***
Для Рейха всё сложилось как нельзя более удачно. — У меня есть план, — сказал Альфред, и обычно эта фраза не заканчивалась ничем хорошим — но стоило признать, план был неплох. Даже больше, чем неплох. Пусть он был идиотским — как все планы Альфреда, пусть он был крайне странным — однако это должно было сработать. — Это тебе, — сказал Рейх Роси, протягивая ему крохотного золотистого щенка ретривера. Роси с сомнением принял его на руки, будто думал, что эта собака сейчас взорвётся. Соседи по комнате наблюдают за ними со странными выражениями на лицах, но не комментируют — связываться с Росинантом Малфоем и Оскаром Блэком — а тем более, с обоими сразу — опасно для жизни и здоровья. — И как это должно сработать? — вздыхает Роси. Рейх с предвкушением улыбается. Месть сладка. — Сработает, не волнуйся. Альфред обожает собак, дома у Поттеров их целый табун. Сейчас Алфред в отъезде, но когда приедет, от его внимания тебе будет не отделаться. Это было логично — через несколько дней начинались зимние каникулы, и в том, что Альфред уехал домой на несколько дней раньше, не было ничего странного. Рейх на это надеялся. — Как за ним ухаживать? — Роси, кажется, смирился с судьбой. Подумать только — ради Поттера он готов был вытерпеть даже такое. — Это магическая собака, не волнуйся, до туалета дойдёт сам, — судя по писку ротвейлера, он обиделся. Рейх злорадно улыбнулся. — Главное, корми и вычёсывай его почаще, он это любит. — Хорошо, — Роси мученически закатил глаза. — На выходных познакомлю тебя с Соррелем. Всё было слишком просто. У Рейха в груди зарождалось очень, очень плохое предчувствие.***
Роси претворялся, что спит. У него хорошо получалось — ровное дыхание было не отличить от дыхания спящего. Полог был задёрнут, щенок возился рядом с ним на кровати. Маленький пёс неосторожно наступил Роси на руку, и тот прикусил изнанку щеки, чтобы не выдать себя — у щенка были когтистые лапы и внушительный вес как для щенка. Роси ещё не давал щенку имя. Первые дни он надеялся, что Альфред даст щенку имя, когда приедет, а потом пёс стал для него просто «щенком». Роси не сильно расстраивался этому факту и надеялся, что Альфред всё же… Можно было бы попросить его как-нибудь. Мимоходом. Сказать, что сам Роси не придумал. Не было ничего проще, чем задурить Поттеру голову — тот всё ещё был уверен, что они кровные враги, которые только работают вместе над проектом по рунам и сидят на нумерологии за одной партой. Настолько кровные, что дарят друг другу шоколадных лягушек и самодельные магические открытки на Рождество. Рождество как раз близилось. Роси собирался отправить Альфреду в этот раз открытку, над которой падали красивые снежинки, если её откроешь. Он потратил на её создание несколько месяцев, но теперь не спешил отправлять. Щенок уютно улёгся у него на груди и сложил голову на лапы, наконец прикрыв глаза. Роси улыбнулся, чуть приподнявшись, и поцеловал щенка в макушку. Тяжесть собаки не давила на него так, как недавнее письмо отца. Родители настаивали на помолвке с Фрэнси Гринграсс. Против Фрэнси Росинант ничего не имел — они были добрыми друзьями. Только Фрэнси была влюблена, и Роси был влюблён. К сожалению, их симпатии относились не друг к другу. «Всё будет хорошо, — уговаривает себя Роси. — Поттеры — чистокровные. Богатые, влиятельные и талантливые. Они — более выгодный союз, чем Гринграссы. Отец точно не будет против, даже если наследников придётся выносить мне самому». В этой авантюре зелье мужской беременности пугало его больше всего, но он готов был пойти даже на это. Ему хотелось быть счастливым, а не просто жениться на Фрэнси и порушить её и свою жизни. Как удобно, что дядя Оскара тоже решился на такой рискованный шаг, как брак между мужчинами. Как ни посмотри, для Роси всё складывается как нельзя более удачно. Он усмехнулся и осторожно погладил щенка по голове. Осталось только убедить Поттера, что Малфой — отличная партия, и Альфред сможет вечно наказывать его в их брачной жизни за то, что Роси тёмный, и вечно будет героем. Быть героем для Альфреда всегда было самым главным.***
— Соррель Пруэтт, мой брат, — царственно кивнул Роси. — Оскар Блэк, мой хороший приятель. Они пожали друг другу руки. Рука у Сорреля была тёплой и шершавой от деревка метлы — он играл в квиддич загонщиком и, насколько Рейх знал, играл хорошо — его пытались завербовать многие квиддичные команды, поскольку Пруэтт был на седьмом курсе, но он всем отказывал. Рейх и сам был не прочь полетать на метле, но в слизеринской сборной не состоял, отдавая предпочтение учёбе. Соррель всегда казался Рейху странным. Он бывал в компании других гриффиндорцев, даже с Альфредом дружил, но всегда он было будто в стороне и сам себе на уме. О нём никто не мог ничего сказать плохого, кроме их общения с Малфоем, но и тут ничего точного не было известного, будто какой-то шутливые бог ненароком отводил от Сорреля все косые языки, хотя про представителей «священных двадцати восьми» всегда судачили много. И всё же, Соррель выделялся среди других Пруэттов. Его волосы, в отличие от ярко-рыжих «семейных» волос его брата и сестры с Пуффендуя, рыжиной отливали лишь чуть-чуть, они скорее были светло-светло русыми, почти золотыми. Соррель собирал их в две толстые косы-колоска, и смотрелись эти косы просто… волшебно. Несмотря на причёску, Соррель отнюдь не напоминал девушку. Квиддич сделал его фигуру поистине внушающей, а нос с горбинкой, пухлые губы и серьёзный пустой взгляд, который так часто Рейх замечал ещё и у Роси (не зря они были братьями), делал его мечтой большей половины девушек (и парней) Хогвартса. — Что ж, теперь мы можем идти в Хогсмид? Я хотел купить себе новых перьев, — невзначай произнёс Роси, как бы и не замечая, что рукопожатие Рейха и Пруэтта длится дольше положенного. Соррель, не отводя от Рейха изучающего взгляда, убирает ладонь, и на секунду рука Рейха остаётся висеть в воздухе. Он неловко опускает её вдоль тела. — Эй, это я тут слизеринец, — шутит Рейх, и видит, как складки на чужом лице разглаживаются. — Шляпа предлагала мне Слизерин, — Соррель улыбается немного неловко. — Удивительно. Тебе самое место на Пуффендуе, рыжик, — хмыкает Роси, и обстановка окончательно разряжается. — Кто бы говорил, когтевранская заноза, — теперь улыбка Сорреля выглядит шире. До Хогсмида беседа продолжается в шутливой манере. Рейх чувствует себя спокойно, даже когда ловит на себе изучающие взгляды будущего супруга. Пруэтт не мудак и не идиот, а значит, их брак не обречён на провал. К тому же, он весьма красив, и самолюбию Рейха будет очень льстить, если у него будет такой красивый муж. Уже в Хогсмиде Роси оставил Рейха с Пруэттом наедине, скрывшись в магазине для письменных принадлежностей. Рейх пережил несколько секунд паники, пытаясь выискать его фигуру в толпе студентов, гуляющих по Хогсмиду перед отъездом домой на каникулы, когда его вдруг ухватили за плечо. Жёлтые глаза сияли искрами веселья. — Хэй, пойдём? — Соррель махнул подбородком в сторону Сладкого Королевства. — Любишь сладкое? — Да, особенно леденцы. А ты? — Рейх расслабился. Они с Пруэттом вместе вошли в магазин, и всё это время чужая рука не отпускала его плечо. — Мне нравятся шоколадные лягушки.***
Спустя час или около того они сидели в Трёх Мётлах за столиком с краю зала и пили сливочное пиво. Рейх был доволен — он пополнил свой запас карамельных тянучек, леденцов и даже парочку шоколадных лягушек купил, хотя они ему были не особо по вкусу — слишком прыткие. Соррель свои покупки прятал и загадочно улыбался. Только бормотал что-то навроде «всё узнаешь». — Послушай, — Соррель внезапно стал серьёзным. Рейх глотнул немного сливочного пива для храбрости и кивнул ему, чтобы продолжал. Пруэтт, кажется, собрался с духом. — Мне, вроде как, вчера написали, что мы с тобой можем… — Я знаю, — перебил его Рейх, оглядываясь — не слышит ли кто? — Я поэтому попросил Малфоя нас познакомить. — О, — Соррель расслабился и даже улыбнулся. — Я рад, что ты знаешь. Так… Тебе понравилось сегодня? — Ох, — Рейх почувствовал, как покрывается румянцем. Всю их встречу он отгонял мысли об этом, но, как оказалось, он был прав — это было свидание. Самое настоящее, первое в жизни Рейха свидание. — Да. Очень. А… Тебе? — Ты милый, — У Сорреля покраснел кончик носа. — Ты мне, — он отвёл взгляд, и его улыбка стала до глупого широкой. Рейх почувствовал, что улыбается так же, если не шире, — нравишься, — последнее слово Соррель сказал почти шёпотом. — Ты мне тоже, — Рейх зажмурился и резко открыл глаза, когда его руки что-то коснулось под столом. Он перевёл взгляд на Сорреля — тот до сих пор смотрел в другую сторону и глупо улыбался. Рейх закусил губу и медленно переплёл пальцы и рук. Чужая ладонь сжалась в ответ, показывая, что он всё правильно понял. Рейх старался смотреть на стол или на людей, мельтешащих в Трёх Мётлах, но не на своего… Парня? Будущего мужа? В сердце разлилась сладкая патока и ещё что-то нежно-горькое, похожее на сливочное пиво. Он не мог контролировать свои губы — они сами собой расползались шире. Чужая ладонь была большой — больше его собственной — и приятно-тёплой. Отчего-то хотелось глупо хихикать. Рейх осторожно поднял кружку со сливочным пивом и отпил чуть-чуть. Соррель рядом последовал его примеру. Кажется. ему тоже было неловко. — А это ничего, что я младше? — тихо спросил Рейх, заглядывая в кружку — осталась примерно половина. — Один курс — это ерунда, — так же тихо ответил Пруэтт, сжимая его руку немного сильнее. — Чем планируешь заниматься после Хогвартса? — Я думаю получить Мастера по трансфигурации и зельям, а потом заняться свободными исследованиями. Это ещё не точно, может быть, мой дядя захочет видеть меня на посту в Министерстве. Не думаю, что буду против, но исследования меня всё же привлекают больше, — смущённо ответил он. Уши по-прежнему пылали. — А ты? У меня ещё есть время, а у тебя всего полгода осталось. — Интересное сочетание — трансфигурация и зелья, — задумчиво ответил Соррель. — Я люблю чары, защиту и древние руны. Тоже хочу получить Мастера — хотя бы по одному предмету. Мама предлагает мне карьеру квиддичного игрока, но это не совсем моё. Исследования… Это было бы замечательно, — мечтательно добавил он. — Значит, наши планы совпадают? — от улыбки болели щёки. Ещё никогда Рейх не чувствовал, что человек настолько ему подходит. Он чувствовал в Сорреле странное родство, как будто бы их изначально создали друг для друга, но почему-то разделили по странной ошибке Магии. — Защита… Мне удаётся только на «выше ожидаемого» в последнее время. Ты не мог бы?.. — Встретимся завтра в библиотеке после завтрака, — Соррель читал его мысли. — Ты же останешься на каникулы в Хогвартсе? — Да. Да, останусь, — Рейх не мог перестать смущаться. — Вот вы где, — они одновременно вздрогнули и расцепили руки. Рейх с сожалением посмотрел на чужую, висящую вдоль тела ладонь. Роси смерил их внимательным взглядом, но никак не прокомментировал. — Я вас везде ищу. Подружились? — Да, — Соррель кашлянул в кулак. — Я рад, — Роси улыбнулся, как только он умел — холодной улыбкой, не тронувшей его глаз. — Тогда ещё по сливочному пиву, и будем возвращаться в Хогвартс.***
Рейх летел в библиотеку, словно на крыльях. Даже подтрунивания знакомых слизеринцев о том, что Рейх влюбился в гриффиндорца — кажется, их видели вдвоём в Хогсмиде — не портили ему настроения. Союз сидел в углу библиотеки и читал очень толстую потрёпанную книгу — Рейх узнал справочник по рунам. В библиотеке они были одни — никто не хотел сидеть здесь утром в начале каникул, к тому же, завтра уже было Рождество. Рейх поправил сумку на бедре, проверил, взял ли он подарок — свёрток был на месте, и поспешил к столу Сорреля. — Привет, — Пруэтт встал, и они медленно и неловко обнялись, а потом так же не ловко расцепились. Соррель указал на стул рядом с собой, и Рейх сел, нервно теребя сумку. — У меня есть для тебя подарок, — сказали они одновременно. — О, — выдохнул Соррель. — Ох, — пробормотал Рейх. Уши пылали не только у него. — Ты первый. Мой подарок, он довольно долго… Ты поймёшь, — Соррель смущённо кашлянул. Рейх кивнул и потянулся в сумку за свёртком. — Ого, — вырвалось у Сорреля, когда он достал свой подарок. Рейх скосил глаза на него — чужое лицо светилось непередаваемым восторгом. — Вот, — Рейх протянул свёрток, и его тут же аккуратно взяли. — Ты говорил, тебе нравились шоколадные лягушки. Я трансфигурировал их в одуванчики. Возьми один, я намазал из специальным съедобным маслом, они не липнут и не тают в руках — только во рту. — Ничего себе. Ты и правда хорошо в трансфигурации, — Соррель осторожно достал из шоколадного букета один одуванчик. — Это ещё не всё, — выдохнул Рейх, наблюдая за цветком в чужих руках. — Сейчас. И тогда цветок зашевелился, словно живой, а потом закрылся в бутон. Соррель изумлённо глянул на Рейха, но тот только глазами указал обратно на одуванчик. Тот медленно раскрылся — и теперь он был пушистым шоколадным одуванчиком с парашютиками. Парашютики отсоединились все разом, будто их кто-то резко сдул, и полетели в сторону чужого лица. — Открой рот, — Рейх улыбнулся. Соррель последовал его совету — парашютики приземлились прямо ему на язык. — М-м-м! Это вкуснее, чем шоколадные лягушки! — Соррель с удовольствием запихнул оставшийся от одуванчика стебелёк в рот. — Восхитительно. — Я попросил домовых эльфов немного помочь мне изменить рецепт, — Рейх польщённо шмыгнул носом. Бессонная ночь определённо стоила потраченных усилий. — Ты чудо, Оскар, — выдохнул Соррель, любуясь свёртком с одуванчиками. — Не представляю, как сложно было так трансфигурировать их за такое короткое время. Моя очередь, — он отложил «букет» в сторону, полез в свою сумку и вытянул оттуда… Шипучие леденцы с ягодными вкусами в полупрозрачной баночке с сиреневой крышкой. Любимые леденцы Рейха. Рейх шмыгнул носом второй раз. Он не говорил, что именно этот вид его любимый. Соррель просто угадал? — Открой, — Соррель пододвинул к нему баночку, улыбаясь. — Надеюсь, мой подарок не будет хуже. Рейх отвинтил крышку и заглянул внутрь. Леденцы были превращены в ягоды — каждый леденец в такую ягоду, какого вкуса он был. Обычно такие леденцы были маленькими кругляшками. Рейх наклонил баночку и словил ладонью выпавшую клубничку. — Красота, — улыбнулся он. — Попробуй, — качнул головой Соррель. — Ты же не думаешь, что я просто трансфигурировал их? Рейх послушно закинул клубничку себе в рот и широко распахнул глаза. Поразительно вкусно. — Не ты один просил помощи у домовых эльфов, — ответил Соррель на его изумлённый взгляд, улыбнувшись. Рейх зажмурился от удовольствия — вкус был не химозно-синтезированным, а именно клубничным, как будто самая настоящая клубника вдруг оказалась у него во рту. Через несколько секунд он почувствовал покалывание на языке — шипучка. — Идеально, — он облизнулся. — А теперь, — в глазах Сорреля сверкали смешинки, — выдохни ртом и не пугайся, это безопасно. Рейх насторожился, но послушно выпустил изо рта струю воздуха, и тут же отпрянул, глаза ироко раскрылись — из его рта вылетели крохотные кометы, отлетели немного в сторону и взорвались красными фейерверками. Он выдохнул ещё — салюты повторили свой полёт. — Ты просто Мерлин, — поделился он с Соррелем, и его слова тут же сложились в новые огненные цветы. — У каждого вкуса свой цвет салюта и своя форма, — Пруэтт радостно улыбнулся ему. — Эффект длится, пока чувствуешь вкус шипучки. — У меня нет слов, — Рейх улыбнулся. — Спасибо. С Рождеством. — И тебя, — Соррель ответил на его улыбку. — Я думал, уместно ли будет сейчас подарить или потом… В общем, не важно. Я рад, что тебе понравилось. А потом они одновременно отвели взгляд и потянулись друг другу. Внутри Рейха что-то вздрогнуло и взорвалось, как фейерверк, что чужие губы коснулись его собственных. Соррель тепло выдохнул ему в щёку, а потом осторожно обхватил верхнюю и нижнюю губы Рейха своими губами. Рейх рвано вздохнул, шевельнул губами в ответ, видя, как трепещут чужие ресницы близко-близко. Руки Сорреля легли на его талию, но и только — они не переходили негласные границы. Их губы двинулись ещё раз — одновременно, а потом они отстранились друг от друга. Рейх порадовался, что из-за шкафов библиотекарь не мог их видеть. — Ну как тебе? — шёпотом спросил Соррель, поднимая на него свои сияющие глаза. — Волшебно, — ответил Рейх так же шёпотом. — Я… Первый раз. — Я второй. Первый раз было, когда играл в бутылочку с однокурсниками. Не особо удачный был поцелуй, — поделился Соррель, улыбаясь. — О. Кхм, — пальцы их рук переплелись, как тогда, в Трёх Мётлах. на самом деле, Рейх думал, что Соррель куда опытней, но не стал говорит этого вслух. Он не ревновал к прошлым (выдуманным, как оказалось) партнёрам Сорреля, просто когда он думал об этом, создавая букет шоколадных одуванчиков ночью, закрыв свою кровать пологом, факт чужой опытности вызывал у него некую печаль. Это был разрыв между ними — разрыв длинною в год. А теперь оказалось, что никакого разрыва и не было. Они были почти равны — а поцелуй во время игры в бутылочку можно было не считать. Они посидели, держась за руки, минут пять, а потом Соррель хитро улыбнулся. — Начнём занятие?***
Они занимались вместе уже большую часть каникул. — У меня не получается телесный Патронус. Только лёгкий дымок, — вздохнул Рейх. — Я не отвлекаю тебя от подготовки к ТРИТОНам? — Не волнуйся, я сдам на высший балл уже сейчас, — улыбнулся ему Соррель. Они сидели вместе в библиотеке над учебником по защите от тёмных искусств. Протего — щит — получался у Рейха гораздо лучше после занятий с Соррелем, но основная проблема Рейха была не в этом. За несколько дней до начала каникул они начали проходить заклинание Патронуса, способного отгонять дементоров, и у Рейха оно получалось не слишком хорошо, что с его способностями было нонсенсом. Профессор ЗОТИ успокаивал его, говоря, что всем тёмным немного сложнее использовать это заклятье, чем светлым, но Рейх не желал себя оправдывать. В конце концов, у Малфоя же получилось. — Телесный Патронус? Насколько я знаю, телесный не обязателен на шестом курсе. — У Роси получилось, — поморщился Рейх. — О, — Соррель заговорчески улыбнулся. — Я только рад помочь уесть этого вредного заучку. Начнём?***
— Держи руку вот так, — Соррель поправил его стойку, почти обнимая со спины. — Расслабься, — он отстранился. — Что ты представляешь, если не секрет? — Дядю. Моё детство, — Рейх раздосадованно цыкнул, когда из его палочки вновь вышел один лишь серебристый дымок. — Мои родители погибли в войне, сражаясь на стороне Гриндевальда. Дядя единственный близкий мне человек, поэтому он очень мне дорог. — Мой отец умер, сражаясь за Дамблдора, осталась только мать, — печально ответил Соррель. — Я слышал об этом. Твой отец был героем, ты должен гордиться им, — пробормотал Рейх. Что-то внутри кольнуло. Они не говорили об этом, но оба знал, что их родители были по разную сторону баррикад, и вот сейчас невидимый барьер лопнул. Они больше не смогут делать вид, что ничего не происходит. — Да. Наверное, — Соррель поджал губы. — Мне не важно. Он же мой отец. И не важно, что твои сражались на той стороне. Они же твои родители. Рейх выдохнул, часто-часто, моргая, а потом обернулся к Соррелю и крепко поцеловал его в губы. Соррель от неожиданности широко распахнул глаза, а потом его рот раскрылся впуская язык Рейха внутрь, а руки легли Рейху на талию. — Мф, — Рейх всхлипнул в поцелуй. Соррель отвечал ему не менее активно. Рейх чувствовал, как с каждым движением чужих губ у него с плеч падает огромные груз, становится легче дышать, а в груди растёт что-то огромное и необъятное, что Рейх в себе не может вместить целиком, и рвётся, рвётся наружу, потому что Рейх для этого огромного и необъятного слишком крохотный, слишком маленький сам по себе, чтобы чувствовать такое. — Вернёмся к патронусам, — Рейх отстранился и принял стойку как ни в чём не бывало. — Чем моё воспоминание с дядей плохо? Соррель взглянул на него ошарашенными глазами, облизнул неприлично распухшие губы и внезапно хохотнул. — Ногу чуть отодвинь назад, чудо, — ласково пропел он Рейху на ухо, приблизившись. — Я не думаю, что твои воспоминания с дядей чем-то плохи, но мне кажется, нужно что-то другое. Момент, когда ты чувствовал себя абсолютно счастливым. — Покажи мне, как ты его вызываешь, — попросил Рейх. Соррель взмахнул палочкой, и в воздухе внезапно появился серебристый облик… Василиска. — Ого, — Рейх едва дышал, наблюдая за огромной змеёй. Василиск величественно склонил голову и подплыл к Рейху. По меркам настоящего василиска он, наверное, был не так уж и велик, но всё равно казался огромным и очень красивым — от узких глаз до шипов на голове и сияющей чешуи. — Он стал таким на этих каникулах, — произнёс Соррель, с нежностью глядя на Рейха. Тот почувствовал, что его уши горят в очередной из бесчисленного количества раз. Соррель постоянно его смущал, теребил, обнимал, целовал и обхаживал, но ничто не заставляло Рейха краснеть так же, как чужие редкие, а оттого более ценные признания в чувствах. Сейчас это определённо было одно из этих ласковых, тайных признаний. Слова Сорреля казались Рейху волшебнее всего вокруг. — Экспекто Патронум, — шепнул он, автоматически делая движение палочкой, глядя при этом только в чужие глаза, а потому удивился, когда прямо перед ним возник прекрасный, сияющий феникс. Птица взмахнула своими широкими крыльями и внезапно зашипела, набросившись на василиска. Тот гордо поднялся, лениво мотнул головой, раскрывая ядовитую пасть, но феникс был быстрее — он выколол василиску глаза. Разъярённая змея издала вой и успела клыком ранить крыло феникса. Соррель соображал быстрее Рейха — он шепнул «фените», и василиск исчез. Рейх последовал его примеру и выдохнул, когда и мечущийся феникс растворился в воздухе. — Что это было? — ошарашенно спросил он у Сорреля. Тот хмурился. — Ты не использовал на мне привороты? — внезапно спросил он, как будто бы и сам не верил в эту мысль. — Нет. Я не использовал на тебя привороты, Соррель Пруэтт, — выдавил Рейх, и магия подтвердила его клятву. — И я, — Соррель цокнул. — Я не использовал на тебе привороты, Оскар Блэк. Магия показала правдивости и его слов. Они замерли друг перед другом в растерянности. Они очевидно нравились друг другу — очень очевидно и очень сильно. Но патронусы всегда отражают состояние души. А они у них внезапно оказались совершенно несовместимы. Настолько, что за краткие секунды встречи успели навредить друг другу, а ведь патронусы были очень светлой магией — они не были направлены на то, чтобы вредить. — Я видел в запретной секции отдел об аномальных магических связях, — выдохнул Рейх. — Пошли. И они с головой закопались в книги.***
— Нашёл что-то? — с надеждой спросил его Соррель. Они торчали в запретной секции уже второй день, до конца каникул остались ещё два. Не слишком много времени. — Не совсем, — с сомнением протянул Рейх. — Тут написано: крепкая магическая связь часто возникает между существами одного вида или магами, в чьих жилах течёт сходное процентное соотношение крови одного вида. — То есть, — заключил Соррель, — нам нужны книги о магических расах. Или, — уже тише добавил он, — мы можем просто сразу друг другу рассказать всё, что знаем, и уже тогда продолжить изучение нашей связи. — Ты предлагаешь мне рассказать тебе, какой я расы, — утвердительно произнёс Рейх. — А ты взамен расскажешь о своей. — Ну вообще, ну думаю, что нам нужно что-то рассказывать, — Соррель натянуто улыбнулся. — Там сказано про одинаковые виды. Так что, кажется, у нас больше нет секретов. — О, — пробормотал Рейх. — Моя матушка до странного сильно настаивала на нашем браке. — Мой дядя тоже, — Рейх сглотнул, пряча взгляд где-то на книжных полках. — Хотя раньше он постоянно говорил, что я сам должен решать. Они с Соррелем сидели рядом, и их бёдра соприкасались под столом, но оба, не сговариваясь, этого не замечали. — Хм.***
— Мы не можем избегать этого разговора вечно, — они держались за руки, когда Соррель произнёс эту фразу. Учёба уже началась, и они постепенно входили в её мерную колею, но сейчас был перерыв между парами, а потому они решили погулять у Чёрного озера, чьи воды были скованы слоем толстого льда. В этом году была на редкость морозная даже для Шотландии зима. — Не можем, — согласился Рейх, но продолжать не стал. Он только сильнее сжал чужую руку, крепче переплетая их пальцы — оба не носили перчаток и старательно делали вид, что руки ни у кого не мёрзнут — приятнее было соприкасаться кожей к коже. — Здравствуй, — внезапно сказал Соррель. — Что? — переспросил Рейх. — Это слово обозначает приветствие и одновременно пожелание здоровья, — медленно произёс Соррель. — На языке моих людей. Некоторой части из них. — Ты был там? Учил язык? — выдохнул Рейх. Что-то тревожное ворочалось в его груди, когда он пытался осознать грание своего не-одиночества. Это было странно, и он понимал, что, вероятно, все его догадки верны, и что у Сорреля точно так же, как у него самого, что так бывает, но вроде как пока это ещё не было произнесено вслух и оговорено с точностью до буквы так, как надо, оно может быть ещё не существует. Рейх всегда был один. Даже дядя Хартвиг, который, вне всякого сомнения, очень любил Рейха, никогда его не понимал. Родителей Рейх помнил смутно, а друзей у него было — Роси и Альфред, недодрузья, переприятели, а больше и не было никого за пределами его крохотного мирка, разве что ещё профессор зельеварения Слизнорт и профессор трансфигурации Дамблдор отвоевали в его сердце небольшой уголок. — На родине я не был. И язык не учил. Но иногда, знаешь, в сознании возникают какие-то слова, а я точно знаю их значение, хотя ни разу в жизни не слышал. Почему я родился здесь, а не там? — голос Сорреля был печальным. Рейх моргнул. — Выучи, — потребовал он. — Я не собираюсь туда ехать, — резко ответил Соррель. — Мой дом здесь, в Шотландии. — Я не прошу тебя туда ехать, — раздражённо фыркнул Рейх, передёргивая плечами. — Я прошу тебя выучить язык. Ты не поймёшь, — он вздохнул, глянув вдаль, на заснеженное озеро, — пока не попробуешь сам. Я говорю на немецком с детства, и английский давался мне с огромным трудом. Сама природа таких, как мы, противится этому. Английские слова мне даже произносить мерзко, мой язык поворачивается с трудом, зато на немецком я могу стихи на ходу складывать, зачитывать наизусть поэмы и отрывки из прозы — и мне никогда не надоест. — Ты — Гер… — Не совсем, — Рейх сморщился. — Моего государства уже не существует. Гитлер побеждён. Я… Рад этому. Но иногда что-то такое в голове происходит — меня непреодолимо тянет туда, в Германию. Я жил там несколько лет в детстве, наверное поэтому связь так сильна. Покидать свою страну… Это очень тяжело. Меня вывозили силком. Если ты приедешь на родину, ты, скорее всего, не сможешь уехать обратно — не захочешь. — Придя в холодную и пыльную конторку, — вдруг певуче пробормотал Соррель на незнакомом языке. — разложит стопками бумаги на столе… Закрутит в трубочку советскую махорку, и будет думать только-только обо мне. — Красиво, — выдохнул Рейх. — Давно хотел это спеть, всё с языка просилось, — Соррель улыбнулся, тоже глядя в заснеженную даль. — Ты прав, ощущается просто волшебно. Бухгалтер, милый мой бухгалтер. Прекрасно. Великолепный язык. Английский… Кажется уродливым. — Да, — согласился Рейх. — Я понимаю. — Так удивительно, что мы пересеклись именно здесь, — задумчиво произнёс Соррель. Они немного постояли в тишине, так и не разняв рук за весь разговор. — Может быть, будем называть друг друга по именам? Я имею ввиду, настоящим… — Рейх не видел — не отрывал взгляда от Чёрного озера — но точно знал, что Соррель строил жалобное лицо — тон голоса этому соответствовал. Рейх не собирался вестись на такую наглую манипуляцию. — Мне твоё человеческое имя очень нравится, — задумчиво ответил он. — А мне твоё — нет, — судя по всему, Соррель показал ему язык. — Гриффиндорский придурок, — Рейх первый раз попытался вырвать свою руку из чужой, но ему не дали — Соррель виновато вырос прямо перед его лицом и осторожно обнял. Рейх не спешил обнять его в ответ, но руки больше не отнимал. — Ну прости-и, — Соррель шмыгнул ему в шею, и Рейх всё же нехотя обнял его. — На самом деле, у тебя чудесное имя, и оно очень тебе идёт… Просто когда ты зовёшь меня Соррелем, я не чувствую, что ты зовёшь меня. Человеческое имя — оно мне не принадлежит, оно будто бы стекает с меня, оно — не моё. Мне казалось, у тебя так же. Ты не всегда отзываешься на Оскара. Рейх задумчиво молчал. Соррель был прав — он не мог называть себя Оскаром про себя и с трудом называл себя Оскаром вслух. Он не был человеком, и человеческое имя его мозгом отторгалось, как бесполезное. С другой стороны, открыть сейчас Соррелю своё имя — перешагнуть черту, после которой нет пути назад. Рейх боялся сделать этот крохотный шаг, боялся оступиться и узнать, что ошибся, доверившись. У Сорреля был заснеженный мокрый меховой воротник, и Рейх уткнулся в него носом, вдыхая запах. Соррель, судя по сосредоточенному сопению, тоже дышал запахом рейхового шарфа слизеринской расцветки. Рейх вспомнил, как они первый раз поцеловались, и как искрил вкус клубничного шипучего леденца во рту. К чёрту это всё — разве Соррель не был тем, кто был достоин доверия Рейха? Он был добрым, заботился о Рейхе, беспокоился о нём и постоянно желал быть ближе. Рейх его отталкивал — боялся, что вот сейчас гриффиндорец с блистательной репутацией и внешностью внезапно больше не захочет мучиться с такой ядовитой язвой, как Рейх, и упорхнёт в своё блистательное будущее, а Рейх, который только распробует это «ближе», уже не сможет без него жить. Но Соррель не уходил. Упорно лез, не обижался на рейхово шипение, только целовал всё неистовее, и подарки дарил — всё красивее. Недавно он создал для Рейха фигурки фей из карамели, с крылышек которых падали сияющие сахарные звёзды. В честь чего? Соррель объяснил — в честь второй недели отношений. Какая глупость. Огромная гриффиндорская глупость, из-за которой Рейх не мог уснуть две ночи напролёт — не только потому, что делал ответный подарок, но и потому, что секунды расставания с Соррелем казались ему невыносимыми, и он только и мог, что трясти баночку с карамельными феями, сахарные звёзды на крылышках которых напоминали ему сияющие глаза дурацкого гриффиндорца. Рейх шмыгнул носом, поглубже уткнувшись в чужой воротник. Ну разве мог он ему такому — гриффиндорцу до мозга костей (небось приврал, что Шляпа звала на Слизерин) — не доверять? Разве мог думать, что феи из карамели с сахарными крылышками могли быть созданы и подарены неискренне? — Хорошо, — выдавил он, чувствуя, как пересохло в горле. — Давай сделаем это. Соррель немного отстранился, но остался стоять перед Рейхом. Смешинки исчезли из его жёлтых глаз — теперь он выглядел предельно серьёзно. — Ты уверен? — переспросил он. — Я понимаю, почему ты отказываешься. Ты имеешь право быть не готовым к подобному, я не настаиваю. Ты не должен прогибаться под мои желания. Рейх выжидательно выгнул бровь. — Я к тому, что, — Соррель замялся, — ты не должен принимать это решение поспешно. Я лично для себя уже решил, что доверяю тебе достаточно, чтобы открыться настолько, но ты не обязан… — Я доверяю тебе, — выдохнул Рейх и прежде, чем ему успеют что-нибудь ответить, произнёс: — Моё имя — Третий Рейх. И тут же человеческое имя будто стёрлось из его сознания. Как он мог принимать его за своё собственное, как он мог отзываться на него, когда он был чем-то более совершенным, более всеобъемлющим, чем это имя? — У тебя радужки глаз стали алыми, — завороженно произнёс Соррель. — Моё имя — Союз Советских Социалистических Республик. У Рейха в голове треснула какая-то важная шестерёнка. Конечно — Союз. Рейху нравилось имя Соррель. Оно было красивым, оно вкусно перекатывалось на языке, звучало мягко и нежно, как звуки флейты, как слово «прости». А ещё оно совершенно не подходило Союзу. Союз был — вольным ветром, бешеным сияющим огнём, при чужих тихий и серьёзный, как едва тлеющий пепел в трубке курильщика, с близкими он превращался в пожар, жрущий своим пламенем города и страны, сметающий ураганами целые леса и поселения — потому что к ногам своих близких Союз был готов положить всё. Союз — звучало хлёстко и резко, внушительно и огненно. И это имя Союзу шло — только оно, и никакое другое. Рейх не заметил, как их губы соединились, но внутри что-то разгоралось — словно Союз топил лёд его души своими огненными руками, сжигал деревянное сердце и создавал его заново — чем-то более волшебным, чем-то более целостным. Это было прекрасно. Это было — правильно. — Простите, голубки, — раздался за спиной Рейха знакомый насмешливы голос. — У меня потерялся щенок. Поможете найти?***
— В смысле, ты не смог?! — взвизгнул Рейх. На него зашипели, прося не нарушать тишину, но он не слишком сбавил тон: — У тебя все каникулы были, Мерлиновы кальсоны! Ты!.. Ты-ы! — Ну Оска-ар, — заныл Альфред. — Ну я не смог. Он столько секретов при мне выболтал, я не мог ему сказать, что я всё это время… Это слишком личное, это… Он меня не простит, — Альфред скуксился, и его лицо начало вытягиваться в уточку. Волосы с привычного голубого поменяли цвет на серый. У Рейха задёргался глаз. Грёбаный метаморф. — Надо было думать об этом, когда ты придумывал этот идиотский план. Молись, чтобы Малфой об этом не узнал, — Рейх медленно выдохнул, пытаясь успокоиться. — Ты идиот. Росинант, он… Очень переживает. Он привязался к этой собаке, а ты… — Дай мне ещё один шанс! Я всё исправлю, обещаю! — запальчиво восклицает Альфрет, не обращая внимания на замечания его громкому голосу со всех сторон и хватая Рейха за галстук. Рейх отцепляет его пальцы, раздражённо хмурится, оглядывается по сторонам — они в библиотеке, с минуты на минуту к Рейху придёт Союз, и с Альфредом надо что-то решать. — Хорошо, слушай, — задумчиво тянет он. Зрачки Альфреда превращаются в вопросительные знаки, и Рейх опять морщится на это проявление его способностей метаморфа. — В субботу мы с Сою… Соррелем идем в Хогсмид. Ты, — с нажимом произносит он, — берёшь себя в руки и зовёшь Малфоя с нами. А потом мы с Соррелем вас оставляем где-нибудь — в книжном, например, Малфой любит книги, и дальше вы наконец-то нормально общаетесь, без твоих этих, — Рейх пренебрежительно махает рукой. — Понял меня, Поттер? — Ты лучший, Оскар! — Альфред порывисто его обнимает (Рейх чувствует, как в его спине что-то печально и предсмертно хрустит) и вылетает из библиотеки, попутно наткнувшись нечаянно на как раз входившего Союза, и бежит дальше. Союз смотрит ему в спину за ним растерянным взглядом, потом оборачивается и подходит к столу, за которым с книгами примостился Рейх. Рейх толкает к нему ногой ещё один стул, приготовленный специально для него. Следующие несколько часов они проводят в уютной тишине, делая каждый своё домашнее задание и соприкасаясь ногами под столом.***
— Малфой, а, Малфой? Ну пошли? — Поттер улёгся спиной на их общую парту, в частности, на половину Роси, не давая последнему готовиться к уроку по рунам, который вот-вот уже должен был начаться. — Опять твои шуточки, Поттер, — кривится Роси, пытаясь спихнуть голубоволосую (уже наполовину красноволосую) вихрастую голову со своего места. Поттер упорно не спихивался. Приставучий, надоедливый, глупый Поттер. Как он может так шутить? Неужели Роси ошибся в нём, и он может быть настолько жестоким? Раньше шутки Альфреда, пусть и обидные подчас — особенно к слизеринцам — никогда не переходили черту, за которой стояли настоящие подлости. А приглашение в Хогсмид ничем иным, кроме как подлостью, быть не могло. Альфреда не интересовали свидания-серьёзные-отношения. Поттер славился тем, что перетаскал в свою постель половину Хогвартса, и то, что в этом списке не было самого Роси, было не иначе, как чудом. Возможно, с ним Поттер трахаться брезговал из-за своей открытой нетерпимости к представителям тёмных родов. Возможно, так было даже лучше. Возможно, Роси почти не чувствовал себя обиженным. Но открытку прислать на Рождество Альфред ему не брезговал. Роси вспомнил, какой она была красивой в этом году — при открытии из неё выглядывали ветви настоящей заснеженной ели и шевелились, будто от ветра. Кое-где в иголках спрятались крохотные свечи с магическим огнём, красно-белыми спиральками выглядывая то там, то тут, в хаотичном порядке перемигиваясь и изображая ёлочную гирлянду. " С Рождеством, Малфой. Твой П», — было подписано кривым почерком Поттера. Роси долго сидел под пологам своей кровати в темноте, наблюдал за огнями свечей и гладил ветви ели по пушистым лапам. Даже снег на них был настоящим — стоило Роси коснуться его пальцами, как он тут же таял, но через некоторое время опять появлялся. — Я не шучу, — Поттер обиженно надул губы, сдувая с глаз красно-голубую чёлку. — Пошли. С нами ещё Блэк и Пруэтт будут. Соглашайся, Малфой. Роси раздражённо обернулся на Оскара, спокойно читающего конспект перед уроком в гордом одиночестве на парте позади. — Это правда? — прищурившись, спросил Роси у него. Оскар поднял на него задумчивые тёмные глаза. — Что? — Оскар перевёл взгляд на Поттера и внезапно хитро улыбнулся. — А. Ага. Двойное свидание. Ты же не против? И не успел Роси раскрыть рот, чтобы возмутиться, как сзади на него напрыгнул несносный Поттер и начал душить его за шею, громко гогоча. — Конечно, он не против! Кто в своём уме откажет такому очаровашке, как я?! — смеялся Альфред, сбивая Роси на голове всю его аккуратную причёску и сминая мантию с рубашкой и галстуком. Роси пытался отпихнуть его локтём и хоть чуть-чуть поправить растрёпанную одежду, но Поттер коварно (даром, что гриффиндорец) пихал свои руки везде, куда только мог дотянуться, и смеялся-смеялся-смеялся. — Пойдёшь, Малфой? Ну пошли? — хихикал он, и всё не успокаивался, даже когда до начала урока оставалось всего две минуты. — Ладно! Ладно! — Роси наконец спихнул его с себя. Он подозревал, что это ненадолго. — Я пойду с тобой, только отвали от меня, Поттер! Альфред сразу подозрительно притих, но, занятый начавшимся уроком, Роси не сразу это заметил. Посередине лекции Поттер нагла положил руку ему на бедро. — Правда пойдёшь? — чужие губы почти прижались к его уху, а пальцы сжались на бедре, щупая. Роси надеялся, что не покраснел — Малфоям краснеть не положено. Он уничтожительно фыркнул, стряхивая чужую руку. — Я пойду, но если ты сейчас же не отвалишь, Поттер, и не начнёшь писать конспект, я могу и передумать, — высокомерно ответил он, с удивлением наблюдая, как Альфред тут же отстранился от него и начал конспектировать лекцию, как прилежный ученик. — Вот, — в конце занятия Поттер, волосы которого вновь были небесно-голубыми, а глаза сияли решительностью, передвинул листок с конспектом на половину Роси. — Что — вот? — Роси поднял одну бровь. — Я всё записал. И не приставал к тебе. Пойдёшь со мной… С нами в Хогсмид в субботу? Несколько секунд Роси смотрел на замершего в нетерпеливом ожидании Альфреда, а потом внезапно даже для себя улыбнулся. — Конечно пойду, придурок.***
Когда Роси предлагал это, он не думал, что у Поттера будет такое лицо. Такое — это, пожалуй, расстроенное. Ещё, может быть, злое. И грустное. Поттер всегда сам по себе фонтанировал эмоциями, как любой метаморф, а сейчас они мелькали в его глазах с такой скоростью, что Роси едва успевал следить на ними — распознать же, что именно думал сейчас Альфред, и вовсе не представлялось возможным. — Скажи честно, — процедил Поттер сквозь зубы. — Я ведь просто попался тебе под руку, да? Глупый влюблённый гриффиндорский выскочка, — каждое слово звучало для роси как приговор и как пение ангелов одновременно. — Не могу поверить, что тебя настолько прижало, что ты попросил меня об этом. Тебе настолько противна Гринграсс, что ты готов жениться на любом, только бы не на ней?! Роси молчал. Честно говоря, он впервые на своей памяти не знал, что сказать. Их свидание в Хогсмиде шло неплохо. Ладно, Роси должен признать, это было одно из лучших свиданий в его жизни. Альфред даже если и был надоедливым, то не слишком. Он легкомысленно болтал обо всём на свете — парах и своей не сделанной домашке, о подарках родителей на Рождество, о том, какую крутую открытку Роси ему подарил, о… Разном и сложном. Но в его словах сложные темы внезапно превращались в лёгкие, а необъяснимое становилось ясным, как день. Типичная поттеровская магия — и Альфред творил её везде и всегда вокруг себя. Для того, чтобы быть волшебником, волшебная палочка ему была не нужна. Оскар и Соррель незаметно исчезли ещё где-то на подходах к Хогсмиду, оставив их наедине. Роси удивился тому, что Поттер вначале потащил его в книжный, а не к магазину с оборудованием для мётел, хотя позже они посетили и его. А после их занесло ближе к Визжащей Хижине и к лесу. Ладони переплелись сами собой, Альфред тянул его всё дальше от людных мест. И, как это всегда бывает с Поттером, Роси сам не заметил, как летели мгновения и как он оказался… Прижатым к дереву с губами Альфреда на своих губах. Шапка с Поттера слетела, и его голубые волосы лезли в лицо, но Роси всё равно не мог оторваться, хотя чувствовал. что слишком долго задерживает дыхание и перед глазами уже опасно темнеет. — Дыши, — шептал ему Альфред лихорадочно, — дыши, — и снова лез языком Роси в рот. Как Роси мог дышать? Как он мог пропускать сквозь свои лёгкие кислород, когда он хотел пропускать сквозь себя только Альфреда — его дурацкие губы, дурацкие голубые волосы, дурацкие серьёзные глаза, дурацкое «дыши» в поцелуи? Альфред целовался долго и удовольствием — прикрывал глаза, задевая щёку Роси своими длинными (дурацкими) ресницами, то трогал язык Роси всего лишь кончиком своего, то сплетался с ним глубже, то ласково гладил изнанку щеки и задевал зубы, дёсны. Их губы шевелились навстречу друг другу, а Роси чувствовал, как разливается у него в сердце жар, и как сладко-тяжело в штанах — хорошо, что под мантией не видно. Он застонал, когда Альфред резко ускорил темп поцелуя, вбиваясь языком в его рот, имитируя соитие и вжимаясь в него всем телом. Коленом Роси почувствовал, что в чужих штанах тоже было невероятно горячо, но потом Альфред отстранился, легкомысленно сдул с лица голубую чёлку и очень по-поттеровски улыбнулся — легко и воздушно. А Роси вдруг стало так тяжело и горько. Как будто у них с Альфредом только что было по большому воздушному шару, у Роси кто-то проткнул шар иголкой, а у Альфреда он остался, большой и красивый. — Давай заключим политический брак, — от неожиданности и от громко лопнувшего в ушах воздушного шара сказал он. Роси ведь знал, что для Альфреда это — так. Несерьёзно. Поттер и серьёзно — антонимы, эти слова нельзя даже ставить в одном предложении. А что Поттер терял от политического брака? Роси бы стерпел даже его измены, даже его безрассудность и безголовость — мерлин, как он пугался, когда Поттер уходил в пике в погоне за снитчем, играя в квиддич — Роси бы пересилил себя, он умел быть терпеливым и умел ждать. А Поттер бы завоевал уважение своего отца, к которому он так стремился, за то, что привёл в дом такую выгодную партию, как Малфой. Всё было честно, всё было выгодно для Поттера. Но почему тогда Альфред был в таком отчаянии? — Когда я был щенком, ты же был совершенно другим, ты был такой искренний, ну почему сейчас ты такой? — Что? — переспросил Роси хрипло, и Альфред замолчал. Его глаза расширились, когда он понял, что именно он только что сказал, а потом на его лице отобразился такой всепоглощающий ужас, что Роси понял — он не ослышался. Роси выдохнул, чувствуя, как подрагивают губы. — Ублюдок, — выдавил он едва слышно, глотая ком, образовавшийся в горле. Альфред смотрел на него посеревшими глазами, и волосы его вмиг тоже перекрасились с небесно-голубого цвета, цвета свободы, на пепельно серый, почти седой. Роси стиснул зубы так, что они скрипнули, и крикнул: — Ублюдок!.. Какой же ты ублюдок, Поттер! А я просто… — голос Роси позорно сорвался, и он замер перед сжавшимся Поттером, глотая ртом воздух, потом к нему с ужасом пришло осознание, что на щеках мокро. Он стоял перед Поттером — идиотом, придурком, кретином — прислонившись спиной к дереву, изо рта поднимался пар, а слёзы примерзали к щекам, в горле першило и щипало в носу. Никогда ещё Роси не чувствовал себя таким одураченным. — Я не хотел, — шёпотом произнёс Поттер, широко распахнув виноватые глаза. — Я не… — Иди к Мордреду, — Роси отстранился от дерева, толкнул Поттера в грудь и медленно побрёл в сторону Визжащей Хижины, обхватив себя за плечи руками. Щенок был его маленькой отрадой. Иногда ему хотелось рассказать хоть кому-нибудь что-то важное, но он не мог этого себе позволить, и вот когда слова рвались наружу так сильно, что приходилось зажимать себе рот рукой, его спасением был Щенок. Роси рассказывал ему, как делал открытку для Альфреда. Рассказывал, что отец всё сильнее давит и настаивает в каждом письме на помолвке с Гринграсс, а Роси не может себе позволить, чтобы эта помолвка состоялась, он просит, почти умоляет отца подождать ещё чуть-чуть, и Роси поведёт под венец куда более выгодную партию. Роси говорил Щенку, что он верит в любовь. — Прости, — идиот Поттер обнял его со спины. Роси дёрнулся, пытаясь стряхнуть его руки, но они только сжались крепче. — Малфой. — Отвали, Поттер, — прохрипел Роси. — Пусти. — Ты сам хорош. Хочешь замуж за меня выскочить, чтобы только не со своей Гринграсс, — упрямо пробормотал Поттер ему в шею, никак не желая отпускать. — Пусти, — повторил Роси, барахтаясь в чужих объятьях. — Поттер, если ты думаешь, что… — Я хочу жениться на тебе, Малфой, — прошептал Поттер, и Роси замер. — Очень хочу. Но по любви, а не по расчёту. — Это не отменяет того, что ты воспользовался мной, — выдохнул Роси потеряно. — Я доверял тебе. Ты такой дурак, Поттер. — И почему сразу дурак? — обиженно засопел Альфред, а потом его руки переместились, сам он подлез к Роси спереди, и они упали на снег. Роси поморщился — холодно. — Зачем ты предложил мне… — Потому что если я не смогу жениться на тебе сейчас, то я не смогу и потом, идиот. Родители уже в нетерпении считают выгоду от союза с Гринграссами, и ждут сейчас мою «лучшую партию» только потому, что я никогда не разочаровывал их ожиданий. Видимо, всё когда-то случается в первый раз, — равнодушно сказал Роси, скользя взглядом по макушкам елей и небу над головой. Лежать на снегу было холодно, на Альфред был горячий, как печка, и Роси, не признаваясь себе, пытался нагреться им, набраться его тепла напоследок. Альфред лежал на нём, растрёпанный, с морозным румянцем, странно тоскливо смотрел, а потом вдруг наклонился близко-близко к губам и прошептал: — Хорошо, давай поженимся. Роси разбил ему нос. Но потом, конечно, согласился.***
Рейх сидел в Большом Зале за завтраком, когда его мир рухнул. Филин дяди Хартвига появился, как и все совы, во время доставки почты. Малфой, сидящий рядом с Рейхом, тут же развернул полученный им Ежедневный Пророк, а Рейх, отодвинув от себя тарелку, принялся открывать письмо с фамильной печатью Блэков. «Дорогой, я искренне надеюсь, ты ещё не успел предпринять никаких тактических действий, — писал дядя, — потому что мы с миссис Пруэтт внезапно не сошлись во мнениях касательно вашей с Соррелем помолвки. Эта женщина съела мне порядочное количество нервов. Я не уверен в том, что я делаю, но я постараюсь всё исправить, мы с этой женщиной сходимся во мнениях лишь в том, что вы двое будете идеальной парой. Твой дядя Хартвиг». Письмо упало на стол и тут же сгорело. Рейх медленно вдохнул и так же медленно выдохнул, игнорируя любопытные взгляды сокурсников, и поднял взгляд на гриффиндорский стол. Союз хмурится, вчитываясь в своё письмо. Герб Пруэттов на конверте не оставляет сомнений в том, о чём оно. Рейх медленно встаёт, одновременно с этим письмо превращается в пепел у Союза в руках. Они переглядываются через зал и одновременно идут к выходу. — Обсудим в библиотеке? — Рейх сглатывает. Союз задумчиво качает головой. — Есть идея получше, — медленно произносит он. — Нам нужно на восьмой этаж.***
— И почему ты не рассказал мне об этом месте раньше? — Не было необходимости, — Союз жмёт плечами. — Но ты прав, тут довольно уединённо. Помещение, появившееся на восьмом этаже по желанию союзовой мысли, напоминало собой слизеринскую гостиную — правда, меньших размеров и выполненную в более постельных тонах. Союз и Рейх примостились на небольшом диванчике перед камином. Рейх положил голову на чужое плечо. Он задумчиво смотрел в огонь. Союз обнял его за талию одной рукой и сейчас осторожно поглаживал по боку. — Может быть, нам стоит расстаться? — тихо спросил Рейх. Союз рядом с ним вздрогнул и рвано вздохнул. — Ещё ничего не решено, — только сказал он. — Мы просто, — Рейх спрятался носом в мантию Союза — с ней откровенничать было легче, — только сильнее привяжемся друг к другу сейчас, и потом будет… Хуже. Союз отстранился и внимательно посмотрел в его глаза. Рейху почувствовал, как сердце замирает в горле. Потом Союз вздохнул и отвёл взгляд. — Возможно, ты и прав, — с сомнением произнёс он. — Я всегда прав, — высокомерно произнёс Рейх. Союз фыркнул. — Но лучше бы не на этот раз. — Да, — Союз наклонился, чтобы его поцеловать, и Рейх подставил щёку вместо губ. — Хэй, мы ещё ничего не решили, а ты уже мистер динамо. — Привыкай, — Рейх закусил губу. Союз со вздохом отстранился от него и откинулся на спинку дивана. Рейх взглянул на него — косы растрёпаны, гриффиндорский галстук распущен, мантия помялась и распахнулась, открывая неаккуратно заправленную в чёрные брюки белую рубашку. Взгляд у Союза был опечаленный и немного растерянный — как у Дамблдора, когда кто-то отказывался выпить с ним чаю. От этого сравнения Рейх невольно улыбнулся. — Может, нам и в самом деле нужно расстаться, — Союз перевёл на него свои печальные глаза, и улыбка сползла с лица Рейха. Он сглотнул ком, внезапно образовавшийся в горле. Им стоило. Но Рейх боялся этого больше всего на свете. Он не знал, был ли у него кто-то ближе Союза теперь, в этом заново построенном мире, который они с Союзом бережно складывали кирпичик за кирпичиком с самого Рождества и чуть раньше, с Хогсмида, когда в Сладком Королевстве Рейх купил парочку шоколадных лягушек, пусть и не любил их, а Союз купил леденцов. Они встречались с Союзом каждый день, и Рейх всегда ждал этих минут, как не ждал самый вкусный десерт. Без десерта Рейх, пусть и сладкоежка по своей натуре, мог жить. Без Союза — уже нет. Как они будут теперь, когда всё, что они так тщательно создавали уже два месяца с хвостиком, разрушено всего за одно утро? — Нам нужно, — прошептал Рейх и отвернулся, чтобы Союз не заметил его покрасневших глаз. — Хорошо, тогда… Ты выходишь первым, — голос Союза был глухим и сиплым. Рейх со вздохом встал, глядя только в пол, на пушистый ковёр, медленно подошёл к двери и остановился. — Удачи тебе, Соррель Пруэтт. — И тебе, Оскар Блэк, — прошелестели ему в ответ, когда дверь уже закрывалась за его спиной.***
Следующий месяц не шёл — тянулся. Дядя больше не писал, а они с Со…ррелем старались больше не пересекаться. Получалось плохо — нет-нет, и Рейх косился на стол Гриффиндора за завтраком, выхватывал взглядом чужие золотые косы. Гуляя у Чёрного озера, он иногда замечал чужую высокую фигуру, но хуже всего было в библиотеке. Однажды Рейх почти подсел к сидящему за книгой Со…ррелю, но в последний момент завернул к соседним полкам с книгами. Пруэтт его, кажется, даже не заметил тогда, и от этого больно кололо в груди. Жизнь стала серой, какой и была до рождественских каникул, только теперь это казалось невыносимым. Рейх снова общался с Роси, но тот, глубоко погружённый в свой роман с Поттером, не замечал его состояния. Рейх всё понимал, правда, но не мог не завидовать тому, как Малфой и Поттер целовались по углам слизеринской (и, наверняка, гриффиндорской) гостиной. Он тосковал. Это было в вечер пятницы. Рейх шёл из библиотеки, вяло переставляя ноги — до отбоя оставалось ещё полчаса, когда его внезапно схватили за руку и затянули в заброшенный класс, дверь за ним резко захлопнулась. «Вот и всё. Сейчас меня изнасилуют», — успел подумать Рейх, и оказался почти прав. В полутьме он успел различить только алый гриффиндорский галстук, как его губы накрыли в жадном и резком поцелуе. Рейх замычал, пытаясь оттолкнуть незнакомого сошедшего с ума гриффа от себя, и от него тут же отстранились. Рейх поднял глаза. — Союз?.. — и его вновь жадно поцеловали. Рейх не мог сопротивляться. И не хотел. — Не могу больше, — шептал Союз, лихорадочно расцеловывая Рейху всё лицо. — Так скучал. Змейка моя. — Как ты меня назвал? — возмутился Рейх, но отстраняться не стал, подставляя лицо под поцелуи. — Зме-ейка, — протянул Союз хитро, и тут же поцеловал Рейха в губы. — Змеюка. Змеище. Ужик маленький. — Ты тогда детёныш мантикоры, — фыркнул Рейх. В груди трепетало что-то тёплое и радостное. Союз тоже скучал. Тоже не мог без него. — Ядовитый василиск, — Союз ласково взял его лицо в свои руки и чмокнул в нос. — Я знаю, что нам делать, чтобы не расставаться. — О? — Рейх сам потянулся и поцеловал Союза в нос в ответ — Мы должны основать свой род.***
Алтарь сиял изнутри. Он был большим, плоским и гладким — магия сформировала его только сейчас, хотя ритуал начался около часа назад. «Магия даёт вашему роду фамилию Länder», — слышит Рейх в своей голове. Он может только различить счастливое лицо Союза в полутьме ритуального зала, когда опускается спиной на тёплый твёрдый алтарь. Союз делает шаг и склоняется над ним. Его руки по обе стороны от Рейха, а глаза смотрят серьёзно-серьёзно. Они делают это в тайне от их семей. Но Рейх знает — дядя со временем поймёт, а если не поймёт, то смирится. А мать Союза, по словам последнего, примет его выбор, каким бы он ни был. — Готов? — шепчет Союз, скользя взглядом по прикрытому только полупрозрачной мантией телу Рейха. — Нет, — Рейх улыбается, наблюдая за чужой растерянностью, — но я люблю тебя. И сам тянется за поцелуем.***
Рейх чувствует его в себе и давится стоном. Это больно, задранная ритуальная мантия липнет к телу, Рейх пробирает дрожь, но он всё равно чувствует странное, мазохистское удовольствие. Союз над ним тяжело, загнанно дышит, его глаза подёрнуты мутной плёнкой. — Змеюка, — шепчет он. — Как в тебе… Хоро-о-о…шо, — Рейх тянется его поцеловать, нечаянно насаживаясь глубже. Внутри что-то смещается, и Рейх чувствует внезапную вспышку непереносимого удовольствия. Он всхлипывает, прогибается в спине, касается своими губами чужих. Союз охает, неловко двигаясь, и Рейх стонет в полный голос. Как же он любит, невыносимо любит своего Союза, как он счастлив сейчас, когда над ними искрится магия, а внутри них, в том самом месте, где они соединяются душой и телом, сплетается в узел связь их нового рода, рода Лэндер.***
— Я уверен, вашей девушке понравится, — Рейх улыбнулся растерянному покупателю. — Этот шоколад примечателен тем, что превращается в её любимые цветы, стоит ей только взять кусочек в руки. Попробуйте, — Рейх осторожно раскрыл обёртку, стараясь не порвать, отломил кусочек шоколадки и протянул его молодому мужчине. — не волнуйтесь, это абсолютно бесплатно, и вы не испачкаетесь. Покупатель берёт кусочек в руки, проходит несколько долгих секунд, и тот превращается в прекрасную крохотную розу. — Ого, — мужчина ошеломлён. — Можно мне пять штук таких шоколадок пожалуйста? И подарочный пакет. Вон тот, на котором, изображены одуванчики. — Конечно, — Рейх заворачивает шоколадки, доставая их с полок под кассой — упаковка каждой уникальна, и из каждой можно сделать поздравительную открытку — Роси и Альфред недавно увлеклись рисованием, так что у Рейха и Союза в магазине были самые разнообразные упаковки самых разнообразных сладостей, и отдельно — крутящийся и летающий по всему залу стенд с открытками на любой случай жизни — иногда Поттер-Малфои бывали просто невыносимы в своём единогласии. Рейх проводил припозднившегося покупателя до двери и наконец-то закрыл магазин. Только он присел на стул за кассу, чтобы просто отдохнуть, как прямо перед ним материализовался полупрозрачный серебристая собака. — Ну и глушь у вас в этом вашем Калининграде, — заявила собака голосом Альфреда. — Короче, мы приехали, с днём рождения тебя, Оскар! Соррель тут нервный какой-то… Когда щенок растаял, вскочивший со стула Рейх заметил в дверях магазина резко двигающегося патронуса Союза. — Рей, тут эти приехали, — заверещал василиск нервно. — Говорят, что насовсем! Как их выгнать теперь, Рей, помоги мне, боже мой… О господи, их сын только познакомился с нашей Мелиссой, и сейчас пытается позвать её замуж… Доча, ты почему соглашаешься?! Доча, нет, вам обоим всего семь! Доча… Рей, пожалуйста… И василиск исчез. Рейх усмехнулся и опять сел, потом снова встал и поспешил к чёрному выходу из магазина, стаскивая с себя по пути рабочую форму. Кажется, его семья его заждалась.