Тело и душа

      Вики не знает, сколько времени прошло с тех пор, как Голод похитил ее, но точно гораздо больше, чем нужно для того, чтобы ее спасти. Орден Сопротивления, скорее всего, уже считает ее мертвой или не считает нужным спасать слабое звено команды (в это Вики отчаянно старается не верить, но здравый смысл порой одолевает).       Часы, дни, может, недели тянулись мучительно долго и нудно: Голод навещал ее не слишком часто, и разговаривали они не шибко много. Развлечений в этой комнате, похожей на палату психиатрической больницы, не было совершенно никаких, а настольная игра для дошкольников, которую Голод единожды принес, была ужасно скучной.       Вики было одиноко. И иногда, когда злость на Голода ослабевала, давая волю печали, она задавалась вопросом: а каково ему жить в вечном одиночестве? Она-то держится из последних сил, а как ему удается на протяжении вечности общаться только с другими Всадниками и не знать простого общения, тепла, любви и ласки?       В такие моменты душевных терзаний Вики даже становилось Голода жаль, но она тут же себя отдергивала: он — Всадник Апокалипсиса, тот, кто ее сюда притащил и держит в полнейшей изоляции. Жалость — последнее, что она должна к нему испытывать.       Однако, чем чаще Вики думала об этом, тем сильнее проникалась Голодом. Он держит ее здесь не просто так, а потому что она единственная, с кем он может поговорить и кого может потрогать. Она — исключительная, и в этом ее проблема.       Вики также чувствовала на себе все взгляды, которые бросал на нее Голод, и абсолютно точно понимала их характер. Все-таки, в ее жизни было много любовников. Тот же Люцифер, смотрящий на нее голодным взглядом зверя, который только обнаружил свою добычу и не намерен отпускать. Конечно, Голод глазел на нее и в половину не так по-звериному, но кое-что в его глазах все же проскальзывало. И Вики, к своему большому ужасу, не было от этого мерзко. В конце концов, Голод был очень даже симпатичным.       — Ты мог бы уже давно взять то, что хочешь, — сказала Вики словно в пустоту. Голод стоял около двери и непрерывно смотрел на нее, сидящую на полу, но не спешил реагировать на ее слова. — Почему ты медлишь? Зачем возишься со мной, если твоя единственная цель до безобразия очевидна и скучна? Это даже грустно: осознавать, что ты так банален.       Уокер поднимает голову и смотрит на Всадника в ответ. Его лицо теперь украшает еле заметная ухмылка.       — Ты думаешь, что единственное, чего я желаю, — это обладать тобой? — Наконец спрашивает он. Взгляд его тотчас меняется на жесткий, строгий, и тело Вики невольно покрывается мурашками. — Мне нужна личность, Вики, а не бездушное тело. Какой смысл от твоего тела, если ты сама ничего не стоишь?       Он замолкает, приподнимая бровь в немом вопросе. Вики опускает взгляд вниз и тоже молчит. Слова Голода прожигают насквозь. И Вики пока не понимает точно, что это: стыд или гребанное желание.       — Я хочу разговаривать с тобой. До, во время и после соития. Хочу знать, что ты принадлежишь мне не только телом, но и душой.       — Ты хочешь, чтобы я была с тобой в качестве… кого? Любовницы, жены, девушки? — Вики подает голос и широко ухмыляется, видя, как Голод, всего на долю секунды, теряется и выглядит озадаченным.       — Я просто хочу, чтобы ты была со мной, — отвечает он несколько мгновений спустя. — Называй себя, как хочешь — мне все равно. Главное, что ты будешь рядом, — он делает шаг, направляясь в сторону девушки. — Я одинок, Вики, — констатирует факт, без тени жалости к самому себе. — Поэтому я хочу, чтобы единственная, кто может оставаться в сознании в моем присутствии, разделила со мной мое наискучнейшее бессмертие. Или время до момента появления Матери Жизни, — добавляет он и останавливается возле Вики, протягивая ей руку.       Вики сосредоточенно смотрит на раскрытую ладонь и думает, что прошло уже слишком много времени с тех пор, как она стала заложницей этого места. Члены Ордена про нее уже, похоже, вовсе забыли. Она ужасно одинока здесь, как и Голод. Заупрямиться или пойти на встречу?       — Наверное, до ее появления остается не так много времени, — наконец говорит и кладет свою ладонь поверх ладони Всадника. — Многое я не потеряю.       Голод ухмыляется и крепко сжимает ее ладонь.