Модао Бяньлянь

无脸 без лица здесь и сейчас Наступил первый день суда над Гуанъяо. С рассветом глава Лань сообщил публике, что узник чувствует себя хорошо, может двигаться, слышать и говорить. Это значило, что Цзинь Гуанъяо в состоянии ответить за свои преступления перед всеми заинтересованными лицами. День едва начался; солнце уже поднялось над горизонтом, но свет был тусклым и рассеянным. Южный ветер гнал над Ланьлином низкие свинцовые тучи. Между серыми массивами плотных зимних облаков местами виднелись более светлые трещины, но погода обещала оставаться унылой ещё долгое время. Слуги открыли массивные золочёные двери Сияющей залы. Красная дорожка была вычищена, столы блестели чистотой. Внутри ещё никого не было. Душный ветер ворвался в пространство внутри, смешал запах цветущих круглый год пионов с затхлым запахом, появившимся в запертом помещении за ночь. Воздушные занавеси по углам залы всколыхнулись. Привлекательные служанки в золочёных платьях и множестве нефритовых украшений вошли первыми. Они зажгли свечи на столах и фонари на стенах. Постепенно Сияющая зала обретала великолепие, обещанное названием. Тысяча огней отразилась в золоте и блеске отполированного камня. Яркий свет залил стенные панно из грушевого дерева, покрытые резьбой, изображающей пейзажи и сюжеты из истории заклинательского мира. Резьба была столь изысканной, что каждый лепесток пиона и каждое человеческое лицо выделялись как настоящие. Закончив с освещением, служанки убрали воздушные занавеси по углам Сияющей залы, подхватили их золотыми цепочками. В дверях остановился Не Хуайсан. Он обмахнулся веером и оглядел Сияющую залу, а затем двор между четырьмя павильонами, обсаженный низкими клёнами, на которых ещё оставались отдельные красные листья. Слышались голоса, в саду звенели колокольчики. Служанка защебетала рядом: — Глава Не! Прошу, проходите. Подать вина или закусок, чтобы глава Не мог усладить себя, пока Совет собирается? — Только чай, пожалуйста, — ответил Хуайсан, нервно обмахиваясь веером. Служанка провела его к столу. Следующим появился Цзян Ваньинь. Его взгляд был таким же ищущим, как у Хуайсана, но он выглядел хладнокровным и собранным. Остановился в дверях, быстро осмотрелся, отмахнулся от служанки, сдержанно поприветствовал Хуайсана. Сел за стол, недобро посмотрел на дверной проём, где появился Цинь Цанъе и главы вассальных орденов Цзинь. Это были сторонники Гуанъяо. — Превосходный вкус и аромат! — воскликнул Хуайсан, поднимая чашу с чаем. — Цзян-сюн, рекомендую здешний чай. — Я его уже обпился, — угрюмо ответил Цзян Ваньинь. Их столы стояли рядом, и они могли свободно переговариваться, не повышая голос. — Целую луну шёл суд над грёбаным Гуаншанем. — Как я рад, что был здесь всего трижды. Цзян Ваньинь мрачно кивнул. Главы вассальных орденов расположились за столами. Людей всё прибавлялось; некоторые садились за столы, другие — публика, у которой не было права голоса на совете, — занимали стоячие места вдоль стен. Заклинатели переговаривались вполголоса и шёпотом, склоняясь друг к другу. Всё смолкло, когда в дверях Сияющей залы появился Лань Сичэнь. В двух шагах позади него, в окружении четырёх юйлинь ордена Лань, шёл Цзинь Гуанъяо. Одетый в бесцветные конопляные одеяния, с волосами, уложенными в высокий пучок, он шёл, держа спину прямой, но смотрел только вниз. Его вид и покорная поза составляли разительный контраст со спокойным и уверенным Цзэу-цзюнем. Гуанъяо в окружении четырех юйлинь остановился посреди зала — там, где раньше стоял его отец, ныне покойный Цзинь Гуаншань. Все могли его видеть и многие украдкой рассматривали. Лань Сичэнь занял своё место за столом напротив Не Хуайсана. Никто не заметил тихого появления Лань Ванцзи и Мо Сюаньюя. Ванцзи был одет в ханьфу из лазоревого шёлка, его лицо оставалось непроницаемым. Мо Сюаньюй недовольно озирался. Они вошли плечом к плечу и остановились у стены за спиной Цзэу-цзюня. Сюаньюй поймал взгляд Хуайсана. Хуайсан с треском расправил и сложил веер. Мо Сюаньюй вздохнул. Он поймал пальцами руку Ванцзи. Ванцзи переплёл с ним пальцы, но никто этого не увидел. В двух шагах от них молча возник Лань Ужоу, бывший советник Лань Сичэня. У него больше не было права голоса на Совете, поэтому он остановился у стены. Цзинь Гуанъяо стоял прямо и неподвижно в центре Сияющей залы, не отрывая взгляда от красной дорожки. Появились тринадцать глав вассальных кланов, чьи земли больше всего пострадали от Поветрия, и заняли свои места. Они держались вместе. Тринадцать старейшин ордена Цзинь появились независимо друг от друга в разное время. Наконец вошёл глава Фу, который уже целую луну бессменно проводил процедурную часть суда. Лицо его выглядело усталым, но бодрым. Глава Фу остановился на своём месте, там, где обычно стояло кресло главы, — за спиной Гуанъяо. — Дамы и господа! Вы присутствуете на историческом событии — открытии судебного процесса над мерзавцем по имени Цзинь Гуанъяо, известным также как покровитель тёмных заклинателей. Он обвиняется… С этого момента суд над Цзинь Гуанъяо пошёл не так, как было запланировано. Во-первых, в дверях Сияющей залы появилась Лю Гунхуа с лютней в руках. Она перебрала струны, и всё внимание оказалось приковано к ней. Во-вторых, Лю Гунхуа запела. С древности по нынешнюю пору Историй столько разных приключилось! Немало о талантах всяких да красавицах, Есть также о святых и темной нечисти.* *вступительная речь к пьесе «‎Пипа Цзи»‎, пер. Маяцкого. В-третьих, Лю Гунхуа сказала высоким и чистым голосом: — Дамы и господа! Прибыв с далёких, залитых лунным светом берегов реки Хуай, мы представляем для вашего удовольствия пьесу «Мамку Твою Ебал».‎ Поднялся шум. В двери Сияющей залы влетел ярко-розовый фламинго. Взмахнув крыльями лишь раз, птица облетела Сияющую залу. Следом за птицей появился человек на белоснежном животном, похожем одновременно на облако и верблюда. Это была Лошадь Грязевой Травы, один пронзительный крик которой излечивает Поветрие Речных Крабов во всех землях, по которым ступает её двупалая мозолистая нога*. Когти стукнули по зеркально-мраморным плитам пола, мягко ступали по красной дорожке. Верхом на Лошади Грязевой Травы сидел Сюэ Ян с обычным угрожающим оскалом на лице. *Лошадь Грязевой Травы (она же Мамку Твою Ебал) выглядит как альпака. Лошадь Грязевой Травы пронзительно закричала. Земля и горы содрогнулись от вопля, похожего на вопль младенца. Многие из тех, кто сидел за столами, поднялись, одни — в радостном возбуждении, другие — встревоженные; Гуанъяо сохранял самообладание. Цзян Чэн обнажил меч. Слуги закрыли двери Сияющей залы. — Это заговор тёмных заклинателей! — Полагаю, жизнь господина Цзиня теперь вне опасности, и он может ответить за свои преступления. — К оружию! Сюэ Ян спешился и почесал Лошадь Грязевой Травы за ухом. Волшебный зверь закричал снова, да так, что у присутствующих заложило уши. 薛成美 Сюэ Чэнмэй Праведные заклинатели окружили Ян-Яна. Мечи справа, мечи слева, мечи позади. Мерзавцы должны были ему поклониться с благодарностью! Цзян Ваньинь направил остриё меча на горло Сюэ Яна: — Отойди от зверя. Если бы Цзян Ваньинь начал размахивать Цзыдянем рядом с Лошадью Грязевой Травы, кто знает, чем бы это закончилось? Поэтому Ян-Ян снова ласково потрепал животное. В Нечистой Юдоли он совершенствовался, набрал затаённой злобы на тридцать три тысячи вдохов. Через всю Поднебесную Ян-Ян тащил на Цзянцзае непослушного и привередливого волшебного зверя. Руки устали, даньтянь и меридианы были пусты. Ян-Ян не спешил нападать первым. Что бы он ни делал, как бы ни поступил, как бы ни был послушен и сдержан — ничего не менялось! Сюэ Ян против всех, кто хочет его казнить, а это вся Поднебесная за исключением трёх человек. Первый — Не Хуайсан. И, пожалуй, его старейшины и другие адепты ордена Не. Второй — Цзинь Юлань и, наверное, его муж Цзян Сяомин, раз уж они «‎во всём друг друга поддерживают»‎. Соученики, которым Сюэ Ян не делал зла, и те, кому он нравился за дерзость. Учитель и его Ханьгуан-цзюнь, который разговаривал с Ян-Яном уважительно, как никто другой. Получилось больше, чем три. Сюэ Ян снова погладил лошадь и счастливо улыбнулся: — Глава Цзян, идите нахуй. Цзян Чэн неожиданно вздрогнул и обернулся. За его спиной стоял глава Лань. Сичэнь поклонился Сюэ Яну: — Глава Лань благодарит за милость, оказанную заклинательскому миру Сюэ Чэнмэем. Затем обратился к Цзян Ваньиню: — Глава Цзян, ваш пыл можно понять, но мы не можем забыть о морали и пренебречь добродетелью, без суда казнив того, кто только что спас тысячи жизней. — Это преступник! Сичэнь мягко возразил: — Да, но мне казалось, что мы собрались здесь, чтобы слушать дело другого преступника. Глава Цзян взъярился так, что раздувались ноздри. Ян-Ян подмигнул ему: — Я буду здесь. Сюэ Ян положил ладонь на спину Лошади Грязевой Травы и отвёл её в дальний пустующий угол Сияющей залы, где стояли только служанки. По пути поймал взгляд Хуайсана и улыбнулся так задорно, как только мог. 魏无羡 Вэй Усянь Вэй Усянь достаточно побывал на заклинательских сборищах, чтобы не иметь ни единого хорошего предчувствия. Хуайсан хотел погубить Гуанъяо. Сичэнь защищал Гуанъяо. Впервые за две жизни Вэй Усянь не знал, кому помогать. Мо Сюаньюй настойчиво нашёптывал: — Учитель, это какой-то неправильный выбор! «‎Я не могу просто стоять и наблюдать за этим со стены! Я не вынесу бездействия! Я должен что-то сделать!»‎ — Учитель, это не твоя битва! Сквозь шум в голове и шум голосов снаружи Вэй Усянь отчётливо услышал слова Цзинь Гуанъяо: — Я хотел бы сознаться в тридцати трёх преступлениях. 蓝忘机 Лань Ванцзи Вэй Ин пристально смотрел влево и вниз. Нетрудно было догадаться, что он спорит с Мо Сюаньюем. Ванцзи легонько сжал его руку в своей. — Вэй Ин. Вэй Ин поднял взгляд, в глазах плескалась паника, какой Ванцзи не видел даже в воспитательном лагере Вэней, когда было хуже всего. — Лань Чжа-а-а-ань! Помоги, что делать-то?! — зашептал Вэй Ин. — С одной стороны твой брат, с другой — Хуайсан! Попытаться успокоить Вэй Ина сейчас было бы подобно тому, как чашкой воды тушить воз с горящим валежником. Вэй Ин смотрел то на Хуайсана, то на брата. Ванцзи повернулся к Вэй Ину лицом, взял за подбородок пальцами свободной руки и заставил посмотреть на себя. Гуанъяо нёс какой-то вздор. Звуки его слов растворялись в воздухе, как следы лебедя на заснеженной грязи. Ванцзи подушечкой большого пальца провёл по подбородку Вэй Ина. Поймал его взгляд и спросил: — Когда Ванцзи думает, что делать, Ванцзи спрашивает себя: что сделал бы Вэй Ин? Зрачки Вэй Ина резко расширились. Он шумно вдохнул и ответил извиняющимся голосом: — Я не знаю! Ванцзи слегка изогнул губы и предположил: — Вэй Ин не стал бы предавать ни того, ни другого. Он сделал бы что-то третье. Вэй Ин смотрел на него с болезненной беспомощностью. Ванцзи продолжил, легко поглаживая большим пальцем его скулу, как часто делал Вэй Ин, чтобы выразить нежность: — Вэй Ин хотел быть мужем Ванцзи. Вэй Ин прильнул щекой к его руке: — Хочет, Лань Чжань! Хочет! Но ещё он хочет быть другом! Ванцзи проигнорировал его метания и настойчиво произнёс: — Вэй Ин станет моим мужем сегодня? Совершит со мной поклоны? Поцелует меня здесь, при всех? На несколько мгновений от этих слов всё будто бы затихло. Глаза Вэй Усяня расширились, взгляд наконец перестал метаться. — Здесь, на суде?! Призрачный голос Цзинь Гуанъяо на фоне признавался в злодеяниях. 聂怀桑 Не Хуайсан Всё ещё не решил, всё ещё не решил, всё ещё не решил. Фламинго уже улетел, Сюэ Ян уже был здесь. Убрать веер. Взять веер. Убрать веер. Разложить. Сложить. Мало того что Хуайсан всё сделал так, чтобы не принимать решение до последней секунды. Хуайсан уже несколько часов находился в Башне Золотого Карпа трезвым! Орден Ланьлин Цзинь станет принадлежать либо Гуанъяо, либо Цзян Чэну — регенту при малолетнем Цзинь Лине. Гуанъяо или Цзян Чэну. Цзян Чэну или Гуанъяо. Убийца дагэ или яростный борец с тёмными техниками? Что Хуайсану делать на этом совете? Всё ещё не решил, всё ещё не решил, всё ещё не решил. 金光瑶 Цзинь Гуанъяо Гуанъяо мог поклясться, что выглядит покорным и смирившимся, в то время как внутри переживал столько гнева, что хватило бы заполнить им все ямы на дорогах Поднебесной. «‎Сюэ Чэнмэй! Пять лун я просил тебя найти эту тварь, а ты приводишь её в тот единственный момент, когда не нужно?!»‎ Пока Сичэнь сердечно благодарил Сюэ Яна за милость, Гуанъяо сумел взять себя в руки. Очевидно, Сюэ Ян перешёл под управление Хуайсана. Их финальная партия в вэйци началась. Выиграет кто-то один. Хуайсан сделал свой ход — выдвинул чёрный камень на середину доски. Черёд Гуанъяо. Шаг первый: воспользоваться суетой и взять слово прежде, чем глава Фу перечислит обвинения суда. Перехватить инициативу. В короткое мгновение тишины Гуанъяо поднял голову и взгляд от пола, произнёс громко и почтительно: — Я хотел бы сознаться в тридцати трёх преступлениях. Ответом ему была гробовая тишина. Глава Фу откашлялся и ответил: — Прошу, господин Цзинь. Инициатива перехвачена, слово взято. Публика ожидала скандальных разоблачений. Шаг второй: прикинуться безумным, сохраняя рассудок. Гуанъяо вдохнул побольше воздуха и начал говорить дрожащим голосом: — Я убил сто младенцев, сто детей своего отца, которых забирал у матерей через девять месяцев после того, как отец приходил к этим женщинам. Я топил младенцев в реке И, топил младенцев в реке Ло, а одного умертвил в тазике для умывания. Гуанъяо действительно избавился от некоторых братьев, но они уже были достаточно взрослыми. Дрожь из голоса захватывала тело. Гуанъяо ни на секунду не забывал, что именно ему предстоит произнести. Он попытался успокоить себя: «‎Когда я начну проигрывать, я просто инсценирую самоубийство и сбегу»‎. Гуанъяо сжал трясущиеся кисти в кулаки. Обычно, когда он играл, ему не удавалось настолько хорошо вжиться в роль изнутри — достаточно было внешних проявлений. — Я убил бывшего главу Оуян, послав ему брусок проклятой туши. В печати на бруске содержалось проклятие неудачи. Во всякий день, когда глава Оуян пользовался тушью, с ним происходили неприятные происшествия, пока одно из них не забрало его жизнь. Это злодеяние придумал Гуанъяо. На самом деле бывший глава Оуян был пьян, когда сгорел в своих покоях. Гуанъяо попытался сделать следующий вдох и не смог. На остатке дыхания он произнёс: — Я убил… — он попытался произнести «‎Чифэн-цзуня»‎, и не смог. «Если бы слуга в тот день не ошибся и не подал эргэ вино вместо чая, всё было бы так просто»‎. Кто-то воскликнул, прерывая речь Гуанъяо: — Позвольте вас перебить, ваши слова расходятся со здравым смыслом! Зачем убивать сто младенцев? И кто же найдёт столько времени?! Никакие слова не могли бы прервать мысль Гуанъяо. «‎Если бы мы с эргэ не связали сердца, пережить сегодняшний день было бы так же просто, как повернуть руку ладонью вверх»‎. Счастье, которое было у него всё это время — счастье быть с эргэ и слышать слова любви, — обернулось горьким сожалением. — Над младенцами нужно было провести ритуалы, иначе они пришли бы за своим убийцей в Башню Золотого Карпа! Ладони обожгло огнём. Цзинь Гуанъяо от боли вскинул их перед собой. Поверх линий сердца, судьбы и брака появились чернильные иероглифы «‎23»‎*. *Стратагема 23 — заключить союз; объединиться с дальним соперником, чтобы победить ближнего. Чернила! Те же самые, которыми Хуайсан пытал Гуанъяо, послав строки из Собрания смятения в его постель! Заклинатели в Сияющей зале были крайне возмущены: — Господин Цзинь пытается нас запутать, чтобы скрыть гораздо более страшные злодеяния! Гуанъяо, с ужасом глядя на свои ладони и иероглифы «‎23»‎, вдохнул поглубже и продолжил говорить, игнорируя вопросы: — Я заразил свою законную жену Поветрием. Цинь Су пришла ко мне, чтобы возлечь со мной, и я уже знал, что болен, но разговаривал, а потом возлёг с ней. Она заболела. — Цинь Су заболела раньше господина Цзинь! И теперь, когда волшебный зверь появился, она должна быть жива и здорова! Гуанъяо опустил руки. Он посмотрел на Сичэня и, неотрывно глядя в глаза эргэ, признался: — Я убил Чифэн-цзуня, своего цзэбай-гэ. Каждый раз, когда я играл брату Песнь Очищения, я вплетал в музыку несколько дополнительных мелодий, которые усиливали искажение ци. Слова срывались с губ с поразительной лёгкостью, будто Гуанъяо посреди пустыни пил чистую прохладную воду и ощущал её вкус впервые после ста лет иссушающей жажды. Лицо эргэ темнело. Заклинатели шумели, непрерывно говорили, обсуждая выходку Цзинь Гуанъяо. Не в силах больше смотреть на эргэ, Гуанъяо повернул голову, чтобы посмотреть в другую сторону — на Хуайсана. Гуанъяо медленно моргнул: «‎Принимаю твоё предложение»‎. Что ж. Гуанъяо преуспел в том, чтобы прикинуться безумцем, но сил на сохранение рассудка уже не осталось. Ладони снова обожгло. Гуанъяо бросил на них взгляд и увидел: «‎Что-то не так. Публики стало меньше»‎. Яо обвёл взглядом Сияющую залу. Большая часть его противников — главы вассальных кланов с правом голоса, старейшины без права голоса — исчезли. Опустело тринадцать столов. Однако из Сияющей залы пропали также и люди, имена которых значились в списке сторонников Гуанъяо! 聂怀桑 Не Хуайсан Пока Гуанъяо говорил, в Сияющей зале становилось меньше людей. Двери Сияющей залы были едва приоткрыты, участники Совета выходили по одному тихо, не привлекая внимания. Захваченный сомнениями Хуайсан не заметил, когда это началось. Вышел даже Лань Ужоу — бывший советник Сичэня. Сердце похолодело, по коже поползли неприятные мурашки. Раздался крик: — Дым! Дым! Мы горим! 蓝曦臣 Лань Сичэнь Гуанъяо смотрел на него. Между ними стоял один из юйлинь. Сичэнь видел лицо А-Яо над плечом своего телохранителя. Их взгляды встретились. — Я убил Чифэн-цзуня, своего цзэбай-гэ. Каждый раз, когда я играл брату Песнь Очищения, я вплетал в музыку несколько дополнительных мелодий, которые усиливали искажение ци. Из голоса Гуанъяо пропала дрожь, он стал спокойным и чистым, как вода на рассвете. Вода ушла, камни выступили. Сичэнь смотрел в глаза Гуанъяо. Сичэнь десять тысяч раз видел эти глаза феникса вблизи, видел в них скорбь, любовь, страх и гнев. Сейчас Сичэнь смотрел в глаза феникса, говорящего правду. Гуанъяо отвёл взгляд и посмотрел на собственные руки так, будто не мог поверить в то, что они сотворили. Сквозь спутанность мыслей до Сичэня донеслись голоса: — Дым! Дым! Мы горим! — Это заговор тёмных заклинателей! Сичэнь почувствовал запах дыма и наконец оторвал взгляд от Гуанъяо. Кто-то бросил талисманы огня на занавеси, драпирующие углы Сияющей залы. Пламя, питаемое духовной силой, стремительно бежало вверх по воздушным белым тканям и по золотистой вышивке. Двери распахнулись, в залу хлынул ветер и взметнул пламя ещё выше. С занавесей пламя перекинулось на резные панели из грушевого дерева, в изящной и чрезвычайно подробной манере изображавшие пейзажи и героев исторических событий. Заклинатели поспешили прочь, отбрасывая подушки и столы. Сичэнь крикнул своим юйлинь: — Выведите Цзинь Гуанъяо и не дайте сбежать!

* * *

蓝启仁 Лань Цижэнь картины прошлого: день, когда Цинхэн-цзюнь ушёл на покой Цижэню было семнадцать. Брат сидел на деревянной веранде в неподобающей позе, закрыв лицо ладонями. В тот день светило солнце, стояла ранняя весна, канун чуньфэня*. По нежно-голубому небу бежали лёгкие облачка, их тени лежали на склонах гор. Ветер шелестел в кронах деревьев и волновал лазоревое море горечавок. *Весеннее равноденствие. Брат так рано потерял титул из-за неосмотрительности. Цижэнь был всего на три года младше по возрасту, но оказался на десять лет старше по уму. Цижэнь приблизился к веранде и взошёл на скрипучие ступени. — Она тяжела ребёнком, — сказал брат. — Это мой ребёнок. — Хорошо, что есть наследник, — откликнулся Цижэнь. Брат отнял руки от лица. Оно оказалось измождённым и усталым, как будто мёртвым. — Как ты его назовёшь? — Если это будет сын, она выберет имя Лань Хуань. Цижэнь негромко сказал: — Брат, ты же понимаешь, что своими действиями отрёкся от всего? — Да. Ветер колыхал лазоревое море горечавок и высушивал слёзы на лице Цинхэн-цзюня. — Отправляйся на покой, — сказал Цижэнь. — Я помогу тебе с делами ордена. — Хорошо, — согласился брат. — Я действительно не хочу больше никого видеть. — Отправляйся в затвор и ни о чём не тревожься. — Это было бы так хорошо, — согласился брат. — Я воспитаю твоего ребёнка как следует. — Спасибо, — ответил брат. Цинхэн-цзюнь не заявил о своём праве управлять орденом, потому что испытывал ужасную боль весь остаток своей никчёмной жизни. Цижэнь воспитал племянника и остался фактическим главой после смерти Цинхэн-цзюня. Сичэнь задавал неправильные вопросы, но не мешал распределять деньги, титулы и добавлять новые правила на Стену Послушания. Правила Цижэня всегда выглядели обоснованными.

* * *

картины прошлого: время суда над Цзинь Гуаншанем Цижэнь заполучил верность тридцати трёх старейшин ордена Лань и двенадцати слуг, трое из которых служили лично Лань Сичэню. Одним из этих слуг был тот, кто приносил завтрак на двоих в покои Гуанъяо; другой — тот, кто послушно привёл сысина*, чтобы тот выпорол Лань Фухуа дисциплинарным кнутом; третьим был тот, кто приносил Сичэню письма и забирал ответы. *Исполнитель наказаний. Всё время суда над Гуаншанем Сичэнь был занят: вёл переговоры, заботился о сыне шлюхи, отвлекался на дела ордена. Сичэнь хотел получить больше влияния в ордене и преуспел: Цижэнь покорно передал ему обязанность рассматривать прошения и жаловать титулы. Цижэнь воспользовался этим, чтобы выиграть время. За это время он обрёл союзников. Цзян Ваньинь открыл Цижэню формулу Обета — проклятия, которое отправляет душу на перерождение, если носитель нарушит клятву. Сторонники праведного пути, а также некоторые сомневающиеся, которых было чем шантажировать, дали Цижэню Обет. Теперь перед ними был простой выбор — остаться праведными или умереть.

* * *

Цижэню не пришлось даже сеять раздор между врагами. Пока шëл суд над Гуаншанем, он получил два письма. Гуанъяо писал: «‎Старейшине Лань будет любопытно узнать, что среди глав Великих кланов есть тот, кто практикует тёмное заклинательство. Метод вашего противника сходен с методом мастеров царства Дянь, однако проигрывает последним. Высеченное из камня воинство Дянь не боялось огня. Чернильные яогуаи, которых поднимает Не Хуайсан, горят»‎. Второе письмо было от анонима: «‎Цзинь Гуанъяо — убийца Не Минцзюэ»‎. Цинхэн-цзюнь испытывал ужасную боль и сам отдал власть в руки Цижэня. Прошло двадцать лет. Теперь Лань Хуаню предстоит испытать ужасную боль и своими действиями отречься от всего.

* * *

江晚吟 Цзян Ваньинь картины прошлого: одну луну назад В Башню Золотого Карпа из Пристани Лотоса пришло письмо от старшего адепта Цзян. «‎Советник Цзян Сяомин исчез. В покоях не нашлось записки. Мы изучили корреспонденцию и не нашли Сяомина в вероятных местах нахождения. Один из слуг видел Цзян Сяомина покидающим Пристань Лотоса на мече в сопровождении заклинателя в ярко-розовом ханьфу»‎. В Юньмэне знали заклинателя в ярко-розовом, тёмного заклинателя из Академии Ланьлин Цзинь. После всего того дерьма, что случилось с Цзян Чэном и Вэй Усянем! После того, как тёмная энергия забрала всё, что у главы Цзян осталось после Вэней! После всего этого тёмный заклинатель забрал человека, который заменил Цзян Чэну Вэй Усяня.

* * *

Цзян Чэн сидел напротив Лань Цижэня в комнатах старейшин. Третий раз Лань Цижэнь убеждал его принести Обет. — Учитель Лань, — отвечал Цзян Чэн. — Я уже решил уничтожить всех, кто потворствует тёмному пути, и от вашего дурного проклятия ничего не изменится. — Давайте закрепим вашу верность, — настаивал старик Лань. — Принесите Обет, глава Цзян. — Этого не будет, — просто ответил Ваньинь. Его раздражал старик, которого он ни разу не видел на поле битвы.

* * *

蓝曦臣 Лань Сичэнь картины настоящего: здесь и сейчас Сияющая зала, где шёл суд над Гуанъяо, загорелась с четырёх углов одновременно. Заклинатели повскакивали с мест, и было не понять, кто из них поджигатель. Четыре юйлинь шли и держали за плечи покорного, как марионетка, Гуанъяо. Сичэнь держался позади. Заклинатели обходили Ланей, поскольку даже близость пламени не могла вспугнуть их настолько, чтобы толкаться. Лучше оттолкнуть соседа по другую руку, чем Ланя. Сичэнь покинул горящую Сияющую залу, на ходу обнажая Шоюэ. За спиной раздался холодный, полный убийственной злобы голос Цзян Ваньиня: — Вы двое — остаётесь здесь. Сичэнь хотел обернуться, но перед ним открылся вид на двор Сияющей залы, заполненный старейшинами ордена Лань. Во главе стоял дядя. Сичэнь уронил ножны и шагнул навстречу. Что-то сжало его запястье и остановило. Сичэнь повернул голову и увидел Ванцзи; брат крепко держал его за запястье. — Брат, — обратился Ванцзи. — Не действуй опрометчиво. Я помогу тебе. Сичэнь покачал головой. — Я не помог тебе, когда ты оборонялся от старейшин. Не помогай мне сейчас. Пальцы Ванцзи разжались. Взгляд его был спокойным и цепким, точно мир только что не разрушился до основания. — Брат, — произнёс Ванцзи. — Прошу о благословении. Ванцзи и Вэй Ин сегодня совершат поклоны Небу, Земле и друг другу. Сичэнь моргнул. К ним уже приближался дядя, а Ванцзи говорил что-то странное. — Хорошо, — ответил Сичэнь. Ванцзи настойчиво обратился снова: — Человек, который станет моим мужем, совершил много дурного. Твёрд ли ты в решении принять его в клан? Сичэнь уже давал ответ на этот вопрос. Ванцзи хотел, чтобы глава подтвердил? Ванцзи пытался сказать что-то другое? Сичэнь рассеянно кивнул и шагнул навстречу дяде. 聂怀桑 Не Хуайсан Сияющая зала загорелась, и Лошадь Грязевой Травы, вспугнутая, ускользнула первой. Сюэ Ян несколько мгновений смотрел ей вслед. Хуайсан бросился к выходу следом за Сичэнем, но Цзян Чэн преградил ему дорогу. Нижнюю часть лица Ваньиня закрывал зачарованный от дыма платок. Киноварные черты заклинания на сером сукне выглядели яркими и угрожающими. За левым плечом Хуайсан почувствовал присутствие Ян-Яна. Цзян Чэн зарядил ци огненный талисман и провёл им по лезвию меча. Саньду воспламенился. — Вы двое, — сказал Ваньинь, — остаётесь здесь. Хуайсан быстро огляделся. Заклинателей в горящей Сияющей зале оставалось всё меньше, а едкий дым магического пламени становился всё гуще. Ян-Ян обнажил Цзянцзай и нанёс удар. Но у Ян-Яна совсем не было сил! Ни единого вдоха затаённой злобы у него не осталось. Последние заклинатели покидали Сияющую залу. Двери за ними захлопнулись. Хуайсан сказал Орхидее-Хранительнице: — Двигайся. 金光瑶 Цзинь Гуанъяо Двор Сияющей залы и три павильона вокруг были заполнены двадцатью праведными старейшинами ордена Лань. С клёнов облетали последние листья. Низкие тучи мчались на север. Из щелей между створками дверей Сияющей залы сочился едкий чёрный дым. Над двором и над крышей кружились и бесновались птицы. Крыльями, когтями и клювами они атаковали адептов Цзян, вооружённых огненными талисманами и пылающими мечами. Всякий раз, когда пламя касалось чернильных перьев, птица развеивалась сгустком бесплотной тёмной энергии. Огненные талисманы падали на кровлю Сияющей залы, и она стремительно разгоралась сильнее. Усилившийся ветер бросал кругом пепел и лепестки пионов. Посреди двора эргэ и Лань Цижэнь сближались с обнажёнными мечами. Эргэ сказал: — Дядя, я просил тебя остаться в стороне. Лань Цижэнь ответил: — Прикажи юйлинь передать нам Гуанъяо. Эргэ опустил Шоюэ остриём между булыжниками мостовой. — Я сам разберусь, что мне делать, — сказал Сичэнь. Цижэнь медленно заносил меч для удара. Если бы Сичэнь пожелал, он в эту же секунду мог бы убить дядю. Цижэнь медлил, чтобы сказать веские слова: — Цзэу-цзюнь отступился от истинного пути и покрыл себя позором. Он больше не может носить титул главы ордена Лань. Шоюэ взлетел. Мечи столкнулись и высекли искры. Цижэнь крикнул старейшинам, продолжая атаковать племянника: — Сичэнь — мой! Взять остальных! Чернила на ладонях Гуанъяо снова обожгли. Хуайсан писал: «‎ОТКРОЙ ДВЕРИ!». Четыре юйлинь Сичэня стояли неподвижно и ни во что не вмешивались. Гуанъяо обратился к ним: — Откройте двери! Там остались люди! Ни один из четверых юйлинь не двинулся с места. Один из них ответил: — Противоречит приказу Цзэу-цзюня. В следующее мгновение юйлинь вступили в схватку со старейшинами, которые собирались забрать Гуанъяо под свою охрану. 蓝忘机 Лань Ванцзи Десять старейшин окружили Гуанъяо и юйлинь Сичэня, десять двинулись на Ванцзи и Вэй Ина. Ванцзи взмахнул рукавом Нэйцзюань и призвал гуцинь. Пальцы перебрали струны, и волна духовной энергии хлынула вперёд. Четверо старейшин не удержались на ногах. Вэй Усянь обратился к чернильному Суйбяню, который прятался у него на плече: — Свяжи их, как верёвка! Никого не порань! Чернильная клякса выскользнула из-под рукава Вэй Ина, вытягиваясь в бесконечную чёрную нить. Вэй Ин паниковал, глядя на горящую Сияющую залу и кружащих над дымящейся крышей птиц Хуайсана. — Лань Чжань, я позову Вэнь Нина? — Тогда мы проиграем, — ответил Ванцзи и начал сплетать боевую мелодию на струнах гуциня. Лань Ужоу заметил, что их противник — тонкая чёрная нить, которая сама по себе перемещается по воздуху. Ужоу метнул в неё огненный талисман, и Суйбянь распался надвое. Вэй Ин пристально посмотрел на чернильного питомца, чтобы придать Суйбяню определённую форму: — Делай щит! Против следующего огненного талисмана Суйбянь выставил тончайший слой чернильной материи — размером едва больше самого талисмана. Чернила вспыхнули, но нить, связывающая ноги троих старейшин, осталась целой. 聂怀桑 Не Хуайсан От дыма слезились глаза, удушающий кашель не давал вздохнуть. Пламя взбежало по занавесям вверх, под потолок, полыхали подушки для сидения. Горели стенные панно из грушевого дерева, покрытые резьбой, изображающей пейзажи и сюжеты из истории заклинательского мира. Хуайсан уже попросил помощи у всех, у кого мог, но Цзян Чэн, ненавидящий тëмных заклинателей, был здесь и сейчас. Цзян Чэн поднял пламенеющий Саньду и двинулся на Сюэ Яна. Ян-Ян отпрыгнул назад под защиту Орхидеи-Хранительницы. Щупальца простёрлись во все стороны, яростно извиваясь, чтобы защитить Сюэ Яна. Цзян Чэн крикнул из-под плотной маски: — Что это, блядь, такое?! Несколько щупалец потянулись к Цзян Чэну. Пламенеющий меч взлетел и опустился, щупальца развеялись сгустками тёмной энергии. — Больше щупалец! — крикнул Хуайсан. «‎Мало, — откликнулась Орхидея, отращивая новые конечности. — Мне слишком мало меня, господин»‎. — Тебе всегда будет мало! — отчаянно ответил Хуайсан. — Дерись! Вспыхнули и рассыпались лиловые искры Цзыдяня. Кнут обвил несколько отростков вместе, сжал их в пучок, стиснул. Орхидея взметнула ими, дёрнула Цзыдянь, но Цзян Чэн не выпустил рукоять. Орхидея подбросила Цзян Чэна вверх, и он оттолкнулся ногами, а в прыжке отрубил пленённые Цзыдянем щупальца. — Змеюка, сабля с собой? — спросил Сюэ Ян. — Нет. Ян-Ян прыгнул, чтобы подбить Цзян Чэна.Тот нетвёрдо встал на ноги, пошатнулся. Горящие занавеси сорвались с западной стены, обрушились золотые карнизы. Невероятная ловкость позволяла Ян-Яну уворачиваться от ударов Цзян Чэна, расшитый волшебный вышивкой халат не мог загореться, но даньтянь был пуст. Один пропущенный удар в горло стоил бы Ян-Яну жизни, а сам он мог лишь нанести небольшое ранение. «‎Птицы, — вспомнил Хуайсан. — Птицы всё равно не смогут освободить нас»‎. В темницах Башни Золотого Карпа оставалось множество заклинателей ордена Цзинь. Хуайсан обратился к чернильным птицам: «‎Откройте все замки в подземельях!» 魏无羡 Вэй Усянь Птицы, которые кружили над пылающей кровлей Сияющей залы, резко изменили направление полёта. Значит, Хуайсан ещё жив. Лань Чжань зациклил боевую мелодию, гуцинь продолжал играть сам собой, посылая на старейшин удары духовной энергии. Под низкими свинцовыми тучами к югу от Башни Золотого Карпа парил фламинго. Рядом с птицей появилась другая фигура. Она выделялась на унылом фоне живым ярким цветом и стремительно увеличивалась в размерах. Яркая фигура в сером небе оказалась заклинателем на мече. Точнее, двумя заклинателями. Один — в ярко-розовом ханьфу, другой — в лиловом. Цзинь Юлань и советник Цзян! Волшебный зверь вернулся в Поднебесную и исцелил заклинателей от Поветрия; теперь они пришли на помощь. — Эй! — закричал Вэй Усянь и замахал руками. — Туда! Он отчаянно жестикулировал, показывая на горящую Сияющую залу. Многоярусная кровля полностью занялась пламенем, дым столбом поднимался в небо. Меч, на котором летели Юлань и советник Цзян, стремительно опускался во двор. Старый учитель Лань дрался с Лань Сичэнем. Вэй Усянь с ужасом обнаружил, что Цзэу-цзюнь, величайший герой Низвержения Солнца, проигрывает старику. Лань Ужоу увернулся от атак гуциня и обошёл справа. Лань Чжань отразил удар меча и с силой оттолкнул старейшину в колонну павильона. Затем схватил Вэй Усяня за руку. — Поклоны! — сказал Лань Чжань. — Сейчас! — Что?! Лань Чжань, твой брат почему-то проигрывает учителю Лань! — Боевой дух значит больше, чем навыки. Поэтому мы должны совершить поклоны прямо сейчас. Вэй Ин, ты мне доверяешь? Станешь моим мужем прямо сейчас, поцелуешь у всех на глазах? Лань Чжань отразил удар старейшины, подобравшегося слева. Вэй Усянь закивал и торопливо опустился на колени. Лань Чжань — рядом с ним. Чернильный Суйбянь подтянулся ближе, чтобы защищать их, вытянулся струной под ногами старейшин. Они выпрямились для первого поклона. Вэй Усянь смог увидеть, что происходит перед Сияющей залой. Цзинь Юлань швырнул веер талисманов в небо над собой. Удар затаённой злобы сотряс тучи, и полился дождь. Это были самые простые крестьянские талисманы дождя. Небо над Ланьлином уже несколько дней было покрыто этими тяжёлыми тучами. Цзинь Юлань, мастер талисманов дождя и ветра, лишь слегка их подтолкнул. Адепты ордена Цзян, которые подчинялись советнику так же, как и главе, распахнули перед Цзян Сяомином двери Сияющей залы. С лёгким сердцем Вэй Усянь опустился во втором поклоне. 聂怀桑 Не Хуайсан Среди треска пламени, дыма и извивающихся щупалец Орхидеи-Хранительницы Хуайсан потерял из виду Ян-Яна и Цзян Чэна. Если пробить стены или хотя бы кровлю… То хотя бы воздуха прибавится. Хуайсан наконец вспомнил, что у него есть бамбук. — Прорастай! Хуайсан взмахнул рукавом. Бесчисленные бамбуковые стебли раскололи пол, устремились вверх, к решёткам потолка, сделанным из собратьев — бамбуковых стеблей. Ваньинь запустил в Орхидею череду огненных талисманов. Бумага прилипла к чернилам, вспышки сине-алого пламени занялись на Чернильной плоти. — Ха! — раздался задорный голос Ян-Яна. — Глава Цзян такой сильный! Интересно, знает ли глава Цзян то, что известно любому заклинателю Академии Ланьлин Цзинь? — Нет! — крикнул Хуайсан. — Не зли его! Ответом были только вспышки Цзыдяня в густом дыму и звон мечей. — Знает глава Цзян, почему учитель Вэй встал на тёмный путь? Бамбук пробил кровлю во многих местах. Воздух хлынул в Сияющую залу. От притока кислорода пламя вспыхнуло сильнее. Орхидея-Хранительница тяжело подобралась вверх и обрушила пылающую Чернильную Плоть между Сюэ Яном и Цзян Чэном. Хуайсан бросился на голос Ян-Яна. Тот продолжал говорить: — Потому что Вэнь Цин пересадила главе Цзян Золотое Ядро учителя Вэя! Цзян Чэн взревел: — Ложь! В прорехи кровли стеной хлынул ливень. Обгоревшая позолота зашипела на раскалённых карнизах. Остовы резных панно из грушевого дерева продолжали ярко полыхать. Пламя и вода смешались. Остатки Орхидеи-Хранительницы держали Цзян Чэна за ногу. Огонь на ней угас. Половина гигантского розового соцветия Орхидеи была изъедена, оставшиеся лепестки покрыты копотью. Из всех щупалец, что она была способна отрастить, осталось два. Дождь разбил завесу дыма. Цзян Чэн размахнулся и метнул Саньду в Сюэ Яна. Пламенеющее лезвие вонзилось в грудь над воротом верхнего одеяния, проломило несколько рёбер и вышло из спины. Огонь на лезвии на мгновение закрыл от взгляда голову Ян-Яна, затем кровь затушила пламя. Сюэ Ян упал на колени. Следующий вдох вышел громким, сиплым, булькающим. На выдохе Ян-Ян сказал: — Змеюка, всё хорошо! У меня будет новый шрам! Тебе понравится! Орхидея-Хранительница взъярилась. Два оставшихся отростка забились в отчаянном порыве сию секунду уничтожить Цзян Чэна. Тот отшвырнул Чернильную Плоть ударом Цзыдяня и приблизился к противнику. Цзян Чэн выдернул меч из груди Сюэ Яна и замахнулся, чтобы отрубить ему голову. Сюэ Ян проворно попятился на четырёх конечностях спиной вперёд, точно не чувствовал боли. По его одежде текла чёрная кровь. Двери Сияющей залы распахнулись, и от сквозняка панно на стенах запылали с новой силой. Адепты Цзян сами открыли двери. Внутрь вошли Цзинь Юлань и Цзян Сяомин, пусть Небеса пошлют им десять тысяч лет без границ*. *Пожелание долголетия. — Цзян Сяомин! — закричал Цзян Чэн. — Где ты был?! — Я был болен Поветрием и для безопасности ордена Цзян должен был покинуть тебя. Цзинь Юлань перелетел на сторону Сюэ Яна и закрыл его собой. Свежий, бодрый, в безукоризненно чистом ярко-розовом ханьфу с разрезанными рукавами, Юлань стоял напротив злого, прокопчённого дракой в пожаре Цзян Ваньиня. Сквозь прорехи в потолке лилась вода и стремительно заливала пол Сияющей залы. Потоки устремлялись в дверной проём. Ярко-зелёные стебли бамбука едва покачивались. Хуайсан сделал шаг к телу Сюэ Яна; в обуви хлюпнуло. — Ты кто такой? — спросил Цзян Чэн, перехватывая Саньду поудобнее. Цзинь Юлань спокойно ответил: — Тёмный заклинатель, обрезанный рукав. Цзян Чэн растерянно обернулся и нашёл взглядом советника, который остался стоять в дверях. — Сяомин! Почему ты стоишь позади? — Это мой муж, — ответил Цзян Сяомин. — Я отказываюсь выбирать между мужем и другом. Я уже выбрал обоих. Хуайсан продвинулся ближе к Ян-Яну. Тот не шевелился. За его головой лежал опрокинутый стол, поток дождевой воды разбивался о древесину, заливал брызгами безжизненно-бледное лицо Ян-Яна и смывал с него кровь, которая в полумгле казалась абсолютно чёрной. Хуайсан поднял тело Сюэ Яна на плечо. Дождь заливал глаза; несколько мгновений ушло на то, чтобы оглядеться и прикинуть путь до выхода.

* * *

蓝曦臣 Лань Сичэнь Под снегом из пепла и лепестков пионов, сорванных ветром, Сичэнь сражался с дядей. Они впервые скрестили оружие. Цижэнь всегда говорил, что племянник не имеет права поднимать меч, даже тренировочный, на старшего родственника. Сичэнь обнаружил, что его движения медленнее дядиных, что Шоюэ в руке стал вдвое тяжелее, что он пропускает удары. — Отступись! — крикнул Цижэнь. — Я твой дядя! Стиснув рукоять Шоюэ, Сичэнь ответил: — Я твой глава. — Ты больше не глава. Я забираю твои полномочия. — Титул главы, — выдохнул Сичэнь, отбивая удар за ударом, — принадлежит мне по праву рождения. Цзэу-цзюнь сам не верил своим словам. Сичэнь отступил — отпрыгнул подальше, чтобы дать себе передышку от череды яростных атак. Цижэнь двинулся на него. Нескольких мгновений хватило, чтобы увидеть: Ванцзи и Усянь, стоя на коленях, одновременно опускаются в поклоне. Цзэу-цзюнь удивился: «‎Они действительно женятся прямо сейчас?!»‎ Дядя оттолкнулся от земли, целясь мечом в правую руку, точно намереваясь её отрубить. Сичэнь увернулся. — Без меня ты — ничто, — припечатал дядя. — Ты пошёл против меня из-за Гуанъяо. Это Гуанъяо убил твоего цзэбай-гэ, Не Минцзюэ! Сичэнь вскричал так, как никогда до того не кричал: — Знаю!! Неожиданно хлынул дождь. Будто Небеса разверзлись из-за преступления Лань Сичэня и решили смыть его позор и кровь. Племянник и дядя снова скрестили мечи. Сичэнь вкладывал слишком много силы в каждый отдельный удар и терял в скорости. Дядя повторял, нанося удар за ударом: — Отступись! Не в силах вернуть скорость движений, Сичэнь снова отпрыгнул. Дождь заливал глаза и стекал по расшитому в технике Нэйцзюань халату. Сичэнь сморгнул дождевую воду. На противоположном конце двора Ванцзи разрезал лобную ленту надвое и протягивал одну половину Усяню — мужу, которого принимал в клан. Мужу, который совершил много дурного. Мужу, который превратил жизнь Ванцзи в кошмар. Ванцзи сумел проснуться после кошмара. Сумеет ли Сичэнь? Дядя настиг его, и снова мечи столкнулись. В цепи круговых ударов Сичэнь увидел Ванцзи и Усяня. Они целовались; на лбу Усяня была белая лента, такая же, как у Ванцзи. Вэй Усянь теперь… Лань Усянь? Семья Сичэня стала больше. Он не мог подвести клан Лань, но возможность спасти его — одна на десять тысяч вероятных провалов. Цижэнь, вероятно, тоже увидел эту картину, поэтому на некоторое время скорость его атак снизилась. Когда лезвие меча дяди устремилось к горлу, Сичэнь не стал уклоняться. Он лишь на цунь повернул корпус, чтобы лезвие пролетело в волоске от шеи. Вместо того чтобы отбиться, Сичэнь сделал шаг вперёд и нанёс удар пальцами в акупунктурные точки. Этот приём использовал чжунлан ордена Цзинь, когда Сичэнь брал штурмом Башню Золотого Карпа. Удар в акупунктурные точки отзывался невыносимой болью в конечностях. Боль заставляла разжать пальцы. Не будь в тот день за его спиной Гуанъяо, Сичэнь бесславно погиб бы от меча рядового заклинателя в преступной попытке захватить резиденцию чужого ордена. Глаза дяди, полные хладнокровной решимости, расширились и остекленели. Сичэнь легко, точно игрушку, подхватил меч дяди под лезвие, толкнул вверх, перехватил за рукоять. Дядя упал на колени. Сичэнь толкнул его ногой в плечо, Цижэнь упал на спину. Глава Лань с двумя мечами в руках возвышался над дядей. Он сказал: — Дядя, помнишь, что ты сказал перед тем, как наказать Ванцзи дисциплинарным кнутом? Вместо ответа Лань Цижэнь попытался подняться на ноги. Сичэнь метнул Шоюэ, и тот пригвоздил одеяние дяди к мостовой. Ткань не порвалась, но лезвие вбило её глубоко в щель между булыжниками мостовой. Сичэнь повторил слова дяди: — Иногда мы должны быть безжалостными с теми, кого любим. Цижэнь пытался прикрыть глаза ладонью от дождя, чтобы увидеть хоть что-то. Сичэнь взмахнул дядиным мечом в левой руке и обратился к широкому, до земли, рукаву Нэйцзюань: — Забери дядю! Лань Цижэнь растворился в воздухе, как исчезали любые крупные предметы, отправленные на хранение в рукава. 金光瑶 Цзинь Гуанъяо Почерневший фасад Сияющей залы мок под непрерывным дождём, вызванным Цзинь Юланем. Под крышей западного павильона чернильная лента связала вместе двадцать старейшин ордена Лань. Они уже не пытались освободиться, молча наблюдая за сменой власти в ордене. Дождь редел, превращаясь в морось. Вода смыла с мостовой и пепел, и лепестки пионов. В дверях Сияющей залы появился Хуайсан; на плече он держал бездыханное тело Сюэ Яна. По лицам размазалась сажа. Вэй Усянь с белой лентой на лбу подбежал к ним, помог уложить тело на мостовую, а Хуайсан начал передавать Сюэ Яну духовную энергию. Из глубин обуглившейся Сияющей залы доносился громоподобный гневный голос Цзян Ваньиня: — Ты раньше, блядь, не мог мне рассказать?! Вероятно, он объяснялся со своим советником. Во дворе появились адепты ордена Цзинь — кто-то выпустил их из тюремных камер. Глава Фу наблюдал за происходящим сквозь ворота во двор. Сичэнь выдернул Шоюэ из расщелины между камнями и приблизился к Гуанъяо. Подумалось: «‎Бежать надо сейчас»‎. Гуанъяо спрятал руку в рукаве насквозь мокрого халата, зажал между указательным и средним пальцем края талисманов — два заглушающих, талисман перемещения, два заглушающих. Талисманы были мокрые. Край бумаги легко отделился под давлением пальцев, по кулаку потекла киноварная струйка воды, смешанной с чернилами. Не сбежать. Сичэнь взглядом пригласил Гуанъяо к разговору. Они удалились на несколько шагов и остановились под облетевшим клёном. Гуанъяо молчал, с искренним ужасом глядя на эргэ. Сичэнь задал вопрос: — Скажи мне, Яо. Ты был болен? Яо опустил глаза и этим признался. — У меня есть предложение, — неожиданно сказал Сичэнь. — Я поддержу тебя на голосовании. Слова были привычные, а голос эргэ — нет. Это был голос, которым Сичэнь разговаривал с главами орденов, — голос расчётливого человека, который ведёт переговоры. Он никогда не обращался этим голосом к Гуанъяо. Гуанъяо робко заглянул в глаза, не увидел ни капли тепла и спросил: — Чего ты хочешь взамен? Лань Сичэнь обнажил Шоюэ и прокрутил его в руке. Гуанъяо инстинктивно отшатнулся. Сичэнь подобрал с мостовой упавший короткий срез с конца лобной ленты. Протянул Гуанъяо: — После того как ты станешь главой, ты придёшь ко мне за оставшейся частью ленты. Станешь моим законным супругом, о чём будет известно всей Поднебесной. На тебе будет и лента клана Лань, и пион клана Цзинь. Эргэ оказался проворнее Гуанъяо. Все считали, что влияние над орденом Цзинь захватит Цзян Ваньинь — через регентство. А вот оно как вышло. Лань Сичэнь оседлал феникса* и положил свою большую сильную ладонь на… *Делать карьеру. Гуанъяо решил не заканчивать мысль и не предаваться долгим размышлениям: — Эргэ, я согласен. Сичэнь кивнул и добавил: — Также ты должен больше никогда не называть меня эргэ. Гуанъяо никак не мог себе такого представить и с отчаянием воскликнул: — Эргэ! Сичэнь развернулся, чтобы уйти. Гуанъяо схватил его за запястье и спросил о том, что мучило изнутри: — Неужели я совсем тебя не знал?! Как ты можешь мне помогать? Сичэнь устало остановился. Несколько мгновений он молчал, словно убеждая себя заговорить. Затем произнёс: — Пережил смерть Не Минцзюэ и Цзинь Гуанъяо. Не Минцзюэ лежит по частям в пяти мешочках цянькунь, а Гуанъяо дышит, его сердце бьётся. Пережил предательство дяди и Гуанъяо. Дядя пытался отнять мой титул, Гуанъяо посягает на титул главы Цзинь. Из двух болей я выберу ту, в которой есть смысл или польза. Эргэ стряхнул его руку с запястья. Удалился, непочтительно прерывая беседу.

* * *

无脸 без лица Цзинь Юлань ходил между собравшимися во дворе мокрыми и недовольными главами орденов. Он запускал в небо одну за другой вереницы талисманов, разгоняющих облака. Светлые трещины на бесконечных свинцовых тучах разошлись. Лучи горячего полуденного солнца коснулись мокрых стен. — Прошу вас, господа, — говорил Цзинь Юлань, — я мастер талисманов дождя и ветра. Уже этой весной буду свободен после завершения работы над садом в Нечистой Юдоли. Приходите посмотреть на сад и уделите особое внимание тому, как в условиях Цинхэ воссоздан климат отдалённых уголков Сычуани. Буду рад ответить на все вопросы! Юлань разбросал талисманы тепла. Люди косились на его ярко-розовые разрезанные рукава и постепенно согревались после сырости. Хуайсан сидел на ступенях в Сияющую залу. На нём было всего два слоя одеяний. Третий и четвертый служили постелью и подушкой для бессознательного тела у ног. Сюэ Ян лежал на мостовой, мертвенно-бледный. Хуайсан смотрел на перепачканные в его крови ладони. Кровь Ян-Яна оказалась чёрного цвета, как чернила. Тем временем большинство глав Совета и тринадцать старейшин ордена Цзинь вернулись к обгоревшему остову Сияющей залы. Глава Фу сказал: — Дамы и господа. Кто за то, чтобы Цзинь Гуанъяо был признан невиновным и получил титул главы ордена Цзинь? Лань Сичэнь выступил вперёд: — Обращаю внимание уважаемого совета на то, что у Цзинь Гуанъяо не было иного выбора, кроме как исполнять приказы отца. Цзян Чэн громко высказался: — Против! Сичэнь спокойно продолжил: — Все смерти, в которых мы обвиняем Гуанъяо, были в интересах Цзинь Гуаншаня. Глава Лань видит вину Гуанъяо только в его эффективной работе и исполнительности. Цзинь Гуанъяо — взрослый наследник, он должен быть главой клана Цзинь. Кто согласен? Хуайсан поднял руку. Главы вассальных орденов, которые теперь были избавлены от Поветрия Речных Крабов, подняли руки. Прочие, кто хотел побыстрее уйти и кому было всё равно, подняли руки. Против проголосовали лишь те, кто дал Обет старейшине Лань Цижэню — и Цзян Чэн. Глава Фу произнёс с плохо скрываемой неприязнью: — Совет кланов поддерживает Цзинь Гуанъяо в качестве наследника ордена Цзинь. Старейшины ордена Цзинь могут принять другое решение. Гуанъяо посмотрел на старейшин. Семь из тринадцати обещали поддержать его. За Цзинь Гуанъяо проголосовало шесть. Трое воздержались. Цзян Чэн выматерился и покинул двор Сияющей залы. — Только попробуй хоть пальцем тронуть племянника, — бросил Цзян Ваньинь, проходя мимо Гуанъяо.