***
— Я просто обязана однажды отвести тебя в ванную комнату и лично проверить, как ты обращаешься с волосами, — деловито объявила ему однажды Ашидо. Было глубоко за полночь, в общежитии уже давно объявили отбой, и у обоих были бы огромные проблемы, застань кто-нибудь Мину ночью в его комнате, но Изуку не хотелось думать об этом сейчас, когда теплое обнаженное тело нежилось на его собственном. Тонкие пальчики небрежно играли его взмокшими после их недавней активности кудрями, но в прикосновениях была скрыта нехарактерная нежность. Это стало для него открытием: то какой уязвимой и в то же время мягкой и нежной становилась Мина после их близости. Как собственно и то, что их «встречи» стали регулярным явлением. Когда они переспали в первый раз, она так быстро собрала вещи и ускользнула, что Изуку решил, что тема случившегося будет закрыта раз и навсегда, и готов был уважать желание девушки. В конце концов, он прекрасно понимал, что они оба потянулись друг к другу в пылу эмоций: сердца обоих были разбиты одними и теми же людьми, оба не желали показывать это остальным, особенно учитывая, как радостно все реагировали на новую пару, и оба отчаянно желали найти если не утешение, то какое-нибудь отвлечение. И даже будучи девственником, Изуку всегда знал, что плотские удовольствия способны помочь ему вылезти из «своей головы», хотя и никогда особо не пользовался мастурбацией как способом справиться с тревогой — это просто было слишком неловко, да и не всегда удобно с их бурной общажной жизнью. В то же время, будь он честен сам с собой, Изуку так же не был уверен в том, хочет ли он забыть о случившемся, или хочет, чтобы Мина пришла к нему так еще раз. Насколько бы постыдной слабостью это ни казалось, но секс с девушкой на короткое мгновение заставил его почувствовать себя лучше. И дело было даже не в банальном удовольствии. Было просто хорошо быть рядом с тем, кто переживает сейчас похожие эмоции. И, что греха таить, было не менее приятно чувствовать себя желанным, даже если в глубине души Изуку знал, что в тот момент, когда Мина закрывает рядом с ним глаза, она почти наверняка воображает на месте Изуку кого-то другого: кого-то с ярко-красными глазами и рыжими волосами. Изуку даже в голову не приходило её в этом винить. Но не прошло и пары дней, как Мина вновь проскользнула ночью в его комнату… и с того момента и начались их странные отношения. — Как ты себе это представляешь? — спросил он — не грубо, скорее с любопытством. — Можешь представить, какой переполох мы вызовем, если меня поймают в женской душевой или тебя в мужской? Губы Мины изогнулись в лукавой улыбке, а глаза блеснули, и Изуку пожалел о заданном вопросе: он уже понял, что риск не отпугивал, а скорее заводил её, так что всё сказанное им только что, скорее всего, дало ей пищу для новой фантазии. — Мина, нельзя, — с укором произнес он, стараясь скрыть собственную улыбку. — Даже если нас не выгонят, можешь себе представить, как я потом буду смотреть в глаза Всемогущему или Айзаве-сенсею? Да и зачем тебе это? Подушечки розовых пальцев погрузились глубже в его волосы, и Изуку невольно прикрыл глаза от удовольствия, когда Мина начала втирать маленькие круги в его кожу головы. — Потому что ты совершенно неправильно обращаешься со своими кудрями и это просто преступление против человечества, — донесся до него голос Мины откуда-то издалека. Внутренний голос сказал Изуку, что нечто подобное он слышал однажды от Каччана, и он заставил его замолчать прежде, чем его настроение успело испортиться. Вместо этого он ласково провел изуродованной шрамами ладонью по волосам Мины: почти такие же кудрявые, как и его собственные, на ощупь они казались куда более шелковистыми и мягкими. Мина, вероятно, действительно знала, о чем говорила. — Это всего лишь волосы, — пожал Изуку плечами. — И тебе «всего лишь» нужно правильно за ними ухаживать, — заявила девушка непреклонным тоном. Она еще раз строго осмотрела его, теперь явно прикидывая что-то в уме. — Я достану тебе нужные средства для ухода и научу правильно пользоваться. И видит бог, Зу, если ты не сделаешь, как я скажу, я лично буду провожать тебя в ванную, а тебе придется иметь дело с последствиями! Изуку вздохнул с побежденным видом. Он знал, это была не та битва, которую ему удастся выиграть. Мина в своём желании наносить добро и причинять справедливость была неумолима — но в классе героев это было скорее нормой, чем исключением. Вместо ответа Изуку прижал её чуть ближе и сместился на бок, чтобы им обоим было удобно лежать: ни ей, ни ему не было бы приятно утром, если бы Мина заснула на нем прямо так. …он правда не был уверен, как назывались сейчас их отношения. Они были слишком открыты и откровенны друг с другом, чтобы называться «друзьями с привилегиями». И в то же время, Изуку знал, что ни он, ни Мина не испытывают друг к другу глубоких романтических чувств, чтобы называться «возлюбленными» или кем-то еще. Самое близкое, что приходило ему на ум — это «товарищи по несчастью». Очевидно, в их случае, с привилегиями.***
Даже если повседневное общение между Изуку и Миной за пределами их спален оставалось без изменений, было слишком глупо с его стороны полагать, что они смогут быть достаточно осторожны, чтобы сохранить между собой их особый секрет. Особенно, учитывая, что они живут в общежитии полном до чертиков любопытных гормональных подростков, настроенных на любые сплетни о сексе и отношениях, едва ли не больше, чем на секс и отношения как таковые. Изуку просто знал, что его одноклассники уже давно подозревают что-то. Чувствовал любопытные взгляды, слышал подозрения в осторожных дотошных вопросах. Девчонки в первую очередь обращали внимания на изменения в его внешнем виде и гардеробе даже тогда, когда Изуку едва мог заметить это: Мина просто то и дело советовала ему что-то, а пару раз, когда они сбежали из школы, чтобы провести время друг с другом вдали от пытливых глаз, она даже затащила его в магазин и заставила купить пару обновок. Но с парнями… с парнями вышло даже хуже, когда они были теми, кто обнаружил несколько засосов и царапин, которые Мина, слишком увлекшись в одну из ночей, оставила на его коже. Изуку лишь надеялся, что никто из них не узнал характерных пятен от причуды подруги (иногда она слишком увлекалась, но никогда еще не обжигала его своей кислотой всерьез, так чтобы оставить постоянные шрамы), хотя и это, вероятно, было лишь вопросом времени. Изуку в самом деле даже не слишком задумывался об этом. Он едва взглянул на себя зеркалом утром, все следы «преступления» были надежно спрятаны под его формой, а то, что сегодня предполагается практика, у него вылетело из головы. Стоять лицом к шкафчику и старательно игнорировать всё, что происходит вокруг, особенно находящихся неподалеку Каччана и Эйджиро уже давно вошло у него в своего рода привычку, так что мысленно Изуку был еще на прошлом уроке, когда вокруг него внезапно повисла тишина. С большим опозданием он вдруг очень явственно почувствовал, что все взгляды обратились к нему, и случилось это после того, как он бездумно скинул с себя школьную рубашку, готовясь натянуть спортивную форму. Изуку глубоко вздохнул и оглянулся: только затем, чтобы убедиться, что его ощущения полностью соответствовали действительности. — Что? — спросил он с внезапно пересохшим горлом, и вопрос как будто вывел всех ребят из их странного оцепенения. Каминари ожил первым и тут же подскочил к Изуку, перекидывая руку через его голое плечо: — Мидо, вот же жук! — весело заговорил он, увлеченно тыкая в веснушчатую щеку. — Сколько раз я зарекался покупаться на это невинное личико и не забывать, что ты полон сюрпризов, каждый раз ведусь, как в последний! — Денки, я буквально понятия не имею, что происходит, — неуклюже попытался соврать Изуку, даже осознавая безнадежность этой затеи: Денки чуял свежие сплетни, как акула кровь в воде, и цеплялся в своих жертв с такой же неумолимостью. — Ну да, а сейчас ты еще скажешь мне, что эти пятна на твоей шее — это тебя так комары покусали, ага! — рассмеялся Каминари, и Изуку вдруг почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Его рука автоматически потянулась к указанной шее, будто пытаясь скрыть следы, словно это еще могло его спасти теперь, когда друзья обступали его со всех сторон, засыпая вопросами: кто-то более осторожно и мягко, кто-то — тот же Каминари — совершенно не стесняясь, едва ли не требуя выдать, когда и с кем Изуку успел получить свои «метки». В глубине души Изуку надеялся, что хотя бы Шото или Тенья пощадят его, но даже Тодороки был рядом и не очень тонко грел уши, а Иида, пусть и неуверенно пытался сказать что-то об «уважении к личной жизни одноклассника!», довольно плохо скрывал своё любопытство. Бормоча какие-то жалкие оправдания, прижатый к стене Изуку старался смотреть куда угодно, кроме выстроившихся рядом с ним ребят, и именно тогда его взгляд наткнулся на кроваво-красные глаза одного из двух людей, которые так и не присоединились к остальным. Второй, тот что со светлыми волосами, в данный момент демонстрировал ему только сгорбленную спину с поникшими плечами — Изуку поймал себя на мысли, что Кацуки по какой-то причине кажется сейчас особенно уставшим и побежденным. Второй его мыслью было то, что если бы взглядами можно было убивать, тот, что был направлен в его сторону Киришимой, вероятно, испепелил бы его сейчас на месте. И примерно тогда Изуку вдруг понял, что он, кажется, совершенно перестает понимать, что вообще происходит.