***
Кто кому достанется? Выпадет монетками. Кто кому останется? Нервами, таблетками. За ночными окнами, закричит, сломается. Это не считается, это не считается.
***
— Скажи, что любишь меня! — в ярости кричит Ли. Брови опущены, а руки напряжены. — Пожалуйста опусти нож, ты меня пугаешь! — младший медленно пятится назад. — Почему ты больше не любишь меня? Хан-и? — старший бросает нож намеренно рядом с головой Джисона. Раздается звонкий лязг лезвия. — Ты совсем спятил? — после этих слов, Минхо сносит крышу окончательно, он хватает, попавшуюся под руку, декоративную вазу. Брюнет в испуге прикрывает ладонями глаза. Он успевает отскочить в сторону, но один осколок задевает тыльную сторону ладони, образуя кривую царапину. Багровая капля падает на пол. — Собираешься снова покалечить меня? Ну же давай! — истерично кричит Хан, размахивая руками. Он уже сам на пределе, не хватает сил сдерживать всё накопленное, хотя понимает, что таким образом делает только хуже. — Это всё из-за того парня? - кричит Ли. Но Джисон только непонимающе хмурит брови. Парень с лисьим взглядом быстро преодолевает между ними расстояние. — Скажи мне, — старший хватает Джисона за воротник рубашки, — тебе понравилось его трахать? А? — дыхание обжигает щёку, — скажи как это было? — с болезненной ухмылкой произносит Ли, толкая в грудь младшего. В угнетающей тишине раздается громкий звук пощёчины. — Что за чушь ты несешь? Приди уже в себя! — Хан сразу жалеет об этом действии. Ли хмурится сильнее и резким движением подхватывает парня за шею, вжимая его худое тело в стену. — Скажи, что до сих пор любишь меня!!! Скажи мне! — его кровь кипит от гнева. Он вдалбливает в стену голову младшего. Да. Он сошёл с ума. Спятил. Рехнулся. Он захлебывается и даже сам понять не может от чего. От ревности к младшему? Или от чего-то ужасного внутри себя? Сейчас он ничего не осознаёт, действует в порыве гнева и лишь желает утянуть того за собой, в эту пропасть, где одному не справится, где одному не выжить. А можно ли выжить после падения? Одни глаза взглядом режут другие. В родной тёмной радужке читается нечеловеческая ярость. Страх и ужас полностью затмевают здравые мысли. Джисон боится, он мать его боится, человека перед собой. Где-то в подкорке колеблется мысль, что это уже не Минхо. Это кто-то иной. Он это знает, но сделать что-то, чтобы помочь старшему не в силах. Как загнанная в угол добыча, Хан всеми силами пытается ослабить хватку, упираясь в руки старшего. Но его ладони намертво впились в тонкую шею, с каждой секундой сильнее ударяя о стену. Кажется голова уже во всю кружится. Он останавливается. И начинает просто давить. Кофейные глаза наливаются кровью. Из их уголков стекают едва заметные слезы, огибая выпирающие скулы. Ещё немного и он перестанет сопротивляться. Ему некуда бежать. Он сильнее вглядывается в глаза старшего и понимает, что не видит там ничего от прежнего Минхо. Кажется на последней секунде мозг ошпаривают кипятком, резкое движение коленкой и удар приходится прямо в живот блондина. Тот ослабевает хватку и отступает, что позволяет вырваться испуганной добыче. Хан не успевает осознать происходящее, он делает глубокие вдохи, как около левого уха уже раздается новый треск стекла. От внезапности, парень в ужасе отскакивает в сторону и направляется прямиком в ванную. Быстрый разворот и он успевает повернуть защелку. Дыхание прерывается от напряжения. Тело пытается отдышаться, но каждый вдох становится колким и острым из-за страха и боли. Кажется, что вместо воздуха парень вдыхает железные прутья, которые сразу вонзаются в лёгкие и проходят насквозь. Джисон облокачивается об стену и медленно сползает на пол. Слёзы беспрерывно скатываются по щекам, огибая тонкую покалеченную шею, пока его рыдания не прерывает острая боль в ногах. Белые короткие носочки полностью поменяли свой цвет. Дрожащей рукой парень пытается вытащить несколько больших осколков, которые вонзились слишком глубоко. —Ай! — шипит брюнет. Оставив мелкие, он хватается за левый бок. Большой кусок стекла торчит прямо из под ребра, продырявив рубашку. Измотанный парень вытаскивает и его. Тёмная жидкость быстро впитывается в волокна светлой ткани. — Хан, открой! Не смей закрываться! Не оставляй меня!!! — голос надрывается и оглушает пространство. Дверная ручка дёргается в попытках поддаться, но тщетно. Тяжелые удары сотрясают слабую дверь, заставляя её издавать глухие, но громкие звуки. Парень с бушующей яростью атакует преграду. — Оставь меня! Оставь меня в покое! Я тебя ненавижу! — истерика полностью накрывает раненного парня. Джисон закрывает ладонями уши, пытаясь заглушить крики и стуки. Он так устал. Всё это невыносимо, словно муха в паутине, он каждый раз пытается оправдать это, списать на болезнь, не замечая, как паук сильнее обматывает его тело и по-тихоньку начинает уплетать кусочек за кусочком желанной плоти. Спустя несколько минут беспрерывных стуков наступает полная тишина. Но младший не сразу замечает это. «Сколько минут назад он перестал стучать? Сколько прошло?» Глаза Хана расширяются в ещё большей панике. Это затишье начинает давить на барабанные перепонки сильнее, чем звуки сотрясающихся дверных петель, ведь он знает, что последует за этой тишиной. Он подходит к двери, придерживая рваную глубокую рану на боку. Ладонь руки уже полностью окрасилась кровью. Он прислоняет ухо - тишина. Глубокий прерывистый вдох и раздается щелчок - дверь открывается. Пара шагов и он на кухне. От увиденного младший впадает в жёсткий ступор. Ли сидит в углу и всхлипывает, по его руке слишком стремительно стекает багровая дорожка и впадает в уже сформировавшуюся лужицу на паркете. Хан хватает полотенце и прижимает к его запястью. Его руки дрожат, крови слишком много. — Мне жаль Хан-и, — задыхаясь шепчет он, — я снова не справился, — подозрительное спокойствие, заставляет дрожать тело младшего сильнее. — Прости родной, прости, прости меня — продолжает он. И у Джисона текут горячие слёзы. Он с осторожностью, разжимает пальцы Минхо, чтобы забрать окровавленный осколок. Боль разрушает боль. Боль Минхо разрушает Хана окончательно. Мутное сознание сильнее проясняется, но он не решается взглянуть в родные глаза. — Тв… твой, — запинаясь начинает старший, — твой бок, — осознание бьет его голову тяжелым камнем. Блондин рассматривает глубокую рану, откуда не переставая сочится кровь, и не понимает, как допустил это. Что, мать его, он наделал. Руки и лицо младшего в ссадинах. На руках и шее темные отметины, бок белой рубашки весь в крови, а он ещё его порез зажимает, ведь самому помощь нужна не меньше. Он снова это допустил. Снова тормоза не сработали. «Ты монстр» — проносится голос в голове, — «Ты убиваешь его». — Мне жаль, — шепчет он, — мне так жаль. Сонни, — горячие слёзы обжигают, — прости меня. В глубине Хан злиться, но это чувство вытесняет другое, более трепещущее. Ресницы слипаются от влаги, брюнет закрывает глаза и боль обнажает его изуродованную душу. Он прощает. Всецело и полностью. Ведь по-другому не может, не может без него. Он муха, которая сама связала себя паутиной. Добыча, добровольно пришедшая к хищнику на растерзание. Только понимает ли он это? Паутины в голове уже слишком много, чтобы разобрать. Хан затягивает бинт на запястье старшего, тот быстро пропитывается, но кажется кровотечение замедляется. Он заключает Минхо в объятия и его светлая макушка опускается на тонкое плечо, вслушиваясь в родное дыхание. — Больше не выплевывай таблетки, я прошу тебя, — говорит тихо брюнет, поглаживая того по макушке. И Минхо снова обещает самому себе, что не допустит этого ещё раз, и он снова понимает, что соврёт. Ли держит за талию младшего и чувствует, как чужая кровь впитывается в собственный бинт. Это пугает его, но он отмахивается от дурных мыслей. «Ты губишь его», — режет противный голос. «Нет, нет, это не так. С Ханом всё хорошо, теперь всё будет хорошо!» В сердце скрежетом отдаёт невыносимая тяжесть. Четкие мысли о его действиях, которые принесли так много вреда самому дорогому, что у него есть, не перестают оседать в голове. Они превращаются в хищных птиц, которые кружатся над своей жертвой, а затем начинают клевать, больно и безжалостно отщипывая живую плоть. Он ненавидит себя. Он проклинает себя. С закрытыми глазами Хан целует светлую макушку, пока тот копается в собственной голове. Младший медленно поворачивает голову и прижимает свой лоб к чужому. — Я люблю тебя, — слишком слабо произносит Хан, его дыхание приятно обжигает. Оба измученные собственными терзаниями, не спеша, накрывают губы друг друга, сливаясь в болезненном поцелуе. «Ты погубишь его», — эхо в голове отдаляется, он больше не вслушивается в него. Кровь со слезами смешивается на губах Джисона и отдаёт железным привкусом, но это не мешает падать в пропасть наслаждения. Это всё, что у них есть. Этот поцелуй, который временно затягивает их раны, лечит душу, отравляя тело. Они пытаются противостоять этому яду, но он сильнее их двоих. Они мучаются в терзаниях и собственноручно топят свои сердца, с каждым разом нуждаясь в друг друге всё больше и больше. Эта цепочка бесконечна. Из неё нет выхода для двоих.***
Покажи, покажи, покажи, покажи, Покажи мне любовь, Покажи, покажи, покажи, покажи, Почему, почему я с тобой?