Тоска в дыму.

      В алом порезе горизонта теплился рассвет. Серёжа наблюдал за ним, спешно складывая вещи в гигантский школьный портфель. Он нервно закидывал туда все свои рубашки и брюки, вперемешку с парой домашних футболок с яркими принтами гиковского мерча. Руки тряслись, а в мыслях пылал огонь злости, вперемешку с горечью обиды и разочарования. «Ну сейчас я точно уйду! Сейчас то они увидят до чего меня довели! Твари.» — мелькало в разъярённом разуме и останавливать его было некому.       Оглянувшись, Серёжа на секунду замер. Такая неуютная, такая неприятная и холодная комната… Будто запорошенная белой краской на стенах, будто охлаждённая белой батареей и пустыми полками. Казалась, что он и не жил тут последние пять лет. Казалось, что его никогда здесь не было. «А где я вообще был?» — последний вопрос, который нажал на курок и выстрелил прямо в сердце. Серёжа вдруг осознал, что его нигде не ждут и ему некуда идти.       Слёзы начали щипать глаза, солёная вода прожигала проталины на острых скулах. Силы медленно покидали Сергея. Долгая ссора, а теперь и истерика совершенно не хотели заключать полюбовное соглашение с планом о побеге из дома и первое теперь било дубинкой куда-то в колено и заставляло медленно сползать на пол и прикрывать глаза. «Снова ничего не получилось… Снова я оказался слишком слабым.»

***

      После вчерашнего дня у Серёжи глаза были красными, лицо опухшим, а от недосыпа синяки под глазами стали ещё больше. Идти в школу совершенно не хотелось. Убогие учителя, убогие уроки, убогие одноклассники, а в особенности раздражали некоторые личности, от которых буквально тошнило. Такие, как Антон Устимов. Постоянно надоедающий, постоянно вьющийся где-то рядом, улыбающийся «во все тридцать два», дружащий, казалось бы, со всей школой и болтающий что-то о своей сестре и приятных родителях. Серёжа особенно ненавидел в нём последнее. Он не хотел ни слова слышать о том, как у одноклассника прекрасно прошли выходные за прогулкой в парке с семьёй, пока у него на коленях красовались багровые синяки, оставленные отцом за какой-то мелкий проступок, а злополучные выходные проходили в перманентных истериках и страхе.       Самая чернейшая зависть охватывала Серёжу, когда он ловил взглядом Устимова в коридорах, когда он рассматривал его спину на очередном уроке, когда он улавливал его звонкий голос из общего гула класса. Ненависть, злость и зависть — всё, что было на уме, когда Серёжа видел красную толстовку, странную каштановую причёску и крупный нос. «Прекрасная» женская часть семейства Штурхалёвых сейчас кричала что-то вслед, закрывающему входную дверь Сергею. Она постоянно брюзжала утром и не давала нормально собраться в школу, вгоняя парня в ужаснейший стресс. Он всегда хотел ответить что-то матери, но останавливал себя, ведь всё-таки её уважал, поэтому просто затягивал потуже галстук и закинув на плечо тяжеленный рюкзак отправлялся на сизифов труд.       Жизнь медленно, но верно скатывалась в повторяющийся круг, который не хватает сил прекратить, но и находиться в нём с каждым днём становилось всё невыносимее. И одна мысль о том, что дурацкая чёрная полоса закручивалась в знак бесконечности пускала холодок по коже, несмотря на тёплое замшевое пальто и тлеющую в руке сигарету. Увидели бы его родители или учителя, не поверили бы глазам своим. Но Серёжа хорошо скрывался, он выходил за полчаса до начала уроков и шёл в не самый благополучный район, находящийся в пятнадцати минут от его элитных ЖК, и курил где-то между потрескавшейся сталинкой и хрущёвкой. Здесь точно не окажется ни одного гимназиста, растущего с золотой ложкой во рту. Они испугаются одного вида изрисованных непристойностями гаражей, которые обвивал кругами Серёжа, поэтому полная безопасность обеспечена. Такие, как он и его одноклассники тут не ходят. — Эй! Серёга, это ты что ли? — звонкий голос прорезался в осеннюю тишину и у Штурхалёва от неожиданности из рук выпала сигарета. Бычок упал в серую лужу, пепел растёкся по водной глади.       Даже не оборачиваясь, Серёжа всё понял. Понял, кому принадлежит, звенящий голосок, понял, что сейчас начнётся какой-то ужас и самое главное, он понял, что его репутации прилежного школьника пришёл конец. Устимов никогда язык за зубами не держал, всегда балаболил про всех, что можно и что нельзя. Оставалось надеяться на то, что одноклассник не понял, чем тут Серёжа занимается. — Ты что, куришь? — Серёже захотелось прямо тут, между гаражами убить, задушить и плюнуть сверху на смазливого юношу, который уже оказался прямо перед испуганными голубыми глазами. — А тебе какое дело? Что хочу, то и делаю, — улыбающийся «во все тридцать два» Устимов напротив так и напрашивался на грубость. Серёжа отвёл от него свой презрительный взгляд разглядывая надписи на потрескавшейся краске оранжевого строения для хранения старенькой «Лады» у малоимущих семей. — Ты то сам, что тут забыл? — Дак я в школу топаю, вон у меня апартаменты там, — тощая рука машет куда-то в сторону неблагополучного района, состоящего из ужасных, тёмных бараков и тусклых пятиэтажек. — Как это? — Штурхалёв поднимает брови в удивлении и на лбу появляется пара складок. Антон пристально смотрит на него, но кажется ничуть не обижается от бестактного вопроса.       Серёжа никогда не интересовался семейной жизнью назойливого одноклассника и был поражён тем, что ученик самой лучшей гимназии в городе живёт в таком месте. Он сам то побаивался сюда заходить, всегда поглубже прятал телефон и старался не попадаться на глаза ребятам сомнительного вида. Мало ли прилетит за длинные волосы или наглаженную до идеала рубашку. Что ожидать от людей в таких местах? Мама всегда говорила обходить подобные районы и не гулять там. И Серёжа почти что слушался. — А ты не знал, что ли? — весело говорит Антон и поправляет чёлку пышной копны волос, напоминающей Серёже птичье гнездо. — Мы с семьёй тут живём, недалеко. Да, местечко то ещё, не самое лучшее, но что поделать, родители не много зарабатывают.       Штурхалёв хотел было посочувствовать парню, но быстро одёрнул себя. Какая тут может быть жалость? Антон слишком часто (или Серёже так казалось) болтал на переменах с другими ребятами про то, как они прекрасно развлекались с семьёй на выходных, как гуляли все вместе по парку или смотрели какой-то мультфильм в тёплой атмосфере. Парню ничего не остаётся кроме как закатить глаза и вспомнить свои ежедневные домашние истерики. — Что ты тогда забыл в нашей школе? — хладнокровно произносит Серёжа и складывает руки в карманы чёрного замшевого пальто. На секунду он задумывается о том, что эта ткань стоит дороже, чем платят родители Антона за квартиру каждый месяц. — Я к вам из-за того что умный перевёлся, — парень рассмеялся и хохот прокатился по лужам, жёлтой листве, тёмным волосам Серёжи и вернулся к алым губам и лучезарной улыбке.       Штурхалёву очень не нравилась сложившаяся ситуация, он раздражённо оглядывался по сторонам и планировал побыстрее уйти. Совсем не скрашивало атмосферу здесь присутствие Устимова, он в своей яркой толстовке, топтался по осенней грязи и слишком выделялся из общей ауры бесконечной тоски, печали и чёрно-белых красок. Он одним своим счастливым видом разбавлял скучающие стены и автомобили. Серёжа даже мог понять, почему этот парнишка стал душой компании, как только перешёл к ним пару лет назад. Но самому Штурхалёву совсем не хотелось контактировать с ним. Зависть и отвращение — всё, что чувствовал парень. — Ты же всё же курил тут? — хитрые карие глаза напротив стали последней каплей. Сергей срывается с места и быстрыми шагами, прямо по воде, не боясь намочить берцы, пытается избежать неприятного диалога. — Не твоё собачье дело, сколько раз повторять, — проговаривает сквозь зубы Штурхалёв, пока за ним, перепрыгивая лужи несётся Антон. — Капец ты нервный, — Устимов обиженно поджимает губу.       Серёжа ощущает, как его запястье сквозь тёплый рукав берут в оковы чужие настойчивые пальцы, шипит от боли, но останавливается. Устимов явно не хочет отступать от задуманного им плана и Сергею это категорически неприятно. Напряжение растёт, с каждой секундой, пока Антон продолжает молча сжимать чёрную плотную ткань и вглядываться в рассерженное лицо. — Знаешь что? — риторический вопрос. — Я расскажу учителям, что ты куришь, если ты не проведёшь со мной ровно десять дней!       Антона распирало от восторга, а вот Штурхалёву было не до радостей. И так проблем куча, тут ещё одна сверху свалится, при чём очень настойчивая и ненавистная. Ненавистнее ссор с родителями и никотинового дыма в простуженных лёгких, это уж точно. — Что ты имеешь в виду? — Ну, делай вид, что мы друзья на протяжении десяти дней. За одну парту со мной сядь, на сообщения отвечай, гулять выводи и прочие штуки, — задумчиво разъясняет Антон свою отвратительную задумку. — Блин, есть же у тебя друзья, вот веди себя со мной также, как и с ними. Всё элементарно! — Нет у меня друзей, да и не хочу я этого. — Да как так-то, ну вот значит появится друг у тебя! — Антон ещё раз одарил Серёжу солнечной улыбкой в этот дождливый денёк и наконец отпустил его запястье. — Не надо мне друзей, особенно, таких, как ты, — прошептал куда-то в сторону Штурхалёв, он не уверен, что собеседник вообще это расслышал.       Действительно, Серёжа совсем не помнил, когда у него в последний раз были друзья. Он всю жизнь был одинок и не стремился это исправлять. Холодный, отстранённый, богатенький паренёк. Такие привлекают внимание окружающих только в романтических второсортных сериальчиках. В жизни же такие качества никто не ценил, что в целом Сергея не огорчало.             Устимов протянул свою пятерню для рукопожатия, видимо, так пытаясь заключить некий договор со Штурхалёвым, но тот лишь презрительно смотрел куда-то в сторону. — Иначе учителя узнают, — пропел дразнящим голосом Антон и Серёжа сдался.       Он не мог допустить того, чтобы родители узнали о его вредной привычке, образ прилежного ученика и, несмотря ни на что, нормального сына тут же разрушится, а на светлой коже покажутся новые созвездия синяков и парочка ментальных травм. Серёжу загнали в ловушку, загнали ярко-красные щёки и глубокие карие глаза. — Ладно, — Штурхалёв опускает ладонь в крепкое рукопожатие и еле сдерживает себя от закатывания глаз. — Ну, всё, другалёк, пойдём в школу, а то сейчас придётся перед англичанкой оправдываться, а я даже «Айм сорри, айм лэйт» нормально не скажу, — Антон широким шагом пошёл куда-то в сторону гимназии.       Серёжа немного медлит, задумываясь над тем, стоит ли оно того вообще. Провести целых десять дней с человеком, который вызывает скрип зубов и сжимающиеся кулаки. Но ещё раз взглянув на смазливое личико, (с таким мог конкурировать только сам Штурхалёв) повернувшееся на отставшего товарища, и решил, что живёт он один раз. Надо же всё в жизни попробовать? Правильно же? — Че встал-то?       Правильно.