***
Если честно, аль-Хайтам вовсе не собирался идти искать Кавеха, и тем более не собирался подслушивать его пьяный трёп, но эта возможность была чересчур соблазнительной. Поэтому вместо того, чтобы сразу выдернуть архитектора из-за стола с выпивкой и лишить компании Тигнари, мужчина спрятался за колонну и присел за освободившийся столик, тихонько заказав себе сок и внимательно прислушиваясь к разговору позади. — И ты только подумай! Пятый раз за три дня! За ТРИ дня, архонты! Я всего лишь выходил за продуктами, а он тоже взял и смылся! Даже не предупредив! Я носился, как придурок, по Академии с корзиной полной фруктов! Аль-Хайтам тихонько хмыкнул. Ну, это и впрямь было забавное зрелище. Кавех в этот момент напоминал злобную пустынную птицу, гнездо которой потревожили. Такой же крикливый и с плетёной корзиной вместо гнезда. Аль-Хайтам был уверен, что архитектор забросает его фруктами или просто огреет, но он лишь забрал ключ, отделавшись привычными уху оскорблениями. Что ж, это представление стоило того, чтобы «случайно» прихватить с собой милый ключик с львёнком. И снова. И снова. Эта игра никогда не надоедала Хайтаму. Взъерошенный, злой архитектор, готовый его растерзать, стоил того, чтобы ненароком «прихватывать» с собой второй ключ. Аль-Хайтам не считал себя садистом, он просто не хотел, чтобы Кавех игнорировал его. А когда блондин приходил первым, то обычно наспех что-то готовил, принимал душ и закрывался в своей комнате. И Хайтам коротал свой вечер за книгой, периодически слушая ругань, какие-то шумы и звуки рвущейся бумаги. Не то чтобы ему не нравилось такое времяпрепровождение, но не видеть Кавеха весь вечер совершенно… Это не было выше его сил, но пересекаться с ним всё же было куда спокойнее. Аль-Хайтам был безнадёжно влюблён и понял он это ещё в день выпуска Кавеха из Академии. Когда Хайтам пришёл на пары, всё словно стало блеклым. Без огромных, рубиновых глаз, и блестящих волос где-то впереди, или рядом, всё было совсем не так. Не сказать, что новые чувства были приятны. Причём все. Даже те, что он начал испытывать к Кавеху. Узнав о трудностях архитектора, аль-Хайтам бросился на выручку ни секунды не думая. Он буквально приволок мужчину в свой дом, и постепенно тот стал частью его жизни. Да, очень громкой, порой надоедливой настолько, что было желание придушить во сне подушкой, но неотъемлемой. О признании Хайтам думал лишь изредка, и то, лишь как о чём-то, что ни за что не должно произойти. Хотя бы потому, что Кавех совершенно искренне ненавидит его. И узнав об истинных чувствах секретаря, если не сбежит сразу же, то точно сделает это в ближайшее время. Поэтому мужчина молчал. Молчал и старался сделать всё, чтобы Кавех как можно чаще был рядом. Даже если это их ругань. Пусть хоть все тарелки перебьёт, но его эмоции и чувства будут направлены Хайтаму. А большего и желать нельзя… — Может, тебе стоит ему признаться? — неуверенно спросил Тигнари. — И что, по твоему, я должен ему сказать? О, Хайтам, а я, кстати, влюблён в тебя ещё с Академии! Аль-Хайтам резко застыл. Даже время, казалось, остановилось. Что? Что?! Он же не ослышался? Это ведь сказал Кавех? Это точно сказало это блондинистое недоразумение в заколках и настолько открытых рубашках, что даже представить страшно? Нет, нет, он точно ослышался! Но дальнейшие слова парня только подтверждали сказанное ранее. А ведь Тигнари-то каков хитрец! Значит, он знал о чувствах Кавеха и молчал! Хотя не стоило винить фенека. Всё-таки он не обязан быть почтовой птицей между двумя совершенно здоровыми людьми, имеющими полноценный речевой аппарат. Аль-Хайтам потёр переносицу и поднялся. Кавеха он не слышал, что свидетельствовало о том, что он заснул. Опять. И нет, дурное ты создание, это ты не сам по пьяни доползаешь до дома. Действия были привычными, но из-за недавно услышанных признаний, в ушах немного звенело. Он даже не мог что-то внятное ответить, лишь проворчал по привычке какую-то колкость в адрес пьяного соседа и потащился с ним в сторону дома. Кавех топал наполовину сам, наполовину волочился ногами по земле. Аль-Хайтам мог бы с лёгкостью взять его на руки, учитывая, насколько хрупким был его сосед. Но не решался. — Кавех, — Хайтам попробовал встряхнуть архитектора, на что тот разразился сонной бранью. — Завались. Не хочу видеть и слышать тебя ещё и во сне. Ты мне уже днём надоел. Правда, это звучало так, словно он пытался говорить с набитым ртом, но смысл секретарь уловил. — Вот же несносное ты создание! Я тебя тут брошу, и посмотрим, как ты запоёшь! Разумеется, аль-Хайтам бы так никогда не поступил. В общем, Кавеха увещевания не отрезвили. Наконец, они дошли (точнее, дошёл секретарь, блондин скорее доволочился) до дома и Хайтам открыл дверь, сгрузив пьяную тушку на табурет и закрываясь на щеколду. Спящий Кавех был красив. Неспящий тоже, но в этом случае волшебство рушилось, стоило ему открыть свой наглый рот. А мирно посапывающий мог, разве что, бурчать что-то, да морщиться от кошмаров или угасающей головной боли. Хайтам посмотрел на эту спящую красавицу и, с вздохом принялся стягивать с него башмаки. Но ослабив второй слишком мало, он ненароком дёрнул посильнее, из-за чего практически безвольное тело повалилось вперёд, и пришлось его ловить. Голова Кавеха рухнула на плечо, остальное удалось удержать. Сердце от такой близости невольно застучало несколько чаще. Мягкие блондинистые волосы щекотали щёку, а мерное дыхание опаляло ухо. Неприятно разило алкоголем, и только поэтому Хайтам отстранил мужчину от себя и усадил поустойчивей, на этот раз потратив больше времени на шнуровку на ботинках. Наконец, с проклятой обувью было покончено и аль-Хайтам выдохнул, поднимая голову. Пара рубиновых глаз внимательно, даже изучающе, смотрела на него сверху вниз, правда, всё ещё осоловело, явно не приходя в сознание. — Когда же ты оставишь меня в покое? — Кавех попытался приподнять бровь, но совершенно размякший в тепле от алкоголя, он вообще не мог нормально двигаться. — Когда горы Ли Юэ рухнут. Поднимайся и чеши в свою комнату, недоразумение. — Грубиян, — впрочем, без злобы ответил Кавех, сползая на несчастной табуретке вниз, прямиком в объятья Хайтама, которые тот раскрыл мгновенно, не задумываясь. — Неси меня, большая черепаха. Хайтам хотел приложить своего соседка табуреткой. Нет, всё это уже ни в какие рамки не лезет! — Там твои чертежи горят. Иди спасай. — К чёрту их. Сгорю с ними, туда нам и дорога. Средства увещевания кончились. Если уж архитектор не среагировал на уловку «работа в опасности», то ничто другое точно не сработает. Вздохнув, секретарь поднялся на ноги и всё же поднял Кавеха на руки. И совсем он не лёгкий, чёрт побери. Вот что значит, обладатель двуручного меча. Хайтам донёс мужчину до его кровати и сгрузил. По дороге он был обозван черепахой и вьючным яком, и потому приземлился архитектор не особо мягко, зато на свою кровать. — Спи давай. Завтра поговорим о твоём поведении. — Тоже мне, мамочка Хайтам. Что мне ещё нельзя? — Кавех приподнял голову с подушки и захихикал. — Шататься пьяным по улицам, и не предупреждать, когда надолго уезжаешь. И якшаться со странными личностями. — Короче, можно сидеть у маминой юбки и не уходить дальше порога без сопровождения? Словно я девица на выданье. Кавех снова захихикал и закашлялся. Хайтам всерьёз испугался, что соседа сейчас вырвет. Всё же не стоило его бросать на кровать так грубо, у него там внутренности наверное перемешались. Но архитектор явно справился с собой и теперь лежал, уткнувшись в подушку. — Ненавижу тебя, Хайтам. И почему только… Он осёкся. Секретарь замер. Вот он, его шанс. Получить признание из первых уст, а не из подслушанного разговора в таверне. — Почему только?.. — продолжил его фразу Хайтам. — Почему только я полюбил тебя, — придушенно закончил фразу мужчина, и кульбиты сердца стали совсем уж акробатически сложными. Секретарь победно ухмыльнулся. — Ты сам это сказал. «Теперь не отвертишься», — так и хотелось добавить, но Хайтам сдержался. Вместо этого он победно хмыкнул и внимательно посмотрел на снова уснувшего соседа. Теперь уже ничто его не поднимет, кроме желудка, возможно. Хотя Кавех был опытным выпивохой, вряд ли его будет полоскать, как подростка. Но мало ли. Хайтам аккуратно провёл рукой по белокурой шевелюре и вышел из комнаты, осознавая свою безоговорочную победу. В чём он не совсем понимал, но знал, что победил.***
Кавех проснулся от солнца, бившего прямо в глаза, и приятного запаха с кухни. В глазах заплясали мушки от яркого света и количества алкоголя, выпитого накануне. Архитектор аккуратно сел на кровати и негромко взвыл, потирая виски. Шум на кухне отзывался в ушах и, зашипев, мужчина встал с кровати и, рывком распахнув дверь, почти заорал: — Хайтам, задница ты такая, прекрати греметь! У тебя что, званый обед на 12 персон?! — И тебе доброе утро. Как твои черепахи? — Какие черепахи? — Кавех потёр глаза и огляделся через плечо на свою комнату. Вроде ничего нового. — Большие. Кавех округлил глаза. — Какие ещё большие черепахи?! — Вот и мне это весьма интересно. — Не пойму, вроде пил вчера я, а ощущение, что пьяный — ты. Сходи к Тигнари, раз у тебя галлюцинации. — Кстати, о чём вы вчера с ним говорили в таверне? Кавех напрягся. Он помнил вчерашний вечер ровно до момента, когда лесной страж снова подталкивал его к признанию. Но нет, скорее Селестия схлопнется, чем это случится! — Не твоё дело. И вообще, с чего это ты готовишь завтрак? Не то чтобы Хайтам не готовил раньше — просто это было скорее исключение, чем правило. — Потому что не собираюсь есть то, что с пьяни приготовишь ты. — Могли просто кофе с печеньем выпить, чего выдумывать всякое. Ай, ладно, инициатива наказуема. Готовь. Только молю — потише! И без тебя тошно, а от тебя ещё хуже. Хайтам усмехнулся, но руки его дрожали. Что же делать? Полночи раздумывал над этим разговором, а вот оно — духу не хватило. Опять. А ведь цель так близка… И чувства взаимны, в этом он теперь уверен. И можно перешагнуть через себя и сделать человека из соседней комнаты своим по праву. Так почему же глупое сердце бьётся в страхе, а пальцы немеют? Не эти ли самые пальцы так мечтали касаться Кавеха, поначалу может и целомудренно, но чем дальше тем больше, распаляя и ощущая… — ХАЙТАМ! ГОРИТ!!! Аль-Хайтам резко отдёрнул сковороду, большая яичница из семи яиц едва не вывалилась на ковёр. Мужчина оторопело смотрел на происшествие, пока Кавех не выхватил у него из рук сковороду и не толкнул в плечо. — Не приближайся к плите, ошибка архонтов! Чёрт, чуть не угробил такую вкуснятину! В некоторых местах завтрак действительно подгорел, но все эти части Кавех благоразумно спихнул Хайтаму. Нарезал мягкого, свежего хлеба, персиков зайтун и яблок, виртуозно разложив всё на тарелке. Хайтам всё это время смотрел на спину архитектора, собираясь с духом. Сказать сейчас? После завтрака? Или не говорить вовсе? — Кавех… — хриплым голосом начал было секретарь, но вышеупомянутый отмахнулся, поставив тарелки с едой на стол и кивнул на столовые приборы — ешь, мол. Аль-Хайтам жевал медленно, внезапно осознавая, что ему следует сделать. — Кавех. — Голос обрёл твёрдость. — Кавех. Я слышал, о чём вы вчера говорили с Тигнари. Кавех замер, не донеся вилки с яичницей до рта. Рубиновые глаза забегали, а затем он резко взял себя в руки и, неумолимо покраснев, прошелестел: — Надо же, кто-то любит погреть ушки! Но мне кажется, что ничего нового ты о себе не узнал. — Правда же? А мне вот кажется что кое-что узнал. Например, что я тебе нравлюсь. — Ты «не» не забыл часом? — Ты признался Тигнари, что я тебе нравлюсь. — Тебе послышалось. — И то же самое ты сказал мне вчера, когда я притащил тебя домой. — Я сам дошёл… — Кавех осёкся, потому что не мог этого утверждать наверняка. — Ты так и сказал. «Почему только я полюбил тебя». Это твои слова, не мои. Кавех подскочил. В глазах его поселился настоящий страх. Руки, вцепившиеся в столешницу, слегка тряслись. — Что бы я ни сказал — это всё бред. Я был в стельку, мало ли с кем я тебя перепутал. — Ты вполне ясно осознавал, кто перед тобой. Ты признался мне. — Аль-Хайтам и не думал отступать, тоже встав и скрестив руки на груди. Кавех отпрянул. Они выглядели как коршун и цыплёнок. Архитектор, казалось, готов расплакаться. Его губы и руки дрожали под пронзительным холодным взглядом. «Быть не может… Неужели допился и признался? Нет, нет, он просто берёт на понт! Не дождёшься!» — Что бы тебе там ни казалось — это всё бред. — Бред? — Хайтам уже всерьёз засомневался, но решил, что, начав обвинение, надо действовать до конца и узнать всё наверняка, без недомолвок. Поэтому быстро подошёл к Кавеху, что резко отступил на пару шагов и врезался в стену, к которой аль-Хайтам его и припёр, поставив две ладони на уровне лица блондина. — Т-ты чего удумал?! — лицо архитектора запылало, сердце заколотилось. «Он в ярости. Ещё бы!» — горько бились мысли в голове. — «Наверняка зол, что такой как я вообще посмел посягать на его величество. Нет, нет, надо успокоиться, надо…» Но островки мыслей оказались затоплены внезапно хлынувшими слезами. — Ну и архонты с тобой! Сухарь! Чёрствое печенье! Кусок булыжника! Куда уж тебе, великому секретарю всея Сумеру, до чувств и мыслей простых смертных! Да, я влюбился в тебя на свою голову. Влюбился, сам не понимаю во что. Да ты просто мне на подкорку мыслей залез, заноза ты этакая! Никак от тебя не отделаешься. Что с тобой вообще не так?! Да что со мной не так… Хайтам всерьёз перепугался. Он даже слегка отпрянул, позволив Кавеху прижать ладони к лицу. — К-кавех… Да стой же, ты всё не так понял! — в голосе всегда спокойного и рассудительного секретаря появились почти отчаянные нотки. — Я же не сказал, что это не взаимно! — Вот и сказал! Пусти меня! — Да послушай же ты! — Хайтам схватил его за запястья и попытался оттянуть ладони от лица. — Я тебя тоже! Я тебя люблю не меньше! Вмиг стало тихо. Кажется, даже птицы за окном ошалели от таких слов и перестали чирикать. Кавех, медленно, как в трансе, отнял ладони от лица и уставился на Хайтама. — Ты… что? — Не заставляй меня повторять. Всё ты услышал. — Теперь раскраснелся секретарь, отчего челюсть Кавеха упала ещё чуть пониже. Около минуты в воздухе висело молчание. А затем архитектор… расхохотался. Он смеялся громко, держась за живот, положив одну руку на плечо Хайтаму. Последний неловко молчал, надеясь, что взрыв истерического смеха у его (друга? возлюбленного? что вообще сейчас происходит?) скоро пройдёт. — Не могу-у-у-у, — провыл Кавех, почти падая в объятия секретаря и внезапно прижимаясь своими губами к его. От неожиданности Хайтам замер, но быстро сориентировался, приоткрыв рот. Они целовались долго, мокро и жадно, словно стремясь компенсировать всё то время, что потеряли в пустых ссорах, снах порознь и пререканиях. Словно стремясь вернуть всё потраченное. Наконец они аккуратно прервали поцелуй. Кавех фактически уронил голову Хайтаму на плечо. — Кто бы знал… Кто бы знал… Только сейчас он понял, как глупо было всё то, что происходило между ними. Всё было так по-детски… — Кто бы знал… Хайтам молчал. Для него было достаточно того, что Кавех рядом и теперь они уже точно никуда друг от друга не денутся. «Именем суда вы приговариваетесь к пожизненному сроку рядом с секретарём Академии, аль-Хайтамом. Во веки веков. Да благословят вас Архонты» Неплохо звучит.