Падший ангел, его жажда чуда, его желание любви

Чуткость к несправедливости мира сего порождает глубокую ненависть, молчаливую озлобленность, образует огромную, кровоточащую при любом напоминании рану, которая, как ей казалось, никогда не сможет зажить. Она была изящна внутренне, прекрасна внешне и умна до самых недр своего собственного и неповторимого разума, который любил играть с ней злую шутку. Она часто думала, обдумывала само желание дойти до сути и научиться противостоять. А нет, постойте, не научиться, а уже этим быть, а не попросту и впустую – казаться. Голос суровой осенней хандры любил шептать ей, таким образом напоминая о себе: — «Кто же подрезал твои крылья, девочка?» Она молчала, в гнетущей тишине ощущая, как по фарфоровой, едва румяной щеке, неторопливо бежит слеза. Она старается утереть эту слезу, но рука в этот момент не дрогает, будто её нутро впервые позволило ей эту слабость. Разум шептал, чтобы она не смела, подняла руку и героически смахнула эту солёную, едкую каплю к чертям. Душа же молвила обратное — такое непривычное, опасное и уязвимое. Душа желала плакать, проливать злые, горючие слёзы раз за разом. Она искренне хотела рыдать и искать комфортного утешения опасной повседневности. Блистательное умение держаться заняло достойное и почётное место в её характере, каждый раз крепко хватая за руку, не позволяя погрязнуть в темноте, потому как ангелам не подобает, даже таким, как она – падшим. Засыпая, она часто видела картины, разного рода, ловила вдохновенную связь своего разума и его беспокойного внутреннего мира – подсознания. Сон щедро дарил покой, иногда предавая её, подставляя и предлагая не совсем желанные ей картины. И тогда она обрела спасение души в самом наличии её и умении замечать прекрасное наперекор всему. Она ненавидела лето. Оно несло с собой армию идей самых разных, чудес самых необыкновенных, оптимизма самого яркого. Это была не её история, хоть и в чудо она верила и искренне его желала. Усталая, суровая осень, пригрозив лету, брала её под свою опеку, отогревала её сердце, пытаясь исцелить израненную душу. Королева листопада бережно вытаскивала осколки из самых глубин, нежно обрабатывая шрамы, которые излечит кто-то живой. Осень оставила это право человеку, предупредив, что сломит его, если посеет там ещё хоть один осколок. Девушка приняла свой непростой удел неиссякаемой жизненной силы и стальной воли, отпуская от себя подальше собственную жалость, которая часто намеревалась взять её в свои объятия. Но она была непреклонна, лишь иногда, сдаваясь в этот мучительный и сладкий плен горячными беспокойными ночами.