Эти чёртовы пуговицы

      — Я помогу? Чарли заскрипел зубами и с удвоившейся силой продолжил дёргать потайные пуговицы на сине-зелёных штанах.       — Иди к чёрту! Джокер встретил его взгляд — абсолютно обесеневший миленькой приторной улыбочкой, такой, какую всегда выдавал в подобные моменты, и тогда Чарли окончательно потерял над собой контроль. Пальцами он впился в его бока ещё больнее, а — потом со всей силы толкнул, повалив на пол.       — Как же ты меня уже доебал всей этой хитровыебанностью! Ты и твои дурацкие шмотки! …и его дурацкий голос, и его дурацкие кудри, которые приятно сминались в ладонях, и дурацкие глаза, глядючи на которые можно было написать так много картин, что и государственной галереи в Фелиции не хватило бы, и… Чарли покраснел и мысленно отвесил себе оплеуху, да такую, что в голове почти натурально зазвенело от боли. Джокер всё ещё лежал перед ним, очевидно, заинтересованный происходящим, но старающийся не показывать этого столь явно. Задетое самолюбие Чарли было слишком хрупко. Под этим пристальным взглядом Чарли взобрался на Джокера верхом и тяжело дыша схватил за бёдра. В нём всё переворачивалось от ярости и возбуждения, а в горле кипуче клокотало и бурлило. Разноцветное трико натянулось под ногтями и жалобно заскрипело. Пусть Чарли и не мог расстегнуть, но у него доставало сил разорвать его. Джокер нетерпеливо ёрзал, пока миллиметр за миллиметром сеточка нитей расслаивались одна за другой, пока прореха в них не стала такой величины, что Чарли смог беспрепятственно войти в его задницу.       — Ты — сукин сын, вот ты кто, — взвизгнул упираясь ему лбом в горло Чарли, и подался вперёд.       — Да… — эхом протянул за ним улыбаясь Джокер и стискивая его бёдрами, — да, да!       — Чёртова шлюха!       — Точно, ха-ха-ха, точно! Толчок, толчок, затем небольшая пауза. Капли пота терялись на висках Чарли, а руки Джокера извивались по полу ничем и никем не занятые. С каждой минутой всё ближе друг к другу, всё гуще и жарче. Постепенно Чарли становилось тяжело держать скорость, потому что Джокер уже поймал свою странную волну нечеловеческого экстаза и ему мешался. В воздухе завихрилась магия, терпкая и резкая, как наэлектризованный потрескивающий шёлк. Но Чарли тем не менее продолжал стараться.       — Вертишь задницей перед Де’Карли битый год, а каждым вечером всё равно ползёшь ко мне! Так делают только конченные извращенцы. Ты сам хоть это понимаешь?!       — Конечно, — на выдохе кричал в унисон ему Джокер, — Конечно! И теперь Чарли ударил его, не переставая трахать, уже за то, что он с ним соглашался. Нет, нет, нет, Джокер на самом деле не такой. Они оба это знали, как оба знали и то, что почти вся погань, лезущая из Чарли в такие мгновения, направлена лишь на него самого. Что он сам с поистине мазохистским наслаждением высказал бы себе всё то же самое в лицо, умей он копировать себя магией так же как и Джокер. И про до сих пор неушедшую привязанность к Рикку, и про то, что он ревнует к нему Джокера, и про то, что он ужасно запутался во всей своей жизни и опустился на самое её дно, и про просранные года в Фелиции, и про свой нынешний внешний вид. Джокер мычал, широко раскрыв рот и закатив от наслаждения глаза, его острые зубы выглядели слишком пугающе и в то же время соблазнительно в отражении Купола. Повинуясь наитию Чарли пихнул им навстречу своё запястье, которое тотчас же пронзила боль, однако она Чарли не замедлила. Было опасно подставляться под укусы Джокера, в моменты, когда ему уж слишком хорошо, он себя в них особенно скверно контролировал. Но Чарли никогда не мог отказаться от этой дурной затеи. Кровь, минуя щеку Джокера закапала на пол, и лазурные зрачки сузившись ещё сильнее, стали совсем уж дикими. Ноздри раздулись с упоением ловя весь доступный им металлический запах. Его член, перемазанный смазкой, подрагивал и до миллиметровой подробности виднелся под тканью. И Чарли в такие моменты справедливо полагал, что Джокер делал костюм тоньше магией, потому что любил, когда Чарли его разглядывал. Жар изнутри распирал Чарли. Нужно было закругляться. Он навалился на Джокера животом, прижав к земле ещё сильнее. В таком положении, стеснённые в движениях, брыкающиеся, рычащие они и кончили дело, однако Джокеру понадобилось ещё с десяток минут, чтобы более-менее прийти в себя. Отдышавшись и очень довольно собрав с губ остатки крови он намагичил себе новые штаны, а затем — приподнялся и пододвинулся к Чарли ещё ближе. Схватил его повреждённую руку и начал вылизывать на ней рану. Чарли всё это время пристально наблюдал за гуляющим вдоль едва заметных венок языком и чувствовал, как в нём вновь начинает покалывать желание, как давит на грудь похоть, хотя он уже и не может дать ей выход во второй раз. Потому он раздражённо оттолкнул Джокера, как едва-едва кожа волшебным образом заросла.       — Когда-нибудь ты дашь мне целовать себя без раздирания твоих рук на лоскуты, — захихикал Джокер.       — Ой, да иди ты нахер, — смутился Чарли под откровенно похабным взглядом. А он ведь едва успел натянуть на себя шорты! Джокер сощурился, наблюдая за его махинациями с зелёными завязками. В его глазах заплясали смешинки.       — Неужели у тебя такая короткая память? — он прижался к Чарли сбоку и низко зашептал ему на ухо, — я там уже сегодня был. Под явный протест, ворчание и тычки Джокер всё равно полез к нему обниматься.