Так что же всё-таки такое боль?

О боли не говорят. О ней кричат в глубине души, так, чтобы никто не смог услышать, прикоснуться к ней, залезть своими мерзкими пальцами и всё разворошить ещё сильнее. Её прячут как что-то неприятное, что не стоит показывать людям, которые отмахнуться от неё и пристыдят. Даже если боль проходит, она всё равно оставляет ноющие шрамы. Меняет твою личность, привычки, будни. Ты становишься осторожным, избирательным, прощупываешь всё вокруг искалеченными ладонями. Ренджун живёт с ней уже год. Он засыпает и чувствует её холодные ладони на своих плечах. Самые крепкие и самые ненавистные объятия. Идёт на работу, по пути к которой она догоняет его и цепляется за одежду. Садится грузом на голову, склоняет её в очередном приступе слёз, душащих его каждый вечер. Ренджун ненавидит плакать, ведь каждый раз, когда он закрывает глаза, то вспоминает его лицо. Так, будто открыв их, снова сможет увидеть мужа прямо перед собой, протянуть руки и сжать в объятиях. Он давно забыл, насколько горяча чужая кожа, как ощущались утренние поцелуи и лёгкие мурашки, когда его тянули по тёплой постели прямиком к широкой груди, шептали бесконечные нежности, заставляя бурчать в ответ. Знай Ренджун, что всё закончится так, он бы не смел. Сейчас ему оставалось только винить себя. За недостаток чувств, за холодность и колкости. За то, что в последний день они поругались так сильно, и он позволил себе думать о том, что тот может уходить и никогда не возвращаться. Ему нужно было упасть на пол, обхватить его ноги и привязать к себе. Ему нужно было молчать, не говорить всех этих отвратительных слов, не поддаваться своему гневу и не мириться с тем, что его муж решил без него. Ему нужно было быть дураком, прибежать в исследовательский центр и отменить всё. Кричать так сильно о том, что он ни за что не отпустит Джемина в экспедицию, чтобы тот остался. Было ли это возможно? Ренджун не знает. Родная улыбка смотрит на него со всех стен квартиры, с обоев телефона. Она в каждом осколке его разбитой вдребезги души. Он тайно лелеет в голове мысль, что человек с такой улыбкой просто не мог пропасть, словно она как нечто волшебное могла уберечь его от того, что он затерялся между пространствами их дробящейся Вселенной. Быть может это всё сон. Самый страшный кошмар, где ему звонят и говорят о том, что из-за непредвиденных обстоятельств они потеряли связь с исследователями. Ведь Джемин был так счастлив, когда им одобрили эту экспедицию. Разве всё правда могло закончиться так? Ренджун склоняет голову, когда проходит мимо большого портрета в коридоре. Так он приветствует На. Осторожно гладит пальцами любимые черты лица. Шепчет тихое: — Джемин, я дома. Как прошёл твой день? — Хуан улыбается. — Наверное, хорошо. Вы сделали много новых открытий. Ты отлично потрудился сегодня. — Без вести пропавшими объявлена группа исследователей. По официальным заявлениям центра «Восток» двадцать пятого ноября пять человек вошло в аномалию, после чего разрыв между пространствами сжался и пропал. Сообщается, что центр полностью потерял связь с группой. На данный момент связь с исследователями не удаётся установить уже десять дней. К остальным новостям вернёмся после рекламы, — бесстрастный женский голос. Он капает на нервы. Режет по венам острее ножа. Каково слышать это и пытаться остаться в здравом рассудке? Ренджун не знает. Помнит только как сел на корточки, положил пульт куда-то возле стоп и обхватил руками колени. Он не чувствовал собственного пульса, хотел лишь раствориться прямо так, чтобы не чувствовать пропасть в груди, размер который при физическом повреждении точно бы не пережил. Вопросы. Их много. Своих, чужих. Будто никто не понимает, когда спрашивает. — Как ты? Никак. Что могут чувствовать жалкие кости обтянутые кожей? Есть ли у них душа, или её забрали с чужой в тот день? Он бы отдал свою. Только свою, лишь бы Джеминовскую никто не посмел тронуть. Нет курсов, как учиться жить после такого. Ему говорят улыбнуться, а он хочет вырвать своё гнилое сердце. Ему не нужен кто-то другой, только он. Единственный, чей запах хранится в самых глубоких углах больного сознания. Когда Ренджун утыкается носом в чужую подушку ему кажется, что тот всё ещё остаётся на ней. Он не стирает чужие поношенные футболки, трясётся при мысли, что кто-то придёт в дом и всё порушит. Эту крепкую ложь его скучающего до смерти мозга. И чтобы ни за что не забыть чужой голос, Хуан каждый день пересматривает их видео со свадьбы. Он улыбается. Тянет ладонь к телевизору и трогает чужие руки. Джемин такой счастливый, балуется, показывает кольцо. А потом неожиданно начинает плакать и много болтать о том, как рад тому, что встретил Ренджуна, как сильно он его любит. Произносит ужасную фразу, которая ранит сильнее, чем что либо за всю жизнь. — Мы всегда будем вместе. Хуан закрывает глаза. — Конечно будем, — он говорит. Запись заканчивается. Он не чувствует лица от слёз. Трёт глаза рукавом кофты до рези на тонкой коже век. Ренджун давно перестал писать другим. Он писал только ему. Бумажные письма, складывал их в перелётных птиц, словно сравнивая: пройдёт зима, потеплеет, и Джемин вернётся домой, будто никуда не пропадал, лишь был в долгой командировке за морем. Его свободная душа всегда рвалась к исследованиям, но никто их них не ожидал, что однажды она порвёт и душу Ренджуна. Вот же он, гордый за новое открытие, прибегает к нему и кружится, подняв руки к потолку, а потом прижимает к себе и целует, целует, целует. Совсем близко, словно иллюзия. Хуан аккуратно берёт его лицо и радостно кричит в ответ, а после они счастливо смеются. Каждый раз Джемин растворяется, стоит ему уйти в другую комнату. Ренджун не верит в это, он продолжает искать его по всему дому, а потом приходит в себя, сжимая руки настолько сильно, что под ногтями остаётся кровь. Так что же такое боль? Даже если боль проходит, она всё равно оставляет ноющие шрамы. Боль Ренджуна никогда не пройдёт. Исполосует его отметинами, разорвёт на части и раздавит тяжестью, но не пройдёт. Эта боль она продолжение его любви. Он бы не отдал ни единого воспоминания, даже если бы это означало, что ему станет легче. Всё чем он живёт есть Джемин, всё, что он помнит о нём. Воздух, пища, сон. Ждать. Ждать. Продолжать ждать, даже если все вокруг говорят эти раздражающие глупости. «Он не вернётся», «забудь». Забыть? Что значит забыть? Что значит уничтожить свою надежду, перестать верить, что однажды Джемин снова переступит порог их общей квартиры и скажет своё игривое привет как ни в чём не бывало? Ренджун задыхается. Он помнит, как накричал на лучшего друга за малейшую попытку поговорить. — Да что ты знаешь?! Что ты знаешь о том, каково мне?! Каково просыпаться и жалеть о том, что это произошло Донхёк?! — горящее сожаление за всё плескалось в чужих полных слёз глазах. — Ни один специалист мне не помог. Я пробовал. Ничего не меняется. И что ты прикажешь мне делать? Как это — отпустить того, кто... как жить после этого, скажи? Я простил бы ему всё. Измену, простил бы, то, что он разлюбил меня. Но не то, что... — Ренджун застывает. Его тело начинает трясти. — Неужели я ошибался? Ведь он был всегда так поглощён работой. Это то, что он искренне любил. И я надеюсь, что он до последней секунды... был счастлив. Тишина. Вот она. Всепоглощающее одиночество. Когда ничто не тревожит тебя. И ты сидишь в пустоте своего дома. Баюкаешь себя мыслями о нём, его самой искренней любви и эмоциях. Крутишь два обручальных кольца на безымянном. Одно совсем не по размеру, но оно не соскальзывает с пальца из-за собственного. — Я боюсь его потерять. Оставлю у тебя, — холодный тон. Отстранённый вид. Не мог по-другому после яда, что лился вместе с каждой брошенной ими неосторожно фразой, затопил всю комнату и проник под кожу. Ренджун усмехается, выхватывая кольцо из чужой руки. — Может ещё на развод подашь? — плюётся. Кусается. Джемин задерживает дыхание. Он смотрит своими уставшими глазами. — Я люблю тебя. — Я люблю тебя тоже. «Останови. Прямо сейчас останови его». — Мне пора идти. — Ага. Так что же всё-таки такое боль? Ренджун уже не понимает. Наверное это что-то, что сейчас живёт с ним вместо Джемина. Сходит ли он с ума или уже сошёл? Может быть, когда ему в очередной раз мерещиться, что На зовёт его, привычно торопит. Он проливает кофе на руку и напоминает себе. Джемина здесь нет. Зимой становится хуже. Ренджун едет в место, где всё началось и всё закончилось. От аномалии не осталось и следа. Только снег, лес и одиночество. И понимание того, что прямо в этом месте пропал его муж. Никого вокруг, только он, смотрящий на землю и не чувствующий ног. Это холод или страх? Или что-то более глубокое и пугающее. — Вернись, пожалуйста. Громкий всхлип. Но он задушен тишиной вокруг. Словно здесь нет даже животных, ветра. Только яркая боль одного человека. Так будто все его внутренности выпотрошили наружу. Вот тут, прямо тут год назад Ренджуна, то, кем он был, убили, забрали его смысл жизни, всё самое ценное, всё, чем он только мог дорожить. Как жить после этого? Он бы простил ему всё. Простил и это. — Пожалуйста, Джемин, родной, — шёпотом. В то самое утро могли ли они знать, что всё обернётся именно так? Хуан никогда не любил жалеть о прошлом, но о том, что тогда он не остановил мужа, жалеет каждую секунду. Каждая его мысль приводит к этому. Ренджун должен был быть дураком, прибежать в исследовательский центр и отменить всё. Кричать так сильно о том, что он ни за что не отпустит Джемина в экспедицию, чтобы тот остался. К такому нельзя было подготовиться. Ренджун никогда не думал о том, что в один день его муж мог просто исчезнуть. И если бы он знал, разве бы посмел помыслить о том, чтобы этого не сделать? Разве бы не любил также сильно? Год проходит. Боль нет. Надежда тоже, она никогда не погаснет в нём. Возможно, он сошёл с ума. Возможно. Но... Когда телефон непривычно звенит позабытым рингтоном, Ренджун пугается. Незнакомый номер, глупые цифры. Но что-то кричит в голове, заставляя ответить. — Ренджун? — знакомый голос. Такой знакомый родной голос, что сводит каждую мышцу. Тот самый, что всё это время он запрещал себе забывать. — Ренджун, это я. Любимый, — на другом конце слышатся рыдания, — я.. я в исследовательском центре. Я так люблю тебя, я так скучал, — стакан выскальзывает из ослабевших пальцев Хуана и разбивается.