Тайна алой ночи

День выдался измождённым. Уже с утра к студенткам приставали с отчетами, докладами, реферансами, что не делало погоды. Сейчас под тусклым светом освещаемого помещения сидели вполоборота к монитору две подруги. Обе хранили молчание. В воздухе царила мертвая атмосфера, как если бы одна из них вдруг заговорила и ненароком наступила на грабли. Сегодняшний день не предвещал ничего хорошего и не сулил радости. В библиотеке, в которой осталось пару студенток, работающих над проектами, витала паскуда. Нотки имбиря в воздухе неприятно забивались в нос. Все студенты давно ушли домой, остались только Мия и Мин. Притворно уткнувшись в экран монитора, делая вид, будто сосредоточенно строят графики и планы, они ожидают пока одна вымолвит хоть слово. Ждать глупо, долго, измученно. Одна не знает, как оправдаться; другая как принять должное. Тишину собирается нарушить Мия, уже приоткрывая рот, но Мин встает из-за столика, мрачно складывая ноутбук. Встает резко и Мия. — Минами, я… — не успевая договорить, она растерянно смотрит на лицо подруги, пытаясь поймать и столкнуться с ней взглядом. Глаза ее виновато поблескивают, видя, как безнадежно передвигается вокруг стола ее подруга, собирая свои вещи. — Это не твоя вина, Мия. Я понимаю, это сложно, но я абсолютно понимаю то, что… — она осеклась и посмотрела сквозь подругу. Подойдя ближе, она заключила в объятия подрагивающую от чувства вины за подругу Мию, ласково проводя похолодевшей рукой по ее волосам. Теперь ничего не будет как прежде. Квартира Минами расположена в нескольких кварталов от университета. Домик расположен на окраине вымершего административного округа, куда уже давно не приезжали новые жильцы, хотя и домики тут прелестны: были бы, если бы ими вовремя занялись их хозяева. Теперь же округа пустует; заволакивает ее туман, душащий и грязный; мусор гроздьями наполняет каждую мелкую улочку, давая напомнить о слоях общества, пребывавших в городок и шедших к озеру туристах. Пыльная мебель недавно уютной и пребывающей в великолепном виде теперь таковой не кажется: насыщают ее тусклые запахи поганых, дешевых благовоний, пропитавшие вроде только недавно положенный паркет, каждую его трескающуюся досточку. Казалось, будто бы отсутствие жильцов здесь было настолько глубоко, что дом начал расходиться по швам. Но если записку тетя оставила лишь максимум неделю назад, мог ли дом настолько быстро выйти из строя и начать ходить ходуном?; Или же покидание его хозяевами произошло гораздо раньше непредвиденных обстоятельств? Заставило ли что-либо покинуть его хранительницу очага, унести ноги в спешке и животном страхе, не позаботившись о успевшей стать родной, племяннице? Была ли она покинута добровольно, или же произошло нечто, заставившее покинуть чудный дом? Воздух излучал душащее сумасшествие и наполнял его ядом духовным. Серые стены тускло поприветствовали пытавшуюся оставить это место как можно дольше, племянницу; благовония резали обоняние; запах затхлых газет наполнял воздух и казалось, сырость проникла в дом через череду невидимых несуществующих щелей. Паркет трещал и грозил провалиться, едва ноги изнеможенно неуверенно ступали по нему. Атмосфера квартиры душила, и девушка из шага в шаг медленно передвигалась по нему. На часах 2:45. На улице давно темно и мертво. В фонарях отсутствуют огоньки: да и с чего бы, если «жив» один дом? Разве стал бы кто думать о престарелой тете и ее племяннице? Нет. Конечно же нет. В квартире напряжена атмосфера, будто бы здесь сменилось несколько поколений и внучка внезапно умершей бабушки в честь траура как не в своей миске сидит, подогнув ноги, на одиноком диване в гостиной. Теперь она чувствует себя чужой, прожив с больше десятка лет здесь и проводив здесь детсво. Чувствует себя не частью дома, а гостьей, дожидающейся хозяйки из холла. Но никто не придет. Сегодня к ее единственной подруге без предупреждения приехала родня, заполонив весь дом детьми и криками. Не осталось места даже худой девоньке, которая не прочь была и спать на полу в самом углу небольшой квартиры, если бы ей позволили, лишь бы не возвращаться сюда. Времена меняются, и теперь это место кажется далеко не безопасным. Была спета его песенка. — Мин оставалось остаться на улице или же плестись в проклятый дом на окраине. Одинокая девушка тянет из трубочки кофе с нотками цитруса, мяты и корицы. В голове строится монолог, безукоризненно проявляется нотка отчаяния, безнадеги. Ее оставили все. Нет весточки даже от парней-загадок из универа. Надежда постепенно покидает ее разум, нарастает паника. Кричащая паника, заставляющая девушку содрогнуться. Безнадежно пинает коробку, по какой-то причине оказавшейся посреди гостиной. Шипит от боли, упав на трещащие доски. Ветер, врывающийся в гостиную посвистывает и дарит чувство беспокойства. По спине пробегает холодок. В дверь стучат. Тук. Тук. Тук. Легкие прикосновения к двери заставляют передёрнуться. Мать его! Почти три ночи! Три ночи в опустевшем ещё года три назад районе! Ноги не слушаются, она плетется к двери, откуда веет ароматом корицы, лимона и мяты. По душе подобранный аромат заставляет мурашки бежать по коже. Прикасаясь рукой к холодной ручке, она не торопится открывать. Боится открыть рот - выяснить, кто за дверью. По ту сторону двери сохраняют тишину. Минами её поддерживает и шумно, но подавлено сглатывает ком страха в горле. Нет, не сегодня, точно она не умрет прямо сейчас. Никого она не водила сюда кроме Мии, но и с ней она рассталась добрых пару-тройку часов назад. Но никто не отменял бродячих, воришек, зомби?… Нуу это бред. Набравшись смелости, она привстает на цыпочки, визуально увеличивая свой рост, и с закрытыми глазами распахивает дверь с огромной силой и резкостью в движениях. Вздох. Ещё пару. Глубокий выдох. Что? — Юн Ми? — с выдохом облегчения произносит она, облокачиваясь на дверной косяк. Переводит взгляд. — Ты что здесь делаешь? — с ноткой радости произносит она. Ни воришка, ни бродячий, ни бес — перед ней, съёжившись то ли от холода, то ли от неловкости момента - еще бы, заявиться в дом — стоит её однокурсница, Юн Ми. Виновато возит носком туфли перед собой, обнимая себя за локти. В лице читается вина, а во взгляде — нерешительность и стеснение. Юн Ми — довольно милая, но тихая девушка, переехавшая ещё недавно из Кореи вместе со своими родителями. В университете общается только с одной девочкой из параллели, а с их курса - только здоровается со всеми. Иногда Мин становилось ее жаль, и тогда она приглашала ее пообедать вместе. Она совсем не плохая девушка - Юн искренняя, веселая, добрая душа. — Привет, Минами… я… а ты? — она заглядывает в полумрак квартиры и распахивакт глаза. Ее щечки покрываются румянцем. — Я что, тебя разбудила?! — слишком беспокойно выпаливает она, еле слышно извиняясь за шум. — Что ты, нет, совсем нет! Я только домой пришла, — сложив руки на груди, она оглядела однокурсницу: на бедняжке только лёгкий свитер и домашние брюки на резинке. Сама она дрожит от холода. — Юн, проходи! — провожая ее в дом после пригласительных жестов, она закрывает входную дверь. Откуда-то слышен приглушённый лай собаки. Обгоняя кореянку, она смущенно направила ее в сторону гостиной, видя, как та мечется и не знает, куда ей идти. — Что-то случилось? Ты чего так поздно ко мне и… — с ее языка чуть не слетел вопрос: как она нашла не дом. Видя то, что она замешкалась, она, улыбнувшись, заглянула ей в глаза, мол «расскажи мне». — Я… я с родителями поссорилась и они…, — «выгнали ее из дома» - то, что Мин поняла сразу после «они». — Выгнали меня из дома. — грустно вздохнув, Минами потянулась к ней и заключила в свои действительно крепкие объятия. Ей не довелось испытать ни ссор с родителями, ни перемирий, ни выставления из дома — ничего, ведь ее родители погибли слишком рано, и она не знает, не понимает, что это такое. Но догадывается, насколько это больно. При встрече с кореянкой она замечала за ней, а точнее, за ее нечаянно брошенными словами то, что наталкивало ее на мысль, что у нее проблемы в семье. До, к сожалению, этого дня, ее предположения не оправдывались ничем. Теперь же, сидя на диване, она изо всех сил обнимает подругу. Настолько сильно обвивает ее, что боится, что задушит. Ей никогда не хотелось чтобы кто-либо познал боль семейных ссор. Сейчас ощущая холод ее тела ей самой больно. Она пытается согреть ее, не представляя, сколько в этом маленьком теле травм. Детских, настоящих, болезненных травм. Юн неловко обнимает ее в ответ. Минами ощущает, как по ее спине текут слезы. — Слушай, мне очень и очень жаль… почему так получилось? — не получая ответа, она, решив, что ей сложно выдавить из себя слова, предположила. — На это была веская причина? — обреченно взглянув на стену, она ощущает то, как подруга качвет головой. Медленно, обреченно. Атмосфера в квартире становится еще мрачней. — Ты можешь мне выговориться, Юн, ты же знаешь… — Отец… он… он не понимает, — она всхлипывает. — Я п-пыталась с ним поговорить… поговорить по-взрослому, но… — слышится обидчивый стон от безысходности. — я забыла, что никогда, что никогда он не говорит и не ведет себя по-взрослому. — она ежится и с силой обнимает оппонента. — Он не взрослый, он глупый! — крича от отчаяния, она бьет по хрупкой спине Минами, отчего подруга покашливает. Она, в знак извинения, ласково поглаживает ее по спине, мол «прости». Минами не обижается. Кореянка крупнее нее в плечах и в принципе сильнее, поэтому на месте «побоев» у Мин зреют синяки. Сейчас ей до этого нет дела. Только успокоить подругу. — Он высмеял мои попытки с ним поговорить и перевёл всё в скандал… — Минами сощурилась. — …он начал оскорблять меня и выставил из дома в чём было. — она зарыдала, и Минами добровольно стала ее подушкой для слез. Ее хрупкое тело вскоре покрылось сыростью от дорожек слез. Она гладила беднягу по голове, позволяя ей выплеснуть все, что накопилось. — мать встала на его сторону, посчитав тему моего обсуждения глупой. — она и представить не может, как ей больно. Предательство близкого человека… — как… как обидно… — сквозь всхлипы говорила она. Подождав около десяти минут, истерика стихла и, выпутавшись из объятий, Мин соскочила с дивана босиком. — Юн, я быстро. Принесу тебе чай. — до визита кореянки она уж было переоделась в ночной топ и юбку. Топ оставлял спину открытой, а юбка - ноги. В таком прикиде она бесшумно побежала на кухню, включила чайник. На улице всё ещё темень. Бурления чайника не пришлось ждать долго, и она уже спешит обратно к подруге. Подходя к дивану она видит Юн Ми, обнимающую свои ноги, и заботливо вручает ей стакан, садясь напротив ее. Юн, уже успокоившись, отпивает чая и неторопливо и нервно бормочет чего-то себе под нос. — Знаешь, Юн, мы ведь с тобой подруги… — кореянка замирает, отстранившись от чая. Будто бы ей в жизни такого ещё не говорили! — Ты можешь остаться у меня. Моя тётя как раз уехала пока что… места много, но только кровать у тёти пыльная. Если ты не будешь против, то можешь лечь со мной. — Юн поворачивается к ней, и она замечает поселившуюся в ее глазах искорку надежды, веры и благодарности. Она всхлипывает от радости, ставит чай на столик рядом с диваном и, забывая о «вежливости», под обе руки перетаскивает Минами к себе на коленки, обхватывая её под плечи и не стесняясь того, что теперь ее подруга полностью находится на ней, заключает ее в такте крепкие объятия, что сама Мин бы позавидовала ее силе. Прижимая ее вплотную, она быстро дышит и гладит ее по спине. — Спасибо тебе, Минами! — Минами от непривычности покрывается румянцем смущения на щеках, но понимая, что ей нужна поддержка, а это эффективно действует ра моральное состояние человека, особенно если ее обычно не обнимали, обнимает ее в ответ. Её тело постепенно отогревается, и Мин этому рада.