fuck me

      Линч проходит в комнату по коридору, прямиком из ванной, распалённый горячей водой, даже без нижнего белья, с мурашками на коже, из-за прохладного воздуха, резко окутавшего тело. Он подходит к кровати и незамедлительно садится на бёдра Джона, заставляя того погасить экран телефона.       — Выеби меня.       — Чего? — Егор на этот вопрос сводит брови к переносице. — Ты время видел? Каждый раз кончается тем, что нам почти весь подъезд делает выговор, — ибо Линчу нравится стонать оглушительно громко (или даже кричать), потому что это доставляет ему удовольствие, его это заводит. — Или даже Дэйлу, если мы не открываем дверь. Научись сначала держать рот закрытым, — Джон укоризненно смотрит тому в глаза, неожиданно замечая, насколько расширены его зрачки. Линч ёрзает на нём, опираясь руками на джоновы рёбра.       — Джон… — Он практически шепчет его имя, — не отнекивайся, прошу. Просто трахни меня — тебе это под силу. А потом ляжем спать. Всё в твоих интересах: после секса спится лучше, — Журналист заискивающе вглядывается в его глаза, и Джон чувствует, что дыхание у него частое. — Раздевайся.       — Время, — Писатель всё ещё сверлит его взглядом, не совершая каких-либо движений: ему приходится выплачивать штрафы за шум поздней ночью каждый, блять, раз. — Потрахаемся ночью, когда будем у тебя дома, а не у меня в квартире. Будешь там кричать и скакать на мне сколько влезет, хоть всю ночь напролет.       — Я оплачу штраф, Джон, ну пожалуйста...       Линч держится за край его домашних штанов, но Джон не собирается приподняться, чтобы тот их снял, поэтому парень впивается в его губы поцелуем, сминая их своими, проникает глубже языком, проходится им между щекой и зубами. Джон точно не сможет сопротивляться такому Линчу. Чрезвычайно возбуждённому.       — Блять, что ты делал там ванной? — спрашивает Джон, приподнимаясь на руках.       — Я просто подумал о тебе, — слабая улыбка. — Помоги, я не могу уже терпеть, — он касается его губ своими, пока говорит.       Джон поддаётся наступлению, отрывает бедра от кровати, позволяя стянуть с себя штаны с боксерами, про себя отмечая, какой же Егор сейчас до блядства горячий. Линч смыкает в кольцо пальцы на его большом длинном и толстом члене, терпеливо двигая рукой вверх-вниз, ожидая пока орган нальётся кровью.       — Пообещай, что не будешь шуметь.       — Конечно, — его губы трогает ухмылка; он вновь примыкает к губам парня, оглаживая грудь под футболкой.       Линч обвивает Джона руками за шею и прижимается телом к нему, пристраиваясь так, чтобы того член оказался между его пышных ягодиц.       — Где мы оставили смазку?       — Кажется, я бросил где-то здесь, — Джон отклоняется назад, нащупывая между кроватью и тумбой флакончик.       Линч берёт небольшую бутылочку у него из рук и, щёлкнув крышкой, заводит его за спину. Он льёт много, на чужой член и между своих ягодиц. Отбросив на подушки лубрикант, пытается самостоятельно насадиться, распределяя смазку, но его останавливают:       — А разработать?       — Я уже готов.       — Теперь понятно, — Джон валит его на спину, влево от себя, оставляет несколько поцелуев-укусов на груди и помогает ему перевернуться, заставляя принять колено-локтевую позу, которую Линч дико обожает.       Джон входит, обхватывая бока журналиста в районе таза, и тот наконец чувствует долгожданное ощущение заполненности, беззвучно раскрывая рот и, обмякнув, роняет голову в сгибы локтей. Джон выходит полностью и снова толкается внутрь по основание, заставляя Линча прогибаться в спине, прилегая грудью к кровати.       Грубые толчки становятся чаще, и Егор громко дышит, выпуская наружу тихие-тихие стоны, не имея достаточно сил, чтобы удержать их. Джон любит его стоны: тихие, громкие — безусловно, и может сказать, что они богоподобны, особенно, когда содержат в себе хрипотцу. Но сейчас поздно, а Линч всё громче, потому что Джон наращивает темп. Более того, на прошлой неделе в бесконечном потоке замечаний и претензий он слышал, что прямо у них за стеной находится детская спальня. Так не хочется иметь дело с разъярёнными родителями.       — Замолчи, — Писатель надеется, что тот согласится на содействие по-хорошему, но, кажется, зря. — Линч, заткнись! Иначе я сейчас выйду, — он отвесил звонкий шлепок по чужой ягодице, потому что нельзя игнорировать просьбы людей; Джон соглашался на это на своих условиях. Однако удар лишь провоцирует Линча, на новые протяжные стоны, те самые, его любимые, что Линч издаёт, сжимая Джона внутри изо всех сил, как бы говоря: «Не будь занудой, Джон, давай расслабимся. Посмотри, как мне нравится то, что ты делаешь».       У Джона от этих звуков спираль в животе закручивается ещё сильнее, а через раз по рукам и спине разрядами электричества бегут мурашки. Но он буквально может слышать жалобы соседей и монотонный голос участкового. Хотя… Сейчас так поебать! Ведь это Линч стонет под ним, и его стоны — сладкий нектар, жидкий мёд, струящийся по телу. Джон принимает его правила игры — начинает двигаться быстрее и размашистее, чтобы тот стонал громче, заглушая такие неуместные голоса в голове. Джон без сомнений готов простить ему за такое «небольшую» сумму денежного штрафа, хотя, помнится, Егор сам сказал, что оплатит его.       — Линч, ты придурок! — он крепче сжимает пальцы на его косточках под кожей, стискивая зубы, и толкается с силой глубже, заставляя того вскрикнуть.       — Ещё! — Линч стонет во весь голос, оттопыривая ягодицы назад сильнее, — О да, Джо-он!! Ещё! Ещё! Ещё! Ещё! — выкрикивая это, он начинает думать, что кончит вперёд Джона, но какая нахрен разница, если именно в этот момент слишком хорошо, чтобы думать кому и когда? Даже если так и случится, — Егор будет совсем не против, если писатель продолжит вбиваться в него, не останавливаясь, пока не получит оргазм сам.       Если он, наконец, не заткнётся, то на них точно нажалуются соседи, но он трахается с Джоном — самой звездой секса! Какие к чёрту соседи? Плевать он на них хотел, погромче выкрикивая имя партнёра — пусть знают, кто в этом доме лучше всех в сексе. И плевать, что от сильного трения жжёт дырочку, ведь главное ощущается внутри — толчки, что заставляют отниматься ноги, содрагаться тело и стоны беспрерывно литься изо рта.       Джон переносит одну руку на его член, потому что скоро уже не выдержит; скользит по нему в свой темп, наваливаясь сверху. Линч чувствует, что скоро наступит момент разрядки, вдыхает глубоко и забывает выдохнуть; закрывает глаза и сильнее сжимает пальцы. Простынь давным-давно нагло вытащена из-под матраса и задрана по самые его локти.       Джон успевает покинуть тело Линча в самый последний момент, кончая на его спину и всё, что ниже, пачкает свою футболку, случайно стирая ей часть спермы. Для журналиста последней каплей стало ощущение того, как Джон вышел, задевая ложбинку меж ягодиц. Он, наконец, выдыхает, вытягивая приглушённое «да-а-а!», и совершенно не замечает, что с губы упала на пол капелька слюны, оставив после себя свисать тонкую нить.       Он возвращает свой взгляд в реальность, не сразу фокусируя его на чем-то, резко задирает голову, осознав, что вторая капля намеревается сорваться с губ. Сейчас она отблёскивает в свете торшеров на его подбородке, но он не спешит стереть её — сначала надо прийти в себя. Джон пропускает руку под его животом и рывком тянет на себя, целует плечи и слизывает капельки пота, что останутся неприятным липким слоем на коже, сделав купание «перед сном» бессмысленным. Джон разворачивает Линча к себе лицом.       — У тебя слюни текут, — Джон стирает каплю пальцем.       — Точно, — Линч сглатывает.