Непокорные

Ты была искусством. Ты всегда им была и останешься им во все века. Искусство всегда переплетено с драмой, романтикой и холодом, помнишь? Ты была им, мой нарцисс. Я была звездой, сделанной с ненавистью и особенно тонкой любовью. Ты была искусством, которое никому-никому не понять. Сомнения одни — а поняла ли я тебя хоть немного? Как же странно мы выглядели, а? Изначально сёстры, а на лица вообще разные. Ты была настоящей фигурой изо льда, которую явно самолично делала Снежная Королева, я — вспышкой, над которой явно постарались боги нонконформизма. Я была сделана из ненависти и протестов. В моих венах тёк никотин, пока я вдыхала его полной грудью, словно он мог заменить мою «чистую» кровь, избавив от проклятой семьи и такой же фамилии. Я была той вспышкой, что слепила тебя, тем единственным, что заставляло слёзы катится с глаз твоих. Дым разъедал твои глаза, заставляя слёзы окрашиваться кровью. Ты продолжала вдыхать его, глядя на меня почти слепо. Ты была искусством. Искусством непонятным и искусством невероятно красивым и хрупким. Тобою хотелось любоваться даже мне — совсем не ценителю этих картинок художников. Нет, ты была всем. Глядя на тебя, гаснет моё пламя ненависти и живости, оставляя спокойствие и тихое-тихое желание узнать. Понять тебя, узнать, прочувствовать, как самое дорогое вино. Терпеть его не могу, а ты… Ты пьёшь его невероятно красиво. Я резка и невероятно груба. Я гашу всю свою аккуратность, чтоб показать, что я совсем не как моя семья, что наносит тонкие-тонкие удары со спины. Но с тобой эта резкость непозволительна, недопустима, она ненавидима мною. Когда я с тобой, я касаюсь невероятно аккуратно и нежно. Даже если ты всё так же холодна под моими пальцами, если ты недоверчива и сдержана — я касаюсь, завороженно следя за своими пальцами. Ты искусство. С тобой, кажется, никак иначе и нельзя. Твой взгляд сравним с кинжалом, который я часто в руках кручу, когда себя занять нечем. Он остр, уж поверь. Ты смотришь так же. Ярко, зло и холодно. Искусство не понять. Никогда и никому в жизни не понять искусства. Будь моя воля, я бы схватила за глотку грёбаную Снежную Королеву, что нежно создавала тебя, и вырвала бы из неё все те чувства, что заложены в тебя были. Потому что понять тебя невозможно до конца. Я хочу этого. Я хочу этого чертовски сильно, и я буду стремиться к победе, чего бы это не стоило. Я буду смотреть, буду гаснуть от твоей красоты и холода, но я буду смотреть, видеть, изучать, чувствовать. Я буду касаться. Ощущать под пальцами твою кожу, целовать твои плечи, вдыхать запах твоих волос, я буду, буду, буду!!! Но ведь ты совсем не бесполезная картина, коих в нашем доме больше, чем чего-либо. Нет, ты стремительна и резка в своих действиях. Даже если кажется, что ты движешься неторопливо, медленно, словно в танце, ты отрезаешь острым кинжалом изо льда, оставляя после себя ожог. Ты стремилась ко мне, ты дышала мною. Меня наполняли звёзды. Из них была сплетена сама моя душа. Из тонкого запаха пыли звёзд. Я была недосягаемой звездой. Самой яркой и самой острой. Касаясь меня, ты обжигала руки, царапая их в кровь. Она стекала густым вином по твоим запястьям, предплечьям и локтям, пока ты держалась за меня как в последний раз, мой дорогой цветок. Ты была для меня всем, я для тебя — больше, чем просто «всем». Потому что ты так любишь. Иначе никак. Твоя любовь выше небес, сильнее любых проклятий, что сыпятся с палочки нашего отца, когда мы не так что-то сделаем. Ты любишь так, что потеряться — дело времени. Ты целовала меня так, что сравнить с чем-то — всё равно что полностью обесценить твои поцелуи. Ты жадна, но при этом так ласкова, что я просто с ног сбиваюсь от тебя. Ты напориста, но податливее тебя сложно сыскать. Сложно оценить то, как ты доверяешь. Доверяешь мне, мать твою. Твои поцелуи гасят пламя и разжигают его с новой силой одновременно. Ты держишь меня за плечи так, словно я могу уйти, даже если ты уверена в том, что этого не произойдёт чуть ли не больше меня. Ты единственная, кто мог оседлать моё чертово пламя — моё адское пламя, как шутливо назвали его однажды — и ты делаешь это с той грацией, что даже проклятой Снежной Королеве не снилось и никогда не привидится. Мы были бушующим океаном, согласись. Но если я скорее обжигала кипятком, то ты ударяла остриём льда. В этом океане не выжить другим, пока сами мы даже не боремся, хотя, признай уж, дорогая, битва была бы действительно достойной Олимпа. Мой милый нарцисс. Даже сквозь года моего пламени не потушить — оно заложено в самих моих жилах, оно это дым, который я втравляла в свою кровь. Я всё так же обжигаю тебя, пока ты держишься за мои острые края кровавыми пальцами. Ты остаёшься неизвестным мне искусством, до конца понять которое я не в силах. Ты остаёшься нерушимой фигурой изо льда, за твоей спиной все ещё стоит проклятая Снежная Королева, что с ухмылкой смотрит на своё творение. Ты всё так же ослабляешь мой пыл, позволяя рядом с тобой стать той мной, что не стремится быть не-Блэком. Мы обе были чем-то непокорным, тем, что покорить невозможно. Но пока мы живы и пока мы дышим этим чёртовым воздухом, мы будем покорять. Даже если вся твоя кровь — наконец-то, скажу по секрету — выльется с твоих жил, оставив лишь искусство в твоих венах; даже если я угасну, став чем-то уродливо схожим с моим родом, мы останемся. Останемся рядом и продолжим бороться. Продолжим, мой милый нарцисс.