ID работы: 13855397

Odonata

Слэш
R
Завершён
104
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
13 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
104 Нравится 4 Отзывы 16 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Примечания:
В глазах японцев, стрекоза является олицетворением храбрости и национального духа. В глубокой древности ее относили к воинственным насекомым, а страну Ямато называли «Землей стрекозы». Сегодня, спустя многие столетия, нередко можно увидеть изображение стрекозы на одежде мальчиков и других предметах. В семнадцатом веке в период сегуната Токугавы, стрекозы были использованы в качестве мотива для украшения на шлемах воинов. (с) - Почему ты не поглотил ее? – спрашивает Годжо. Он еще толком не успел открыть глаза, а уже принялся атаковать Гето вопросами. Хлопковое одеяло отброшено в сторону. Единственное в комнате окно распахнуто в предрассветный август. - М-м? – Сугуру сидит на подоконнике, повернувшись вполуоборот. Очертания фигуры колдуна выделяются на фоне золотящегося неба объектом силуэтной фотосъемки. В руке зажата чашка с теплым вакоча. По плечам стекает водопад темных волос. Задумчивый взгляд Гето направлен за пределы ворот общежития, теряясь среди густых зеленых крон кленов и дзельквы. Осень не за горами – через пару недель листва начнет набирать алый цвет, холода обрушаться на столицу, а обязательным аккомпанементом к нудному рассказу лектора на уроках станет чихание простуженных студентов. – Кого? – Сугуру медленно поворачивается на источник звука. Голос шестиглазого слегка осип после сна, и Годжо громко откашливается, не боясь привлечь ненужное внимание соседей. На дворе – воскресенье, и общежитие стоит опустевшим, по крайней мере, комнаты второкурсников. К вечеру разлетевшиеся по домам студенты вернутся на территорию кампуса, и жизнь в съемных комнатках забьет ключом. На кухне опять будет не протолкнуться, в душевую выстроится длинная очередь, и кто-то снова будет орать на весь этаж, обвиняя однокашников в краже пары ботинок. Но пока… пока общежитие погружено в гулкую тишину, и лишь сдавленные стоны нарушают безмолвие, разлитое по этажам здания. - Девицу из пруда, – Годжо пожимает плечами. Официально Сатору живет через стенку от Гето. Неофициально – в его кровати. Постельное белье в комнате Годжо остается чистым и неизмятым, зато Сугуру наведывается в прачечную с поистине неприличной частотой. Гето даже сенча пьет реже, чем стирает простыни. Вынужденно, конечно. – Зачем ее отпустил? - А что такое? – Гето ставит чашку на блюдце, и серебряная ложечка с легким звяканьем бьется о фарфоровые стенки посуды. – Яга-сенсей вроде не возражал. - Из нее могло получиться неплохое оружие, – запустив пятерню в шевелюру, шестиглазый безуспешно пытается усмирить торчащие во все стороны белоснежные пряди волос. – Злобная, как гарпия, и мстительная, будто старая кошка. - Она заслуживала получить покой после того, что испытала при жизни, – возражает Сугуру. - Хм-м-м, – Годжо усаживается в кровати и вытягивает руки над головой, сцепив пальцы в замок. – Какой добряк, – Сатору крутит шеей из стороны в сторону – позвонки издают характерный хруст. – Зря! Она была бы полезна в бою, – закончив разминку, Годжо снова падает на подушки. «Девица», о которой молодые шаманы ведут речь, не человек. Была им когда-то, само собой: жила, училась, ходила по магазинам – все как у всех. Но однажды покончила с постылой жизнью на дне искусственного пруда, вырытого в глубине сада частного женского колледжа. А потом принялась заманивать на тот свет студенток-первокурсниц, полюбивших бегать в сад на переменках: кто – покурить, а кто – обсудить последние сплетни. Тревогу забили не сразу. Поначалу преподавательский состав решил, что смерть студенток не что иное, как несчастные случаи. Но после того как третья жертва всплыла на поверхности пруда, доведя пару учениц до обморока, свалить произошедшее на трагическое стечение обстоятельств уже не получалось. Родительский комитет потребовал обратиться за помощью к столичной полиции. Разумеется, ни один из детективов, назначенных вести расследование дела «О пруде», с поставленной задачей не справился. Жертвы множились, а неприятные слухи вышли за пределы колледжа. Перепуганные родители начали забирать дочерей домой. Над учебным заведением нависла темная туча; колледж существовал по большей части за счет частных средств, и потеря плательщиков грозила ему закрытием. Тогда-то один из преподавателей, завуч по учебной части, и предложил обратиться за помощью к магам. Что колледжу было еще терять, кроме денег, имени и учениц? Первый блин вышел комом – приглашенная шаманка оказалась мошенницей. Итог: четвертая жертва и профуканная на ветер сумма, размером в месячный бюджет. Второй опыт тоже оказался не слишком удачным: улепетывающий со всех ног каннуси вышиб плечом дверь в музыкальный класс, сбив с ног преподавательницу искусства Средних веков. Но через день нерадивый гудзи прислал владельцу колледжа конверт, в который вложил письмо с извинениями и… визитку шамана первого ранга Яги Масамичи. Официальный запрос на изгнание духа пришел в токийскую школу магии пару недель назад и затерялся среди кипы бумаг, раскиданных на директорском столе. О «девице из пруда» позабыли. Покуда не обнаружилась пятая жертва. В газетах запестрели сочные заголовки. Обсуждения в интернете не стихали ни на минуту. Вечерний прайм-тайм телевизионных каналов был полностью отдан новостям, касающихся трагических смертей, произошедших в стенах престижного женского колледжа. Крику потом было, конечно… Но дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки. Владелец колледжа лично связался с директором школы магии, а тот, в свою очередь, привлек к решению проблемы Ягу и двух его лучших студентов, Годжо Сатору и Гето Сугуру. Дело заключалось в студентке Кимите Харе. Или же, говоря точнее, в Акинате Томе, учителе этики. Как оказалось, Кимита Хара была первой жертвой злосчастного пруда, факт смерти которой дирекция колледжа долгое время скрывала от общественности. Девушка происходила из бедной семьи, проживающей в удаленной деревушке на Хоккайдо, и попала в ряды студенток престижного заведения благодаря упорному труду и стипендии. Ученицей Хара слыла крайне прилежной, но врожденная нелюдимость, сложное материальное положение и своеобразный акцент сделали из нее настоящую отщепенку в стае богатеньких однокурсниц. Прямых издевательств не отмечалось, но и друзьями Кимите обзавестись не удалось. Хара проучилась в колледже меньше года и пропала в конце мая 1998-го. Ее вещи остались лежать нетронутыми в комнате общежития. Родители девушки, отягощенные заботами о пятерых младших детях, решили, что старшую дочь привлекли яркая ночная жизнь в столице и легкий заработок. Заявления о пропаже человека в полицию подано не было и вскоре воспоминания о Кимите Харе ушли на задний план. Директора колледжа волновал другой вопрос: заведение покидал уважаемый и всеми любимый преподаватель этики, Акината Тома. Учитель увольнялся спешно, ничего не объясняя. Оставив позади сонм сомнительных слухов и реки из девичьих слез, Акината бесследно исчез в начале июня и не давал о себе знать до августа 2006-го, когда его скелет обнаружили на дне пруда, рядом с костями Кимиты Хары. Картина преступления была на лицо. Тонкие ниточки подозрений связались в единое полотно событий: отвергнутая обществом девочка, красавец-учитель, получивший возможность поупражняться в остроумии и лживой эмпатии, и (вот же неожиданность!) внезапная беременность. Ситуация, не ставшая менее ужасной из-за своей банальности. По логике, Акината Тома убил двоих – малолетнюю любовницу и их нерожденного ребенка. Вот вам и рецепт мстительного духа. Кимита довольно быстро разобралась с бывшим возлюбленным, но горе и слепая ярость превратила ее в проклятье, накрепко привязав к месту гибели. Покуда сад чах в некошеной траве, Хара покоилась на дне пруда, затянутого тиной, а дальше… начался отсчет смертям учениц, среди которых не было ни одной, хоть сколько-то виновной в том, что произошло с Кимитой. - Девчонка поступила очень глупо, – Годжо лениво потягивается. Мягкие белоснежные волосы и небесно-голубой цвет глаз делают его похожим на кота породы турецкая ангора. Тонкое одеяло, которым Гето укрывается в летние ночи, перекинуто через бедра шестиглазого, демонстрируя узкие лодыжки и накаченные икры. – Смысл убивать тех, кто не имеет никакого отношения к произошедшему? – Сатору сладко зевает. Кот. Настоящий кот. Хитрый, наглый и безумно красивый. Страстный. После ночей, проведенных с ним, дрожат колени, а воротничок гакурана приходится застегивать наглухо, во избежание лишних вопросов о наличии алых отметин на шее. - Это же проклятый дух, какую логику ты ищешь в его поступках? – Гето опускает чашку с вакоча на подоконник. Напиток давно остыл – на языке остается привкус жареного коричневого риса и засахаренных плодов сакуры. – Её, – уточняет маг. – Она была поглощена местью. - О, вот тут ты неправ, Сугуру! – Годжо смешно морщит нос. – Девица… или… че там от нее осталось, очень неплохо соображала для мстительного духа, – юноша подавляет короткий зевок. – Просто она оказалась намертво привязана к месту гибели, – Сатору трясет ногой, – а дотянуться до тех одноклассниц, которые когда-то ее травили, не смогла. - Все смешалось в дикий клубок, – Гето тянет оконную ручку вниз, переводя конструкцию стеклопакета в режим микропроветривания. В образовавшееся между створкой и рамой отверстие пытается пробраться ночной ветерок, которому шаман отрезает дорогу в комнату при помощи шифоновой шторки цвета кремовой розы. - Хочешь скажу кое-что? - Зачем ты спрашиваешь? – Сугуру перемещает чашку с едва теплым напитком на журнальный столик. На дне кружки выложен замысловатый узор из чаинок – впору проводить гадание. – Все равно же выскажешься. - Это я так, – поясняет Годжо, – для вежливости. - А-а-а… Ага. - Я думаю, что Кимите вообще не надо было приезжать в Токио, – Годжо внимательно наблюдает за приятелем. Эту самую занавеску они с Гето купили в магазине тканей, который держат друзья матери Сатору. Шифон стоил бешеных денег (раскройка по старинке, ручная окраска, все дела), но Гето гордо отказался воспользоваться скидкой, в силу знакомства с семьей Годжо, заплатив полную цену материала. – Жила бы себе на Хоккайдо и жила, горя не знала. Вышла бы замуж, нарожала кучу детишек… – говорит шестиглазый, – потом устроилась бы продавщицей в продуктовый магазин, завела кошку, а, может, любовника, хрен знает… По вечерам чистила бы креветки и листала журналы мод. Мне кажется, это был ее предел. - Звучит жестоко, – изрекает Гето. - Жестоко было то, что с ней сделали, – отрезает Сатору. – Кимита с самого начала оказалась не готова к реалиям большого города, – в голосе шестиглазого сквозит холодок, который легко спутать с высокомерием. На деле же у Годжо обстоят большие проблемы с адекватным выражением чувств. Его эмоции – это яркие броские мазки акварели, нанесенные широкой кистью на холст; ими несложно очароваться, но еще проще упустить двойной смысл, который он вкладывает в слова. Вот и сейчас за кажущимся равнодушием скрывается искренняя злость на истинного виновника трагедии – Акинату Тому. Какая ирония, преподавая философскую дисциплину, исследующую нравственность и мораль, мужчина без зазрения совести нарушил все гласные и негласные правила человечности. – Намертво… – внезапно выдает шестиглазый. Эмоции юного мага меняются, словно по щелчку пальцев. – О, ты только послушай, Сугуру! Я изрек каламбур! - Не будь таким гадким, Сатору, – с укоризной произносит Гето. - Каким-каким? Сладким? – дразнится шестиглазый. – Не быть сладким? – он невыносим. – Ой, извини, вряд ли получится! Гето закатывает глаза к потолку. - Да и зачем? – продолжает бахвалиться Годжо. – Я же сама прелесть! Добрый, милый и отзывчивый. - Ты головой ударился? – с притворным беспокойством интересуется Гето. – Похоже, все-таки Шоко сплоховала с первичной диагностикой… – тонкие брови сходятся у переносицы. – Надо было отправить тебя на МРТ мозга, – манипулятор проклятьями громко цокает языком. – Спинного, конечно, – поспешно уточняет он. – От головного еще с прошлой миссии ничего не осталось. Беседа друзей приобретает шутливый окрас. Все к лучшему – разговор с Сатору помогает снизить тоску от полного осознания произошедшего с несчастной девушкой. В этом они с Годжо разнятся. Что для Сатору является обычным вопросом, логическим выводом и непониманием, рожденным поступком друга, то для Гето становится выражением сострадания. Себя он тоже включает в контекст переживаемых чувств – в силу понимания сути трагедии и личных последствий, которых невозможно избежать в процессе поглощения духа. Такова природа его дара – умения манипулировать проклятьями. Их вкус отвратителен. Гадок. Мерзок. Его сложно описать словами. Рвотный рефлекс стал постоянным спутником Сугуру с момента появления магического дара, раскрывшегося в пять лет. Желчь. Гной. Темнота. На вкус проклятья хуже грязной тряпки, пропитанной чужой рвотой. Боль поглощенных духов чувствуется как собственная – их страхи, ненависть, тоска, которые они переживали день за днем. Разница в ощущениях зависит лишь от ранга проклятий – чем оно сильнее, чем злобнее и древнее, тем насыщеннее эмоциональный фон, который они излучают во внешний мир. Никуда не денешься. Такая работа. Такая судьба. День за днем, раз за разом Гето перемалывает темную материю, приручая духов, словно диких зверей, и никто не ведает, что ему приходится переживать после каждого поглощения. Никто, кроме Сатору, пожалуй. Да и то отчасти. По крайней мере, Годжо искренне пытается понять чувства приятеля. Понять и помочь ему снизить ущерб. Нейтрализовать до возможного минимума. Изгнать внутренний холод теплом тела – древним, как сама Земля, способом. Но что удивительно, метод этот работает до сих пор. Секс с Годжо помогает Гето удержаться в сознании, отвлечься на удовольствие, превышающее боль. А ведь изначально они оба просто шутили… валялись в постели, улегшись поверх смятой формы, соприкасались губами, ловя слабые вздохи, и слепо водили ладонями по телу партнера. Так ведь делают все хорошие приятели, которые хотят помочь друг другу снизить уровень взаимного стресса, правда? Или нет?.. Нет же? Просто с каждым разом одежды оставалось все меньше, а ласки заходили все дальше. Поцелуи становились горячее, а объятья крепче. Близость росла. А все началось после очередной миссии. Казалось, что очередной выезд на окраину города не повлечет за собой каких-то особенных трат энергии или, не дай бог, ранений. Но так всегда происходит: стоит только подумать, что миссия выпала простенькая, на пару часов, не дольше (с учетом времени, потраченного на обратную дорогу), как операция оборачивается настоящими проблемами. Вот и в тот раз Фортуна решила взять выходной, задав двум юным шаманам непростую задачку – одолеть стаю тануки, поселившуюся на складе строительного гипермаркета. Обычное дело, ничего сложного. Если бы не одно «но». Полчищем оголодавших зверей-оборотней руководил мстительный призрак-скелет, Хонэ-онна. Ковш экскаватора, задействованного в ремонтных работах, потревожил старую могилу – кости убитой женщины упокоили, но ее голодный дух остался бродить по земле, в поисках потомков неверного любовника. Роль промежуточных жертв выполняли работники магазины, старики, подростки и зрелые мужчины. Однажды Хонэ-онна даже младенца не пожалела, вытащив грудничка из коляски прямо перед зазевавшейся матерью. Злобный дух не видел разницы между детьми и взрослыми. Принадлежность к мужскому полу становилась приговором для жертвы. И поэтому, когда двое молодых парней появились в дверях складского помещения гипермаркета, призрак обезумел. Темноволосый юноша, обладатель медового голоса и золотистых глаз, показался злобному духу слабаком – Хонэ-онна выбрала Гето на роль первой жертвы и жестоко просчиталась. Паренек оказался шаманом, к тому же весьма сильным для своего возраста. Но опыт, злоба и накопленная столетиями ненависть сослужила екаю хорошую службу – пока напарник юного колдуна сдирал с тануки шкуры, хохоча, как психопат, призрак медленно отравлял сознание Гето фальшивым плачем и стонами. Мальчишка едва не поддался темному очарованию Хонэ-онна, почти упал к ногам женщины-скелета. Если бы… Если бы не тот второй сопляк, беловолосый псих, запустивший в пустые глазницы екая сжатый пучок энергии, раздробивший череп скелета на сотни мелких осколков. Гето оставалось лишь поглотить дезориентированного духа, что он и сделал. Слишком много боли. Слишком много жертв. Однажды кто-то должен был разорвать порочный круг темных чувств. А ведь когда-то Хонэ-онна слыла красавицей, надеялась стать счастливой… носила настоящее человеческое имя. Все пустое. Все неважно теперь. - Фу-у-у-у… – произносит Годжо, склоняясь над останками екая. Губы шамана насмешливо кривятся. – Кстати, – он машет рукой в неопределенном направлении, – надо позвонить Яге-сенсею, спросить, нет ли у него знакомых барыг на черном зоорынке. - Это еще зачем?.. – шепчет Гето. Он закусывает нижнюю губу до боли, пытаясь отвлечься от приступа тошноты, подступающей к горлу. На вкус Хонэ-онна отвратительна – смесь гнили и застарелого пота. Невыносимо. Гадко. Каждый раз одно и то же. - Я оставил на заднем дворе с десяток шкур тануки, – смеется Годжо. – Может, кому пригодится? Хотя они довольно сильно повреждены – парочку сволочей пришлось продырявить, больно уж те сопротивлялись. И кому? Мне?! – солнцезащитные очки съезжают на край носа, поверх темных стекол сияют голубые глаза. – Тупое зверье! – фыркает Годжо. – Сидели бы они лучше в своих пещерах и не высовы… – шестиглазый резко замолкает. – Эй, Сугуру… Гето рвет черной массой, похожей на жидкий битум. Юношу пополам, словно ивовый прутик – он не успевает отойти в сторону, и негативная энергия, принявшая вид смолы, стекает с его губ прямо под ноги обоим шаманам. Годжо ошеломленно глядит на друга. - Сугуру… Что случилось? Что с тобой?! – в голосе мага нет ни единого намека на смех – зато явственно слышится нечто отдаленно похожее на страх. Шестиглазый боится? Что за чушь? Звучит как самая невероятная на свете вещь. – Сугуру… – Годжо растерян. Все, что он догадывается сделать, так это заправить лезущую в глаза Гето челку за ухо, да подставить приятелю плечо. – Что… Что я могу сделать для тебя? – Гето горит. Его лоб пылает под ладонью Годжо. – Это та сука постаралась? – рычит Сатору. Гето мотает головой; не понять – согласие это или отрицание. – Хонэ-онна, да? Вот тварь блядская! – лазурь глаз меняет оттенок на цвет штормовых волн. – Убью ее! А, не, она же и так сдохла… – бормочет Годжо. – Сугуру… - Все хорошо… – Гето стискивает зубы. - Сдурел? – едва не взрывается шестиглазый. – Какое еще «хорошо»?! - Обычно. - А? – Годжо непонимающе моргает. Тонкие пальцы нащупывают в кармане форменных брюк новенький айфон. - Это обычное дело, – Гето переносит вес тела вправо, наваливаясь на плечо друга. Колени дрожат. Голова кружится. - Не понял… – Годжо осторожно сжимает пальцы на локте приятеля. Шестиглазый растерян. Впервые за все время знакомства с Гето, Сатору выпадает ознакомиться с ценой, которую его ближайший соратник платит за магические способности. Впервые манипулятор проклятьями не успевает уединиться в туалете сразу же после завершения миссии и скрыть от друга последствия поглощения духа. Впервые он предстает перед равноценно сильным шаманом обычном слабаком. - Так происходит каждый раз, – Гето медленно поднимает глаза на приятеля. Шестиглазый бледен как смерть. Никаких привычных шуток, никакого смеха. Красивое лицо Годжо Сатору покрыто мелкими бусинками пота. Аспидный зрачок пожирает небесную синь радужки глаз. – Все нормально, – через силу улыбается манипулятор проклятьями. – Скоро мне станет легче, Сатору. Не беспокойся. Просто на этот раз дух оказался не особенно… – новый приступ тошноты заставляет Гето зажать рот ладонью. Сквозь пальцы просачивается черная липкая жижа. Капли расплавленного угля падают на землю. - Какого хуя творится… – Годжо неумело приглаживает ладонью выбившиеся из пучка темные пряди волос. – Почему ты никогда не рассказывал мне об этом? Бля, это же тлен какой-то! - А ты настоящий друг… – хрипло смеется Гето. – Помнится, в какой-то серии «Секса в большом городе», в сцене на пляже, вроде бы… Керри Брэдшоу… это главная героиня… говорила что-то такое… что-то типа о настоящей подруге, которую можно высоко оценить… только после того, как она будет держать твои волосы, пока ты блюешь… – в висок ввинчивается острая боль – покоренный екай отказывается сдаваться даже после поглощения. Судьба Хонэ-онны решена – до конца дней Гето Сугуру она будет его оружием. Но для женщины-скелета немыслимо оказаться в подчинение у мужчины, и она продолжает сопротивляться судьбе, демонстрируя юному колдуну свой дурной нрав. Однажды Гето удастся укротить Хонэ-онну, после чего она станет служить ему верой и правдой, превратившись в одно из любимых орудий шамана, но до этого дня екай порядком помучает юношу приступами мигрени и тошноты. - Господи, что ты несешь, Сугуру? – выдыхает Годжо. - Жиза. Прям как у меня. - Не знаю о чем ты, не видел… – хмурится шестиглазый. – Ты-то зачем смотрел это хрень?! - Классика жанра. - Да ну нах! - Ты неправ, – тошнота понемногу отступает. Дышать становится чуть легче. – Что-то в этом сериале есть. - Ладно, поверю тебе на слово, – на телефон Шоко летит короткое сообщение. Шаманка будет ждать друзей в палате госпиталя, принадлежащего токийскому филиалу магического колледжа. - По крайней мере, теперь я точно знаю, что ты достоин звания «подруга года», – скоро для Гето наступит пора объяснений. Все происходящее с ним придется выложить как на духу – все про вкус проклятий, заработанный от стресса эрозивный гастрит и привычку дегустировать новые разновидности чая. - В жопу себе засунь его, – беззлобно огрызается Годжо. - Предпочту засунуть туда что-нибудь более осязаемое, а не слова… – Гето осекается. Холодный пот выступает на лбу и висках. То, что он сказал было, пожалуй, излишне дерзким, даже в режиме общения с Сатору. Но Годжо игнорирует двусмысленный подтекст слов приятеля. Или же делает вид, что не понимает скрытых намеков. Так думает Гето. И снова ошибается.

***

Сатору всё понимает, всё. То ли видит своими шестью глазами, ломая возведенные Гето барьеры, отделяющие повседневную жизнь от шаманской, то ли «неправильные» чувства друга никогда не были такой уж большой тайной для него. Может, поэтому телесный язык, на котором Годжо разговаривает с Гето, полярно отличается от взаимодействия шестиглазого с другими людьми. Шутки-прибаутки? Это – пожалуйста. Вторжение в интимную зону? Нет, никогда. Даже Шоко не входит в число исключений из правил. Единственная погрешность – это Гето Сугуру. Ему можно многое, ему разрешено все. Но в ответ Годжо требует от приятеля того же самого, взаимно раствориться друг в друге. Любить Сатору несложно. Годжо больше, чем друг, ближе, чем любовник, дороже, чем семья. Сатору известен своей жадностью, но и в ответ дает немало – может, дело обстоит в мажорском происхождении, кто его разберет? Но факт остается фактом: наследник клана Годжо свободен в деньгах, настроении и… ласках. Вот только объектом своих чувств он выбрал шамана с весьма простеньким происхождением. Родители Гето обычные служащие: отец – менеджер высшего звена в бухгалтерской компании, а мать – учительница английского в средней школе. Сугуру – первый шаман в семье; его способности проявляются в пять лет (стандартный возраст для мага), и родители не знают, как правильно реагировать на удивительный дар своего единственного ребенка. По прошествии многих лет они так не научились выстраивать с сыном доверительные отношения, держа его на расстоянии – одет, обут, накормлен и здоров? Вот и славно. После первого же поглощенного духа (мелкого екая, облюбовавшего школьный мужской туалет), мальчик понимает, что дарованный ему талант больше похож на те самые проклятья, с которыми приходится сталкиваться, а вовсе не является подарком небес. Душевное успокоение Сугуру ищет среди пыльных книг в старой библиотеке и на курсах по обучению традиционной чайной церемонии. Ищет и не находит. Но зато становится высоким ценителем художественной техники суми-э и знатоком сортов японского чая. В монохроме суйбоку Гето видит самого себя, а многообразие вкусов чайного напитка помогают ему сохранить душевный баланс и восстановить физические силы. Но против Сатору не работает ни одна из методик самоуспокоения – с первого дня знакомства с Годжо Гето становится зависим от него, и зависимость эта несколько отличается от простой и понятной мужской дружбы. Сугуру чужд иллюзий. Годжо нравится ему. Нравится без всяких условий. Не как одна из частей сильнейшего дуэта шаманов, а как… Сатору. Просто Сатору – с этой его детской привычкой постоянно точить клубничные карамельки и умением феерично разносить киотских выскочек на раз-два, с манерой беспардонно спать на первых уроках и измываться над Ягой-сенсея, заваливая преподавателя ворохом провокационных вопросов. Родись Сугуру женщиной, его не пустили бы дальше ворот главного дома поместья Годжо – не дай бог, еще принесет в подоле младенца и потребует вписать в семейный реестр. Но Гето не женщина. И тем не менее он засыпает и просыпается в объятьях сильнейшего представителя клана Годжо. Гето силен и нежен, как плакучая ива; кажется, сколько его ни сгибай – не сломаешь. Вот только это неправда. В уголках губ тает слабая улыбка, мелкие бисеринки пота покрывают побледневшую кожу лица, а пальцы рук сжимаются в кулаки, пытаясь скрыть дрожь. У всех есть свой предел. Есть он и у Гето Сугуру. И даже Сатору, его друг-любовник, замечает лишь одну из слабостей личности Гето – ту, что напарник позволяет ему видеть. Вопросы множатся, но внезапно Годжо предпочитает не говорить, а слушать. Буря эмоций утихает, и остается лишь сочувствие к страдающему другу и желание унять его боль. Наверное, поэтому Сатору пытается «лечить» Гето при помощи банального телесного контакта, в число которых входят поглаживания, поцелуи и объятья. Да, точно, именно поэтому, а не из-за того, что обратная проклятая техника все еще недоступна для шестиглазого. Другое дело, что постепенно объятья становятся горячее, а поцелуи развязнее, а первый секс уже никак не оправдаешь желанием помочь ближнему своему… На спине Годжо расцветают алые камелии, оставленные ногтями Гето, а шею Сугуру даже в самый жаркий день сжимает высокий воротничок пиджака гакурана, позволяющий скрыть от посторонних глаз следы страсти шестиглазого. Кажется, Яга-сенсей о чем-то догадывается, но разделить сильнейший дуэт не спешит. Юные шаманы работают слаженно, без малейших размолвок, исправно выполняя сложнейшие задания – слабые стороны одного компенсируются силой другого. Что еще нужно? Наверное, не лезть в интимную жизнь парочки оболтусов, но при этом краем глаза следить за тем, чтобы их личные отношения не влияли на работу. Эти двое понимают друг друга без слов – такие разные и такие похожие. Сатору – воин клана Годжо, его меч, сверкающий в лучах солнца, его голубая стрекоза. Сугуру – виноградная лоза, лесной пруд, манящий запахом тины и цветущих кувшинок. Инь и Ян. Черное и белое. Неразделимое. Зависимое. Жаждущее полного слияния. Ранняя весна в этом году сменятся затяжным летом, душным и влажным – спасение от жары ищется при помощи распахнутых настежь окон комнаты, вечно выходящего из строя кондиционера, ломтика дынного мороженого и охлажденной газировки. Крепкие объятья Сатору не способствуют понижению температуры тела, совсем наоборот, но отказаться от них невозможно. - Бросай уже маячить у окна, – ноет Годжо, разлегшись на подушках, будто падишах – руки закинуты за голову, а широкая улыбка ослепляет. – Слезай с подоконника и возвращайся в кровать. Тут мягонько. Тут я лежу. Круто, правда? Где ты еще такой бонус получишь? - Хм, – ухмыляется Гето. Наглость – второе имя Годжо Сатору. Ни какое-то там «шестиглазый», «один из дуэта сильнейших магов» или «наследник благородного клана шаманов», нет. Нахал. Наглый белый кот. Постельное белье пахнет дешевым стиральным порошком – отметина жизни в крохотной комнате общежития. Этот запах Гето учует за сотню миль. Он постоянно борется с ним при помощи брендового шампуня для волос, цветочного ароматизатора для воздуха и туалетной воды на основе белого чая. И все же самым лучшим противодействием казенной убогости является запах тела Годжо – декабрьский морозный воздух, смешанный с ароматом лилового ириса и сладковатого пота. - Чего? – одеяло сползает с бедер шестиглазого, обнажая фарфоровую кожу с густой сетью синеватых капилляров и белоснежный кустик лобковых волос. – Чего такое? – на шее мага извивается тонкая цепочка, украшенная подвеской в форме уробороса, выполненного из платины. Единственный глаз змея выполнен из звездчатого сапфира. Каждый раз, когда Гето касается кончиками пальцев отшлифованной поверхности драгоценного камня, ему кажется, что мифический уроборос заговорщицки подмигивает. - Это намек такой? – Сугуру изучающе смотрит на любовника через веер опущенных ресниц. - Не знаю… Возможно. Проверь, – Годжо расплывается в улыбке. Он гулко хлопает ладонью по кровати. – Иди сюда, – в глазах Сатору мелькает голод. Гето хорошо знакомо это выражение лица, за которым обычно следует поцелуй, больше похожий на какую-то мудреную технику поглощения. Только в этом случае поглощают его, а не он. - Скоро рассвет. Нам надо немного поспать, – манипулятор проклятиями задергивает оконную штору плотнее. - Успеется, – Годжо сгибает ноги в коленях, и с недвусмысленным намеком разводит бедра в стороны. У него стоит. – Парочки часов хватит, – лазурь глаз темнеет. - Я не столь вынослив, как ты, – жалуется Гето. Иногда ему кажется, что Годжо не только обладает неисчерпаемыми запасами проклятой энергии, а еще и успешно наладил связь с порталом, открывающим дорогу к стране альфа-самцов, пребывающих в вечном гоне. Стыдно признавать свое поражение, но, случалось, он просил Сатору остановиться – для восстановления сил Годжо требовалось не больше пяти минут, после чего он приступал ко второму заходу, за ним – к третьему, пятому… пока любовник не умолял дать ему передышку. - Вра-нь-ё-ё-ё… – тянет Сатору. Он ненасытен. Он способен «пожирать» Сугуру часами, но никак не утолит голод. – На тебе всю ночь скакать можно, и ты даже не запыхаешься… – в лицо ему летит смятая футболка. - Завались! – Гето недовольно цыкает. Больше для вида, конечно. Держать лицо в самых нелепых ситуациях – его особый дар. - Уже! – сияет Годжо. – Присаживайся сверху, пожалуйста, – он запускает руку под подушку, под которой прячется флакончик с интимной смазкой. Лубрикант пахнет сдобными булочками и сахарной пудрой (даже здесь Сатору придерживается привычек сладкоежки), благодаря чему Гето теперь не может пройти мимо кондитерских лавок, не словив эффекта дежавю. – Желаем вам хорошего пути и комфортабельного полета, – из полураскрытой уретры сочится предэякулят. Комната Гето простая и уютная. Для того чтобы преодолеть расстояние от окна до кровати требуется всего несколько шагов. Шаман наклоняется над любовником, взирая на него сверху вниз. Густая волна длинных волос переваливается со спины на плечи. В паху наливается приятная тяжесть. - Не думай о девочке из пруда, – вдруг произносит Годжо. Голос пронизан серьезностью, которую шестиглазый демонстрирует весьма нечасто. – Ты поступил правильно. Это я был неправ. Тебе лучше знать, как общаться с проклятьями, – он заправляет темную прядь волос любовника за ухо, поглаживает синий цилиндр плаги и встречается с Гето взглядами. В янтарной радужке глаз Сугуру разгорается пламя. – Просто я не хотел, чтобы тебе было больно… – под теплой ладонью Сатору бьется сердце самого дорогого ему человека. – Здесь… - Мне не больно, – ответные слова тонут во взаимном поцелуе. – Если только чуть-чуть, – влажные языки сплетаются в танце, из уголка рта тянется тоненькая ниточка слюны. – Но мне станет легче, – Гето обнимает Сатору за плечи, и тот утыкается носом в висок любовника, втягивая ноздрями запах отдушки кондиционера для волос. – Ты же рядом со мной… – шепчет манипулятор проклятьями. - Да… без сомнения… – отвечает Годжо, завлекая Гето в объятья. Хлипкий каркас кровати скрипит в частом ритме. На спине шестиглазого снова расцветают пунцовые камелии. За окном рдеет рассвет – золотистые лучи восходящего из-за горизонта солнца робко освещаю территорию токийской школы магии. На небе ни единого облачка. Август стремительно покидает город. Осень в этом году грозит стать ранней, с затяжными дождями; но лето решает оставить людям прощальный подарок, перед тем покинет столицу, не опуская шкалу термометра ниже двадцати девяти градусов на протяжении недели. Сон накрывает любовников с головой – каким бы сильным ни являлся шаман, сопротивляться ему невозможно; и когда комендант общежития тихонько стучится в двери, выполняя договоренность с Гето, юноши продолжают безмятежно плыть на волнах дремы, по удивительному совпадению окрашенной в цвет чешуи радужного дракона Сугуру. Начинается новый день – день, который принесет и радость, и боль. Но любое событие, хорошее или плохое, будет поровну поделено на двоих, покуда голубая стрекоза кружит над гладью воды лесного пруда.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.