В этой жизни найти партнёра, что достоин доверия — огромнейшая редкость.
───── ◉ ─────
Чэн Сяоши — клочок безумных эмоций, взбалмошная, необузданная энергия, которую не удержишь ни в одном сосуде. Усади, как непоседу-ребенка, строго-настрого продиктуй постулаты прилежного поведения и убедись в театрально понимающем взгляде, что каждый из них достиг его ушей. Но стоит отвернуться, упустить краткий миг, как его озорство тут как тут — бьет фонтаном и чертенком отплясывает в глазах. Чэн Сяоши — всё равно что солнечный зайчик, неугомонный и яркий, и сколько ни пытайся его поймать в ладошки, едва ли зацепишь хоть краешек, оставив на коже лишь золотистый след. Потому, когда он влетел маленьким ураганом в комнату, Лу Гуан лишь смиренно выдохнул, меланхолично наблюдая за полетом листков, что испуганно взметнулись из-за сквозняка. Сяоши повис на нем сзади, и Лу невольно обдало жаром в силу его разгоряченного летним зноем тела. От инерции карандаш проехался по бумаге, нарушая границы клеточек, и, к досаде, сломал свой острый, только-только наточенный кончик. — Гуан-Гуан, погода — шик! — восторженно пропел Чэн Сяоши. — Пойдем сыграем! Он смотрел своими щенячьими умоляющими глазами, пока непослушные, до всего дотягивающиеся руки уже захлопывали тетрадь с так и незаконченным домашним заданием. Свое Сяоши даже и не открывал. Лу Гуан глянул в окно: вместе со свежим воздухом за последний час до него долетали брызги чужого ликования, льющегося смехом и неразборчивыми голосами во славу дивной поре, да, будто поддразнивая его, солнце задевало своей бахромой щеки. Искушение было почти что незаконным. Ответственность и инфантильность боролись в нем за право повелевать. Ко всему прочему теперь и Сяоши чуть ли не хвостом вилял, упрашивая с ним позабавиться. — Ладно. Радостный Чэн едва не задушил его, выражая свою благодарность, — пришлось наспех выпутываться из его цепких конечностей. — Я тебя обожаю! Побегу за мячом, а ты захвати воду. Встретимся внизу! И снова, как заводная юла на вечном двигателе, Сяоши умчался, пока Лу Гуан, резво прижимая встрепенувшийся лист, лишь покачивал головой, с улыбкой поражаясь беспечности своего друга.───── ◉ ─────
Солнце, по-вечернему рыжее, предвещающее живописный закат, вынуждало чуть прищуриваться, прятать бледную кожу от его жадного взгляда и жечь стопы, даже через подошвы, об асфальт. Сяоши шел, расплескивая свой задор лимонным, от которого сводило скулы, нес очередную околесицу, прерываемую смешками, и перебрасывал мяч из руки в руку, как бы невзначай щеголяя ловкостью. — Гуан-Гуан, тучи призовешь, — он легко подтолкнул локтем притихшего Лу Гуана в бок. — Да что ты заладил меня так звать... Лу обречено выдохнул, зная, что от такой формы обращения едва ли отделается. — По-моему, мило. На излюбленной площадке было лишь несколько мальчишек, не мешавших запланированной игре. Изумрудное покрытие из резиновой крошки, не раскаленное, подобно битуму, приглушая, приветствовало знакомые шаги. Сяоши, дрейфуя на волнах позитива, бил мячом оземь, а после мастерски крутил его на пальце, пока Лу Гуан разминал тело — от долгого сидения затекла шея; позвоночник приятно хрустнул пару раз при поворотах. — Проиграешь — пишешь мне доклад, — заявил Чэн, улыбаясь так, будто вкус победы уже хмельной сладостью щекотал рецепторы, а золото венца — поблескивало в растрепанных локонах, слепя потерпевшего поражение. — Я не буду потворствовать твоей лени, — упрямо воспротивился Лу. К тому же у него своих заданий было предостаточно; нагромоздить еще и Сяоши на эту Пизанскую башню — при всей доброте — излишне. — Ладно-ладно, придумаю тебе другое наказание. Уверенность Сяоши прямо-таки распыляла энтузиазм Лу Гуана. В его элегичных чертах проступил опасно сверкающий, коварный отблеск стали. Не ровен час — прижмется к горлу да потребует принять провал. Як-кен-пон рассудила, кому какие кольца достанутся, и наконец игра началась. Чэн Сяоши, рванув, прытко отобрал роль ведущего. Он был быстрым ветерком, создающим переполох во флюидах воздуха, мчащимся по окрестностям и задевающим мимолетными прикосновениями ее обывателей. Он с каждым умелым шагом, виртуозным выпадом и удачным броском наполнял окружающее пространство пестрыми штрихами. Мяч в его руках был прилежен; он ударялся об площадку и разбрасывал щедрыми взмахами яркие брызги, что окропляли душу разноцветными подтеками. В груди Лу Гуана лихо билось сердце; кровь мчалась по сосудам и венам на рискованных скоростях; мышцы уставали, претерпевая напряжение; взмокшие волосы липли ко лбу. Но он без остановки обгонял противника, перехватывал мяч и демонстрировал изящный финт, от которого у Сяоши невольно вырывалось восхищенно-возмущенное "ах, ты!". Лу, не тушуясь в стороне, наносил мазки ультрамарина и перламутрового серебра поверх охры и жженой сиены. Счет равный. Цифры перепирались за право лидерства, одна за другой вырываясь вперед. Соперничество высекало в радужках непослушные искры и наполняло тело пузырившейся лавой. Сяоши был шустрым, но Лу Гуан — искусным. Две силы, что, по обыкновению, взаимозависели друг от друга, грациозно вальсируя. Противоборствуя, они лишь расточительно лили краски, пока нагой холст не прикрылся шедевром абстракции. Чэн Сяоши язык за зубами не держал. Он с разной интонацией кличил его "Лу"; дразнил, делая дриблинг, "Гуан-Гуан", растягивая лукаво губы; и отпускал похвальное "умница!" за каждый успешный бросок друга, такое кисло-сладкое во рту, словно недоспелая вишня, и волнующее для слуха. Лу Гуан комментировал изредка, предпочитая не вестись на очевидные провокации. Всегда столь непоколебим и собран. Солнце — их единственный немой зритель, игриво мешающий, когда путалось в ресницах — плавилось и растекалось, как апельсиновая гуашь из перевернутой баночки, словно печалясь своему неминуемому уходу с уединенных трибун. Уже наполовину спрятав свой бок за высоткой, оно все равно любопытно выглядывало, желая узнать исход игры да последним лучиком задеть их спины. Атмосфера полнилась запахом зелени и нагретой резины. Последний бросок — сосредоточение концентрации и ответственности. Вместе с потерей контакта кончиков пальцев и мяча, вдох застревал где-то в глотке, а сердце замедляло свое неистовое танго. Секунды полета были тягучими, как карамель, и холодящими, как ожидание рокового вердикта. Мяч звонко столкнулся с щитком, принявшись балансировать по железному ободу кольца, с издевкой нерасторопно, будто не решаясь в какую сторону упасть. И все же под силой гравитации выбрал не ту. Мимо. — Ха! — воскликнул победно Сяоши, хлопая ладонью по плечу Лу Гуана. — Это было близко, но Госпожа Удача сегодня на моей стороне. Лу устало уперся руками в колени, ненасытно вбирая воздух. Пусть радуется до следующей игры, подумал он, наблюдая за ликующим Сяоши. Вдоволь насытившись вкусом выигрыша, Чэн Сяоши отыскал спрятанную в тени бутылку воды, что даже вне доступа солнца чуть нагрелась, и сел прямо на площадку, прикладываясь к горлышку. Живительная влага ощущалась напитком богов, стекая по пересохшим стенкам. — Как хорошо... Да, Лу Гуан? Лу примостился рядом, взял предложенную бутылку и сделал большой глоток. Легкий ветерок приятно обдувал кожу. Сяоши со вздохом лег, устремляя взгляд к небу. Жизнь казалась в это мгновение волшебной и особенной на вкус. — Посмотри, как красиво, — он указал пальцем вверх. Лу Гуан повторил его позу, устраиваясь под боком Чэна, и покорно проследил за направлением. Серо-голубую вышину пропитывала лиловая пастель, растертая по крашенному акварелью полотну; бледный, словно фантом, силуэт луны проступал сквозь нее, ожидая, когда последние прислужники солнца покинут небосклон, дабы скромно, в стылом одиночестве воссиять над уснувшей землей, прорезав тьму. Сяоши повернул голову, с некоторой задумчивостью поглядел на профиль Лу Гуана, обведенный твердым графитом. Взвешивая все за и против, он прикусил кончик языка, пока изящные ресницы Лу, вспархивая, бросали полупрозрачные тени на порозовевшие скулы. Мир приостановился, как в замедленной съемке, на все доступное взору наложили причудливый фильтр, поработали со светокоррекцией, отретушировали недостатки, выделили акценты. За авторством — сердце Сяоши, полнившееся чувствами. Когда к щеке припали мягкие губы, своим теплом выжигая клетки, а мурашки испуганным роем ужалили затылок, Лу Гуан замер. Очи словно застлала мутная сизая дымка. Сяоши задержал поцелуй на пару секунд, смакуя ощущение желанной долго и тайно близости, прежде чем отодвинуться, позволить Лу заглянуть ему в глаза да с долей изумления и вопроса найти мотивы его спонтанных действий. — За что? — на грани шепота. — За то, что проиграл, — усмехнулся Чэн, будто это было до простого очевидно. — Ты же должен был мне желание. Вот оно... Лу Гуан выдохнул, вместе с воздухом выпуская напряжение, образовавшееся в груди. Он приподнялся на локте и чуть навис над Сяоши, вмиг заинтересовавшимся. Их эфемерные границы готовы были вот-вот лопнуть под натиском. — Ничего умнее не придумал? — Это была моя самая гениальная мысль. Словно в трансе Лу коснулся его улыбки подушечкой большого пальца — Сяоши позволил ей описать контур его уст, чуть надавливая на нежную плоть, прежде чем шаловливо поцеловать. К удивлению, Лу Гуан не отдернул руку, лишь переместил ее на шею Сяоши и прильнул к его губам своими. Всего-то легкое столкновение их ртов — набросок будущей картины пурпурной краской на кончике тонкой кисти — расцвело в солнечном сплетении, ретиво объяло ребра своими лианами, пустило корни вниз по животу, а лепестками уперлось в трахею. Сладкая пыльца ощущалась на устах. — За что? — прошептал Чэн. — За то, что выиграл. Желание сорванными с яркого тряпья пайетками мерцало в лазури и тлеющими угольками, изредка пышущими искрами, — в кофейной гуще. Сяоши усмехнулся и потянулся вперед, желая испробовать победную чашу вина еще раз...