за спиной, практически прижимая его к столешнице. От его тела исходило приятное тепло, а запах яблочного геля для душа защекотал нос. Слава был выше и объёмнее, он бы мог легко зажать его здесь, осыпать шею кусачими поцелуями, покрыть своим телом, оставить на запястьях синяки, дать наконец-то почувствовать тянущее удовлетворение, которое позволит избавиться от шумного роя мыслей, ежедневно преследующих его. Мирон чуть не выронил тарелку от настолько явных образов, наполнивших воображение от нескольких невинных действий с чужой стороны, по спине будто прокатился электрический жар возбуждения. В тот момент уха коснулось чужое дыхание, и Слава хрипловатым голосом сказал: — Кружку ещё вымой, я чай допил. Мирон непроизвольно вздрогнул, напуганный тем, что в мыслях уже допустил возможность потрахаться с чуваком, который похож на бомжа, и которого он знает не больше двух часов. — Тебе лет сколько? — Двадцать четыре, а что? — Просто, — он домыл последние тарелки, вытер руки о полотенце и повернулся к Славику, грызущему кубик сахара, неизвестно откуда взятый. — Как тебя на самом деле зовут? — спросил тот спустя пару секунд, —думаю, сейчас мы уже достаточно долго знакомы. — Мирон. — Чё, правда? — Чувак, ты не мог на полном серьёзе считать меня девушкой. — Я был в этом уверен. Только после душа у меня появились небольшие сомнения. — Небольшие? Пиздец, у меня же даже волосы короткие. Не стрёмно теперь от того, что катил ко мне? — Шутишь? Ты всё ещё выглядишь ебабельно. Да и задница у тебя ничего. Мирон даже растерялся от такой наглости. Выглядел ли Славик, как человек прогрессивных взглядов? Определённо, нет. Он выглядел как небритый, гоповатый студент, который отпускает мерзкие шутки про девушек и морщится на одно только упоминание чего-то гейского. В общем, максимально не в его вкусе. Хотя внутри что-то на подобный комментарий приятно отозвалось. Однако он демонстративно закатил глаза и не отказал себе в желании показать Славе средний палец. Тот всерьёз его не воспринял, прилипая взглядом к татуированным костяшкам. — «Империя»? Что это значит? — У меня одна книга так называлась, в честь неё. — Нихуя себе ты самолюбивый. Мирон раздражённо нахмурился и перебил Славу, уже открывшего рот для ещё одного вопроса: — Пошли хоть телек посмотрим. На улице холодно, а ты до сих пор с мокрой головой. — Заботишься? — Ага, о пьяном челике, который вымогал у меня деньги на пиво возле Пятёрочки, — насмешливо ответил Мирон, «заботившийся» только из общего человеколюбия. — Бе-бе-бе, — ребячливо передразнил его Славик, а потом сел на диван. Очень близко. Настолько, что их колени практически соприкасались. — Что смотреть будем? — Давай документалку про Микеланджело? — листая фильмы на кинопоиске, предложил Мирон, покрывшийся мурашками от случайного прикосновения Славы к не скрытой одеждой коже. — А ты ценитель? — А ты имеешь что-то против? На том и порешили. Фильм и правда был интересный. Мирон любил иногда смотреть что-то подобное. Красивые кадры, спокойная музыка, истории жизни великих людей — всё это успокаивало, действовало медитационно. Настолько, что чужую руку, которая осторожно и медленно опустилась за плечи он сначала не заметил. Диктор на экране в тот момент рассказывал про скульптуру Давида — одну из самых великих работ Микеланджело, а Слава с похвальным, но явно преувеличенным интересом слушал. Мирон напрягся, скосил глаза, рассматривая чужой профиль, подсвеченный голубоватым светом и решил посмотреть, что из этого выйдет. Парнишка всё же был симпатичным. Через пару минут, Слава абсолютно не подозрительно подвинулся, притягивая Мирона к себе. Пальцами огладил плечо, а потом ловко скользнул ими под пижамную футболку, осторожно пробегаясь мягкими касаниями по шейным позвонкам. Приятное предвкушение заставило затаить дыхание и сжать в руках ткань пижамных шорт. Слава, насколько бы пьяненьким он не был, кажется заметил это и воспринял как положительный сигнал, а потому придвинулся ещё ближе, уже вплотную прижимаясь к чужой ноге. Мирон взволнованно прикусил нижнюю губу и, когда Славина рука легла прямо на колено, осторожно поглаживая, он не скинул её, а немного расслабил ноги, позволяя облапать внутреннюю сторону бедра. — Можно? — спросил Слава громким шёпотом и нырнул пальцами под задравшуюся кромку шорт. — Да, — выдохнул он, вздрагивая под уверенными касаниями, а сам повернулся к Славе, чтобы притянуть того к себе за шею. Острая щетина неприятно колет нежную кожу губ, но Мирон не обращает на это внимания, зарываясь ладонью в ещё мокрые волосы. Слава целуется неожиданно ахуенно. Влажно и горячо, он явно знает, как пользоваться всеми преимуществами своего положения. Не отрываясь от поцелуя, он оглаживает раскрытыми ладонями спину и бёдра, заставляя прижаться к нему ближе в поисках прикосновений. Мирон приходит в себя, уже восседая на его коленях с зацелованными губами. Слава довольно облизывается, выглядя при этом как кот, нажравшийся сметаны. — Пиздец. Не ожидал от тебя такой прыти, — Мирон укладывает свои руки на чужие плечи, встречаясь с голодно поблёскивающими глазами и чувствуя, как снизу в него упирается вставший член. — Это только прелюдия, красавица. — В жопу не дам, — тут же отрезает он, чувствуя, как Слава уже устраивает свои клешни на его ягодицах. — Принцип? — Мы знакомы пару часов. — И ты уже убиваешь во мне принца! — драматично тянет он, с фанатизмом сжимая в руках округлые половинки. — Не, ну бампер у тебя что надо. — Думаешь уломать меня такими безвкусными комплиментами? — А получается? — Это сработало бы с какой-нибудь малолетней путаной на вписке, но я всё ещё мужик, видавший и более статусных ловеласов. — Очень грустно, что твои бывшие были настолько плохи, что ты запомнил лишь их статус, — усмехается Слава, а потом понижает голос, — не переживай, я выебу тебя так, что ножки будут дрожать. — На словах вы все герои, — не остаётся в долгу Мирон, а потом быстрым движением скидывает с себя футболку. — И схуяли ты решил, что я согласен быть снизу? — А ты себя видел? — Что ты хочешь этим сказать? — Таких как ты ебать в жопу одно удовольствие. Без обид, крошка, но у меня даже представить тебя сверху не получается. — Считай, что я очень оскорблён, — отвечает Мирон, а потом сбивается с мысли, потому что Слава, воспользовавшись случаем, сжимает в пальцах горошину соска, с интересом наблюдая за реакцией. — Надо же, чувствительные, — довольно заключает он и повторяет действие. Мирон крупно вздрагивает под прикосновением, ощущая, как возбуждение, до этого спокойно тлеющее внутри, становится более осязаемым. Он ёрзает на чужих коленях, удивлённый отзывчивостью собственного тела, а потом распахивает полы Славиного халата. — Блять, да я могу практически полностью тебя обхватить, — с восторгом говорит Слава, устраивая ладони на талии и на пробу сжимая, — какой ты миниатюрненький. — А ты кальмар ебучий. — Для тебя это плюс, крошка. — Хватит меня так называть. — Почему? — Это выглядит глупо. — Мирош, ну ты же миленький такой, тебя приласкать охота, чего ломаешься? — мягким голосом тянет Слава, доверчиво заглядывая в чужие глаза. — Ой, ладно, хер с тобой, — буркает он, чувствуя неожиданное смущение от подобного. Слава довольно ухмыляется и поощрительно поглаживает покрывшуюся мурашками кожу спины. — Встанешь рачком? Так удобнее будет, — интересуется он, сжимая через тонкую ткань шортов истекающий смазкой член и делая пару дразнящих движений. — Сказал же, в жопу не дам, — идёт на попятную Мирон, но голос его предательски садится. — А можно просто пальцами? Я очень-очень аккуратно буду, только потрогаю, честное пионерское, — Слава делает грустные глазки, пародируя кота из «Шрека», и прижимается мокрым поцелуем к тонкой коже шеи, засасывая её так, чтобы на утро остался явный след. Его лицо, освещаемое только идущим по телевизору фильмом, кажется Мирону действительно красивым, особенно, когда Слава смотрит на него с таким лукавым прищуром, явно задумавший какую-то пакость. Тягучее желание довериться этому человеку перевешивает рациональные выводы, и он, замешкавшись, всё же кивает, отмечая, как счастливым огоньком загораются чужие глаза. — Только пошли в спальню, — бросает Мирон, вставая с чужих колен и стягивая с себя чёрные шорты вместе с бельём. Он заходит в комнату и достаёт из шкафа новую бутылочку смазки, пока Слава копается где-то в коридоре. Простыни приятно холодят горящую кожу, усмиряя бешеный поток мыслей, и Мирон расслабленно откидывается на подушки. Сладковатое возбуждение качается в воздухе приятными волнами, и он поглаживает себя по члену, растягивая эти ощущения. Слава заходит в комнату с той самой злополучной пачкой презервативов и, оценив открывающийся вид, скидывает халат на пол. — И чего это ты удумал? Я одежду стирал, между прочим, сложи её по нормальному, — осаждает его Мирон, выразительно кивая на брошенный на пол халат. — Какой ты чистоплотный, — недовольно отвечает Слава и поднимает халат, набрасывая его на спинку стула. — Всё? — Всё, — кивает Мирон и указывает на бутылочку смазки. — Пользоваться умеешь? — Обижаешь. — Ты хоть раз с парнями-то трахался? — догадывается поинтересоваться Мирон, когда Слава заползает на кровать и нависает над ним. — Было несколько раз. — Несколько раз? — Ну два раза, — замявшись, отвечает он. — Отлично, то есть ты ещё и практически девственник. — Я не девственник! У меня и с девушками тоже было. — Несколько раз? — глумливо передразнивает его Мирон, а потом поворачивается и встаёт на колени, — Сначала я сам покажу как надо, уяснил? — Уяснил, — бодро отвечает Слава и подаёт ему смазку. Её ненавязчивый запах кажется каким-то знакомым, и он со смущением вспоминает, что в порыве исследовательского интереса купил съедобную смазку со вкусом колы. Мирон заводит руку за спину и осторожно скользит внутрь одним пальцем, давая себе время вспомнить как ощущается растяжение. Чужой пристальный взгляд становится практически физически ощутим. Слава сзади судорожно вздыхает и поглаживает себя по члену. Когда два пальца начинают свободно погружаться, Мирон толкается глубже и не сдерживает тихий стон от того, как изнутри всё сводит приятным спазмом. Он даже на секунду забывает, что рядом с ним есть кто-то ещё и поэтому мелко вздрагивает от прикосновения. Слава трогает края растянутой вокруг пальцев дырки, а потом осторожно добавляет свой. Мирон утыкается лбом в согнутую в локте руку и втягивает носом горячий воздух. — Хватит пялиться, — одёргивает он Славу, когда тот замирает без движения. — Не могу удержаться. Так и хочется тебя полизать. Как девочку, — Мирон на эти слова краснеет и сжимается, что Слава сразу же замечает. — Хочешь, да? — Не хочу! — восклицает он и убирает свою руку. — Хо-о-очешь, — довольно тянет Слава и добавляет ещё палец, сразу же толкаясь им на две фаланги, — давай, попроси меня. — Отъебись, — дрожащим голосом отвечает Мирон. Щёлкает крышка смазки. Слава не особо экономно льёт её между ягодиц, и она стекает по внутренней стороне бедра, посылая мурашки по телу. Мирон снимается с пальцев и пытается отползти, но Слава ладонью давит между лопаток, прижимая его к кровати. — Слава! — возмущённый возглас Мирона переходит в стон, когда он чувствует чужой язык возле входа. Слава размашисто лижет его широкими мазками, смешивая собственную слюну со смазкой, а потом толкается кончиком внутрь, заинтересованный реакцией. Мирона подбрасывает на кровати, он всхлипывает и закусывает подушку, чувствуя, как пылают кончики ушей. Слава оказывается довольным и уже более уверенно пропихивает язык внутрь, оглаживая чувствительные стенки. Это не сравнить с ощущениями от пальцев или члена — давления слишком мало, чтобы кончить, но это ощущается так уязвимо приятно, что напряжённые мышцы расслабляются, делая тело похожим на податливое желе. Слава добавляет к языку пальцы, раскрывая Мирона под себя. Он быстро находит простату и теперь это становится просто невыносимым. Что бы там не говорил этот гадёныш про свои «несколько раз», видимо это было хоть и редко, но действительно метко, иначе объяснить такие познания в мужской анатомии просто невозможно. — Теперь каждый раз, когда буду пить колу, придётся бороться со стояком, — говорит Слава, отстраняясь и плотоядно облизываясь, — почему у тебя вообще смазка с её вкусом? — Захотелось, — отвечает Мирон и поворачивается на спину, сводя ноги. — Ну что, королевна, теперь в жопу дашь? — игриво тянет Слава, подтягивая Мирона за лодыжку ближе к себе. Лицо у того красное, с искусанными губами, поплывшим взглядом и трагично изогнутыми бровями. Он выглядит так приторно сладко и уязвимо, будто и не посылал Славу нахуй пару часов назад. — Только с гандоном, — отвечают ему недовольно. — Любой каприз! — шуршит разрываемая упаковка, и Слава шустро натягивает резинку на член. Мирон подхватывает себя под коленями, получая за это одобрительный кивок, и расслабляется, пытаясь успокоить нервное покалывание на кончиках пальцев. — Всё хорошо? — спрашивает Слава, заметивший его нервозность (он точно был настолько пьян?). — Порядок, просто выеби уже. — Котёнок, ты уверен? — его голос понижается, становясь вкрадчивым и успокаивающим. — Не будь я уверен, ты бы уже был на улице, — отвечает Мирон, а потом вздыхает. — Просто последний раз, когда я подставлялся, был для меня не очень приятным. Слава практически ложится на него, доверительно заглядывая в глаза и оставляя лёгкий поцелуй на щеке. — Сделаю всё в лучшем виде, но если что-то будет не так, то ты скажешь, договорились? — Да. — Вот и чудненько. Не пожалеешь, — обещает он и, приставив член ко входу, осторожно толкается. Громко хлюпает смазка, стекающая на кровать, и Мирон сжимается от ярких ощущений. — Блять, какой же ты узенький, будто целочку трахаю, — шепчет ему на ухо Слава. — Давай, хороший мой, расслабься, — он делает движение и заставляет Мирона обвить себя ногами. Мирон понимает только сейчас, что смотреть на такого Славу — это уничтожительно. У него нервно блестят глаза, в сумраке комнаты кажущиеся тёмными провалами, он тяжело дышит, и Мирон, кажется, слышит бешеный стук чужого сердца, когда над ним склоняются, чтобы оставить болючий укус на татуированной шее. Но, возможно, это стук его собственного сердца, набатом отдающийся в ушах. Волосы Славы в беспорядке, спутавшиеся и всё ещё немного влажные после душа, он зарывается в них рукой, притягивая к себе ближе, насколько это возможно, не испытывая ни капли былого отвращения. Слава даже не целует его, он вылизывает его рот изнутри и этого так много, что Мирон трагически выгибается, чувствуя себя поверженным со всех сторон. Его бёдра уже мелко подрагивают от размашистых толчков, и это было бы действительно больно, если бы Слава до этого не потратил так много времени на подготовку. В голове, будто набитой мягкой ватой, не задерживается ни одна мысль. Мирон стискивает ладонью смятую простынь и, не сдерживая себя, стонет, потерянный в ощущениях. Он сводит колени, наверняка слишком сильно сжимая торс Славы, и тот понимает всё без слов, принимаясь дрочить ему в ритм толчкам. Надолго его не хватает. Он кончает, до хруста выгибаясь в спине. Слава гладит его по сверхчувствительному члену, пока Мирон не валится обессиленно на кровать. Тогда он выходит, стаскивает презерватив и за несколько движений доводит себя до конца, пачкая белёсыми каплями чужие бёдра. — Долбилово будь здоров, — довольно заключает Слава и валится рядом с ним. — Пока ты не раскрыл рот, я ни о чём не жалел. Они долго лежат остывая, и Мирон даже умудряется погрузиться в чуткий сон, впрочем, резко просыпаясь от движения рядом. Слава тыкает его в плечо и с интересом спрашивает: — А ты так многих незнакомцев домой водишь? — А что, похоже? — расслабленно отвечает Мирон, находясь в благодушном настроении. — Да вот именно, что нет. — Считай, что тебе повезло, и я был очень добрым именно сегодня. — Надеюсь, что эта доброта распространится на мои следующие визиты. — Губу закатай и пиздуй в душ. — Злая Оксаночка пойдёт в душ вместе со мной? — М-м-м, не знаю, — тянет Мирон, прикрывая глаза, — я не вывезу ещё и в душе. — А делать ничего не надо будет, я тебе спинку потру, хочешь? — Хочу. На утро Мирон проснётся от непривычной жары и обнаружит Славу, обнимающего его всеми конечностями. Впереди их будет ждать нормальное знакомство, ссора из-за грязных бананов, дебильное свидание в ресторане, во время которого Слава обязательно опозорится, три попытки Мирона приготовить нормальный ужин, два знакомства с друзьями и одно общее признание в любви. Но это всё будет потом, а пока Слава наебнётся в ванной, пытаясь отсосать ржущему Мирону.