Confusion

                  Ты всегда был слишком далеко       По глупости или чрезмерной самоуверенности я не замечал этого поначалу.       Я думал, ты принадлежишь мне. Можешь быть только моим. Желал твоей привязанности. Особого отношения.       Иллюзии держались, пока все идеи оставались между нами. В наших головах и в наших разговорах.       Если кто-то позволяет целовать себя, как оказалось, это не всегда значит что-то сакральное.             Я мечусь между гневом и смирением.       Я бы хотел отказаться от тебя, ненавидеть тебя, но уже не могу. Удивительно, как тебе не нужно делать ничего, чтобы люди представляли то, что хотят. Просто быть собой. Вечно дружелюбным — с приглушенным голосом, бесконечными заминками, с чуть потерянной улыбкой — и не умеющим отказать. Я же могу только уходить в отчуждение, напускное и явное. Лживое. Но мир всегда будет принадлежать таким, как ты. Тем, кому все равно.       Конечно, ты ничего мне не должен, я понимаю. Но как же, сука, больно.       И как же я слаб, если все ещё жду, что ты придёшь ко мне. Хочу обратно в свою сладкую иллюзию.       Хочу целовать тебя, как тогда. Хочу дальше обманываться. Хочу восхищаться тобой. Хочу любить тебя, без боли.       Без этого мерзкого холодного чувства, которое каждый раз трогает мое нутро, когда ты с другими. Когда я вижу какой ты с другими. Дело не в собственничестве, а только в отношении. Меня бы не уязвляло это так, знай я, что умом и сердцем ты со мной.       И ведь самое ужасное: ты никогда мне ничего не обещал. Не клялся, не выражал своего истинного отношения. Я все придумал сам.       Все превращается в адский круг. Боль, гнев, отчуждение, желание, смирение, боль. Я вращаюсь в нем снова и снова. Разве ты не видишь? Агнец, блять, божий.       Я до сих пор не могу понять: действительно ли ты такой наивный, или просто лицемер?       Я хочу прижать тебя к стенке и спросить. Честно и прямо. Но ты только опустишь глаза и будешь молчать. Я знаю, я боюсь этого больше, чем любого ответа.       Что я точно понял, тебя нельзя удерживать. Это просто бесполезно. Я мог бы обрезать твои крылья, бросить в клетку и оставить себе. Но какой в этом смысл? Осознание уже пришло, и от него никуда не деться. Как бы близко ко мне ты ни был, ты так и останешься недосягаем.       Я твой создатель, но я же и раб. Ты совершенно не приспособлен к этому миру, но имеешь власть над ним. Надо мной. Одно твое слово, мягкая просьба, и я был бы у твоих ног. Но ты не просишь. Тебе вообще ни от кого ничего не нужно. И это возвышает тебя. Ты причиняешь боль, не делая при этом ничего.       Я никогда не встречал таких людей и глупо винить себя за незнание. Но я ненавижу себя за то, что не могу это пресечь.       Мне жутко от желания видеть тебя на коленях передо мной. Не в прямом смысле, нет. Желания, чтобы ты стал настолько жалок, что пришел бы ко мне. И тогда выбор наконец был бы за мной.       Но я не из тех, кто грубо оттолкнет. Только не тебя. Я бы принял тебя. По-человечески, по-отцовски прижал к груди.       Я хочу защищать тебя. Я всегда буду на твоей стороне. Это и сила, и слабость — оставаться с тобой до конца, зная, что ты никогда не поддашься.