Я художник, я так вижу

О эта прелесть рисунка, величие искусства, красота жизни! В маленькой комнате тускло горели свечи в старом позолоченном канделябре в виде виноградной лозы. Желтоватый воск стекал со свечек и капал на стол. Рядом со свечами горят индийские палочки-благовония. По комнате разливается слегка дурманящий сладковатый аромат. Окна занавешены, дверь заперта. Никто не зайдет внутрь... Никто не потревожит их. На диване, укрытом бирюзовой драпировкой, лежит обнаженный Джон Ричард Дикон. Лежит он в расслабленной позе а-ля спокойно отдыхающий юный древнегреческий бог. В его приподнятой руке - засушенная жёлтая роза (свежую сложно найти в январе), в волосы тоже аккуратно вплетены засушенные цветы, но не розы, а маленькие ромашки и различные сухоцветы. Вокруг него лежат самые разные предметы: от подушек до гербария (!). Все это не просто предметы и не просто Джон, а Композиция, и Композицию стремится запечатлеть Художник. Фредди (а кто бы еще мог быть Художником?) сидел в кресле напротив и рисовал эту прелесть нежной акварелью. Холст стоял на небольшом мольберте, и Меркьюри постоянно вытягивал шею, чтобы поймать момент, хрупкий момент, который может длиться меньше секунды, и перенести его на холст. А надо быть мастером, чтобы переносить эти моменты с максимальной точностью. Сейчас, скажем, он тщательно прорисовывал худой плоский животик басиста. Если вы думаете, что одного телесного цвета и коричневого там, где нужны тени, достаточно, вы ошибаетесь! Нет. Тени должны быть сиреневатыми, слегка бирюзовыми (отсвет от покрывала), а те места, на которые падает свет - с лёгким жёлтым оттенком. И так - на всем теле Джона! Везде есть разные оттенки! Жёлтые отсветы, розовый румянец на щеках, рыже-коричневые волосы, синеватые тени под глазами, персиковый оттенок кожи на мягких бедрах, сиренево-сине-коричневые тени... Такие разные, такие яркие цвета, которыми ты проникаешься, цвета, которые словно утягивают тебя за собой в мир безумных красок всех видов и мастей... Вокалист смотрел на Дики не отрывая глаз. Взгляд его скользил туда-сюда: от бёдер к глазам, от глаз к плечам, от плеч к животу, от живота к ногам, от ног к кистям рук... -Ты ведь просто смотришь на меня, не так ли? .. - прошептал Дики. -М? - Голос Натурщика вывел нашего художника из благоговейного оцепенения. -Ощущение, будто ты прямо сейчас трогаешь меня... Прикасаешься и ласкаешь взглядом. Мне страшновато, но ещё.... Ещё мне прекрасно. Я чувствую, как эта мягкость, эта атмосфера переполняет мою оболочку. Такое чувство, будто я сейчас взлечу... Знаешь... Ещё я как будто растворяюсь в этой красоте, становлюсь ей. Был Джон - стала частичка Искусства. И нет Джона. И люди потеряют меня навсегда... Я стану Искусством, превращусь в мазок краски, в элемент Композиции... И только ты сможешь найти меня, ведь ты - не простой человек. Найти и, если надо, снова сделать меня человеком. И тогда, после того, как я вернусь, я крепко обниму тебя, ведь ты - единственный в мире Художник, кто может поймать меня и вернуть... -... Да ты прямо-таки творческая натура!.. Такая мягкая и необычная *игривый взгляд в сторону бёдер* натура... Ты выглядишь так, как будто ты не какой-то там Джон, а дриада (нимфа леса), которая каким-то образом попала ко мне в дом в Англию, да ещё и зимой. Скажи честно, тебя сюда послали боги?) И действительно, в это время, в этом месте наш басист совсем не был похож на того человека, которого знали квины. Сейчас он был Дриадой, полубожественной сущностью, которая зачем-то решила снизойти на Землю, в маленькую квартиру к певцу-художнику для того, чтобы он смог запечатлеть эту самую прекрасную сущность. -Дриада?.. А ты у нас как цыган... Тот самый, в которого влюбляются все девчонки в деревнях... Покоритель сердец, словом! Да уж. На Фредди был огромный оранжевый халат с золотистой вышивкой у рукавов и позвякивающими монетками. Халат был ему просто ужасно велик, но нашего героя это не волновало: можно всего-то закатать рукава, и все будет нормально. В этом безумном наряде он сам выглядел как часть Композиции. -Цыган?.. Хм, интересно... Так! Сейчас, пожалуйста, закрой рот на секунду... Я собираюсь нарисовать твои губы... Дики замолчал и слегка улыбнулся. В это время Меркьюри вытащил из одного из карманы рукава самую тоненькую кисточку и осторожно смешал нежно-розовый и персиковый цвета для того, чтобы придать цвет этим тонким-тонким губам. Он осторожно добавил бежеватую тень и поставил блик. Кажется, картина почти готова! Осталось только проработать глаза. Для радужки понадобится оливковый цвет, для белка - совсем бледный, почти белый голубой оттенок. В глазах слегка сонного, но очень довольного Джона отражались золотистые огоньки свечей: взгляд был слегка затуманен, но полон удовольствия. -И опять ты "просто смотришь на меня", а ощущение, будто прямо сейчас ты целуешь мое лицо... - на щеках Дикона вспыхнул румянец. -Так... Сейчас у меня невероятно ответственный момент... - Меркьюри изящно поставил блики на глаза слегка дрожащей рукой: повезло, что кисть не соскользнула, и все прошло удачно. -Ву-а-ля! Готово! Вставай, мне очень хочется показать тебе этот рисунок! - торжествующим голосом произнёс вокалист. Это был пятый вечер, когда Фредди писал эту картину, пятый и последний. Пока басист восхищенно рассматривал результат, Меркьюри с улыбкой вспоминал первый день, когда он только начал работать над картиной. Особенно ему запомнилась одна сцена, а именно, то, как художник составлял композицию с натурщиком: дело в том, что стеснительный басист ужасно не хотел, чтобы его, хмхм, промежность, была запечатлена. А Фредди же был абсолютно не против. В итоге они смогли договориться: Джон согнул одну ногу так, что видно ничего не было. Ещё отчаянный занзибарец запомнил эту прелестную смущенную физиономию бедняги Джона, который сначала даже не ожидал того, что он будет позировать обнажённым. Да, такое слегка напуганное, беспомощное и умилительное личико уж точно не забудешь... "Надо будет потом нарисовать эту милоту... " - усмехнулся вокалист. -Прелестная работа!.. Знаешь... Мне кажется, ты нарисовал меня гораздо красивее, чем я есть... - когда Дикон говорил это, его щеки и ушки розовели от смущения. Сам он старался вести себя скромно и сдерживать улыбку, но через несколько секунд Джон заулыбался до ушей, и румянец на его щеках стал ещё ярче. -Ну... Я художник, я так вижу! Так что с моей точки зрения, ты получился идеально! Что любопытно, все предметы в Композиции были прорисованы достаточно схематично. А Джон... Каждый локон его длинных волос, каждая ресничка... Все было проработано, даже узор радужки глаз! И вот Фредди осторожно убрал все цветы и предметы с дивана, потушил свечи и сел рядом с Дики. В полной темноте не было видно абсолютно ничего: можно было услышать только тихое и мягкое дыхание друг друга. В какой-то момент вокалист просто начал водить рукой в воздухе. -Ах, вот ты где! - с любовью произнёс он, когда все-таки нашел басиста и крепко его обнял. За окном шёл снег и дул омерзительный ледяной ветер, а эти двое сидели в маленькой квартире, в маленькой тёплой комнате и обнимались. Меркьюри тихонько посмеивался, когда Джон утыкался носиком в его плечо и сонно посапывал. Дики же гладил своего любимого Художника по спине, просовывая тонкие руки под халат. Волосы басиста щекотали Фредди, но ему это очень-очень нравилось. Они оба чувствовали себя очень спокойно: никто сейчас их не потревожит, никто не заглянет... Сейчас они вдвоем, вместе, и все хорошо. *** Бледный зимний солнечный лучик заглянул в окно. На дворе утро. Белые искрящиеся снежные шапки свисали с крыши так, что казалось, что ещё немного, и крыша треснет и сломается под их тяжестью. За ночь на окнах домов появился невероятно изящный замысловатый узор из инея, напоминающий кружево на платье какой-то модницы из 19 века. Но ни Джон, ни Фредди не любовались этой красотой сонного зимнего утра. Почему, спросите вы? Потому что они оба...спали, лёжа в обнимку. Басист лежал, уткнувшись носом в грудь Фредди и обнимая его торс. На лице Джона сияла спокойная улыбка, на щеках его розовел нежный румянец. Меркьюри же обхватил своего любимого натурщика руками и осторожно положил ногу на его ноги. Поскольку они уснули очень быстро, каждый из них был одет в то же самое, что и в ту ночь - Джон, так сказать, в костюме Адама, а Фредди все в том же "цыганском халате", да еще и на голое тело. Эх, вот бы в эту маленькую комнату пришёл Таинственный Невидимый Художник и нарисовал эту прелесть!.. Осталось только найти этого незнакомца.... Где бы он мог быть?