Der erste ist der letzte.

      Пальцы путаются в чужих волосах, перебирая темные пряди, когда тело на коленях делает вдох. Слишком громкий для такой тишины. Тревожный. Возможно, плохой сон, слишком обыденное явление для тех, кто застрял в холодном и одиноком космосе.       Провести ладонью по лбу, стирая морщину между бровей, как будто этим движением он мог забрать чужие кошмары. Вместо этого он попросту будит его, чувствуя, как тот вздрагивает, резко открыв глаза. Кит поворачивает к нему свое лицо, словно пытаясь понять где и в каком положении он находится. Лэнс так и замирает с рукой в чужих волосах и тупо моргает, не ожидая внезапного пробуждения. — Я.. уснул? — у Кита голос отдает хрипотцой ото сна и в груди от этого тянет так странно, но Лэнс прячет это ощущение поглубже. Не сейчас, не сегодня ему об этом думать. — Да, ты.. Я рассказывал тебе как раз о том, как мы вчера Пидж видели что-то вроде магазина с пластинками, как на Земле в конце двадцатого века. И ты в какой-то момент просто перестал слушать, пока я не понял, что тебя просто вырубило и ты выглядишь таким уставшим последнее время, так что я не стал тебя будить и- Слушай, правда, у тебя все хорошо?       Кит привстает на локтях, пока не принимает сидячее положение, окончательно слезая с чужих коленей. Трет шею, волосы так забавно падают ему на лицо, спутанные либо ото сна, либо благодаря стараниям Лэнса. Смотрит куда-то в окно, вглядываясь в поглощающую темноту космоса и слабо кивает: — Ничего такого, с чем я бы не справился. — Эй, — Лэнс кладет руку на чужое плечо, в синих глазах тоска, в голосе проскальзывает волнение, — Нам всем здесь снятся кошмары. Это не то, чего следует стыдиться или- Это не значит, что ты слабый или типа того, ясно? Я знаю, что мы не очень близки и большую часть времени ты меня все равно бесишь, но, знаешь, иногда бывает полезно выговориться.       В ответ молчание. Он продолжает смотреть куда-то в темноту, словно не желая пересекаться взглядом с Лэнсом, на чьих коленях так бессовестно спал. Хмурится и переводит взгляд на ладони, странно, он не надел перчаток, должно быть, просто забыл. Он никогда не забывает. Сон все еще не отпускал его и неприятные картинки продолжали терзать уставший мозг. Он ведь никогда не позволял себе расслабиться и уснуть, если не чувствовал себя безопасно. Было ли ощущение уюта во время их разговора реальным или это наваждение, вызванное усталостью и сном? Лэнс был прав, кошмары снятся каждому, разница в том, что всем есть, что терять, в отличии от него. Кит давно не чувствует себя частью команды, тем более теперь, когда они вернули Широ и потребность в нем самом, как в пилоте Красного или Черного львов отпала. Лэнс был прав, шесть пилотов это слишком много для команды, так ли им нужен сам Кит? Он понял, что у него нет цели, как таковой. Завершить войну, но есть ли ему, ради чего бороться и открывать глаза по утрам?       Он просто устал. — Кит?. — За что ты борешься, Лэнс?       Замешательство на чужом лице, а следом за ним грустная улыбка и слишком серьезный ответ: — За свою семью. Друзей. За любовь, в конце-концов. За то, чтобы я мог проснуться и не бояться, что это мое последнее утро. За то, чтобы есть чесночный хлеб и играть в старые игры. За море на Земле и за шум океана ночью. — Но думал ли ты однажды, что, — Кит делает паузу, подбирает подходящее слово, — Когда ты просыпаешься и как будто не видишь смысла ни в чем? Иногда я смотрю на вас всех и то, как ты радуешься каким-то вещам каждый день и не понимаю. Каждое утро я пытаюсь доказать себе, что мои усилия чего-то стоят.       Лэнс замирает, смотрит на чужой силуэт и на то, как Кит старательно прячет лицо во время этого откровения за волосами. Сгорбленная спина вызывает желание прижать его к себе крепче и обнять. Потому что это чувство слишком знакомо. Когда ты в космосе один, так или иначе думаешь о нависающей угрозе смерти и эти мысли посещают его самого с завидной регулярностью. Возможно, Лэнс просто чуточку больше оптимист. — Мне страшно от того, что я боюсь вас потерять, — чужой голос переходит в шепот, — Я никогда не позволял себе подпускать кого-то настолько близко, чтобы бояться потерять, понимаешь? — Именно поэтому я радуюсь тому, что у меня уже есть. Каждая секунда, каждый день может стать последним, поэтому я просто. Ловлю момент. Есть очень много вещей, которые я еще не сделал и много вещей, которые мне предстоит сделать. Поэтому я предпочитаю просто наслаждаться вещами, которые гипотетически делают меня счастливым и ни о чем не жалеть. — Но разве ты не боишься? Ты столько раз был на грани жизни и смерти и всё равно продолжаешь. — Кит, посмотри на меня, — взгляд Лэнса слишком серьезный и излучает странную заботу и волнение, — Я боюсь каждый день. Все мы. Черт, да я все еще не уверен, могу ли я быть пилотом. — Но ты- — Тихо, — усмешка почти теплая, — речь не обо мне. Я о том, что нет ничего страшного в том, чтобы не справляться. Не все рождаются со стальными нервами или лидерами. Все мы каждый день делаем ошибки, чего-то боимся, радуемся, что-то теряем. Черт, да даже Широ признавал, что он не справляется. А он, типа, голова. Но ведь такой же человек, как и мы все. Ну, почти все, ты у нас особенный.       Кит невольно усмехается сам и только думает спрятать взгляд, потому что как бы ни были правдивы чужие слова, он не чувствует в них того, что могло бы в нем откликнуться. Теплые ладони ложатся ему на лицо, вынуждая смотреть в глаза. — Ты ведь и сам понимаешь, что делаешь только хуже? Не нам, себе. За тебя тоже беспокоятся, даже Аллура, она просто- Ей тяжело, но посмотри на неё, она признает свои слабости, делает ли это ее хуже? Наоборот, именно это помогает ей двигаться дальше и сражаться дальше. В жизни не поверю, что нет ничего, что держит тебя на плаву. Это не должен быть кто-то или что-то важное, главное, что именно это приносит тебе удовольствие.       Сердцем Кит понимал, что тот прав. Но как убедить себя в том, что ему не наплевать на то, проснется ли он следующим утром и выживет ли он после очередной миссии? Он отчаянно цеплялся за жизнь каждый раз, каждый последний рывок и остатки кислорода в лёгких вынуждали его бороться, но почему? Было ли это просто инстинктом или он не понимал истинной причины, закопанной куда глубже, чем он собирался копать.       Руки на щеках горячие и очень мягкие и большим пальцем Лэнс гладит ему скулу, там, где виднеется маленькая родинка. Прикосновение теплое и в нем столько удушающей нежности и заботы, из-под ног потихоньку уносится земля, благо, они все еще сидят на полу. И Кит прикрывает глаза, просто расслабляя все тело и от этого словно тяжкая ноша падает с плеч, до этого момента он не осознавал, как сильно был напряжен. Хочется правда на время, хотя бы на этот вечер отпустить все свои мысли и не думать о том, что его гложет. Возможно, ему правда легчает от этого разговора, возможно тут поспособствовал сон на чужих коленях и то, что он правда давно не отдыхал, как следует. Впору бы чувствовать неловкость от того, как почти бережно касаются его лица, но Киту плевать. Ощущает только спокойствие и, наверно, доверие. Они достаточно раз прикрывали друг-другу спины, чтобы было не страшно вот так закрыть глаза, отдаваясь темноте и теплу человека напротив. — Лэнс? — М?       Кит открывает глаза, чтобы видеть реакцию человека напротив. — Есть ли что-то, что ты хотел бы успеть сделать? Я имею в виду, если мы. Если ты внезапно умрешь.       Лэнс сводит брови, отводит взгляд буквально на миг, закусывает губу. Нервничает. Но отвечает: — Да. Да, думаю, хотел бы сделать кое-что перед смертью.       Почему-то собственные ладони потеют и в горле застревает ком. — Я думаю, тебе правда стоит. — Боюсь, я потом буду сильно жалеть, — Лэнс горько смеется. — Не попробуешь — не узнаешь.       Они молчат ещё пару минут, пока Кит разглядывает лицо напротив, зачем-то запоминая каждую веснушку и каждую неровность кожи, выгоревшие на концах ресницы и едва заметный шрам от бритвы под губой. Как вьются на концах каштановые волосы и как из-под куртки выглядывает ключица. Простые детали, из которых состоит Лэнс и которые Кит хотел бы сохранить в памяти. — Обещай, что не ударишь, — в голосе Лэнса волнение и от этого тоже что-то щемит в груди. — Что? — Обещай, — с нажимом повторяет он. — Ладно. — Вот прямо словами через рот. Вслух обещай. — Я обещаю, — вздыхает Кит, чувствуя привычное раздражение, — что не ударю тебя. — Спасибо.       И хочется спросить, зачем всё это и что Лэнс собрался делать, но не успевает. Чувствует чужие губы на своих и от этого словно парализует. Мягкое, робкое прикосновение, в нём столько хрупкости, что Кит правда боится разрушить его. И осознать. И прежде, чем сам понимает, прикрывает глаза и кладет свою ладонь на чужой затылок, придвигая ближе. Отвечает и ловит ртом удивленный выдох, наклоняет голову и раздвигает теплые губы языком. Собственные пальцы пропускают сквозь себя короткие пряди на затылке, второй рукой он касается чужого лица, скользит ниже, к шее и остается на плече. Поцелуй ощущается больше грустным, как будто в него вложено что-то, что никто из них не решился бы сказать.       Наверно, Кит понимает, почему Лэнс взял с него обещание. Но сам не до конца понимает, почему так хотелось отвечать и почему он неумолимо тянет их обоих вниз, чувствуя лопатками пол. Почему даёт Лэнсу нависнуть сверху и целовать снова и почему так охотно движется ему навстречу. Почему нравится ощущение тонкой ладони в своих волосах, почему так хорошо от прикосновения к талии, обжигающем даже сквозь футболку. И совершенно пустеет голова, когда они неловко стукаются зубами и Лэнс тихо хихикает с этого, но целует снова, и снова, и снова, и только теплое одно на двоих дыхание нарушает кристальную тишину замка. И тихий стон рвется из собственной груди, когда тонкое колено упирается ему в пах и хочется сделать что-то невозможное, выбежать прямо так в открытый космос, чувствуя, как его засасывает ледяная пустота.       Он отстраняется первым и долго смотрит в лицо напротив, на то, как потемнели от жара и без того смуглые щеки, как даже в полумраке видно блестящие от слюны губы и хочется коснуться снова, провести языком или пальцами, запоминая их контур.       Неправильно это как-то. — Давно стоило, — зачем-то произносит Кит, а собственный голос предательски сел.       Ему бы теперь ещё понять, что он сам чувствует. Слишком запутался в себе и слишком не понимает других. Не понимает себя, но хочет понять, почему так хорошо. — Под угрозой смерти если только, — смеется Лэнс. Кит хрипло смеется в ответ.       Они лежат на полу, лениво целуясь и изредка касаясь друг-друга, до конца не понимая, что и почему заставляет их грустить. Возможно, оба знали чуть больше, чем хотели сказать, возможно, один из них чувствовал, что второй скоро уйдет.

И когда Кит несся на истребителе на всей скорости, надеясь пробить собой защитный барьер, за секунду до столкновения он понял, ради чего хотел бы жить.