Развлечение особого сорта

Небольшая палатка, сколоченная из тёмных досок, ютится на набережной рядом с несколькими такими же ларьками. Под окошком, где можно сделать заказ, стоят два холодильника с мороженным, а под самой крышей висят прикрученные доски, на которых белым мелом написано жирным шрифтом «МОХИТО 170 РУБ» и нарисован откровенно кривой стакан с зелёным лимонадом. Рядом начириканы другие напитки по типу кофе и безалкогольной пина колады за 400 рублей.  В окошке для заказов помимо всяких бутыльков с сиропами и стаканчиками под лёд виднеется уставшее за целый день от людей лицо Дарена. Он облокотился на прилавок, сидя на каком-то явно неудобном пластиковом синем стуле в глубине ларька и вяло подпирая рукой красную от жары щёку.  Солнце уже прячется за горизонт, опаляя оранжевыми лучами морскую гладь где-то далеко за пределами набережной, но духота не даёт спокойно вдохнуть. Она липкой оболочкой окутывает каждого человека, который возвращается с пляжа в отель, замедляя движения и разум. Больше всего на свете Кубанов сейчас хочет сам стать ледышкой и спрятаться в холодильник рядом с шуршащими упаковками фисташкового мороженного.  «Дарен, хватит киснуть. Я понимаю, жарко. Пиздец как жарко, но нужно держаться, — Кубанов уныло переводит взгляд с одного камушка набережной на другой. — Рабочий день подходит к концу, но это не значит, что мы закрылись. Если сейчас подойдёт клиент, нужно его обслужить, — он оглядывается назад на лотки с ингредиентами для коктейлей. — О, мята закончилась. Мохито в стоп листе. Ах, какая жалость, — наиграно вздыхает голубоглазый и ложится головой на прилавок. От одной мысли о мохито его уже тошнит, потому что даже самый крутой бармен в дорогущем пятизвёздочном отеле в жизни не сделал столько этого напитка, сколько Дарен намешал сегодня. — Нахуй я на работу попёрся вообще? Сказал бы, что приболел, меня бы подменил какой-нибудь другой лошок, и я тогда съебался бы на тот ахуенный пустынный пляж вместе с Рахимом. Ему вот щас хорошо. Плавает, загорает наверное, на девочек пади смотрит. Эх…» — обиженно шмыгает носом Кубанов и собирается дальше растекаться от жары на своём синем пластмассовом стульчике, как над головой раздаётся знакомый до невозможности голос.  — Ююююхуууу, баааармееееен, дорогой, сделай мохито пожалуйста. И ебани туда побольше рома, — человек протягивает эту фразу совсем не трезвым голосом и наваливается на прилавок, ставя руки по обе стороны от головы Дарена.  Кубанов уже успел стресануть из-за того, что покупатель увидел его в таком неподобающем виде, потом успел ахуеть от того, насколько говорящий с ним человек пьяный, и ещё наш бармен очень хотел возмутиться насчёт присутствия нецензурных выражений в речи. Конечно, Дарен сам ругался как сапожник временами, но блять! Как-то совсем не айс материться при заказе напитка. Надо же за языком следить хоть чуть-чуть.  Кубанов устало поднимается, думая, что бухой в хламину мужчина спишет ему на нет его неторопливость, и уже хочет возразить о невозможности сделать мохито, так как мяты нет и вообще-то рома тоже, но его глаза стремительно округляются.  — Рахим? — удивлённо хлопает светлыми ресницами Дарен. Тарханов перед ним еле стоит на ногах. От падения или, лучше сказать, от оседания на набережную его спасают только тёмные доски ларька, на которые можно было облокотиться и продолжить расползаться по ним.  Голубоглазый, конечно, видел пьяного Рахима, в силу того, что жил с ним всё лето, но явно не настолько. А вообще, это очень интересная история, как они стали тусить вместе. Парни были знакомы ещё со школы, правда потом пошли в разные универы, но связь держали постоянно, да и в целом были хорошими близкими друзьями.  В один из курортных сезонов Кубанов рванул на побережье, вписался в какой-то туристический проект и поднял денег. Он купил себе квартиру на побережье и стал приезжать туда жить летом. Потом он пошёл дальше и открыл собственный ларёк на пляже, который был больше для души, чем для денег (но получилось наоборот).  И тут нарисовался Рахим. Вечно молодой, вечно пьяный и вечно студент, шатающийся по дешёвым подработкам. Ещё Тарханов часто ныл, что ему никак не вырваться на отдых, поэтому Дарен придумал одну схему: Рахим оплачивает коммунальные услуги и живёт вместе с Кубановым в однушке всё лето. Старшего такой расклад полностью устраивал: так как снимать квартиру в сезон, да ещё и с видом на море из окна было бы раз в десять дороже.  Временами, парни, конечно, бесили друг друга неимоверно, но конфликт легко сглаживался походом в бар и бутылкой хорошенького горячительного. Обоим было ахуенно. На море, да ещё и с таким пиздатым другом, всё лето! Прямо как в лучших сериалах! Исполнялись детские мечты Дарена)  — Ну так что? Бармен, дорогой, ахаха, — Тарханов заливается пьяным беззаботным смехом. — Коктейль будет или нет? — Тебе на сегодня уже хватит, — раздражённо отмахивается Кубанов, хватая в руки какую-то тряпку и начиная нервно тереть полки в глубине ларька. Занимается он этой откровенной хуйнёй, чтоб не видеть довольное лицо Рахима. Не он сегодня целый день разливал по пластиковым стаканчикам пиво. Он, походу, в барах ошивался сука. Хоть бы блять с работой помогал иногда, а то хорошо он, конечно, устроился: живёт всё лето у Дарена почти что на халяву.  — Дааареен, я же заплачу. Налей чего-нибудь, прошу, — лыбится Рахим и, с трудом скоординировав движения, достаёт и открывает кошелёк. Он пару секунд пялиться туда и потом разочарованно поджимает губы.  — Пропил всё, да? Транжира, — усмехается Кубанов, оборачиваясь на старшего и облокачиваясь на прилавок. Он надменно заглядывает в карие стеклянные глаза, всем своим видом говоря «вот что бывает, если целый день шататься по барам». Рахим стыдливо отводит взгляд. Дарен отворачивается и продолжает вытирать деревянные полки, в надежде, что Тарханов свалит и перестанет раздражать его своим довольным пьяным ебалом. Почему раздражать? Потому что после такой потной смены лучший способ отдохнуть — напиться в стельку и поебаться. Но последнего почему-то ещё никогда не случалось, хотя Кубанов кичился перед всеми друзьями, что он перетрахал половину города. Да, младший был девственником и Рахим всей душой жаждал момента его подъебать на этот счёт.  «Вот ей я за коктейль заплатил, а она мне в туалете отсосала,» — обычно эти слова произносит Кубанов, когда напивается в клубе и хочет в очередной раз повыёбываться перед старшим. Последний еле сдерживает себя, чтобы не спросить, а как же зовут эту даму. Дарен с уверенностью ответит одно, а потом Рахим пойдёт чекнуть её имя. Окажется, что эту даму совсем не так зовут, как утверждал младший, и у неё никогда не было ахуенной ночи с голубоглазым. Кубанову станет очень-очень стыдно, а Тарханов посмеётся вдоволь, но есть большая вероятность, что после этого его выпнут нахуй из квартиры, поэтому приходиться только уверенно качать головой и поддакивать: «да, верю, верю, ещё один шот и ты и другую половину города трахнешь».  — Ну Даааарееен, — наигранно обижаясь, тянет Тарханов, стреляя своими карими глазками куда-то в спину младшему. — Я так-то отдыхаю! Лето же! Тебе бы тоже отдохнуть, а ты тут изнываешь в одиночестве целыми днями! — Я вообще-то деньги зарабатываю, а не по барам шатаюсь. И, поверь, скучать мне некогда, — всё ещё не поворачиваясь к другу язвит Кубанов.  — Ну я же вижу, что тебе грустно, скучно, одиноко… — старший наигранно сводит бровки домиком и вскидывает руку ко лбу. Но отчаяние его длится недолго. Через секунду оно сменяется лёгкой ухмылкой. — А хочешь я тебя развлеку? — Рахим лыбится как ненормальный и добавляет уже более строгим и на удивление чётким голосом: — Впусти меня.  Дарен в недоумении оборачивается, хмуря брови и окидывая парня перед собой непонимающим взглядом. Тарханов уже не выглядит как смеющаяся без причины пьяная размазня. Перед Кубановым совершенно серьёзный человек с твёрдостью в голосе, но слегка растрёпанными волосами. Щёки всё ещё пылают от количества выпитого алкоголя, но вот взгляд далеко не туманный, а осознанный, даже какой-то хитрый что-ли. «Как же он может меня развлечь? — проносится в голове Кубанова. — Ахах ну ладно, хорошо, мне даже интересно теперь, что же ты решил сделать,» — нагло усмехается своим мыслям голубоглазый.  — Заходи или, правильнее, заползай, — ехидничает Дарен, отщёлкивая маленький замочек с внутренней стороны двери, которая находится сбоку ларька.  Тарханов вваливается внутрь. Он сразу почему-то закрывается на щеколду, облокачивается спиной на тёмные дощечки и победно ухмыляется.  — Закрой палатку на перерыв. Минут на 20.  — Зачем?  — Так надо, — Тарханов медленно приближается к младшему, тесня его к стене и заставляя опуститься на пластмассовый стул. Он ставит обе руки на узкие подлокотники и слишком близко наклоняется к Дарену, зажимая его между своим лицом и деревянной стенкой. От Тарханова жутко пахнет алкоголем. Его горячее дыхание опаляет верхнюю губу и кончик носа, а карие глаза с предельной точностью устремляются в самое дно голубых радужек, будто требуя беспрекословного подчинения приказу.  — Рахим? — уже менее уверенным голосом выдавливает из себя Кубанов, стараясь смотреть куда угодно только не в настойчивые напирающие глаза напротив.  — Дарен, закрой палатку на перерыв. Так тебе будет лучше, — строго отчеканивает Тарханов. Младший немного нервно усмехается, снимает с подлокотников руки Рахима, встаёт и вынимает из-под прилавка табличку «обед». Он ставит её куда-то ближе к холодильнику и ловким движением руки стягивает с потолка железный тёмно-коричневый занавес, закрывая доступ внешнего мира к своему ларьку.  — Дальше что? — Кубанов пытается нашарить на стене выключатель и зажечь маленькую лампочку под крышей, чтоб хоть что-то было видно. Над головой щёлкает, и тусклый лучик тёплого света очерчивает стройную высокую фигуру Рахима, ухмыляющуюся до ушей.  Кубанов садится обратно на стул, вопросительно вскидывает бровь и надменно скрещивает руки на груди.  — Ну развлекай давай. — Как прикажешь, — хмыкает Рахим и, сгибаясь, приближается к лицу Дарена.  Он берёт младшего за подбородок и припадает к его губам, перемещая вторую руку на бедро и начиная медленно выводить непонятные узоры пальцами. Рахим проводит шершавым язычком по мягким губам, пытаясь протиснуться внутрь. Дарен удивлённо то ли вскрикивает, то ли стонет, но отпихнуться не пытается. Он приоткрывает рот и впускает язык Тарханова, однако дальше ничего сам не делает. Кубанов полностью отдаётся старшему, только вот не потому, что это его прихоть, а потому, что не умеет сам.  Дарен не умеет целоваться, а сам хвастался, что мастер в этих делах.  Кареглазый обводит пару раз чужое нёбо и зубки, поддевает язык младшего, как бы прося повторять за ним. Кубанов неумело отвечает, кое-как сплетая языки. Спустя пару минут, Рахим отстраняется.  По синему стульчику буквально растекается голубоглазый. Теперь его щёки горят, и его волосы слегка растрёпанны. Тонкие пальцы до побеление костяшек сжимают узкие неудобные подлокотники. Дыхание сбито, а сапфировые радужки прикованы к фигуре напротив. В них красной строкой читается видимый такой ахуй. Такой же видимый, как и выпирающий под тёмной тканью летних шорт стояк. — Так и знал, что ты пиздишь, — ухмыляется Тарханов, стирая большим пальцем слюну с подбородка.  — Н-нет! — пытаясь не пропищать, выдавливает из себя Дарен. Он старается перевести напрочь сбившееся дыхание в норму и продолжает никак ненормальный зачем-то сжимать руками стул.  — Пиздишь, — довольно улыбаясь, тянет старший. — Поверь мне, первый поцелуй и поцелуй с опытным в этом деле человеком ощущаются по разному. Да и по твоему поведению понятно, что это первый раз, — Рахим покачивается и снова наклоняется, приближая свои губы к уху младшего. — А ещё, — шёпотом добавляет: — только у девственника будет колом стоять от одного поцелуйчика в губы хихихи.  Дарена слегка колотит, то ли от досады, что его так нагло вывели на чистую воду, то ли от жаркого возбуждения. Хочется врезать Тарханову со всей силы, но в то же время хочется притянуть его к себе снова и поцеловать. Кубанову стыдно, но нарастающее неистовое желание заставляет тут же забить хуй на все остальные эмоции.  — Р-рахим…  — А знаешь, что ещё? — всё так же шепчет старший, опаляя горячим дыханием мочку уха. — Значит, тебе и не сосал никто никогда. Давай я это исправлю, милый, — кареглазый ведёт указательным пальцем от шеи до резинки шорт и слегка поддевает её ногтем, — я же пришёл тебя развлечь, — он скалится, заглядывая в голубые стыдливые глазки, которые так отчаянно пытаются смотреть куда угодно только не на Тарханова.  Ещё раз победно улыбнувшись, он тихо спрашивает: «есть кофта какая-нибудь или тряпка?» — Зачем тебе? — Знаешь, сосать, стоя голыми коленями на деревянных досках не особо приятно. — Нет… кофта в такую жару дома осталась.  Немного расстроено, но в то же время понимающе кивнув, Рахим пробегает по ларьку взглядом и, ничего не найдя, разочаровано поджимает губы. Однако в следующий миг в его пьяный разум закрадывается одна очень интересная идея. Кареглазый усмехается и стягивает с себя футболку, более менее аккуратно складывает её в узкий прямоугольник и стелет у ног Дарена. После этой махинации старший, придерживаясь рукой за прилавок, опускается перед Кубановым на колени.  Тарханов начинает массировать рукой член через ткань шорт, выбивая из Дарена резкий громкий стон. Последний сразу зажимает рот ладонью, ловя на себе недовольный взгляд.  «Блять блять блять! Все видели, кто ко мне зашёл. У ларька стены тонкие… услышат — не поймут». — Думаешь, сможешь сдерживаться весь минет? Давай проверим, — блестит потемневшими радужками Рахим. — Главное наслаждайся и ни в чём себе не отказывай, ты сейчас развлекаешься, дорогой, — под эти слова, Тарханов заставляет приподнять задницу со стула, чтобы было удобнее стянуть шорты с бельём.  Секунда и Рахим уже трётся щекой о возбуждённый член, задевая проступающие венки и упиваясь рваными вздохами сверху. Ещё секунда и старший берёт головку в рот, мягко обхватывая её пухлыми губами и делая круговые движения влажным языком. Собственное дыхание сбивается, а во рту появляется давно забытый привкус предэякулята.  Рахим вбирает половину длины, медленно двигая головой вверх-вниз. У основания он задаёт темп рукой, а вторую держит на бедре Дарена.  Кубанов не знает куда себя деть от переизбытка эмоций. Чужой рот так приятно ощущается на чувствительном органе, Тарханов так приятно изучает языком каждую выпирающую венку и так пошло причмокивает, когда пытается взять глубже.  Пульс подскакивает, в животе горячо тянет, а мозг плавится. Чтобы не терять связь с реальностью, Дарен стискивает пластмассовые подлокотники ещё сильнее, но это не помогает. Слюна блестящей полоской стекает с приоткрытых мокрых губ, веки с длинными светлыми ресницами подрагивают, а стоны вырываются изо рта, на выходе не встречая никакого сопротивления в виде стиснутых зубов как раньше.  Рахим насаживается на член до основания, ускоряя движения головой и иногда втягивая щёки. Он, не отрываясь от дела, берёт рукой запястье голубоглазого и кладёт его себе на голову, заставляя зарыться тонкими пальчиками в свои волосы. Зачем сжимать какой-то пластик, если можно стиснуть в руке шелковистые каштановые пряди, обладатель которых прямо сейчас заставляет срываться младшего на неприкрытые влажные всхлипы?  Теперь Тарханов впивается ноготками, кажется, до синяков в бёдра Кубанова, пошло хлюпая ртом. Он скользит языком по всей длине, мастерски доводя Дарена до разрядки. Голубоглазому слишком хорошо. Где Рахим научился так ахуенно сосать? Ответ сейчас не столь важен.  Ещё немного и младший срывается на громкий скулёж, кончая в рот партнёру и откидывая от удовольствия голову назад. Он утыкается затылком в стену ларька, часто дыша и вытирая пот со лба рукой.  Когда младший чувствует, что хватка на бедрах ослабла, он по инерции опускает взгляд — ошибка вселенского масштаба, которая заставляет пожар на щеках вспыхнуть с новой силой.  Рахим выпускает изо рта член с пошлым хлюпом, оставляя между головкой и губами тонкую ниточку слюны, что стремится осесть на пол. Он довольно облизывается и стирает тыльной стороной ладони остатки жидкости с подбородка. От такого вида, Дарен готов кончить ещё раз и в этот раз на лицо Рахиму.  — Ну как тебе первый в жизни минет? Хорошо развлёк? — поднимая карие глаза наверх, шепчет Тарханов, удовлетворённо сияя.  Дарен только ошарашено кивает головой, ловя себя на мысли, что он точно не хочет, чтоб этот минет стал последним.  — Слушай, дорогой, — виновато сводит бровки старший, — Можно я тебе так за август заплачу..?  Видимо, сегодня Рахим промотал в барах последнее. Дарен бы и рад сейчас подколоть друга на этот счёт, но после такого сказать что-либо нет ни сил, ни желания.  — Ты всё пропил? — одними губами спрашивает Кубанов, чтобы удостовериться в своей теории.  — У меня денег и не было в таком количестве с самого начала… Ну так что? — Ну это маловато как-то блин, — досадно чешет затылок младший и отводит взгляд. Договор есть договор. Тем более Дарен уже придумал, куда вложить будущий доход.  — Понял. А если я тебе в жопу дам, расходы покрою? — отшучивается кареглазый, уже представляя, как будет корячится вместо голубоглазого в этом ларьке в жару, но его это даже устраивает в какой-то степени, хотя лень неимоверно. Однако мысли его прерывает звонкий слегка стыдливый голосок Кубанова.  — Если в жопу дашь, можешь остаться даже на сентябрь, — похуй. Вложения могут подождать, когда у тебя между ног такой парень сидит.  Рахим пьяно лыбится, заглядывая прямо в голубые глаза сверху. Он невесомо целует ляжку младшего и шепчет «спасибо, дорогой».  Дарен на полном серьёзе смотрит вниз, нервно поджимая губы, а Тарханов ластиться как довольный кот к хозяину.