in the dark

Аято тихо входил в просторную комнату. В воздухе витало лето, светлячки и частички сумерек. Фонари в имении Камисато томно освещали дом. Лучи тепло падали на его фарфоровое лицо, делая его похожим на маску статуи. И лишь странный блеск глаз выдавал в старшем брате человека. Стоя над кроватью сестры, Аято ощущал собственный поток крови, стремительную гонку красных телец по телу, прямо к паху. Милая Аяка, его Аяка… Она была похожа на куклу, так мило устроившись на футоне. Длинные ресницы подрагивали сонной дремотой, аккуратный носик прелестно дергался, губы медленно ловили воздух. Вырез кимоно открывал часть равномерно вздымающейся груди, а подол одежды обрамлял её пухлые бедра. - Аяка, не спи, - пряди старшего Камисато защекотали ей щеку. Продирая сонные глазки, Аяка почувствовала его горячую ладонь на бедре. Длинные пальцы скользили выше, бесстыдно погружались под одежду. - Не время спать, - Аято обжигал ухо сестры своим шёпотом. Аяка перевернулась на спину, прелестно прижавшись лбом к шее брата. Её дыхание сбилось и затерялось в потоках мыслей и просьбе не продолжать. Потянув маленькие ладони к рукам брата, Аяка перехватила его в пальцы в свои, сжимая и словно безмолвно умоляя. - Ну же, ваниль, не упрямься. У меня был тяжёлый день… Помнишь, что было на том банкете? Разве ты не должна как следует извиниться передо мной? Зрачки Аяки поймали кусочки света и отчаянно сверкнули в темноте. Дернув носом, она закусила губу. - Или ты жаждешь наказания? Моя маленькая шлюшка, хм? - лицо Аято ожесточилось. Такой длинный и большой, нависший над ней, он был похож на зверя, играющего со своей жертвой. Он вселял страх. С всхлипом Аяка убрала руки и положила их по сторонам от себя. Довольно чмокнув сестру в щеку, Камисато вошёл в неё двумя пальцами. Схватившись пальцами за простыни, Аяка нахмурила лоб от дискомфорта. Неожиданно быстро привыкнув, она тихо скулила, краснея и покрываясь испариной. Смущение переходило на шею и плечи, распространялось по нежной коже. Со вздохом Аято вошёл в нее; обхватив брата за широкую спину, Аяка безутешно пыталась выровнять дыхание, так мило распахивая глубокие ланьи глаза. Она выгибалась под ним дугой, сжималась вокруг толстого члена, и Аято сразу понял, что этот раз не будет долгим. - Моя прекрасная Аяка, любимая, самая лучшая, чтобы оберегать и трахать...- шепча тонну романтических глупостей, Аято слизывал выступившие слезы, перекатывал на языке солёные капли. Вдалбливаясь в неё сильнее, вжимая хрупкое тело в матрац, Аято излился в сокращающееся лоно и перевалился с сестры на узкий футон, ощущая неприятно липнувшую потную ткань. Переплетаясь с Аякой руками и ногами, старший Камисато прижал голову сестры к груди, вдыхая сладкий запах локонов. - Спокойной ночи, имуто, - прозвучало в темноте.