૮𔓕﹑
Я надеваю куртку, выскальзываю из кабинета, пробегаю по коридору к двойной двери и спускаюсь по лестнице в восточный вестибюль. Нахлобучив неудобную шапку, толкаю плечом дверь и иду к выходу — подождать машину. Притопывая нетерпеливо ногой, проверяю статус такси и вдруг замечаю какое-то движение с другой стороны двери. Стекло запотевает, и у меня на глазах чья-то рука рисует сердечко. Это Дотторе. Теперь я вижу его в темноте. Мы смотрим друг на друга через дверное стекло. На нём тёмное пальто, шея туго обмотана шарфом, на плече рюкзак. Прикладываю к стеклу, прямо к нарисованному сердечку, ладонь. Дотторе поднимает руку и зовет меня жестом на улицу. Приоткрываю дверь, и прямо в лицо бьет холодный, колючий ветер. Натягиваю шапку поглубже на уши и иду за ним. Свежий, идеально белый снег похрустывает под ногами. —Что ты здесь делаешь? — Он игнорирует мой вопрос. —Давай сходим посмотреть иллюминацию, — говорит Дотторе, когда я приближаюсь на небольшое расстояние. Я смотрю на праздничные огни и качаю головой. —Ты не представляешь, как это далеко. Уверен, ты передумаешь спустя километр ходьбы. Он поворачивается ко мне: —Я иду, — решительно говорит он и смотрит на меня как-то странно. Что-то новое в его глазах. Молчу, только смотрю на него. То, что он говорит, мог бы сказать и я сам, но в его исполнении это звучит иначе. Мы идем по пустынной дорожке, и лед сверкает в свете фонарей. Я стараюсь держать дистанцию, и не спешить, чтобы не поскользнуться. —Давай хотя бы возьмем такси. — предлагаю я, зная, что машина уже едет. Он закатывает глаза: —Я хочу гулять, наслаждаться вечером и твоей компанией. — Eго рука касается моей руки. Я пытаюсь освободиться, но его пальцы уже сплелись с моими и не отпускают. — Что с тобой? Я могу уйти. У меня плохо получается взаимодействовать с людьми в такие моменты, поэтому я промолчал и сжал его руку. Мы бредём по снегу к призывно мигающим вдалеке огонькам, и парк пусть медленно, но приближается. —Иногда мне кажется, будто ты меня боишься. — говорит Дотторе, уверенно шагая по хрустящему снегу. —Вовсе нет. Просто, — я медлю, не решаюсь продолжить. Он сжимает мою руку и понимающе кивает. —Как на счёт твоих страхов? —Моих страхов? —Да. — Я посмотрел на Дотторе, глаза которого будто засияли, что сквозь них, казалось, можно что-то видеть. —Я боюсь забвения, — тут же ответил он. — Как слепой из пословицы, который боялся темноты. —Ну, это ты поспешил. —Черство сказано? — уточнил Дотторе. — Я бываю слеп, как крот, к чувствам окружающих. —Придёт время, — сказал я, — когда мы все умрем. Все. Придёт время, когда не останется людей, помнящих, что кто-то вообще был и даже что-то делал. Не останется никого, помнящего об Аристотеле или Клеопатре, не говоря уже о тебе. Всё, что мы сделали, построили, написали, придумали и открыли, будет забыто. Всё это, — я обвёл рукой очертания домов, — исчезнет без следа. Может, это время придёт скоро, может, до него еще миллионы лет, но даже если мы переживём коллапс Солнца, вечно человечество существовать не может. Было время до того, как живые организмы осознали свое существование, будет время и после нас. А если тебя беспокоит неизбежность забвения, предлагаю тебе игнорировать этот страх, как делают все остальные. Когда я договорил, Дотторе замолчал, видно задумался. —Чёрт, — тихо произнес он. — Ну ты, блин, даешь. Я засмеялся. Он покачал головой, глядя на меня. —Что? —Ничего. —Почему ты на меня так смотришь? Дотторе чуть улыбнулся: —Потому что ты красивый. Мне нравится смотреть на красивых людей. Некоторое время назад я решил не лишать себя простых радостей бытия. — Последовала короткая пауза, которую преодолел Дотторе. — Особенно если учесть, как ты прелестно доказал, что всё закончится забвением. Дотторе продолжает пристально смотреть на меня, прожигая взглядом, а я старался набраться храбрости, чтобы посмотреть на него в ответ. Как только он поймал на себе мой взгляд, то театральным жестом остановил меня, после чего взял за ворот куртки и притянул к себе. Мои глаза слегка округлились от резкости его действий. Я не знал, как на это реагировать. Но почувствовал, как мои щеки начинают гореть. Вместо поцелуя, он обнял меня. Причём обнимал так, будто этот раз был последним и больше нам никогда не предоставиться такой возможности насладиться друг другом. —Обязательно посмотри фильм «Останься», тебе понравится. — сказал Дотторе, утыкаясь в моё плечо. —Ладно, — я не сразу понял смысл фразы. — Посмотрю. —Нет, со мной. У меня дома, — Он сделал шаг назад, расправил плечи и выпрямил спину. — Сейчас. Я поднял на него полный недоумения взгляд. В ответ он прожигал меня своим. Кажется, мы играли в «гляделки», потому что смотрели друг на друга, не моргая. Глаза заслезились у меня первого и тогда мне пришлось проморгаться. Дотторе засмеялся, а я подхватил его смех. —Пригласил бы хотя бы на свидание для начала. —Честный ответ, Альбедо. Придёшь ко мне завтра? — Непринуждённо проговорил Дотторе, словно не слышал моего ответа. —Проведите меня до парка, сударь, затем я подумаю над вашим предложением. — Слегка раздраженный его поведением, сказал я. Его явно позабавила эта картина, склонив голову вбок, он заулыбался ещё шире. Несмотря на мою злость, мне нравилось слушать его голос. Не такой низкий и грубый, как у других парней, а какой-то особенный. Только такой, какой может быть лишь у него. —Как по-английски сказать «я люблю тебя»? — спросил Дотторе. —Я думал, ты знаешь. Эту фразу все знают. —Может, я хочу услышать, как именно ты её произносишь. —Тогда, I love you. —I too. —Да не можешь ты так предложения строить! —Какой ты дурак, Альбедо! Не в этом же смысл! — Между нами повисла душащая пауза. — Какая к чёрту разница? — Последнюю разу Дотторе сказал почти шёпотом. Он всегда так делал, когда неконтролируемо повышал на меня голос. —Психичка. — Я вдруг рассмеялся, шутливо пихнув его в бок. —Ладно, забудь. Я просто постараюсь сменить тему, — Дотторе неловко улыбнулся. — Какая погода тебе нравится, теплая или холодная? —Мне нравится снег, но если не считать этого, предпочитаю теплую. — Я с любопытством посмотрел на него. — А тебе? —А я люблю холодную. Хотя и не большой любитель топтать снег. — Он поправляет шапку, ухмыляется и, наклонившись, зачерпывает немного снега и лепит снежок. — Другое дело поиграть в снежки. Я вскидываю руки, качаю головой и отступаю. —Зандик, не надо. Не надо! — В следующий момент он успел это сделать, снежок ударяет мне в грудь. Я замираю, смотрю на него с недоверием и картинно, со стоном, падаю на колени. — В меня попали! Посланный рукой снайпера, второй снежок попадает в руку. Я бросаюсь в погоню, и мы оба хохочем и продолжаем перестрелку, понемногу приближаясь к расцвеченному гирляндами парку. Силы хватает ненадолго, и вскоре мы уже задыхаемся. Я беру его за руку в знак перемирия, и мы, пыхтя, тащимся на вершину холма, а добравшись, оборачиваемся и оглядываемся. Дотторе выдыхает, пар клубится у его губ, и мы смотрим на снежное покрывало внизу. Он раскидывает руки и падает на спину, снег мягко проседает под ним. Смотрю, как он делает снежного ангела, возит по снегу руками и ногами. Я раскидываю руки, падаю рядом с ним, и снег послушно принимает мою форму. Смеюсь, тоже делаю снежного ангела, мерзну от снега и согреваюсь теплом момента. Мы замираем и смотрим в небо. Звезды такие большие и яркие, что кажется протяни руку и бери. Усмехаюсь, поворачиваю голову, и мы встречаемся глазами. Он поднимается. —Пойдем посмотрим на огоньки. — Я пытаюсь встать, но снова падаю, поворачиваю голову и вижу, что лямка моей сумки зацепилась за один из кривых корней. Отцепляю лямку и Дотторе протягивает мне руку. Я принимаю помощь, и мы вдруг оказываемся рядом, так близко, что нас разделяют считаные дюймы. Я смотрю ему в глаза, наше дыхание смешивается в крохотном пространстве, делая то, что не могут сделать тела. Я отнимаю руку и быстро отступаю, испугавшись такой близости. Мы идём дальше и наконец входим в парк, встречающий нас огромным прудом. Гирлянды сияют чуть дальше. Лунный свет отражается от застывшей глади, темной и красивой. Оглянувшись, вижу, что Дотторе плетется за мной. —Ты как? — Я шагаю к нему. — В порядке? —Давай передохнем. — Он смотрит мимо меня и протягивает руку. Я поворачиваюсь и вижу каменный пешеходный мостик. Мы устало тянемся к нему вдоль края пруда. Дотторе вдруг останавливается, осторожно трогает лед ногой, постепенно переносит на неё больше и больше веса. —Лед крепкий. Давай! — Он смотрит на меня, и я узнаю этот взгляд, дерзкий, откровенный и совершенно безрассудный. Я делаю глубокий вдох, принимаю вызов, беру его за руку, и мы вместе скользим по льду, хохоча и стараясь устоять на ногах. Потеряв равновесие, я взвизгиваю, отпускаю его руки, чтобы не утянуть за собой, и шлепаюсь на задницу. —Не разбился? — спрашивает Дотторе. Я качаю головой и смеюсь. Мне хорошо. Нет, больше, чем хорошо. Он бежит с воплем по льду, падает на колени и скользит. Я нехотя поднимаюсь, разбегаюсь, скольжу и на полной скорости врезаюсь в него. Дотторе хватает меня и даже ухитряется устоять на ногах сам и удержать от падения меня. Я роняю руки и останавливаюсь. Поворачиваюсь к нему лицом. Дыхание вырывается частыми, крохотными облачками. Он не отводит взгляд, и я чувствую то же, что и всегда — влечение, то неоспоримое притяжение, которое заставляет меня сокращать разделяющую нас брешь, преодолевать расстояние. На этот раз я не сопротивляюсь ему. Подъезжаю ближе к Дотторе, и наши тела сталкиваются. Ноги подгибаются, мы летим кувырком на лед и шлепаемся вместе и со смехом. Я тяну его руки к себе, вокруг нас падает снег, и мое сердце колотится так громко, что это слышит даже он. Нас притягивает друг другу, словно магнитом, и с каждым вдохом мы ближе и ближе. —Ты знаешь, чего я хочу, — шепчет он, и я почти чувствую это. Слышу слетающий с губ вздох. — Ты пугаешь меня, Альбедо. Я поднимаю глаза. Смотрю, не понимая: —Что? Почему? —Я чувствую что схожу с ума от всех этих чувств к тебе. — Я знаю, что имеет в виду Дотторе. Он качает головой, и на его лице серьезное выражение, а голос печален. — Ничего страшнее я не испытывал. Его рука в перчатке бережно касается моего лица. Красные глаза темнеют. —Как отвратительно романтично. — он криво усмехается. —Знаю, — говорю я. — Но мне нравится. И тут мы слышим сначала негромкое, потом более отчетливое и пугающее, переходящее в треск похрустывание. Лед прогибается под нами и стонет. Мы вскакиваем и схватившись за руки, бросаемся к берегу.૮✦﹑