Jef Martens — Almost But Not Quite
Eamonn Watt — Reflection
Прохладный ночной воздух слабо колышет прозрачные шторы на окнах, гуляет по комнате, даря небывалое спокойствие, тишину и свежесть. За окнами беззвучное море, волны, набегающие на берег, и птицы, скачущие по песку и выискивающие себе пропитание в занесённых водами моллюсках. Луна, возвышающаяся на небе, пробивается сквозь занавески, окидывая темную спальню слабым тусклым светом. Элизабет… Растворяется в шепоте. Тишину нарушает тихое шуршание шелковых простыней и выдох. Сон, прокравшийся в голову, больше не дал уснуть. Вместо этого Элизабет лежала на постели, подняв руку, и разглядывала собственную руку, сквозь пальцы которой пробивался лунный свет. Вот порез на ладони, оставленный ещё очень давно, круглый след на тонком безымянном пальце. Кольцо. Элизабет… Взгляд дёргается в сторону окна. Ветер, думает она, и закрывает глаза в надежде уснуть. Последние ночи выдались беспокойными, и кто знает, что ей причудится? Но это повторяется уже через десять долгих минут, и на этот раз Элизабет не выдерживает. Поднимается на постели, затягивая шнурок тонкого, едва ли не прозрачного, платья, на плечи накидывая бежевый баньян. На улице ночью довольно прохладно, а вылезать с теплой постели в холод плохая идея. Поднявшись на ноги, девушка зажгла свечу, стоящую на прикроватной тумбочке, и вышла на кухню. Пусто. Лишь открытое окно и колыхающиеся занавески от ветра, темнота и лунный свет. — Здесь есть кто-нибудь? — спрашивает громко, не боясь никого разбудить. Одна ведь живёт в доме, не считая гувернантки. Но и та сейчас уехала по личным причинам. Мисс Суонн… Элизабет замирает в проходе, едва ли не роняя на себя покренившуюся свечу, и оборачивается. Она знает этот голос, знает тембр и произношение. — Я точно схожу с ума, — улыбается неуверенно, отставляя свечу обратно на столик, и выходит на улицу, направляя взгляд на море. Если бы не одно но — человек, стоящий на берегу, — Что за чёрт? — шепчет себе под нос и, подобрав подол платья, спускается на берег, неуверенно шагая в сторону незнакомца. Тот стоял почти у самой воды, сложив руки за спиной, и смотрел на горизонт, склонив голову к груди. Темный камзол, обшитый золотом, виднеющийся белый платок на шее. — Кто вы такой? Что вам нужно? — она подходит достаточно близко, чтобы, если человек развернётся, чётко увидеть его лицо. И он разворачивается, и только после этого поднимает голову и взгляд, полный вины и радости одновременно. Скорби, грусти, боли. — Джеймс? — голос срывается, а на глаза в сию же секунду накатываются слёзы. Ей кажется, что это кошмар. Она в этом уверена. Пока не слышит его голос… — Элизабет, — всё что и может сказать на выдохе, скользя взглядом по лицу. Она почти не изменилась. Разве что вернулась прежняя аристократическая бледность. — Но как вы.. Джеймс, на «Летучем Голландце» ведь.. — Меня убили? — он горестно улыбнулся и кивнул, подтверждая слова, — Лорд Беккет после того случая встретился с Тиа Дальмой. Выпросил, чтобы она воскресила меня. — Но зачем ему это? — непонимающе воскликнула Суонн, подходя чуть ближе. — Я не знаю, — отвечает честно. Не знает он, что творится в голове у этого человека. Но порой лучше не знать истинных намерений. — Господи, Джеймс, — мотнув головой, Элизабет отпустила платье и уже в следующую секунду обвила чужую шею руками, крепко обнимая, пусть и пришлось чуть привстать, — Я не могу поверить. сколько же времени прошло! Где вы всё это время были, Джеймс? Оторвавшись, чтоб взглянуть в серо-зелёные глаза. Глаза, которыми она готова любоваться вечность. — Наводил дела. Не каждый день человек возвращается к жизни из того мира. Да и потребовалось время, чтобы вас найти, миссис Тёрнер, — последнее прозвучало сдавленно, даже как-то грустно, что не укрылось от женских ушей. — Вы уже знаете? — поджав губы, Элизабет слабо покачала головой, — Нет, нет. Для вас я всегда мисс Суонн, Джеймс, — помолчав, не уверенна, стоит ли говорить, она вдохнула по глубже, обратно поднимая взгляд на мужчину пред собой, — Если позволите, для вас я буду миссис Норрингтон. — Элизабет, — удивлённый вдох стихает прежде чем его губы накрывают чужие в осторожном, почти невинном поцелуе. — Я должна была это сказать ещё очень давно, Джеймс, — с сожалением произносит Элизабет и прикрывает глаза. Но мгновение спустя чувствует горячую ладонь на собственной шее, аккуратное, нежное поглаживание. И поцелуй. Тонкие пальцы вплетает в длинноватые волосы на затылке, которые ей всегда нравились, между прочим, отвечает на поцелуй, чувствуя на щеках слёзы, но на этот раз от радости. — Будьте моей, Элизабет, — просит Норрингтон, прижимаясь к её лбу своим и расслабленно улыбается, всё ещё не веря в происходящее. — Я вся ваша, Джеймс… Они ещё долго стоят на берегу в объятиях, просто наслаждаясь этим моментом и восходящим солнцем, даже не замечая вдали пару наблюдающих голубых глаз.