Ролевая в сексуальном раю

С тоской в сердце начинаю я эту главу, поскольку пошла она совсем не туда, куда зовёт меня долг гиперсказочника-нарратора. Лена приземлилась загодя, в руинах, и заставила Гидру распластаться на камнях, скрываясь. К подобной осторожности её толкнуло наблюдение — некоторые из защищающихся пользовались луками. Вряд ли они воспримут чудище, летящее по небу с насаженной на щупальце женщиной, как нечто дружественное. Скорее, наоборот, «попытаются спасти несчастную жертву», что негативно отразится на целостности и самочувствии Гидры. Лене совершенно не хотелось потом вытаскивать из дружелюбного создания стрелы и убеждать, что люди вовсе не собирались делать ей ничего дурного, они просто ошиблись. Девушка взглянула вверх. Небеса были темны и беззвёздны, словно далёкий потолок музейного зала, но строения подсвечивались сбоку источником вечернего света, так что ориентировка не составляла проблем. Разве что во впадинах прозрачные тени сгущались почти до полной тьмы. Вдали бушевало сражение — подсвеченное отдельно. На лагерь Светлых — словно падал с высоты сноп золотых лучей. Лена теперь даже могла слышать боевые призывы, почему-то только людей, несмотря на изобилие атакующих монстров. «Я с вами», — мысленно молвила она, стремясь туда сердцем — и хотя ей не совсем нравилось, а точнее очень не нравилось, что применяется насилие, девушка надеялась, что её прибытие туда позволит сдвинуть весы Беллоны в сторону более продвинутых методов. Девушка двинулась на воссоединение, по пути прикидывая, как лучше подойти. Гидра беззвучно «струилась» рядом, по лощинам и впадинам — поначалу Лена собиралась оставить её, но сообщение от Мастера подсказало, что ловкостной бонус персонажа к Скрытности распространяется и на его ездовое существо. Лена не стала вдаваться в подробности — как это возможно. Конь, что ли, научится у хозяина не дышать и не цокать копытами? Ладно, не важно, прикольная механика… До прямой видимости из лагеря защищающихся была всего пара-тройка стен, Лена вошла в почти полную тень впадины, вызвала карту, выбрала соседний квадрат с лагерем… и уже примеривалась ткнуть в опцию «освободить!», когда над ней вдруг загорелся красный, как бы потёртый в ходе постапокалипсиса, информирующий треугольник с восклицательным знаком. Он мигал, а под ним быстро высвечивалось сообщение:       Близость к одному из лагерей монстров активирует ваш стокгольмский токен. Выбор вашей следующей цели ограничен указанной: Внизу находилась знакомая линейка выбора целей, из которых только одна изображалась нормально, остальные были серые и невыбираемые. Лена сразу поняла, почему. Это был лагерь Огненных Вервольфов. Пять особей, отличающихся от тех, с которыми она жила, только более крупными размерами и пламенной раскраской тела — словно на них наложили трафарет костра и обдули из краскопульта кроваво-оранжевым. Тем не менее, даже имеющейся схожести хватило, чтобы под пупком Лены буквально заломило, в глазах помутилось и захотелось встать на четвереньки. Придерживая ноющие груди, которые внезапно вспомнили жадные пальцы самцов и укусы малышей, Лена буквально поползла в том направлении, часто дыша, ощущая, как мир наполняется забытой полуживотной сладостью. Гидра последовала за ней, попыталась помочь, но Лена не обращала на неё внимания. Не смогли её остановить и какие-то мелкие насекомообразные твари размером с собаку на соседнем квадрате — она просто стремительно пробежала мимо (а что, можно было и так? Или это Гидра на себя внимание отвлекает?). Остановилась она только на границе лагеря Огненных Вервольфов, покачиваясь от счастья, ненормально лыбясь. После чего — пала на четвереньки и поползла к ним. Судя по всему, аура вожделения Лены, усиленная Стокгольмским токеном, умноженная запахом волков, пропитавшим её, привела к тому, что уже через минуту её, рыча, имел альфа-самец, и ещё двое — дрались за право быть следующими. Ощущая, как фаллос полузверя скользит внутри, болезненно давя в заднюю стенку — ещё и с мазохистским наслаждением подмахивая ему, чтобы было ещё больнее, ещё полнее — Лена вяло пыталась подумать: «что я делаю?» и мяла при этом груди свободной рукой, до муки, щипала их, фантазируя, как хорошо было бы выметать ещё нескольких щеночков, и потом кормить их — они положат лапки на опавший живот, и сосут, сосут… Оргазм пришёл в свой черёд — ни рано, ни поздно, ни сильно, ни слабо — как надо. После него Лена впала в какую-то прострацию, ей было уже всё равно, что с ней делают, а вервольфы, кстати, уже и не делали, просто бегая вокруг неё в звериной форме, словно юные четвероногие бестии на лугу, играли, и ей казалось, что она действительно уже не на мрачных руинах, а дома, в деревне оборотней, и всё хорошо, и жизнь продолжается… Потом на её шею упала слюна очередного верволка, забравшегося между её ног, горячее дыхание лизнуло лицо, пахнуло псиной, и Лена отключилась.

* * *

На самом деле, это было странно. Организм Лены никогда раньше не давал отказов после оргазма. От особенно бешеной ебли она могла утомиться и заснуть просто чтобы восстановить силы, но это был приятный, здоровый, мягкий сон. Сейчас же её охватывала болезненная, дурная дрёма, из которой было трудно вырваться. Словно она тонула в грязной ванной, где уже топили множество пациентов… Наконец, сон слетел с её век, и Лена открыла глаза. Она была гола и связана. Верней, зафиксирована на жёстком лежаке — вероятно доска с натянутой на ней искусственной кожей. Лежала она, судя по всему, давно, потому что ягодицы, плечи, шея и затылок болели. Над ней — нависал покрытый «речными системами» трещин и какими-то высохшими зеленоватыми натёками белёный потолок. По углам, если скосить глаза, стояли тумбы — неопределённого цвета, поскольку крашены они были давно, частично ободрались и облупились, и плесень брала своё. В воздухе стоял запах медицины — но какой-то не такой, не больничной, скорее, что-то ближе к смеси морга и скотобойни. Ещё унизительно, затхло пахло мочой. Похоже часть этого запаха исходила от лежака, а часть — от неё самой. Та часть тела, которую Лена могла осмотреть, скосив глаза, не выглядела здоровой, а на сгибах локтя, кстати, болючих, виднелось что-то вроде… следов иглы? Её что, чем-то обкололи?! — Э, смотри-ка! Она вышла из комы! Как оказалось, Лена была в помещении не одна. Ещё двое стояли справа и чуть позади, так что она едва их видела. Один возился с содержимым шкафа, имеющего застеклённую дверцу. Он был угрюмым толстячком с наклонённой и вытянутой вперёд головой — чем-то похожим на Гоблодита. — Надо сообщить главврачу, чтобы записали, — ответил голос другого, которого Лена вообще не видела. — Эй! — позвала она, не выдержав. — Меня что, держат тут насильно? А закон? А родители? Второй вообще не обратил внимания на её слова и вышел. Первый кхекнул, подходя. — Родители? Ты чо, всё забыла? Ну, неудивительно, мозги-то тебе магнезией продавили… — А что такое? — поинтересовалась Лена. Наверное, она сделала это чересчур резко для своего жалкого состояния. — Ух ты, борзая какая, — протянул «медбрат», взяв её за скулы и чуть подёргав голову вправо-влево, как голову куклы. — Тебя заперли здесь, потому что ты — киллерша. Серийная, бравшая деньги за убийства, — мужчина говорил совершенно серьёзно и спокойно. — Оставила за собой толстенный кровавый след. Многих родителей оставила без детушек. Мы таких изучаем. И наказываем заодно. Ну-ка, открой ротик, — умелым нажатием пальцев на мускулы он добился того, что Лена открыла рот, и сунул ей таблетку. Девушка стала отплёвываться, но мужчина был готов и к этому, и ловко засовывал препарат обратно. Ему весьма помогало то, что у Лены в зубах ощущались прорехи. — Всё ты врёшь, — невнятно бормотала под заскорузлыми пальцами Лена, когда могла — так остервенело и тупо, словно доказать правду для неё сейчас значило — утвердить основание мира. — Я помню, кем я была. Студенткой. Мухи не обидела. Маму с папой любила! — Маму с папой, говоришь? — прищурился медбрат, на миг остановив попытки. — Ладно, твоя взяла, про убийцу я пошутил. Но вот про родителей — это у тебя, фью, крыша течёт, ку-ку, — он покрутил у виска. — Это же мать тебя сюда и упекла. Чтобы ты не ебалась, как сучка бешеная, с кем попало, ещё и гордясь этим. И ладно бы с парнями — девок ведь тоже портила… Мерзость. Хотя, я б посмотрел, как вы там лизались, хе-хе, — он похлопал Лену по вагине, а затем примерился и ловким движением засунул таблетку Лене в рот и нажал на горло, чтобы она от растерянности не закрывала челюсти. — Да не дрыгайся ты, — произнёс он с добродушным матерком. — Это просто глюкоза с глицином, чтоб от истощения не скопытилась. Думаешь, тебя кто дорогущей отравой травить будет? Надо будет — просто рассол вколем, — он отошёл, убедившись, что Лена давится и пытается прожевать таблетку. — А что получше — мы и сами употребить могём. Во, тебе морфин прописали — ну зачем такой марамойке морфин? — «медбрат» на глазах Лены щёлкнул по ампуле щербатым ногтем, сломал её грязными пальцами, набрал в шприц, затянул себе руку и ввёл продукт себе в вену. Его лицо расслабилось и глаза стали такими, словно он увидел на потолке рай. «Интересно, зачем мне прописывать морфин?» — даже сквозь своё поганое состояние Лена не могла не уловить нотку абсурда. Как она ни старалась — ей не удавалось вспомнить такие лечебницы даже в родном СССР 2000-х. Это намекало на то, что всё, что вокруг неё — всё ещё симуляция. Хотя очень правдоподобные сигналы телесной боли и дискомфорта заставляли в этом усомниться… Ещё больше удручало то, что постепенно, как в театре, где актёры начинают выходить крадущейся цепочкой из-за кулисы, к девушке начала возвращаться память. Или не память, а нечто похожее на дурной сон, приснившийся третьего дня, забытый, но вспомненный под действием чьих-то слов… школа… парень… скандал с матерью… психиатрическая «скорая»… Это было очень неестественно. Отбирая парней и девушек для своего Царства, Богиня стремилась дать им чёткий, идеально мыслящий и рефлексирующий разум. Никогда, никогда она не поощрила бы потерю части памяти о своей жизни — даже по собственному согласию, вместо этого постаравшись помочь страдальцу очистить эти воспоминания и позволить их переживать без боли — вовеки… Лена попыталась мысленно вытянуть руку и вызвать перед собой интерфейс… ничего. Ни малейшего отклика. Магия в теле? Ноль. Мастер? Система?.. глухо. Неужели Лена здесь, всё-таки, настоящая? А та сладкая память о новом мире… ей просто приснилась? — Эй, ты, — позвала Лена сиплым голосом «медбрата», который отреагировал не сразу. — Как тебя зовут? — Никанор, — отозвался тот и осклабился, демонстрируя половину золотых зубов. — А чё? — Послушай, Никанор… а хочешь — я тебе дам, а ты мне за это… вколешь одну ампулу? — Как будто я сам не могу тобой попользоваться, — проворчал тот, — когда ты без памяти тут лежишь. — То — без памяти, — Лена постаралась улыбнуться, не открывая губ, чтобы не «светить» прорехи, и «поюлить» телом. — А то — по своей воле. И так, что — улёт… — видя, что мужчина всё ещё не понимает, Лена повернулась к нему, насколько могла, и произнесла со всем «внутренним сиянием», на которое способна: — Ты же сам говорил, еблась, как сучка бешеная. Сам-то такого… не испытывал, ай? Мужчина масляно улыбнулся после паузы, уяснив предложение на уровне предвкушений: — Да что ты можешь, блядь вавилонская? — Развяжи — покажу, — Лена многообещающе облизнула губы, томно прикрыв глаза. — Ну, иди ко мне, — промурлыкала она, двигая тазом вверх-вниз, — будь моим героем сегодня… — Не… развязывать я тебя не буду, — покачал головой медбрат, — знаю я вас, только отвернёшься — тумбочкой по голове. А только потом — куда? За дверями — охрана. Снаружи стена высокая и ворота. Пока дойдёшь до них — сто раз попадёшься, и не таким как я, а даже злее. — Вот это ты сейчас газлайтишь меня, — буркнула Лена. — Я тебя… чо? — медбрат-надсмотрщик явно не знал таких слов. Лена тут же поправилась, медово улыбаясь: — Я говорю, ебать меня ты сейчас будешь. В кисоньку — мягонькую-мягонькую… Тёпленькую-тёпленькую… — Да какую «мягонькую», — солово ухмыльнулся врач-наркоман, — кожа да кости… Эх, гондонов нет, — скорбно сказал он, подойдя и погладив Лену по животу, — Обрюхачу. Потом проблем не оберешься. — Обрюхать меня, конечно, — просто и светло сказала Лена, — Сделай мне бейби, — она поёрзала тазом по жёсткому кожаному ложу, прираздвинув ноги, так, чтобы медбрату были видны её половые губы. — а для начала можешь дать мне пососать. А-а-ам! — она томно приоткрыла колечко губ и сделала сглатывающее движение. — Ну, ты ваще… ну, ты даёшь… Как шлюха… ну, это, красная… партийная… — врач «поплыл», даже не зная, с чем девушку сравнить, приближаясь к изголовью и неторопливо расстёгивая брюки. — Давай… Ну давай же… я в нетерпении… — Лена чувствовала, что переигрывает, но уже не могла остановиться. И поплатилась. — В чем подвох? — рявкнул ей в ухо медбрат неожиданно, больно схватив за волосы, вывернув голову на бок и склонившись над ней с распоясаными штанами.