***
Опыт в отношениях у Чонвона был скудным: около трёх лет назад тот несколько месяцев встречался с одноклассницей, которая призналась в чувствах, подарив ему домашний шоколад на четырнадцатое февраля. У неё были длинные каштановые волосы, которые она собирала в два хвоста, закрепляя их заколками. Чонвону понравились милые украшения в форме звёздочек, поэтому он подумал, а почему бы действительно не попробовать. И он попробовал — правда, почти сразу же понял, каково на вкус разочарование. Оказалось, кроме этих заколок, в девочках Яну больше ничего не нравится. У Ким-сонсэннима заколок, естественно, нет, однако это не мешает Чонвону завороженно наблюдать за старшим, борясь с внутренним желанием поправить непослушную тёмную прядь, которая падает на глаза и мешает учителю проверять упражнения. В какой-то момент Ким поднимает голову, и их взгляды пересекаются. Чувствуя себя бабочкой, пойманной в сачок, Чонвон поспешно опускает голову вниз, концентрируясь на своих руках, спрятанных под столом. На большом пальце виднеется засохшая капля крови — от стресса Чонвон всегда неосознанно сдирает заусенцы. Ему остаётся лишь надеяться, что репетитор не замечает его странного поведения, как и Рики, что всё это время со скучающим видом сидит рядом, то и дело поглядывая на мирно покоящийся на столе телефон. Похоже, младший с нетерпением ждёт от кого-то сообщения, и Чонвон непременно хочет выяснить от кого, но всё это произойдет только после занятия. Полтора часа, которыми Ян может довольствоваться, чтобы насладиться видом их общего учителя, должны быть заполнены лишь мыслями о Ким-сонсэнниме. И самую малость геометрией. — Чонвон, — мелодичный голос старшего возвращает его в реальность, — ты сделал гораздо меньше ошибок в этом тесте, чем в прошлый раз. Уверен, скоро мы перейдём рубеж в восемьдесят баллов. Учитель Ким откладывает распечатки и свои очки, которые он носит только во время работы, а затем поворачивается к Чонвону, улыбаясь. От этой улыбки кровь внутри школьника закипает, и Чонвон чувствует, как его кожа на лице и руках покрывается красными пятнами, словно от ожога солнца. Ведь Ким-сонсэнним напоминает ему самое настоящее солнце, луч света в самый пасмурный день, именно поэтому младший так боится его потерять. Без очков репетитор выглядит гораздо младше своих лет — так и не скажешь, что ему недавно исполнилось двадцать семь. Чонвону же восемнадцать, и совсем скоро он выпустится из школы. После экзаменов закончатся и уроки с учителем, но об этом ему страшно даже думать. Поэтому Чонвон решает, что действовать нужно как можно скорее. С каждым занятием Ян чувствует, как они сближаются, переключаясь порой на ответвлённые от геометрии темы. И в этом им не мешает даже Рики, находящийся постоянно рядом. Младшему вообще до них нет никакого дела — он вечно витает в облаках, стараясь как можно скорее сделать полученные задания, чтобы от него поскорее отстали. Так Чонвону удаётся узнать, какая еда и музыка нравятся учителю, какие фильмы он смотрит и на какие выставки ходит со своими друзьями. Чонвон осторожно подбирается к вопросу о статусе в отношениях, но что-то ему подсказывает, что старший всё же свободен. Потому что занятые люди не смотрят таким внимательно-учтивым взглядом на кого-то, как это делает Ким-сонсэнним, глядя на Чонвона. Он всё-таки уже почти взрослый (или желает таким казаться), поэтому уверен, что правильно считывает заинтересованность учителя. Спустя некоторое время Чонвон становится смелее: он всё чаще садится не с противоположной стороны стола, за которым они занимаются втроём, а непосредственно рядом с Кимом. Несколько раз за полтора часа их колени или локти случайно соприкасаются, оставляя на загорелой коже Чонвона эфемерную нежность. И оставшиеся дни, в которых у него нет занятий, Ян лелеет воспоминания о тех заветных случайных касаниях, мечтая, чтобы они повторились вновь. Однажды Чонвон решается. Спусковым крючком на удивление оказывается Рики, который внезапно попросит провести занятия без него, сославшись на какие-то сверхтайные дела, в которые он пока не готов никого посвятить. Чонвон бы обязательно обиделся, если бы не увидел идеальную возможность для признания, наконец оставшись с их репетитором наедине. На последние карманные он покупает шоколад из дорогой кофейни, название которой учитель как-то упоминал в разговоре. В ночь со вторника на среду он долго продумывает текст открытки, которую собирается приложить к подарку, а затем старательно выводит каждую букву на белой бумаге. С каждым словом надежда, что учитель примет его чувства, расцветает в нём подобно розам. Только Чонвон позабыл, что у роз тоже растут шипы.***
Ким-сонсэнним отрывает напряжённый взгляд с открытки, что несколькими минутами ранее была вручена ему от ученика, и с тяжелым вздохом снимает очки. Он устало трёт переносицу, словно оттягивая момент с реакцией, которую младший взволнованно ждёт, вновь раздирая кожу на ногтях. — Почему Вы молчите? Скажи, что-нибудь. Вам не понравился шоколад? Голос предательски дрожит, но Чонвон тут же отдёргивает себя, чтобы не выглядеть жалким в лице объекта своего обожания. Он должен доказать, что уже взрослый и сдержанный человек, который не будет выносить мозг при любом случае. Только Чонвону по-прежнему восемнадцать, и его эмоциональная зрелость явно не достигла пика. Учитель это, похоже, хорошо понимает, поэтому, вновь вернув очки на законное место, он начинает издалека: — Чонвон, смотри, если представить, что мы с тобой точки… — Стойте, какие-то маленькие незначительные точки? Мы? Чонвон забывает сразу же о своих намерениях держаться уверенно. Его голос срывается, выдавая нервозность и страх, отчего Ким-сонсэнним напрягается ещё больше. — Хорошо, не точки, а линии. Но находимся на разных плоскостях, понимаешь? У таких линей невозможно пересечение, потому что… Чонвон не хочет подчиняться законам геометрии — он выключает сознание, отказываясь слушать дальше, что ему хотят донести. Пускай они с учителем будут хоть точками, хоть этими глупыми прямыми — ему всё равно. Он придумает свои законы, даже если и нарушит любые допустимые и не только в геометрии, но и в химии, в физике — плевать. Им с учителем суждено быть вместе. Ян Чонвон не привык сдаваться. Поэтому он делает шаг и, зажмурившись, прижимается к чужим губам быстрее, чем успевает осознать собственный поступок. Как и ожидалось, губы учителя мягкие и немного липкие, похоже, из-за использованного бальзама. Чонвон не спешит отстраняться сам, зная, что сейчас его немедленно оттолкнут и отчитают, однако этого не происходит. Старший замирает, не в силах пошевелиться, и Чонвон этим пользуется. Внезапно его охватывает ранее неведомая смелость, и он углубляет поцелуй. На кончике языка оседает вкус вишни, и он с удовольствием слизывает эту сладость с полных губ учителя. И вдруг он чувствует, как на его плечи ложатся чужие тёплые ладони, сжимая ткань его домашней футболки. И затем ему… отвечают. Это не первый поцелуй Чонвона, но всё, что было до этого, стирается из его воспоминаний ластиком, потому что в эту секунду ему кажется, что так, как целуется Сону, неспособен никто. Их языки переплетаются, и Чонвону хочется плакать от нахлынувших чувств, в которых он утопает с головой, позабыв, что человеку нужен воздух, чтобы жить. Он готов задохнуться, лишь бы учитель продолжал целовать его с той нежностью, на которую способен лишь он один. Чонвон мечтает, чтобы время разлилось солёной водой по земле, утопив в своей бесконечной сущности всё живое, — чтобы позволило ему навсегда оставить след на притягательных губах Ким-сонсэннима и чтобы тот отныне дарил своё тепло лишь ему одному. Но реальность оседает на плечи тяжелым грузом, когда, опомнившись, учитель отшатывается от него, словно обжигаясь. — Больше никогда так не делай.***
Жизнь больше не кажется Чонвону такой яркой — теперь она напоминает ему череду серых томительных дней, сопровождаемых удушающей тоской. На протяжении следующей недели он ходит поникшей тенью, отмалчиваясь на занятиях в школе. Несколько раз он даже забывает выполнить домашнее задание, после чего разволновавшийся историк отправляет его в пятницу домой, решив, что его самый лучший ученик просто заболел. Изо дня в день Чонвон обдумывает возможные причины столь холодного отношения учителя после признания и поцелуя. Уродливый червяк сомнения селится в его голове. Почему он решил, что учитель Ким вообще заинтересован в парнях? Может быть, ему нравятся исключительно девушки. Чонвон ещё не настолько хорошо освоил свой гей-радар, чтобы быть уверенным на сто процентов в чужой ориентации. Но что тогда означал этот поцелуй? Не могло же ему показаться: он находился в ясном сознании (которое только может быть после дурманящего поцелуя с Ким-сонсэннимом). Яну хочется задать все эти вопросы репетитору, чтобы он развеял сомнения, но тот не отвечает на поток сообщений, нарушающих всю субординацию со стороны младшего. Но, оставаясь обычным школьником, Чонвон в последнюю очередь пёкся о правилах, придуманных кем-то другим. Чонвон настолько погружается в собственные переживания, сводя все контакты к минимуму, что даже вечно где-то пропадающий Рики начинает чувствовать неладное. Возможно, он даже сопоставляет резкий перепад настроения Чонвона с внезапным отъездом учителя Кима в командировку от университета, где он преподает на постоянной основе. Именно поэтому Нишимура приходит к выводу, что Чонвону необходимо отвлечься и расслабиться. А ещё он думает, что это отличный шанс наконец-то познакомить своего самого близкого друга с тем, кто в последнее время одним своим сообщением способен вогнать в краску от смущения и подарить сладостное предвкушение от новой встречи. Так в субботу вечером Чонвон оказывается заманенным в клуб, где раньше — в силу возраста — ему никогда не приходилось бывать. Когда Рики заявляет, что они должны развлечься и провести вместе время, Ян рассчитывает, что это будут тихие посиделки за приставкой в компании газировки и парочки вредных снеков. Но он совершенно не ожидает, что лучший друг проведёт его в ночной клуб, пользуясь, вероятно, связями своей семьи, так как на входе их даже не попросили показать айди. Пока Чонвон, словно аквариумная рыбка, оказавшаяся выброшенной в настоящий океан, пытается утихомирить участившийся пульс, Рики хватает того за руку и уверенно ведёт на второй этаж. Чонвон успевает краем глаза увидеть чёрную табличку с золотистыми высеченными буквами «VIP-ZONE», отчего его изумление достигает предела. — Ники, что это значит? Мы же не совершеннолетние, как нас вообще пустили? — Чонвон пытается перекричать громкую музыку, биты которой ходят ходуном по грудной клетке, но его вопросы остаются не услышанными. — Хэй, да остановись ты! И Рики, наконец, слушается. Дойдя до одного из диванчиков, что находятся в отдалённом уголке вип-зоны, где музыка чуть тише, он наконец-то отпускает рукав чужой толстовки (господи, он хотя бы мог предупредить, куда они собираются — Чонвон оделся бы поприличнее). — Эм-м, извини за этот цирк, но в последнее время ты выглядел чересчур загруженным, и я решил, что тебе нужно отдохнуть, — Ники нагибается ближе к опешившему Чонвону, чтобы тот его лучше слышал. — И ещё я хотел тебя кое с кем познакомить. «Кое с кем» — один процент информации, которую Нишимура решается обрушить на него в следующий момент. Тему ориентации они никогда не поднимали в общении друг с другом. Возможно, чувствовали на подсознательном уровне, возможно, просто не предавали значения. Но отчего-то обоим совершенно не хотелось обсуждать девочек из параллели, как это делали их знакомые одноклассники, шепчущиеся в мужской раздевалке после физкультуры. Оказалось, у обоих довольно схожие причины отрешённости от общественной любви к сплетням. И причина Рики имеет острые черты лица, орлиный нахмуренный взгляд, крепкое телосложение, что можно разглядеть по рельефу широких плеч и перекатывающихся под рукавами белой футболки бицепсами. Причина эта — примерно метр восемьдесят ростом (но всё ещё ниже Ники на полголовы!), и зовут её Пак Чонсон — будущий наследник данного ночного клуба. Гейского клуба. Чонвон понимает это, стоит ему только пройти через вышибал у входа. В глаза ударяют мерцающие разноцветные огни танцпола и куча однополых пар, обнимающихся и целующихся у барной стойки, да и вообще в каждом свободном уголке. Вопросов к Нишимуре мгновенно же прибавляется ещё больше. Но все они разом же исчезают, стоит устрашающему на первый взгляд незнакомцу представиться как «Пак Чонсон, но можно просто Джей, парень Вашего друга». От такой официальности живот Чонвона скручивает от нервов, и он, поклонившись на девяносто градусов, прячется за спиной своего высокого одноклассника (которому завтра он обязательно устроит взбучку). Спустя несколько часов и пары литров содовой, которую господин Пак предоставил за счёт заведения (алкоголь всё же был под запретом), Чонвон начинает постепенно расслабляться. В какой-то момент Чонсон убегает по делам, и они с Ники остаются наедине. — Ты не говорил, что у тебя есть парень! И что он настолько старше! Чонвон даже и не пытается прикрыть своё возмущение, добавляя к интонации укоризненный взгляд и надеясь, что друг заметит его в полумраке. — Джей старше нас всего на год. Он на первом курсе в универе. — Ники беззаботно пожимает плечами, а затем, дабы предотвратить новый шквал вопросов, пресекает всё на корню. — Знаю, что выглядит он старше, но в этом нет ничего такого. Его отец владеет сетью клубов и ресторанов, мы познакомились на одном званном ужине в поместье моей семьи. Я очень надеюсь, что вы поладите. Джей, он… важен мне. Ники пытается подобрать слова, но Чонвону это не нужно — он всё понимает по алым щекам, покрасневшим явно не из-за духоты внутри помещения, и взволнованно сжимающимся ладоням Нишимуры. Он ничего не говорит, лишь приобнимая другая за плечи и надеясь, что тот и сам всё поймет. Затем Чонсон возвращается и предлагает втроём спуститься на танцпол, чтобы потанцевать. Чонвон, чья внутренняя энергия не только не иссякла, но и (напротив) возросла в разы, только за. Двигающиеся в такт музыке люди и атмосфера веселья воодушевляют его, поэтому, не задумываясь, он лезет в самую гущу танцпола, мгновенно же потеряв из виду Джея с Ники. Но внезапно это перестаёт его волновать. С неподдельным восторгом он оглядывается по сторонам, чтобы впитать мерцающие перед глазами картинки. В этот момент ему становится невероятно легко и все тягостные мысли о неудавшемся признании учителю постепенно вымещаются из головы с каждой новой попсовой песней, замиксованной специально для клубов. Земля выходит из-под ног так резко, что Чонвону на секунду кажется, что он перестает чувствовать собственное тело. Случайно его взгляд зацепляется за барную стойку, и вся эйфория исчезает, словно его окатывают из шланга ледяной водой. Там, на одном из высоких стульев, он видит Ким-сонсэннима. Первые минуты Чонвон думает, что в газировке всё же был алкоголь и теперь у него с непривычки глюки (он просто мечтал, чтобы это всё оказалось виденьем). Но это абсолютная правда. Чем дольше он всматривается, тем больше убеждается в том, что перед ним его репетитор, который в это время должен находиться в Пусане на конференции. Вид учителя абсолютно отличается от его привычного образа: вместо свободной рубашки и широких джинсов, он одет в кроп-топ и скинни, плотно сжимающие его округлые бёдра и задницу, когда он наклоняется над барной стойкой, упершись на неё руками, чтобы прошептать что-то бармену на ухо. Тот в свою очередь расплывается в довольной улыбке и радостно машет головой, отчего становится похож на чёртового лабрадора. Да, Сону как-то упоминал, что без ума от собак, но Чонвон же всегда был кошатником — им и остаётся. Сону ведёт себя с этим барменом донельзя развязано, слушая всё, что тот говорит, а затем в ответ смеётся, запрокидывая голову, пока его рука игриво бьёт незнакомого мужчину по плечу. От этого мимолетного жеста Чонвон чувствует, как его сердце падает куда-то в желудок, растворяясь в ревностной желчи, вырабатываемой его организмом в огромным объёмах. Отпивая коктейль до половины, Ким-сонсэнним отодвигает стакан с неизвестной Чонвону красной жидкостью и, кивнув своему дружку (ядовитая змея в голове шипит: «Или всё-таки бойфренду»), идёт по направлению к выходу. Чонвону нужно несколько секунд, чтобы опомниться и последовать за ним. Учителя Кима он находит на улице с зажатой сигаретой между тонких пальцев. Клубы дыма поднимаются в ночной воздух, рябью оставляя след на сетчатке затуманенных зрачков Чонвона. Вместе с ревностью его одолевает нескончаемая обида. — И давно Вы курите? Двери приоткрываются, впуская новых посетителей, отчего Чонвону требуется повысить голос, чтобы перекричать поток громких битов. Ким-сонсэнним не сразу понимает, что обращаются к нему, но, увидев перед собой своего ученика, отпускает сигарету — она падает на асфальт. Уголёк мгновенно же гаснет. — Что ты тут делаешь? — А что здесь делаешь ты? Спустя неделю игнора, рассказов Ники о несуществующей командировке? В чём проблема? — с каждым словом Чонвон подступает всё ближе, а его голос повышается пропорционально шагам. — Раньше я думал, что, может быть, тебе просто нравятся девушки, а я, как дурак, бьюсь о двери, которые в принципе открываются не с той стороны. Но когда я увидел тебя в клубе, ты был… Ты не сможешь оправдаться теперь. — Чонвон, послу… Учитель выглядит так, будто бы его загнали в угол, — он даже не обращает внимания на недопустимую фамильярность со стороны младшего. Он не злится на то, что его наглым образом перебивают, — просто смотрит растеряно на Чонвона, а в его глазах мечутся неуверенность и сожаление. — Нет, хён, не перебивай. Я правда хочу понять, в чём дело. Да, я поцеловал тебя первым, но ты ответил на мой поцелуй. Поэтому я имею право знать причину твоего холодного поведения сейчас. Может быть, дело в том бармене? Ты встречаешься с ним? Он выглядит на двадцать. Мы с ним почти ровесники! — Чонвон, остановись! — Сону отталкивается от стены, делая шаг навстречу — между ними почти не остаётся пространства. Это заставляет Чонвона замереть. — Дело не в нём. Мы с Джейком просто друзья. Сону устало трёт виски, словно те сейчас лопнут от перенапряжения. — Я знаю, что ответил на поцелуй, подарив тебе надежду. И я в этом безгранично виновен. Мы не должны были пересекать дозволенные границы. Потому что я твой преподаватель, а ты… — Я — что, хён? Что? — Голос Чонвона ломается, он и сам понимает, как отчаянно звучит. — Мне уже исполнилось восемнадцать, через четыре месяца наступит Новый год. И я стану совершеннолетним. Осталось совсем чуть-чуть. — Проблема не только в возрасте. Пойми, я взрослый человек, а ты — мой ученик, в конце концов. Впереди тебя ждёт студенческая жизнь, полная веселья. А для меня это всё давно в прошлом. Мне нужны серьёзные отношения. Нужен человек, с которым я буду готов строить семью. Тебе всё это сейчас не нужно. Я не хочу тратить ни твоё время, ни своё, зная, что между нами ничего не получится в будущем. Учитель опускает голову в ожидании, что Чонвон что-нибудь ответит, но тот продолжает молчать. Удушливая тишина опутывает с головы до ног так, что становится трудно дышать. Тогда старший разворачивается и идёт обратно ко входу в клуб. — Стой, — Чонвон, опомнившись, пытается ухватиться за чужое запястье, но оно ускользает из его рук, как и крохотный остаток надежды. Тем не менее, Чонвон задаёт свой вопрос: — Просто ответь мне, и я тебя отпущу. Если бы я родился чуть раньше и мы бы встретились при других обстоятельствах, ты бы дал мне шанс? Сону ничего не говорит — лишь неожиданно поднимает руку и убирает за ухо выбившуюся прядь Чонвона. В его глазах он может увидеть тоску вперемешку с щемящей… нежностью? Во всяком случае, Чонвон хотел бы на это надеяться. С бесшумным хлопком двери, за которой скрывается чужая фигура, до Чонвона, наконец, медленно начинает доходить. То, как сильно он любит учителя Кима, — до спирающего дыхания, до гусениц в животе, что пытаются в этот момент сожрать все его органы в попытке добраться до сердца и отравить его ядом, чтобы оно наконец прекратило стучать набатом при мысли о конкретном человеке. Только Чонвон понимает, что даже отравленное оно всё равно не прекратит — оно не перестанет любить даже теперь, когда он, наконец, начинает понимать: Сону не для него. Он находится в другой вселенной. У каждого из них свой путь. И Чонвон думает: даже будь они с хёном идеально высеченными прямыми на одной плоскости, им всё равно не суждено быть вместе. Ведь прямые эти параллельные. И никогда не пересекаются.***
Через полгода Чонвон вместе с другими одноклассниками надевает школьную форму в последний раз. Смущенно улыбаясь, он держит в руках аттестат для выпускного фото, стоя по обе стороны от обнимающих за плечи родителей. Через несколько месяцев ему предстоит учеба в Сеульском, о котором он столько мечтал. Где-то сбоку он замечает Ники под руку с Чонсоном, который приехал поздравить своего парня с выпуском. Чонвон старается долго на них не смотреть. Это вызывает в нём противоречивые чувства. Конечно, он рад за друга, но… Родители Чонвона просят его улыбнуться на камеру. После получения результатов они неустанно продолжают напоминать, как гордятся своим единственным сыном, безупречно сдавшим вступительные экзамены. Только они никогда не узнают, что Чонвон больше всего на свете желал сломать законы геометрии. Но в конечном итоге ему пришлось зазубрить их наизусть.